А.С. Пушкин



      Дантес был статен, красив; на вид ему было в то время лет 20, много 22 
года. Как иностранец, он был по-образованнее нас, пажей, и, как француз, -- 
остроумен, жив, весел. И за ним водились шалости, но совершенно невинные и 
свойственные молодежи, кроме одной, о которой мы узнали гораздо позднее. Не 
знаю, как сказать: он ли жил с Геккерном, или Геккерн жил с ним... В то время в 
высшем обществе было развито бугрство. Судя по тому, что Дантес постоянно 
ухаживал за дамами, надо полагать, что в сношениях с Геккерном он играл только 
пассивную роль. Он был очень красив, и постоянный успех в дамском обществе 
избаловал его: он относился к дамам вообще, как иностранец, смелее, развязнее, 
чем мы, русские, а как избалованный ими, требовательнее, если хотите, нахальнее, 
наглее, чем даже принято в нашем обществе.
      В то время Новая Деревня была модным местом. Мы  (кавалергарды.)  стояли в 
избах, эскадронные учения производились на той земле, где теперь дачки и садики 
1 и 2 линии Новой Деревни. Все высшее общество располагалось на дачах 
поблизости, преимущественно на Черной речке. Дантес часто посещал Пушкина. Он 
ухаживал за Наташей, как и за всеми красавицами (а она была красавица), но вовсе 
не особенно "приударял", как мы тогда выражались, за нею. Частые записочки, 
приносимые Лизой (горничной Пушкиной), ничего не значили: в наше время это было 
в обычае. Пушкин хорошо знал, что Дантес не приударяет за его женой, он вовсе не 
ревновал, но, как он сам выражался, ему Дантес был  противен  своею манерою, 
несколько нахальною, своим языком, менее воздержным, чем следовало с дамами, как 
полагал Пушкин. Надо признаться, при всем уважении к высокому таланту Пушкина, 
это был характер невыносимый. Он все как будто боялся, что его мало уважают, 
недостаточно почета оказывают; мы, конечно, боготворили его музу, а он считал, 
что мы мало перед ним преклоняемся. Манера Дантеса просто оскорбляла его, и он 
не раз высказывал желание отделаться от его посещений. Nathalie не противоречила 
ему в этом. Быть может, даже соглашалась с мужем, но, как набитая дура, не умела 
прекратить свои невинные свидания с Дантесом. Быть может, ей льстило, что 
блестящий кавалергард всегда у ее ног. Когда она начинала говорить Дантесу о 
неудовольствии мужа, Дантес, как повеса, хотел слышать в этом как бы поощрение к 
своему ухаживанию. Если б Nathalie не была так непроходимо глупа, если бы Дантес 
не был так избалован, все кончилось бы ничем, так как в то время, по крайней 
мере, ничего собственно и не было, -- рукопожатие, обнимания, поцелуи, но не 
больше, а это в наше время были вещи обыденные.
      Кн. А. В. ТРУБЕЦКОЙ. Об отношениях Пушкина к Дантесу.  П .  Е. Щеголев. 
Дуэль,  400.

      Ольга Сергеевна  (Павлищева, сестра Пушкина)  рассказала мне, что брат ее 
на замечание о Дантесе (встреченном ею у брата на каменноостровской даче летом 
1836 г.): "как он хорош собой", ответил сестре: "это правда, он хорош, но рот у 
него, хотя и красивый, но чрезвычайно неприятный, и его улыбка мне совсем не 
нравится".
      Л. Н. ПАВЛИЩЕВ. Кончина А. С. Пушкина. СПб.,  изд. Сойкина,  1899, стр. 
II,

      Дантес обладал безукоризненно правильными, красивыми чертами лица, но 
ничего не выражавшими, что называется, стеклянными глазами. Ростом он был выше 
среднего, к которому очень шла полурыцарская, нарядная, кавалергардская форма. К 
счастливой внешности следует прибавить неистощимый запас хвастовства, 
самодовольства, пустейшей болтовни... Дантесом увлекались женщины не особенно 
серьезные и разборчивые, готовые хохотать всякому излагаемому в модных салонах 
вздору,
      Л. Н. ПАВЛИЩЕВ со слов О. С. ПАВЛИЩЕВОЙ.  Л. Павлищев,  421.

      Дантес был молодой человек, не красивый и не безобразный, довольно 
высокого роста, несколько неуклюжий, блондин, с небольшими светлыми усиками. В 
вицмундире он был еще недурен, но, когда надевал парадный мундир и высокие 
ботфорты и в таком наряде появлялся в обществе русских офицеров, его наружности 
едва ли бы кто-нибудь позавидовал. Впрочем, это был bon enfant, как говорится, 
рубаха-парень, веселый, любил карты.
      Д-р СТАНИСЛАВ МОРАВСКИЙ. Воспоминания. Красная  газета,  1928, • 318  
(пол.).

      Дантес по поступлении в полк оказался не только весьма слабым по фронту, 
но и весьма недисциплинированным офицером; таким он оставался в течение всей 
своей службы в полку: то он "садился в экипаж" после развода, тогда как "вообще 
из начальников никто не уезжал"; то он на параде, "как только скомандовано было 
полку вольно, позволил себе курить сигару", то "на линейку бивака, вопреки 
приказанию офицерам не выходить иначе, как в колетах и сюртуках, выходит в 
шлафоре, имея шинель внакидку". На учении "слишком громко поправляет свой 
взвод", что, однако, не мешает ему самому "терять дистанцию" и до команды вольно 
сидеть "совершенно распустившись на седле"; эти упущения Дантес совершает не 
однажды, но они "неоднократно наперед сего замечаемы были". Мы не говорим уже об 
отлучках с дежурства, опаздывании на службу и т. п. ...Число всех взысканий, 
которым был подвергнут Дантес за три года службы в полку, достигает цифры 44.
      С. А. ПАНЧУЛИДЗЕВ. Сборник биографий кавалергардов. СПб., 1908, стр. 77.

      Видный, очень красивый, прекрасно воспитанный, умный, высшего общества 
светский человек, чрезвычайно ценимый, как это я видел за границей, русской 
аристократией. И вел кн. Михаилу Павловичу нравилось его остроумие, и потому он 
любил с ним беседовать. В то время командир полка Гринвальд обыкновенно 
приглашал всех четырех дежурных по полку к себе обедать. Однажды, во время 
обеда, висевшая лампа упала и обрызгала стол маслом. Дантес, вышедший из дома 
генерала, шутя сказал: "Гринвальд nous fait manger de la vache enragee 
assaisonnee d`huile de lampe"<1. Генерал Гринвальд, узнав об этом, перестал 
приглашать дежурных к себе обедать.
      А. И. ЗЛОТНИЦКИЙ. С. А.  Панчулидзев,  77.

      <1Непереводимая игра слов. Дословно: "Гринвальд кормит нас бешеной 
коровой, приправленной ламповым маслом". "Кормить бешеной коровой" -- значит 
"морить голодом".

      Это был столь же ловкий (gewandter), как и умный человек, но обладал 
особенно злым языком, от которого и мне доставалось; его остроты вызывали у 
молодых офицеров смех.
      Ген. Р. Е. ГРИНВАЛЬД. Записки.  С. А. Панчулидзев,  77  (нем.).

      Н. Н. Пантелеев часто вспоминал Дантеса, с которым был одновременно в 
полку, называл его "заносчивым французом".
      С. А. ПАНЧУЛИДЗЕВ, 97.

      Дантес сам рассказывал, что, в бытность свою поручиком Кавалергардского 
полка, русского языка не знал. Он только заучил наизусть с посторонней помощью 
те готовые фразы, без которых нельзя было обойтись при несении службы в 
эскадроне, и ими пользовался в зависимости от обстоятельств. Впрочем, Дантесу не 
было большой нужды в знании чужого языка. В том кругу, куда он был вхож, мало 
говорили по-русски. Правда, по приезде в Петербург он принялся было за занятия 
русским языком, но вскоре оставил их. Леностью он отличался еще в детстве. Этим 
в семье объясняли и пробелы его посредственного образования. Даже французский 
литературный язык давался Дантесу нелегко.
      Вообще же ни в молодости, ни в зрелом возрасте он не проявлял почти 
никакого интереса к литературе. Домашние не припомнят Дантеса в течение всей его 
долгой жизни за чтением какого-нибудь художественного произведения.
      ЛУИ МЕТМАН (внук Дантеса) по записи Я. Б. ПОЛОНСКОГО.  Посл. Новости.  
1930. • 3340.

      Красивой наружности, ловкий, веселый и забавный, болтливый, как все 
французы, Дантес был везде принят дружески, понравился даже Пушкину, дал ему 
прозвание Pacha а trois gueus  (трехбунчужный паша),  когда однажды тот приехал 
на бал с женою и ее двумя сестрами. Скоро он страстно влюбился в г-жу Пушкину. 
Наталья Николаевна, быть может, немного тронутая сим новым обожанием, невзирая 
на то, что искренно любила своего мужа, до такой степени, что даже была очень 
ревнива, или из неосторожного кокетства, казалось, принимала волокитство Дантеса 
с удовольствием. Муж это заметил, было домашнее объяснение; но дамы легко 
забывают на балах данные обещания супругам, и Наталья Николаевна снова принимала 
приглашения Дантеса на долгие танцы, что заставляло ее мужа хмурить брови.
      Н. М. СМИРНОВ. Из памятных заметок.  Рус. Арх.,  1882, I, 233.

      В 1835 и 1836 годах барон Геккерен и усыновленный им барон Дантес часто 
посещали дом Пушкина и дома Карамзиных и князя Вяземского, где Пушкины были как 
свои. Но после одного или двух балов на Минеральных Водах, где были г-жа Пушкина 
и барон Дантес, по Петербургу вдруг разнеслись слухи, что Дантес ухаживает за 
женой Пушкина. Слухи эти долетели и до самого Александра Сергеевича, который 
перестал принимать Дантеса... Когда Пушкин отказал Дантесу от дома, Дантес 
несколько раз писал его жене. Наталья Николаевна все эти письма показывала мужу.
      К. К. ДАНЗАС по записи А. АММОСОВА.  Последние дни Пушкина,  8,10.

      Дантес вошел в салон вашей матери  (Н. Н. Пушкиной),  как многие другие 
офицеры гвардии, посещавшие ее. Он страстно влюбился в нее, и его ухаживание 
переходило границы, которые обычно ставятся в таких случаях. Он оказывал 
внимание исключительно вашей матери, пожирал ее глазами, даже когда он с нею не 
говорил; это было ухаживание, более афишированное, чем это принято обыкновенно .
      Бар. ГУСТАВ ФРИЗЕНГОФ (муж Алекс. Ник. Гончаровой, со слов своей жены) -- 
А. П. АРАПОВОЙ, 14 марта 1887 г.  Красная Нива,  1929, • 24, стр. 10  (фр.).

      При последнем свидании с братом, в 1836 году  (в конце июня)  Ольга 
Сергеевна была поражена его худобою, желтизною лица и расстройством его нервов. 
Александр Сергеевич с трудом уже выносил последовательную беседу, не мог сидеть 
долго на одном месте, вздрагивал от громких звонков, падения предметов на пол; 
письма же распечатывал с волнением; не выносил ни крика детей, ни музыки.
      Л. Н. ПАВЛИЩЕВ, Кончина Пушкина, 87.

      Я так перед тобою виноват, что и не оправдываюсь. Деньги ко мне приходили 
и уходили между пальцами -- я платил чужие долги, выкупал чужие имения, а свои 
долги остались мне на шее. Крайне расстроенные дела сделали меня 
несостоятельным... и я принужден у тебя просить еще отсрочки до осени... Я в 
трауре и не езжу никуда.
      ПУШКИН -- И. А. ЯКОВЛЕВУ, 9 июля 1836 г., Каменный остров.

      Здесь у меня голова кругом идет, думаю приехать в Михайловское, как скоро 
немножко устрою свои дела.
      ПУШКИН -- Н. И. ПАВЛИЩЕВУ, 13 июля 1836 г., из Петербурга,

      Александр Сергеевич, отправляя Льва  (своего брата-офицера, снова 
поступившего на военную службу 13 июня 1836 г.)  на Кавказ (он в то время взял 
на себя управление отцовского имения и уплачивал долги Льва), говорил шутя, 
чтобы Лев сделал его наследником, потому что все случаи смертности на его 
стороне; раз, он едет в край, где чума, потом -- горцы, и наконец, как военный 
холостой человек, он может еще быть убитым на дуэли. Вышло же наоборот: он -- 
женатый, отец семейства, знаменитый, -- погиб жертвою неприличного положения, в 
которое себя поставил ошибочным расчетом, а этот под пулями черкесов беспечно 
пил кахетинское и так же мало потерпел от одних, как от другого!
      АЛ. Н. ВУЛЬФ. Дневник, 21 марта 1842 г.  Л. Майков,  217.

       15 июля 1836 г.  Сегодня был у меня Александр Сергеевич; он привез с 
собою мою рукопись, переписанную так, чтобы ее можно было читать... Отдавая мне 
рукопись, Пушкин имел очень озабоченный вид; я спросила о причине: "Ах, у меня 
такая пропасть дел, что голова идет кругом!.. позвольте мне оставить вас; я 
должен быть еще в двадцати местах до обеда". Он уехал.
      Две недели Александр Сергеевич не был у меня; рукопись моя лежит! Пора бы 
пустить ее в дело!.. Я поехала сама на дачу к Пушкину; его нет дома. -- "Вы 
напрасно хотите обременить Пушкина изданием ваших записок, -- сказал мне 
Плетнев. -- Разумеется, он столько вежлив, что возьмется за эти хлопоты, и 
возьмется очень радушно; но поверьте, что это будет для него величайшим 
затруднением; он со своими собственными делами не успевает управляться, такое их 
множество, где же ему набирать дел еще и от других! Если вам издание ваших 
записок к спеху, то займитесь ими сами или поручите кому другому".
      Мне казалось, что Александр Сергеевич был очень доволен, когда я сказала, 
что боюсь слишком обременить его, поручая ему издание моих записок, и что прошу 
его позволить мне передать этот труд моему родственнику. Вежливый поэт сохранил 
однако ж обычную форму в таких случаях. Он отвечал, что брался за это дело очень 
охотно, вовсе не считая его обременением для себя; но если я хочу сделать эту 
честь кому другому, то он не смеет противиться моей воле.
      АЛЕКСАНДРОВ (Н. А. ДУРОВА), Год жизни в Петербурге. СПб., 1838, стр. 46 -- 
48.

      8 августа 1836 г. взято Пушкиным у Шишкина 7060 руб. под залог шалей, 
жемчуга и серебра.
      Б. Л. МОДЗАЛЕВСКИЙ. Архив опеки над имуществом Пушкина.  П-н и его совр-
ки,  XIII, 98.

      По кончине Надежды Осиповны  (матери Пушкина),  Александр Сергеевич хотел 
купить  (у сонаследников)  Михайловское за 40 тысяч, побывав сначала в деревне. 
Дело было бы кончено, если бы у Ал. Серг-ча случились на то время деньги. Между 
тем нам надо было ехать в Варшаву, а денег ни гроша, Ал. Серг-ч дает нам тысячу 
рублей и говорит: "ступайте в деревню, там найдете денег, чтобы добраться в 
Варшаву". Вместе с тем просит меня заглянуть в хозяйство и пишет управителю 
слушаться моих приказаний. Найдя в Михайловском большие злоупотребления, а пуще 
всего ни зерна в амбаре, я прогнал управителя, посадил старосту и принялся сам 
хозяйничать, тем более, что наступило время жатвы и посева  (в августе 1836 г.).  
Обо всем этом я тотчас оповестил Ал. Серг-ча.
      Н. И. ПАВЛИЩЕВ (зять Пушкина). Записка о сельце Михайловском и моем 
управлении.  П-н и его совр-ки.  XIII, 129.

      6-го уехал от нас Ник. Игн.  (Шениг).  Он заменил Пушкина в сердце Маши  
(Марии Ивановны, младшей сестры Евпр. Н-вны).  Она целые три дня плакала об его 
отъезде и отдает ему такое преимущество над поэтом, что и сравнивать их не 
хочет... Я рада этой перемене: Ник. Игн. никогда не воспользуется этим 
благорасположением, что об Пушкине никак нельзя сказать.
      Бар. ЕВПР. Н. ВРЕВСКАЯ -- брату А. Н. ВУЛЬФУ, 10 сент. 1836 г.  П-н и его 
совр-ки,  XIX -- XX, 108.

      (1836 г., 1 сент.)  (Квартира Пушкина в доме Волконской, у Певческого 
моста, 2-й Адмиралтейской ч. 1-го квартала под • 7).  Всего от одних ворот до 
других, нижнего этажа, из одиннадцати комнат состоящего, со службами: кухнею и 
при ней комнатою в подвальном этаже, взойдя на двор направо: конюшнею на 6 
стойлов, сараем, сеновалом, местом в леднике и на чердаке и сухим для вин 
погребом, сверх того -- с двумя комнатами и прачечною, взойдя на двор налево в 
подвальном этаже во втором проходе, с платою за 4300 р. асс. в год.
      КОНТРАКТ НА НАЕМ КВАРТИРЫ.  П-н и его совр.,  XIII, 95.

      В 1836 г., осенью, я как-то ехал с Каменного Острова в коляске с А. С. 
Пушкиным. На Троицком мосту мы встретились с одним мне незнакомым господином, с 
которым Пушкин дружески раскланялся. Я спросил имя господина.
      -- Барков, ex-diplomat, habitue//бывший дипломат, завсегдатай  (фр.) // 
Воронцовых, -- отвечал Пушкин и, заметив, что имя это мне вовсе неизвестно, с 
видимым удивлением сказал мне:
      -- Вы не знаете стихов однофамильца Баркова и собираетесь вступить в 
университет? Это курьезно. Барков -- это одно из знаменитейших лиц в русской 
литературе... Первые книги, которые выйдут в России без цензуры, будет полное 
собрание стихотворений Баркова...
      Вообще в это время Пушкин как будто систематически действовал на мое 
воображение, чтобы обратить мое внимание на прекрасный пол и убедить меня в 
важном значении для мужчины способности приковывать внимание женщин. Пушкин 
поучал меня, что вся задача жизни заключается в этом: все на земле творится, 
чтобы обратить на себя внимание женщин. Не довольствуясь поэтическою мыслью, он 
учил меня, что в этом деле не следует останавливаться на первом шагу... Он 
постоянно давал мне наставление об обращении с женщинами.
      В то же время Пушкин сильно отговаривал меня от поступления в университет 
и утверждал, что я в университете ничему научиться не могу. Однажды, соглашаясь 
с его враждебным взглядом на высшее у нас преподавание наук, я сказал Пушкину, 
что поступаю в университет исключительно для изучения людей. Пушкин расхохотался 
и сказал: "В университете людей не изучишь, да едва ли их можно изучить в 
течение всей жизни. Все, что вы можете приобрести в университете, -- это то, что 
вы свыкнетесь жить с людьми, и это много. Если вы так смотрите на вещи, то 
поступайте в университет; но едва ли вы в том не раскаетесь!"
      С другой стороны, Пушкин постоянно и настойчиво указывал мне на 
недостаточное мое знакомство с текстами священного писания и убедительно 
настаивал на чтении книг Ветхого и Нового завета.
      Для нашего поколения, воспитывавшегося в царствование Николая Павловича, 
выходки Пушкина уже казались дикими. Пушкин и его друзья, воспитанные во время 
Наполеоновских войн, под влиянием героического разгула представителей этой 
эпохи, щеголяли воинским удальством и каким-то презрением к требованиям 
гражданского строя. Пушкин как будто дорожил последними отголосками беззаветного 
удальства, видя в них последние проявления заживо схороняемой самобытной жизни.
      Из сочинений Пушкина за это время неизгладимое впечатление произвела 
прочитанная им самим "Капитанская дочка" и ненапечатанный монолог обезумевшего 
чиновника перед Медным Всадником. Монолог этот, содержащий около тридцати 
стихов, произвел при чтении потрясающее впечатление, и не верится, чтобы он не 
сохранился в целости. В бумагах отца моего сохранились многие подлинные 
стихотворения Пушкина и копии, но монолога не сохранилось, весьма может быть 
потому, что в монологе слишком энергически звучала ненависть к европейской 
цивилизации. Мне все кажется, что великолепный монолог таится вследствие каких-
либо тенденциозных соображений; ибо трудно допустить, чтобы изо всех людей, 
слышавших проклятие, никто не попросил Пушкина дать списать эти тридцать -- 
сорок стихов. Я думал об этом, и не смел просить, вполне сознавая, что мое 
юношество не внушает доверия. Я помню впечатление, произведенное на одного из 
слушателей, Аркадия Осиповича Россети, и мне как будто помнится, он уверял меня, 
что снимет копию для будущего времени.
      Кн. ПАВЕЛ ВЯЗЕМСКИЙ. Собр. соч., 545 -- 548.

      В сентябре Пушкин приехал в Академию Художеств с женою Натальей 
Николаевной на нашу сентябрьскую выставку картин. Узнав, что Пушкин на выставке 
и прошел в Античную галерею, мы, ученики, побежали туда и толпой окружили 
любимого поэта. Он под руку с женою стоял перед картиной художника Лебедева, 
даровитого пейзажиста, и долго рассматривал и восхищался ею. Инспектор Академии, 
Крутов, который его сопровождал, искал всюду Лебедева, чтобы представить 
Пушкину, но Лебедева не оказалось нигде. Тогда, увидев меня, он взял меня за 
руку и представил Пушкину, как получившего тогда золотую медаль (я оканчивал в 
тот год Академию).
      Пушкин ласково спросил меня, где мои картины. Я показал их. Как теперь 
помнится, то были "Облака с Ораниенбаумского берега" и другая -- "Группа 
чухонцев". Узнав, что я -- крымский уроженец, Пушкин спросил: "а из какого же 
города?" Затем он заинтересовался, давно ли я здесь и не болею ли на севере... 
Помню, в чем .была красавица-жена. На ней было изящное белое платье, бархатный 
черный корсаж с переплетенными черными тесемками, а на голове большая палевая 
соломенная шляпа. На руках у нее были большие белые перчатки. Мы, все ученики, 
проводили дорогих гостей до подъезда.
      И. К. АЙВАЗОВСКИЙ.  Одесские Новости,  1899, •4637.

       (На октябрьской выставке в Академии Художеств).  Поэт Пушкин, при первом 
взгляде на группу (?) Пименова  ("Мальчик, играющий в бабки")  сказал:
      -- Слава богу! Наконец и скульптура в России явилась народная.
      Президент А. Н. Оленин указал ему художника. Пушкин пожал руку Пименова, 
назвав его  собратом.  Долго всматриваясь и отходя на разные расстояния, поэт в 
заключение вынул записную книжку и тут же написал экспромт:
      Юноша трижды шагнул, наклонился, рукой о колено
      Бодро оперся, другой поднял меткую кость.
      Вот уж прицелился... Прочь! раздайся, народ любопытный,
      Врозь расступись; не мешай русской удалой игре.
      Написанный листок вручен самим поэтом художнику, с новым пожатием и 
приглашением к себе. Об этой встрече с поэтом Пименов любил рассказывать с 
жаром, и при этом навертывались у него слезы, -- "как у Пушкина, когда пожимал 
он обеими руками мою правую руку", -- говорил нам сам артист, заметив свое 
волнение.
      П. Н. ПЕТРОВ.  Н. С. Пименов, профессор скульптуры.  СПб., 1883, стр. 5.

      . Вскоре после моего возвращения в Петербург, вечером, ко мне пришел 
Пушкин и звал к себе ужинать. Я был не в духе, не хотел идти и долго 
отнекивался, но он меня переупрямил и утащил с собою. Дети его уже спали. Он их 
будил и выносил ко мне поодиночке на руках. Это не шло к нему, было грустно и 
рисовало передо мною картину натянутого семейного счастья. Я не утерпел и 
спросил его: "На кой черт ты женился?" Он мне отвечал: "Я хотел ехать за 
границу, а меня не пустили, я попал в такое положение, что не знал, что делать, 
и женился".
      К. П. БРЮЛЛОВ в передаче М. И. ЖЕЛЕЗНОВА. М. Железнов. Заметка о К. П, 
Брюллове.  Живоп. Обозр.,  1898, • 31. стр. 625<1.

      <1Брюллов приехал в Петербург в конце весны 1836 г., когда Пушкин жил на 
даче, на Каменном острове. По-видимому, описанная встреча произошла осенью, по 
приезде Пушкина в город.

      Как известно, денежное расстройство держало Пушкина в том раздражительном 
состоянии, которое отчасти было одною из причин его гибели. Осенью 1836 г. он 
думал покинуть Петербург и поселиться совсем в Михайловском; по словам Нащокина, 
Наталья Николаевна соглашалась на это, но ему не на что было перебраться туда с 
большою семьей, и Пушкин умолял о присылке пяти тысяч рублей, которых у Нащокина 
на эту пору не случилось.
      П. И. БАРТЕНЕВ. А. С. Пушкин: Сборник I. М., 1881, стр. 192.

      Нащокин глубоко жалеет, что не дал ему пяти тысяч, которые у него тогда 
были. Но Пушкин, будучи очень деликатен, не просил их у него прямо.
      П. И. БАРТЕНЕВ.  Рассказы о Пушкине,  62.

      Пора, мой друг, пора! покоя сердце просит --
      Летят за днями дни, и каждый час уносит
      Частичку бытия, а мы с тобой вдвоем
      Предполагаем жить, и глядь -- как раз -- умрем.
      На свете щастья нет, но есть покой и воля.
      Давно завидная мечта.ется мне доля --
      Давно, усталый раб, замыслил я побег
      В обитель дальную трудов и чистых нег.
      Юность не имеет нужды в at home  (домашнем очаге),  зрелый возраст 
ужасается своего уединения. Блажен кто находит подругу -- тогда удались он 
домой.
      О скоро ли перенесу я мои пенаты в деревню -- поля, сад, крестьяне, книги; 
труды поэтические -- семья, любовь etc. -- религия, смерть.
      Неизданный Пушкин.  Собрание А. Ф. Онегина. "Атеней",  1922, стр. 137, 
138.

       (Осенью 1836 г.). (В частной картинной галерее).  Я натолкнулась на 
фигуру, которая показалась мне очень знакома... При втором взгляде я узнала 
Пушкина. Я воображала его черным брюнетом, но его волосы не темнее моих, -- 
длинные, непричесанные, маленький ростом, с заросшим лицом, некрасив, только 
глаза, как угли, блестят в беспрерывном движении. Я, разумеется, забыла картину, 
чтобы смотреть на него. И он, кажется, это заметил, несколько раз, взглядывая на 
меня, улыбался, видно, на моем лице изображалось какое-то adoration (обожание).
      ЕЛ. А. ГАН -- сестре своей ЕК. А. ВИТТЕ, осенью 1836 г.  Рус. Стар.,  
1836, т. 51, стр. 353.

      Опекой над детьми и имуществом Пушкина всего уплачено долгов Пушкина по 50 
счетам около 120 000 р. Прочитывая дело опеки об уплате долгов Пушкина, можно 
наглядно видеть, в каких тисках материальной необеспеченности был поэт в 
последние годы своей жизни, насколько тяжело было его финансовое положение, из 
которого, по-видимому, не было исхода... Векселя, выданные разным частным лицам, 
требования об уплате долгов со стороны многочисленных кредиторов, начиная от 
книгопродавца и кончая лавочником, поставлявшим поэту провизию; заклад 
ростовщику Шишкину шалей, жемчуга и даже чужого серебра; долг даже собственному 
камердинеру, -- все это дорисовывает ту поистине трагическую обстановку, в 
которой должен был жить поэт.
      Среди вещей, заложенных Пушкиным, было и серебро, принадлежащее его 
свояченице, фрейлине Александре Ник. Гончаровой, а также 30 фунтов серебра, 
принадлежащего С. А. Соболевскому.
      Б. Л. МОДЗАЛЕВСКИЙ, Архив опеки над детьми и имуществом Пушкина.  П-н и 
его совр-ка,  вып. XIII, стр. 97,98,109.

      В. И. М-ч рассказал мне, со слов Н. П. Семенова, члена Госуд. совета, о 
следующем случае: приехав молодым в Петербург, Н. П. Семенов с кем-то из своих 
родственников  (цензором В. Н. Семеновым)  шел по улице и вдруг услышал вдали 
шум. Показалась толпа народа; родственник Семенова предупредил его, что они 
сейчас встретят императора Николая Павловича; но оказалось, что толпа 
сопровождала Пушкина, которому при этом кричали: "Браво, Пушкин!", аплодировали 
и т. п.
      А. И. МАРКЕВИЧ. Пушкинские заметки.  П-н и его совр-ки,  вып. III, стр. 
105.

      Уже незадолго перед смертию Пушкин в Александровском театре сидел рядом с 
двумя молодыми людьми, которые беспрестанно, кстати и некстати, аплодировали 
Асенковой, в то время знаменитой актрисе. Не зная Пушкина и видя, что он 
равнодушен к игре их любимицы, они начали шептаться и заключили довольно громко, 
что сосед их дурак. Пушкин, обратившись к ним, сказал:
      -- Вы, господа, назвали меня дураком; я -- Пушкин и дал бы теперь же 
каждому из вас по оплеухе, да не хочу: Асенкова подумает, что я ей аплодирую.
      (М. М. ПОПОВ).  Рус. Старина,  1874, • 8, 686.

       (Тот же анекдот о воздержании Пушкина от пощечины из боязни, чтоб ее не 
приняли за аплодисмент Асенковой, несколько в иной редакции рассказан И. М. 
Снегиревым в его дневнике под 23 сент. 1836 г -- Рус. Арх., 1902, III, 182).
      Дед мой, барон В. К. Клодт, передавал мне факт, относящийся к последним 
годам Пушкина, когда поэта травили его светские недруги. Как-то он обедал у Н. 
И. Греча. Приехал Пушкин. Только что сели за стол и подали суп, как вошел слуга 
и подал Пушкину какое-то письмо. Пушкин нервно сорвал конверт и с видимой 
тревогой стал пробегать письмо. На это хозяйка, жена Греча, очень резко заметила 
Пушкину по-французски приблизительно в том смысле, что "вероятно, письмо очень 
любопытное, если monsieur Пушкин даже забывает из-за него о приличии". Пушкин 
побледнел, встал и вышел.
      И. Л. ЩЕГОЛЕВ. Новое о Пушкине. СПб., 1902, стр. 31.

      Когда появился "Полководец", Пушкин спрашивал молодого Россета (учившегося 
в Пажеском корпусе), как находят эти стихи в его кругу, между военною молодежью, 
и прибавил, что он не дорожит мнением знатного, светского общества.
      А. О. РОССЕТ по записи БАРТЕНЕВА.  Рус. Арх.,  1882, I, 245.

      Возвратившись в октябре в Петербург, жил я у тетки Васильчиковой. Пушкин, 
увидев меня у Вяземских, отвел в сторону и сказал: "не говорите моей жене о 
письме". Она спросила меня своим волшебным голосом извинения. Все было забыто.  
(Речь об извинительном письме, которое Сологуб, по требованию Пушкина, написал 
его жене в мае 1836 г., -- см. выше).
      Гр. В. А. СОЛОГУБ. Записка, бывшая в распоряжении Анненкова.  Б. 
Модзалевский. Пушкин,  376.

      Почти каждый день ходили мы с Пушкиным гулять по толкучему рынку, покупали 
там сайки, потом, возвращаясь по Невскому проспекту, предлагали эти сайки 
светским разряженным щеголям, которые бегали от нас с ужасом. Вечером мы 
встречались у Карамзиных, у Вяземских, у князя Одоевского и на светских балах. 
Отношения его к Дантесу были уже весьма недружелюбные. Однажды, на вечере у 
князя Вяземского, он вдруг сказал, что Дантес носит перстень с изображением 
обезьяны. Дантес был тогда легитимистом и носил на руке портрет Генриха V.
      -- Посмотрите на эти черты, -- воскликнул тотчас Дантес, -- похожи ли они 
на г. Пушкина?
      Размен невежливости остался без последствия. Пушкин говорил отрывисто и 
едко. Скажет, бывало, колкую эпиграмму и вдруг зальется звонким добродушным, 
детским смехом, выказывая два ряда белых арабских зубов. В сущности Пушкин был 
до крайности несчастлив, и главное его несчастие заключалось в том, что он жил в 
Петербурге и жил светской жизнью, его убившей. Пушкин находился в среде, над 
которой не мог не чувствовать своего превосходства, а между тем, в то же время 
чувствовал себя почти постоянно униженным и по достатку, и по значению в этой 
аристократической сфере, к которой он имел, как я сказал выше, какое-то 
непостижимое пристрастие. Когда при разъездах кричали: -- Карету Пушкина! -- 
Какого Пушкина? -- Сочинителя! -- Пушкин обижался, конечно, не за название, а за 
то пренебрежение, которое оказывалось к названию. За это и он оказывал наружное 
будто бы пренебрежение к некоторым светским условиям, не следовал моде и ездил 
на балы в черном галстуке, в двубортном жилете, с откидными, ненакрахмаленными 
воротничками, подражая, быть может, невольно байроновскому джентльменству; 
прочим же условиям он подчинялся. Жена его была красавица, украшение всех 
собраний и следовательно предмет зависти всех ее сверстниц. Для того, чтоб 
приглашать ее на балы, Пушкин пожалован был камер-юнкером. Певец свободы, 
наряженный в придворный мундир, для сопутствования жене-красавице, играл роль 
жалкую, едва ли не смешную. Пушкин был не Пушкин, а царедворец и муж. Это он 
чувствовал глубоко. К тому же светская жизнь требовала значительных издержек, на 
которые у Пушкина часто не доставало средств. Эти средства он хотел пополнить 
игрою, но постоянно проигрывал, как все люди, нуждающиеся в выигрыше. Наконец, 
он имел много литературных врагов, которые не давали ему покоя и уязвляли его 
раздражительное самолюбие, провозглашая с свойственной этим господам 
самоуверенностью, что Пушкин ослабел, исписался, что было совершенно ложь, но 
ложь все-таки обидная. Пушкин возражал с свойственной ему сокрушительной 
едкостью, но не умел приобрести необходимо


го для писателя равнодушия к печатным оскорблениям. Журнал его, "Современник", 
шел плохо. Пушкин не был рожден журналистом. В свете его не любили, потому что 
боялись его эпиграмм, на которые он не скупился, и за них он нажил себе в целых 
семействах, в целых партиях врагов непримиримых. В семействе он был счастлив, 
насколько может быть счастлив поэт, не рожденный для семейной жизни. Он обожал 
жену, гордился ее красотой и был в ней вполне уверен. Он ревновал к ней не 
потому, что в ней сомневался, а потому, что страшился светской молвы, страшился 
сделаться еще более смешным перед светским мнением. Эта боязнь была причиной его 
смерти, а не г. Дантес, которого бояться ему было нечего. Он вступался не за 
обиду, которой не было, а боялся огласки, боялся молвы, и видел в Дантесе не 
серьезного соперника, не посягателя на его настоящую честь, а посягателя на его 
имя, и этого он не перенес.
      Гр. В. А. СОЛОГУБ. Воспоминания, 175 -- 178.

      Пушкин сам виноват был: он открыто ухаживал сначала за Смирновою, потом за 
Свистуновою (ур. гр. Сологуб). Жена сначала страшно ревновала, потом стала 
равнодушна и привыкла к неверностям мужа. Сама оставалась ему верна, и все 
обходилось легко и ветрено.
      Кн. Вяземская предупреждала Пушкину относительно последствий ее обращения 
с Геккерном. "Я люблю вас, как своих дочерей. Подумайте, чем это может 
кончиться!" -- "Мне с ним весело. Он мне просто нравится. Будет то же, что было 
два года сряду".
      Влюбленная в Геккерна, высокая, рослая старшая сестра Екатерина Николаевна 
нарочно устраивала свидания Натальи Николаевны с Геккерном, чтобы только 
повидать предмет своей тайной страсти.
      Кн. В. Ф. ВЯЗЕМСКАЯ по записи БАРТЕНЕВА.  Рус. Арх..  1888, II, 305 -- 
307.

      В зиму 1836 -- 1837 года мне как-то раз случилось пройтись несколько шагов 
по Невскому проспекту с Н. Н. Пушкиной, сестрой ее Е. Н. Гончаровой и молодым 
Геккерном  (Дантесом);  в эту самую минуту Пушкин промчался мимо нас, как вихрь, 
не оглядываясь, и мгновенно исчез в толпе гуляющих. Выражение лица его было 
страшно. Для меня это было первый признак разразившейся драмы .
      Кн. ПАВЕЛ ВЯЗЕМСКИЙ. Собр. соч., 555.

      Я здесь меньше о Пушкине слышу, чем в Тригорском даже; об жене его гораздо 
больше говорят еще, чем об нем; от времени до времени я постоянно слышу, как 
кто-нибудь кричит об ее красоте.
      АН. Н. ВУЛЬФ -- бар. Е. Н. ВРЕВСКОЙ, 10 окт. 1836 г., из Петербурга.  П-н 
и его совр-ка,  XXI -- XXII, 341  (фр.-рус.).

      Праздновали двадцатипятилетие лицея Юдин, Мясоедов, Гревениц, Яковлев, 
Мартынов, Модест Корф, А. Пушкин, Алексей Илличевский, С. Комовский, Ф. Стевен, 
К. Данзас.
      Собрались вышеупомянутые господа лицейские в доме у Яковлева и пировали 
следующим образом: 1) обедали вкусно и шумно, 2) выпили три здоровья (по 
заморскому toasts): а) за двадцатипятилетие лицея, б) за благоденствие лицея, с) 
за здоровье отсутствующих, 3) читали письма, писанные некогда отсутствующим 
братом Кюхельбекером к одному из товарищей, 4) читали старинные протоколы и 
песни и проч. бумаги, хранящиеся в архиве лицейском у старосты Яковлева, 5) 
поминали лицейскую старину, 6) пели национальные песни, 7) Пушкин начинал читать 
стихи на 25-летие лицея, но всех стихов не припомнил и кроме того отозвался, что 
он их не докончил, но обещал докончить, списать и приобщить в оригинале к 
сегодняшнему протоколу.
      Примечание. Собрались все в половине пятого часа, разошлись в половине 
десятого.
      ПРОТОКОЛ ПРАЗДНОВАНИЯ 25-ЛЕТНЕЙ ГОДОВЩИНЫ ОСНОВАНИЯ ЛИЦЕЯ, 19 октября 1836 
г.  П-н и его совр-ки,  XIII, 60.

      Один из лицейских товарищей Пушкина передал нам. Известно, что 
воспитанники лицея собирались 19 октября к одному из товарищей, читали стихи, 
беседовали о прошлом и записывали слова и речи присутствующих, обозначая 
последних школьными именами и указывая, где находились те из них, кого не было 
налицо. По обыкновению, и к 1836 г. Пушкин приготовил лирическую песнь, но не 
успел ее докончить. В день праздника он извинился перед товарищами, что прочтет 
им пьесу, не вполне доделанную, развернул лист бумаги, помолчал немного и только 
что начал, при всеобщей тишине:
      Была пора: наш праздник молодой
      Сиял, шумел и розами венчался... _
      как слезы покатились из глаз его. Он положил бумагу на стол и отошел в 
угол комнаты, на диван... Другой товарищ уже прочел за него последнюю лицейскую 
годовщину.
      П. В. АННЕНКОВ.  Материалы,  417.

      По свидетельству М. Л. Яковлева, поэт только что начал читать первую 
строфу, как слезы полились из его глаз, и он не мог продолжать чтения... Пушкин 
читал наизусть и, следовательно, никто не мог дочитать его стихов.
      В. П. ГАЕВСКИЙ. Празднование лицейских годовщин.  Отеч. Записки,  1861, т. 
139, стр. 38.

      19 число праздновалось, по обыкновению, между нами... Приметно стареем мы! 
Никто лишнего уже не пьет, никто с избытком сердца уже не веселится. Впрочем, 
время провели мы весьма приятно. -- Все разошлись чинно в десятом часу. -- 
Пушкин было начинал стихи на 25-летие, но не вспомнил. Обещал их докончить и 
доставить. Проходит месяц, а обещание еще не выполнено. Боюсь -- обманет.
      М. Л. ЯКОВЛЕВ -- В. Д. ВОЛЬХОВСКОМУ, 24 ноября 1836 г.  Н. Гастфрейнд. 
Товарищи Пушкина по царскосельскому лицею.  СПб., 1912, т. I, стр. 155,

      Не знаю ничего про сестру, которая из деревни уехала больною. Муж ее, 
выводивший меня сначала из терпения совершенно бесполезными письмами, не подает 
более признаков жизни теперь, когда речь идет об устройстве его дел. Леон  (Лев 
Сергеевич, младший брат поэта)  вступил в службу и просит у меня денег; я сам в 
очень расстроенных обстоятельствах, обременен многочисленным семейством, содержа 
его трудами и не смея заглядывать в будущее. -- Я рассчитывал съездить в 
Михайловское и не мог. Это расстраивает меня по крайней мере еще на год. В 
деревне я бы много работал, -- здесь я ничего не делаю, как только раздражаюсь 
до желчи.
      ПУШКИН -- отцу своему С. Л. ПУШКИНУ, 20 окт. 1836 г., из Петербурга.  П-н 
и его совр-ки,  XXXVII, 2  (фр.).

       (У Жуковского.) --  Помню я собрань
      Под его гостеприимным кровом, --
      Вечера субботние: рекою
      Наплывали гости, и являлс
      Он, -- чернокудрявый, огнеокий,
      Пламенный Онегина создатель,
      И его веселый, громкий хохот
      Часто был шагов его предтечей;
      Меткий ум сверкал в его рассказе,
      Быстродвижные черты лица
      Изменялись непрерывно; губы,
      И в молчаньи, жизненным движеньем
      Обличали вечную кипучесть
      Зоркой мысли. Часто едкой злостью
      Острие играющего слова
      Оправлял он; но и этой злости
      Было прямодушие основой, --
      Благородство творческой души,
      Мучимой, тревожимой, язвимой
      Низкими явленьями сей жизни.
      В. Г. БЕНЕДИКТОВ. Воспоминание.  В. Каллаш. Русские поэты о Пушкине,  118.

      Старик Геккерен был человек хитрый, расчетливый еще более, чем развратный; 
молодой же Геккерен был человек практический, дюжинный, добрый малый, балагур, 
вовсе не ловелас, ни дон-жуан, а приехавший в Россию сделать карьеру. 
Волокитство его не нарушало никаких великосветских петербургских приличий.
      Кн. П. П. ВЯЗЕМСКИЙ.  Собр. соч.,  558.

      Старик барон Геккерен был известен распутством. Он окружал себя молодыми 
людьми наглого разврата и охотниками до любовных сплетен и всяческих интриг по 
этой части; в числе их находились кн. Петр Долгоруков и граф Л. С.
      Кн. В. Ф. ВЯЗЕМСКАЯ по записи БАРТЕНЕВА.  Рус. Арх.,  1888, II, 305.

      Геккерен -- низенький старик, всегда улыбающийся, отпускающий шуточки, во 
все мешающийся.
      АРК. О. РОССЕТ.  Рус. Арх.,  1882, I, 246.

      Граф А-н как-то сказал барону Дантесу:
      -- D`antes, on vous dit un homme a bonnes fortunes  (Дантес, про вас 
говорят, что вам очень везет).
      --  Mariez vous, m-r le comte, et je vous le prouverai  (женитесь, граф, и 
я вам это докажу)!
      А. МЕРДЕР.  Рус. Стар,  1902, т. 112, стр. 602.

      От 19 до 27 октября 1836 г. Дантес был болен.
      В. В. НИКОЛЬСКИЙ (по данным архива Кавалергардского полка).  В. 
Никольский. Идеалы Пушкина.  СПб., изд. 4, 1899, стр. 129.

      Пушкина чувствовала к Геккерену  (Дантесу)  род признательности за то, что 
он постоянно занимал ее и старался быть ей приятным.
      П. И. БАРТЕНЕВ со слов кн-ни В. Ф. ВЯЗЕМСКОЙ.  Рус. Арх.,  1888, II, 311.

      Прелестная жена, которая любила славу своего мужа более для успехов своих 
в свете, предпочитала блеск и бальную залу всей поэзии в мире и, по странному 
противоречию, пользуясь всеми плодами литературной известности Пушкина, 
исподтишка немножко гнушалась тем, что она, светская женщина par excellence//по 
преимуществу  (фр.) // -- привязана к мужу homme de lettres//литератору  (фр.) 
//, -- эта жена, с семейственными и хозяйственными хлопотами, привела к Пушкину 
ревность и отогнала его музу.
      Гр. М. А. КОРФ. Записка. Я.  Грот,  251.

      Жена его любила мужа вовсе  не для успехов своих в свете  и немало не  
гнушалась  тем, что была женою d`un homme de lettres. В ней вовсе не было 
чванства, да и по рождению своему не принадлежала она высшему аристократическому 
кругу.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ. Примечания к "Записке" М. А. Корфа.  Собр. соч. П. П. 
Вяземского,  493.

      Наталью Николаевну звали "ame de dentelles"  (кружевная душа).
      П. И. БАРТЕНЕВ.  Рус. Арх.,  1908, III, 295,

      Посылая довольно часто к г-же Пушкиной книги и театральные билеты при 
коротких записках, полагаю, что в числе оных находились некоторые, коих 
выражения могли возбудить его щекотливость, как мужа... Выше помянутые записки и 
билеты были мною посылаемы г-же Пушкиной прежде, нежели я был женихом.
      ЖОРЖ ГЕККЕРЕН (ДАНТЕС). Показание перед военным судом, 10 февраля 1837 г.  
Дуэль Пушкина. Подлинное военносудное дело.  СПб., 1900, стр. 61.

      H. H. Пушкина бывала очень часто у Вяземских, и всякий раз, как она 
приезжала, являлся и Геккерен, про которого уже знали, да и он сам не скрывал, 
что Пушкина очень ему нравится. Сберегая честь своего дома, княгиня напрямик 
объявила нахалу-французу, что она просит его свои ухаживания за женою Пушкина 
производить где-нибудь в другом доме. Через несколько времени он опять приезжает 
вечером и не отходит от Натальи Николаевны. Тогда княгиня сказала ему, что ей 
остается одно -- приказать швейцару, коль скоро у подъезда их будет несколько 
карет, не принимать г-на Геккерена. После этого он прекратил свои посещения, и 
свидания его с Пушкиной происходили уже у Карамзиных.
      П. И. БАРТЕНЕВ со слов кн-ни В. Ф. ВЯЗЕМСКОЙ  Рус. Арх.,  1888, II, 308.

      Кн. Вяземский сказал Дантесу, что не может принимать его вместе с 
Пушкиным. Он опять явился. Тогда княгиня Вяземская напрямик ему объявила, что он 
рискует увидеть карету у ее подъезда и услышать от швейцара, что их нет дома.
      П. И. БАРТЕНЕВ.  Рус. Арх.,  1906, III, 619.  478

      Старик Геккерен всячески заманивал Наталью Николаевну на скользкий путь. 
Едва ей удастся избегнуть встречи с ним, как, всюду преследуя ее, он, как тень, 
вырастает опять перед ней, искусно находя случаи нашептывать ей о безумной любви 
сына, способного, в порыве отчаяния, наложить на себя руки, описывая картины его 
мук и негодуя на ее холодность и бессердечие. Раз, на балу в Дворянском 
Собрании, полагая, что почва уже достаточно подготовлена, он настойчиво принялся 
излагать ей целый план бегства за границу, обдуманный до мельчайших 
подробностей, под его дипломатической эгидой... Вернувшись с бала, Наталья 
Николаевна, еще кипевшая негодованием, передала Александре Николаевне это 
позорное предложение.
      Есть повод думать, что барон продолжал роковым образом руководить 
событиями. Вероятно, до сведения Натальи Николаевны дошло и письмо его к одной 
даме, препровожденное в аудиториат во время следствия о дуэли Пушкина, где, 
пытаясь обелить сына, он набрасывает гнусную тень на ее поведение с прозрачными 
намеками на существовавшую между ними связь.
      А. П. АРАПОВА.  Новое Время,  • 11416, иллюстр. прил., стр. 7.

      Старый Геккерен написал Наталье Николаевне письмо, чтоб убедить ее 
оставить своего мужа и выйти за его приемного сына. Александрина вспоминает, что 
Н. Н-на отвечала на это решительным отказом, но она уже не помнит, было ли это 
сделано устно или письменно.
      Бар. ГУСТАВ ФРИЗЕНГОФ (со слов своей жены АЛ. НИК. ГОНЧАРОВОЙ) -- А. П. 
АРАПОВОЙ.  Красная Нива,  1929, • 24, стр. 10  (фр.).

      Я якобы подстрекал моего сына к ухаживаниям за г-жею Пушкиной! Обращаюсь к 
ней самой по этому поводу. Пусть она покажет под присягой, что ей известно, и 
обвинение падет само собой. Она сама сможет засвидетельствовать, сколько раз 
предостерегал я ее от пропасти, в которую она летела, она скажет, что в своих 
разговорах с нею я доводил свою откровенность до выражений, которые должны были 
ее оскорбить, но вместе с тем и открыть ей глаза; по крайней мере, я на это 
надеялся.
      Если г-жа Пушкина откажет мне в своем признании, то я обращусь к 
свидетельству двух особ, двух дам, высокопоставленных и бывших поверенными всех 
моих тревог, которым я день за днем давал отчет во всех моих усилиях порвать эту 
несчастную связь.
      Мне возразят, что я должен бы был повлиять на сына? Г-жа Пушкина и на это 
могла бы дать удовлетворительный ответ, воспроизведя письмо, написать которое я 
потребовал от сына, -- письмо, адресованное к ней, в котором он заявлял, что 
отказывается от каких бы то ни было видов на нее. Письмо отнес я сам и вручил 
его в собственные руки. Г-жа Пушкина воспользовалась им, чтобы доказать мужу и 
родне, что она никогда не забывала вполне своих обязанностей.
      Бар. ГЕККЕРЕН-СТАРШИЙ -- графу К. В. НЕССЕЛЬРОДЕ, 1 марта 1837 г.  
Щеголев.  293  (фр.).



В. Вересаев.
Пушкин в жизни.

      Анонимный пасквиль.
      Первый вызов.
      Женитьба Дантеса

      Мы не знаем, чем занимался Пушкин утром 4 ноября: может быть, он размышлял 
над "Словом о полку Игореве" (он подготавливал критическое издание, в котором 
собирался привести свои доказательства подлинности этого изумительного и 
загадочного произведения), или может быть, над материалами к своей "Истории 
Петра I", -- когда его углубленный труд был грубо прерван подлым ударом из-за 
угла. Его любви был брошен вызов -- и поэт должен был ответить на него.
      Отношение к жене не выливалось у Пушкина в одно тихое, счастливое чувство 
благоговейного восхищения. Его натура воина, ощущающего полноту жизни лишь в 
упоении боя, нуждалась в том, чтобы защищать это прекрасное и нежное существо 
даже при призраке опасности, В этом смысле дуэль Пушкина с Дантесом не была 
только вынуждена обстоятельствами. Намеки "диплома", не связанные с Дантесом 
прямо, еще не делали поединок неизбежным. Более того, дуэль компрометировала бы 
Наталью Николаевну сильнее, чем пасквиль, недаром Жуковский говорит Пушкину, что 
отказ от нее спасет "жену твою от совершенного посрамления". Но поединок был 
нужен поэту, потому что он чувствовал: вокруг его жены творятся "адские козни" и 
им надо положить конец одним ударом. Он и сам пишет об этом в письме к Геккерну: 
"Случай, который во всякое другое время был бы мне крайне неприятен, весьма 
кстати вывел меня из затруднения. Я получил анонимные письма". Начался 
стремительный финал пушкинской жизни.
      В нижеследующем монтаже Вересаева, как теперь ясно, цепь происшествий 
представлена не совсем точно (краткое изложение современного взгляда читатель 
найдет в комментарии). 150 лет спустя нам виднее нити и пружины событий. 
отнявших у нас великого человека. Однако в документах есть воздух этих страшных 
дней, наполненный сплетнями, интригами, непониманием -- и мучительными 
страданиями поэта. В своей совокупности мемуары и свидетельства рисуют нам, в 
конце концов, отвратительный, но точный образ его противников, их случайных и 
доброхотных помощников, всей этой высокопоставленной "лужи грязи", как назвал 
однажды Пушкин высшее общество.
      Объективность требует добавить к этому портрету два штриха, показывающие, 
насколько не случайны были роковые стечения обстоятельств конца 1836 -- 1837 гг. 
-- при всей индивидуальности стремлений, поступков, переживаний участвующих в 
них лиц. Для этого можно вспомнить Лабрюйера, автора знаменитых "Характеров", 
построенных на наблюдениях над нравами двора Людовика XIV, когда складывались те 
негласные правила придворной жизни, которые стали позднее обязательными для всех 
тронов Европы. Вот один из схваченных его острым зрением типов: "Время от 
времени при дворе появляются смелые искатели приключений, люди развязные и 
пронырливые, которые умеют отрекомендоваться и убедить всех, что владеют 
светским искусством с небывалым совершенством. Им верят на слово, и они 
извлекают пользу из общего заблуждения и любви к новизне. Они протискиваются 
сквозь толпу, пробираются к самому государю и удостаиваются разговора с ним на 
глазах у придворных, которые были бы счастливы, если бы он бросил на них хотя бы 
взгляд. Вельможи терпят таких людей, потому что те им не опасны: разбогатев, они 
вскоре бесславно исчезают, а свет, еще недавно обманутый ими, уже готов даться в 
обман новым проходимцам".
      Не правда ли, тень Дантеса выглядывает из-за этих строк писателя XVII 
столетия?
      Рядом им набросан силуэт другого необходимого персонажа светской сцены, 
человека "особого рода", по выражению Лабрюйера, -- льстивого, угодливого, 
вкрадчивого. Он всегда трется около женщин, изучая их увлечения, устраивая 
любовные дела; нашептывая им непристойности, он смело говорит с ними о мужьях и 
любовниках; угадывая их огорчения и недуги, высчитывает, когда им пора рожать; 
придумывает для них новые моды, измышляет поводы для новых излишеств и трат. 
Изобретателен и расточителен он и в своей собственной одежде, не менее этого он 
изыскан и разборчив в еде; все виды наслаждений им испытаны и о каждом он 
говорит как знаток. Обязанный своим возвышением только себе и отстаивает он свое 
положение с той же ловкостью, с какой когда-то завоевал его.
      Из этих маленьких зарисовок, сделанных за почти 150 лет до дуэли, ясно: 
Пушкин выходил на бой не против какого-то нечаянного недруга; это было сражение 
с изменчивым, но постоянным и глубоко укорененным в жизни типом поведения и 
образа мыслей. Лица двух привилегированных иностранцев представляли собой лишь 
звено в длинной цепи позорного уклонения от человеческой природы.
      Смерть поэта показала абсолютную несовместимость тех, кто противостоял 
ему, с идеалами и благородством подлинно человеческого существа.
      Те же, кто стоял в центре круга, образованного подобными личностями, сами 
дали себе исчерпывающую характеристику словами, сказанными по поводу смерти 
другого великого русского поэта, М. Ю. Лермонтова. Брат царя, великий князь 
Михаил Павлович: "Туда ему и дорога", Николай I: "Собаке -- собачья смерть", а 
потом, выйдя к придворным: "Господа, получено известие, что тот, кто мог 
заменить нам Пушкина, убит". Этим вполне довершается суммарный нравственный 
портрет той гигантской общественной пирамиды, которую поэт вызвал в лице Дантеса 
на поединок.


      Утром 4-го ноября я получил три экземпляра анонимного письма, 
оскорбительного для моей чести и для чести моей жены. По виду бумаги, по слогу 
письма, по манере изложения я в ту же минуту удостоверился, что оно от 
иностранца, человека высшего общества, дипломата. Я приступил к розыскам. Я 
узнал, что в тот же день семь или восемь лиц получили по экземпляру того же 
письма, в двойных конвертах, запечатанных и адресованных на мое имя. Большинство 
из получивших эти письма, подозревая какую-нибудь подлость, не переслали их мне.
      ПУШКИН -- гр. А. X. БЕНКЕНДОРФУ, 21 ноября 1836 г.  (фр.).

      Великие кавалеры, командоры и рыцари светлейшего Ордена  Рогоносцев  в 
полном собрании своем, под председательством великого магистра Ордена, его 
превосходительства Д. Л. Нарышкина<1,  единогласно выбрали Александра Пушкина 
коадъютором (заместителем) великого магистра Ордена Рогоносцев и историографом 
ордена.
      Непременный секретарь:  граф I. Борх.
      АНОНИМНЫЙ "ДИПЛОМ", полученный Пушкиным 4 ноября 1836 г. А. С. Поляков. О 
смерти П-на. СПб., 1922, стр. 14  (фр.).

      <1Муж красавицы Марии Антоновны, бывшей в связи с императором Александром 
I и имевшей от него дочь.

      Я жил тогда в Большой Морской, у тетки моей Васильчиковой. В первых числах 
ноября (1836) она велела однажды утром меня позвать к себе и сказала:
      -- Представь себе, какая странность! Я получила сегодня пакет на мое имя, 
распечатала и нашла в нем другое запечатанное письмо, с надписью: Александру 
Сергеевичу Пушкину. Что мне с этим делать?
      Говоря так, она вручила мне письмо, на котором было действительно написано 
кривым, лакейским почерком: "Александру Сергеевичу Пушкину". Мне тотчас же 
пришло в голову, что в этом письме что-нибудь написано о моей прежней личной 
истории с Пушкиным, что следовательно уничтожить я его не должен, а распечатать 
не в праве. Затем я отправился к Пушкину и, не подозревая нисколько содержания 
приносимого мною гнусного пасквиля, передал его Пушкину: Пушкин сидел в своем 
кабинете, распечатал конверт и тотчас сказал мне:
      -- Я уже знаю, что такое; я такое письмо получил сегодня же от Елиз. Мих. 
Хитровой; это мерзость против жены моей. Впрочем, понимаете, что безъименным 
письмом я обижаться не могу. Если кто-нибудь сзади плюнет на мое платье, так это 
дело моего камердинера вычистить платье, а не мое. Жена моя -- ангел, никакое 
подозрение коснуться ее не может. Послушайте, что я по сему предмету пишу г-же 
Хитровой.
      Тут он прочитал мне письмо, вполне сообразное с его словами. В сочинении 
присланного ему всем известного диплома он подозревал одну даму, которую мне и 
назвал. Тут он говорил спокойно, с большим достоинством, и, казалось, хотел 
оставить все дело без внимания. Только две недели спустя, я узнал, что в этот же 
день он послал вызов кавалергардскому поручику Дантесу, усыновленному, как 
известно, голландским посланником, бароном Геккереном.
      Гр. В. А. СОЛОГУБ. Воспоминания, 178.

      Неумеренное и довольно открытое ухаживание молодого Геккерена за г-жею 
Пушкиной порождало сплетни в гостиных и мучительно озабочивало мужа. Несмотря на 
это, он, будучи уверен в привязанности к себе своей жены и в чистоте ее 
помыслов, не воспользовался своею супружескою властью, чтобы вовремя 
предупредить последствия этого ухаживания, которое и привело на самом деле к 
неслыханной катастрофе, разразившейся на наших глазах. 4-го ноября моя жена 
вошла ко мне в кабинет с запечатанной запискою, адресованной Пушкину, которую 
она только что получила в двойном конверте по городской почте. Она заподозрела в 
ту же минуту, что здесь крылось что-нибудь оскорбительное для Пушкина. Разделяя 
ее подозрения и воспользовавшись правом дружбы, которая связывала меня с ним, я 
решился распечатать конверт и нашел в нем диплом. Первым моим движением было 
бросить бумагу в огонь, и мы с женою дали друг другу слово сохранить все это в 
тайне. Вскоре мы узнали, что тайна эта далеко не была тайной для многих лиц, 
получивших подобные письма, и даже Пушкин не только сам получил такое же, но и 
два других подобных, переданных ему его друзьями, не знавшими их содержания и 
поставленными в такое же положение, как и мы. Эти письма привели к объяснениям 
супругов Пушкиных между собой и заставили невинную, в сущности, жену признаться 
в легкомыслии и ветрености, которые побуждали ее относиться снисходительно к 
навязчивым ухаживаниям молодого Геккерена; она раскрыла мужу все поведение 
молодого и старого Геккеренов по отношению к ней; последний старался склонить ее 
изменить своему долгу и толкнуть ее в пропасть. Пушкин был тронут ее доверием, 
раскаянием и встревожен опасностью, которая ей угрожала, но, обладая горячим и 
страстным характером, не мог отнестись хладнокровно к положению, в которое он с 
женой был поставлен: мучимый ревностью, оскорбленный в самых нежных, сокровенных 
своих чувствах, в любви к своей жене, видя, что честь его задета чьей-то 
неизвестной рукою, он послал вызов молодому Геккерену, как единственному 
виновнику, в его глазах, в дво


йной обиде, нанесенной ему. Необходимо при этом заметить, что, как только были 
получены эти анонимные письма, он заподозрел в их сочинении старого Геккерена и 
умер с этой уверенностью. Мы так никогда и не узнали, на чем было основано это 
предположение, и до самой смерти Пушкина считали его недопустимым. Только 
неожиданный случай дал ему впоследствии некоторую долю вероятности. На этот счет 
не существует никаких юридических доказательств, ни даже положительных 
оснований.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ -- вел. кн. МИХАИЛУ ПАВЛОВИЧУ.  Щеголев,  стр. 257  
(фр.).

      Геккерен был педераст, ревновал Дантеса и поэтому хотел поссорить его с 
семейством Пушкина. Отсюда письма анонимные и его сводничество.
      П. В. АННЕНКОВ. Записи.  Б. Модзалевский. Пушкин,  1929, стр. 341.

      Когда появились анонимные письма, посылать их было очень удобно: в это 
время только что учреждена была городская почта. Князь Гагарин и Долгоруков 
посещали иногда братьев Россет, живших вместе со Скалоном на Михайловской 
площади в доме Занфтлебена. К. О. Россет получил анонимное письмо и по почерку 
стал догадываться, что это от них. Он, по совету Скалона, не передал Пушкину ни 
письма, ни своего подозрения.
      Вяземские жили тут же подле Мещерских, т. е. близ дома Вильегорских, на 
углу Большой Итальянской и Михайловской площади (ныне Кочкурова).
      А. О. РОССЕТ по записи БАРТЕНЕВА.  Рус. Арх.,  1882, I, 248.

      Ревность Пушкина усилилась, и уверенность, что публика знает про стыд его, 
усиливала его негодование; но он не знал, на кого излить оное, кто бесчестил его 
сими письмами. Подозрение его и многих приятелей его падало на барона Геккерена. 
Барон Геккерен за несколько месяцев перед тем усыновил Дантеса, передал ему 
фамилию свою и назначил его своим наследником. Какие причины побудили его к 
оному, осталось неизвестным; иные утверждали, что он его считал сыном своим, быв 
в связи с его матерью; другие, что он из ненависти к своему семейству давно 
желал кого-нибудь усыновить, и что выбрал Дантеса потому, что полюбил его. 
Любовь Дантеса к Пушкиной ему не нравилась. Геккерен имел честолюбивые виды и 
хотел женить своего приемыша на богатой невесте. Он был человек злой, эгоист, 
которому все средства казались позволительными для достижения своей цели, 
известный всему Петербургу злым языком, перессоривший уже многих, презираемый 
теми, которые его проникли. Весьма правдоподобно, что он был виновником сих 
писем с целью поссорить Дантеса с Пушкиным и, отвлекши его от продолжения 
знакомства с Натальей Николаевной, исцелить его от любви и женить на другой. 
Сколь ни гнусен был сей расчет, Геккерен был способен составить его. Подозрение 
пало также на двух молодых людей, кн. Петра Долгорукого и кн. Гагарина; особенно 
на последнего. Оба князя были дружны с Геккереном и следовали его примеру, 
распуская сплетни. Подозрение подтверждалось адресом на письме, полученном К. О. 
Россет; на нем подробно описан был не только дом его жительства, но куда 
повернуть, взойдя на двор, по какой идти лестнице и какая дверь его квартиры. 
Сии подробности, неизвестные Геккерену, могли только знать эти два молодые 
человека, часто посещавшие Россета, и подозрение, что кн. Гагарин был помощником 
в сем деле, подкрепилось еще тем, что он был очень мало знаком с Пушкиным и 
казался очень убитым тайною грустью после смерти Пушкина. Впрочем, участие, им 
принятое в пасквиле, не было доказано, и только одно не подлежит сомнению, это 
то, что Геккерен был их сочи


нитель. Последствия доказали, что государь в этом не сомневался, и говорят, что 
полиция имела на то неоспоримые доказательства.
      Н. М. СМИРНОВ. Памятные заметки.  Рус. Арх.,  1882, I, 234.

      Зимою 1836 -- 1837 г., на одном из Петербургских больших вечеров, стоявший 
позади Пушкина молодой князь П. В. Долгорукий (впоследствии известный генеалог) 
кому-то указывал на Дантеса и при этом подымал вверх пальцы, растопыривая их 
рогами. В это время уже ходили в обществе безъимянные письма, рассылаемые к 
приятелям Пушкина для передачи ему. Граф Адлерберг знал о том. Находясь в 
постоянных дружеских сношениях с Жуковским, восхищаясь дарованием Пушкина, он 
тревожился мыслию о сем последнем. Ему вспомнилось, что кавалергард Дантес как-
то выразил желание проехаться на Кавказ и подраться с горцами. Граф Адлерберг 
поехал к вел. кн. Михаилу Павловичу (который тогда был главнокомандующим 
гвардейского корпуса) и, сообщив ему свои опасения, говорил, что следовало хотя 
на время удалить Дантеса из Петербурга. Но остроумный француз-красавец 
пользовался большим успехом в обществе. Его считали украшением балов. Он 
подкупал и своим острословием, до которого великий князь был большой охотник, и 
меру, предложенную Адлербергом, не успели привести в исполнение.
      П. И. БАРТЕНЕВ со слов гр. В. Ф. АДЛЕРБЕРГА.  Рус. Арх..  1892, II, 489.

      Причины дуэли отца мать моя исключительно объясняла тем градом анонимных 
писем, пасквилей, которые в конце 1836 г. отец мой стал получать беспрестанно. 
Едва только друзья его В. А. Жуковский, кн. П. А. Вяземский успокоят отца моего, 
-- он вновь получает письма и приходит в сильнейшее раздражение. Авторами писем 
мать моя всегда признавала кн. Петра Владимировича Долгорукова, которого 
называли bancal//кривоногий  (фр.) //, -- известного своею крайне дурной 
репутацией. -- Другое лицо, на которого указывала моя мать, как на автора 
безымянных писем, был кн. Иван Сергеевич Гагарин; по мнению матери, он и ушел в 
орден иезуитов, чтобы замолить свой грех перед моим отцом. Впрочем, если Гагарин 
потом отрицал свою вину, то ему еще можно было поверить.
      Гр. Н. А. МЕРЕНБЕРГ (дочь Пушкина), по записи М. И. СЕМЕВСКОГО. 
Модзалевский Б., Оксман Ю., Цявловский М.  Новые материалы о дуэли и смерти 
Пушкина.  Пг_ 1924, 127, 129.

      Впоследствии узнал я, что подкидные письма, причинившие поединок, писаны 
были кн. Ив. Серг. Гагариным, с намерением подразнить и помучить Пушкина. 
Несчастный исход дела поразил князя до того, что он расстроился в уме, уехал в 
чужие края, принял католическую веру и поступил в орден иезуитов. В пребывание 
мое в Париже (1845 -- 47 г.), был он послушником монастыря в Монруже и исправлял 
самые унизительные работы; потом в иезуитском доме учил грамоте нищих мальчишек. 
Впоследствии, кажется, повышен был в чине.
      Н. И. ГРЕЧ. Записки о моей жизни. СПб., 1886, стр. 456.

      К братьям моим К. О. и А. О. Россетам часто ходил кн. Иван Гагарин, и в 
городе толковали о неурядице в доме Пушкина. Гагарин вышел от них в смущении и 
сказал: "Гаже анонимных писем ничего не может быть". Он уже получил свое, 
написанное незнакомым почерком. Вслед за ним братья, Скалон, Карамзины, 
Вяземский, Жуковский, Виельгорский, даже государь получили эти злополучные 
письма. Кого подозревать? Все единогласно обвиняли банкаля  (кривоногого)  
Долгорукова, он один способен на подобную гадость.
      А. О. СМИРНОВА. Автобиография, 299.

      Автором этих записок, по сходству почерка, Пушкин подозревал барона 
Геккерена-отца. После смерти Пушкина многие в этом подозревали князя Гагарина 
(вступившего потом в иезуиты) ; теперь же подозрение это осталось за жившим 
тогда вместе с ним князем Петром Влад. Долгоруковым. Поводом к подозрению кн. 
Гагарина послужило то, что письма были писаны на бумаге, одинакового формата с 
бумагою кн. Гагарина.
      А. АММОСОВ, 9.

      Мне только что сказали, что Дантес-Геккерен хочет начать дело с  (кн. П. 
Вл.)  Долгоруковым, и что он намеревается доказать, что именно Долгоруков 
составил подлые анонимные письма, следствием которых была смерть Пушкина. Уже 
давно у меня была тысяча мелких поводов предполагать, что это жестокое дело 
исходило от Долгорукова. В свое время предполагали, что его совершил  (кн. И. 
С.)  Гагарин, и что угрызения совести в этом поступке заставили последнего 
сделаться католиком и иезуитом; главнейший повод к такому предположению дала 
бумага, подобную которой, как утверждали, видали у Гагарина. Со своей стороны я 
слишком люблю и уважаю Гагарина, чтобы иметь на него хотя бы малейшее 
подозрение; впрочем, в прошедшем году я самым решительным образом расспрашивал 
его об этом; отвечая мне, он даже и не думал оправдывать в этом себя, уверенный 
в своей невинности; но, оправдывая Долгорукова в этом деле, он рассказал мне о 
многих фактах, которые показались мне скорее доказывающими виновность этого 
последнего, чем что-либо другое. Во всяком случае оказывается, что Долгоруков 
жил тогда вместе с Гагариным, что он прекрасно мог воспользоваться бумагою 
последнего, и что поэтому главнейшее основание направленных против него 
подозрений могло пасть на него, Гагарина.
      Княгиня  (жена кн. П. Вл. Долгорукова)  утверждала (и это говорила она 
всем), что ее муж ей сказал, что он -- автор всей этой интриги.
      С. А. СОБОЛЕВСКИЙ -- светл. кн. С. М. Воронцову, 7 февраля 1862 г. 
Модзалевский Б_ Оксман Ю., Цявловский М.  Новые материалы о дуэли и смерти П-на.  
Пг, 1924, стр. 25.

      На основании детального анализа почерков на данных мне анонимных 
пасквильных письмах об А. С. Пушкине и сличении этих почерков с образцами 
подлинного почерка князя Петра Владимировича Долгорукова, я заключаю, что данные 
мне для экспертизы в подлинниках пасквильные письма об А. С. Пушкине в ноябре 
1836 года написаны несомненно собственноручно князем Петром Владимировичем 
Долгоруковым.
      А. А. САЛЬКОВ, судебный эксперт и инспектор Научно-технического бюро 
ленинградского губ. уголовного розыска (авг. 1927 г.).  П .  Щеголев.  Дуэль, 
изд. 3, стр. 525.

      Государь Александр Николаевич у себя в зимнем дворце за столом, в 
ограниченном кругу лиц, громко сказал: -- "Ну, вот теперь известен автор 
анонимных писем, которые были причиною смерти Пушкина; это Нессельроде". -- 
Слышал от особы, сидящей возле государя. Соболевский подозревал, но очень 
нерешительно, князя П. В. Долгорукова.
      Кн. А. М. ГОЛИЦЫН, Из неизданных записок.  Московский Пушкинист.  Вып. 1, 
1927, стр. 17  (фр.-рус.).

      Кн. П. А. Вяземский в письме к А. Я. Булгакову от 8 апреля 1837 г. писал: 
"под конец одна гр. Н.  (графиня М. Д. Нессельроде)  осталась при нем  
(Геккерене -- старшем),  но все-таки не могла вынести его, хотя и плечиста, и 
грудиста, и брюшиста". Женщина, упоминаемая в письме, одаренная характером 
независимым, непреклонная в своих побуждениях, верный и горячий друг своих 
друзей, руководимая личными убеждениями и порывами сердца, самовластно 
председательствовала в высшем слое петербургского общества и была последней, 
гордой, могущественной представительницей того интернационального ареопага, 
который свои заседания имел в Сенжерменском предместье Парижа, в салоне княгини 
Меттерних в Вене и в салоне графини Нессельроде в доме министерства иностранных 
дел в Петербурге. Ненависть Пушкина к этой последней представительнице 
космополитного олигархического ареопага едва ли не превышала ненависть его к 
Булгарину. Пушкин не пропускал случая клеймить эпиграммическими выходками и 
анекдотами свою надменную антагонистку, едва умевшую говорить по-русски. Женщина 
эта паче всего не могла простить Пушкину его эпиграммы на отца ее, графа 
Гурьева, бывшего министром финансов в царствование императора Александра I.
      Кн. ПАВ. ВЯЗЕМСКИЙ. Собр. соч., 562.

      Графу С. С. Уварову приписывали распространение пасквиля рассылкою лицам 
высшего круга, даже незнакомым с Пушкиным, копий с этого пасквиля, сделанных во 
множестве по приказанию графа.
      П. А. ЕФРЕМОВ. Соч. Пушкина,  изд. Суворина,  1905, т. VIII, стр. 623.

      В ноябре 1836 г. Пушкин вместе с Матюшкиным был у М. Л. Яковлева в день 
его рождения<1; еще тут был князь Эристов, воспитанник второго курса, и больше 
никого. Пушкин явился последним и был в большом волнении. После обеда они пили 
шампанское. Вдруг Пушкин вынимает из кармана полученное им анонимное письмо и 
говорит: "посмотрите, какую мерзость я получил". Яковлев (директор типографии 
II-го Отделения собственной е. в. канцелярии) тотчас обратил внимание на бумагу 
этого письма и решил, что она иностранная и, по высокой пошлине, наложенной на 
такую бумагу, должна принадлежать какому-нибудь посольству. Пушкин понял всю 
важность этого указания, стал делать розыски и убедился, что эта бумажка 
голландского посольства.
      Я. К. ГРОТ со слов лицейского товарища П-на Ф. Ф. МАТЮШКИНА.  Я. Грот,  
282.

      <1Мих. Л. Яковлев, лицейский товарищ Пушкина, родился 19 сентября (см. Н. 
А. Гастфрейнд. Товарищи Пушкина по царскосельскому лицею, II. 221). Очевидно, 
праздновался не день его рождения, а день ангела -- 8 ноября.

      В то время несколько шалунов из молодежи, -- между прочим Урусов, 
Опочинин, Строганов, мой кузен, -- стали рассылать анонимные письма по мужьям-
рогоносцам. В числе многих получил такое письмо и Пушкин.
      Кн. А. В. ТРУБЕЦКОЙ.  Щеголев,  405.

      Вообще говоря, это низкое и неосновательное оскорбление вызвало 
негодование; но, повторяя, что поведение моей жены было безупречно, все 
говорили, что поводом к этой клевете послужило настойчивое ухаживание за нею г. 
Дантеса. Я не мог допустить, чтобы имя моей жены в такой истории связывалось с 
именем кого бы то ни было. Я поручил сказать это г. Дантесу. Барон Геккерен 
приехал ко мне и принял вызов за г. Дантеса, попросив отсрочки на две недели.
      ПУШКИН -- гр. А. X. БЕНКЕНДОРФУ, 21 ноября 1836 г.  (фр.).

      Вызов Пушкина не попал по своему назначению. В дело вмешался старый 
Геккерен. Он его принял, но отложил окончательное решение на 24 часа, чтобы дать 
Пушкину возможность обсудить все более спокойно. Найдя Пушкина, по истечении 
этого времени, непоколебимым, он рассказал ему о своем критическом положении и 
затруднениях, в которые его поставило это дело, каков бы ни был исход; он ему 
говорил о своих отеческих чувствах к молодому человеку, которому он посвятил всю 
свою жизнь, с целью обеспечить ему благосостояние. Он прибавил, что видит все 
здание своих надежд разрушенным до основания в ту самую минуту, когда считал 
свой труд доведенным до конца. Чтобы приготовиться ко всему, могущему случиться, 
он попросил новой отсрочки на неделю. Принимая вызов от лица молодого человека, 
т. е. своего сына, как он его называл, он, тем не менее, уверял, что тот 
совершенно не подозревает о вызове, о котором ему скажут только в последнюю 
минуту. Пушкин, тронутый волнением и слезами отца, сказал: "Если так, то не 
только неделю, -- я вам даю две недели сроку и обязуюсь честным словом не давать 
никакого движения этому делу до назначенного дня и при встречах с вашим сыном 
вести себя так, как если бы между нами ничего не произошло". Итак, все должно 
было остаться без перемены до решающего дня. Начиная с этого момента, Геккерен 
пустил в ход все военные приемы и дипломатические хитрости. Он бросился к 
Жуковскому и Михаилу Виельгорскому, чтобы уговорить их стать посредниками между 
ним и Пушкиным. Их миролюбивое посредничество не имело никакого успеха.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ -- вел. кн. МИХАИЛУ ПАВЛОВИЧУ, 14 февраля 1837 г.  
Щеголев,  258  (фр.).

      Пушкин, преследуемый анонимными письмами, писал Геккерну, кажется через 
брата жены своей, Гончарова, вызов на поединок. Названный отец Геккерна, старик-
Геккерен, не замедлил принять меры. Князь Вяземский встретился с ним на Невском, 
и он стал рассказывать ему свое горестное положение: говорил, что всю жизнь свою 
он только и думал, как бы устроить судьбу своего питомца, что теперь, когда ему 
удалось перевести его в Петербург, вдруг приходится расстаться с ним, потому что 
во всяком случае, кто из них ни убьет друг друга, разлука несомненна. Он 
передавал князю Вяземскому, что он желает сроку на две недели для устройства 
дел, и просил князя помочь ему. Князь тогда же понял старика и не взялся за 
посредничество; но Жуковского старик разжалобил: при его посредстве Пушкин 
согласился ждать две недели.
      П. И. БАРТЕНЕВ со слов кн. П. А. ВЯЗЕМСКОГО.  Рус. Арх.,  1888, II, 307.

       6 ноября.  Гончаров  (брат Натальи Николаевны),  у меня  (в Царском Селе) 
--  моя поездка в Петербург. К Пушкину. Явление Геккерна. Мое возвращение к 
Пушкину.
      7  ноября.  Я поутру у Загряжской  (Ек. Ив-ны, тетки Нат. Ник-ны 
Пушкиной).  От нее к Геккерну. (Mes antecedents//Мои предшественники  (фр.) //. 
Неизвестность совершенная прежде бывшего). Открытие Геккерна. О любви сына к 
Катерине  (Гончаровой, сестре Нат. Ник-ны)  (моя ошибка насчет имени) открытие о 
родстве; о предполагаемой свадьбе. -- Мое слово. -- Мысль все остановить.
      В. А. ЖУКОВСКИЙ. Конспективные заметки.  Щеголев,  284.

      Геккерен, между прочим, объявил Жуковскому, что если особенное внимание 
его сына к г-же Пушкиной и было принято некоторыми за ухаживание, то все-таки 
тут не может быть места никакому подозрению, никакого повода к скандалу, потому 
что барон Дантес делал это с благородною целью, имея намерение просить руки 
сестры г-жи Пушкиной, Кат. Ник. Гончаровой . Отправясь с этим известием к 
Пушкину, Жуковский советовал барону Геккерену, чтобы сын его сделал как можно 
скорее предложение свояченице Пушкина, если он хочет прекратить все враждебные 
отношения и неосновательные слухи.
      К. К. ДАНЗАС по записи АММОСОВА. Посл. дни Пушкина, 10.

      (7 ноября). Возвращение к Пушкину. Les revelations //Открытия  (фр.) //. 
Его бешенство. -- Свидание с Геккерном. Извещение его Вьельгорским. Молодой 
Геккерн у Вьельгорского.
       8 ноября.  Геккерн у Загряжской. Я у Пушкина. Большое спокойствие. Его 
слезы. То, что я говорил о его отношениях.
       9 ноября.  Les revelations de Heckern  (Признания Геккерна). --  Мое 
предложение посредничества. Сцена втроем с отцом и сыном. Мое предложение 
свидания .
      В. А. ЖУКОВСКИЙ. Конспективные заметки.  Щеголев,  284.

      Первый твой вызов не попался в руки сыну, а пошел через отца, и сын узнал 
о нем только по истечении 24 часов, т. е. после вторичного свидания отца с 
тобою. В день моего приезда, в то время, когда я у тебя встретил Геккерна, сын 
был в карауле и возвратился домой на другой день в час. За какую-то ошибку он 
должен был дежурить три дня не в очередь. Вчера он в последний раз был в карауле 
и нынче в час пополудни будет свободен... Эти обстоятельства изъясняют, почему 
он лично не мог участвовать в том, что делал его бедный отец, силясь отбиться от 
несчастия, которого одно ожидание сводит его с ума.
      В. А. ЖУКОВСКИЙ -- ПУШКИНУ, 10 (?) ноября 1836 г.  Переп. Пушкина,  III, 
401.

      Мой сын принял вызов; принятие вызова было его первою обязанностью, но, по 
меньшей мере, надо объяснить ему, ему самому, по каким мотивам его вызвали. 
Свидание представляется мне необходимым, обязательным, -- свидание между двумя 
противниками в присутствии лица, подобного вам, которое сумело бы вести свое 
посредничество со всем авторитетом полного беспристрастия и сумело бы оценить 
реальное основание подозрений, послуживших поводом к этому делу. Но после того, 
как обе стороны исполнили долг честных людей, я предпочитаю думать, что вашему 
посредничеству удалось бы открыть глаза г. Пушкину и сблизить двух лиц, которые 
доказали, что обязаны друг другу взаимным уважением.
      Бар. ГЕККЕРЕН-СТАРШИЙ -- В. А. ЖУКОВСКОМУ, 9 ноября 1836 г.  Щеголев,  82  
(фр.).

      Я не могу еще решиться почитать наше дело конченным. Еще я не дал никакого 
ответа старому Геккерну; я сказал ему в моей записке, что не застал тебя дома и 
что, не видавшись с тобою, не могу ничего отвечать. Итак, есть еще возможность 
все остановить. Реши, что я должен отвечать. Твой ответ невозвратно все кончит. 
Но ради бога одумайся. Дай мне счастие избавить тебя от безумного злодейства, а 
жену твою от совершенного посрамления. Жду ответа.
      В. А. ЖУКОВСКИЙ -- ПУШКИНУ, 9 (?) ноября 1836 г.  Переп. Пушкина,  III, 
400<1.

      <1Датировка этого письма, как и следующего, --  по Щеголеву  (Дуэль).

      Ты вчера, помнится мне, что-то упомянул о жандармах, как будто опасаясь, 
что хотят замешать в твое дело правительство. На счет этого будь совершенно 
спокоен. Никто из посторонних ни о чем не знает... Нынче поутру скажу старому 
Геккерну, что не могу взять на себя никакого посредства, ибо из разговоров с 
тобою вчера убедился, что посредство ни к чему не послужит... Считаю святейшею 
обязанностью засвидетельствовать перед тобою, что молодой Геккерн во всем том, 
что делал его отец, совершенно посторонний, что он так же готов драться с тобою, 
как и ты с ним, и что он так же боится, чтоб тайна не была как-нибудь нарушена. 
И отцу отдать ту же справедливость. Он в отчаянии, но вот что он мне сказал: "я 
приговорен к гильотине, я прибегаю к милости; если мне это не удастся, -- 
придется взойти на гильотину. И я взойду, так как люблю честь моего сына, так 
же, как и его жизнь". -- Этим свидетельством роль, весьма жалко и неудачно 
сыгранная, оканчивается. Прости.
      В. А. ЖУКОВСКИЙ -- ПУШКИНУ, 19 (?) ноября 1836 г.  Переп. Пушкина,  III, 
401, 402.

      10 ноября. Молодой Геккерн у меня. Я отказываюсь от свидания. Мое письмо к 
Геккерну. Его ответ. Мое свидание с Пушкиным.
      В. А. ЖУКОВСКИЙ. Конспективные заметки.  Щеголев,  284.

      Через несколько дней Геккерн-отец распустил слух о предстоящем браке 
молодого Геккерна с Екатериной Гончаровой. Он уверял Жуковского, что Пушкин 
ошибается, что сын его влюблен не в жену его, а в свояченицу, что уже давно он 
умоляет ее отца согласиться на их брак, но что тот, находя брак этот 
неподходящим, не соглашался, но теперь видя, что дальнейшее упорство с его 
стороны привело к заблуждению, грозящему печальными последствиями, он, наконец, 
дал свое согласие. Отец требовал, чтобы об этом во всяком случае ни слова не 
говорили Пушкину, чтобы он не подумал, что эта свадьба была только предлогом для 
избежания дуэли. Зная характер Геккерна-отца, скорее всего можно предположить, 
что он говорил все это в надежде на чью-либо нескромность, чтобы обмануть 
доверчивого и чистосердечного Пушкина. Как бы то ни было, тайна была соблюдена, 
срок близился к окончанию, а Пушкин не делал никаких уступок, и брак был решен 
между отцом и теткой, г-жей Загряжской. Было бы слишком долго излагать все 
лукавые происки молодого Геккерна во время этих переговоров. Приведу только один 
пример. Геккерны, старый и молодой, возымели дерзкое и подлое намерение 
попросить г-жу Пушкину написать молодому человеку письмо, в котором она умоляла 
бы его не драться с ее мужем. Разумеется, она отвергла с негодованием это низкое 
предложение.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ -- вел. кн. МИХАИЛУ ПАВЛОВИЧУ.  Щеголев,  258.

      История разгласилась по городу. Отец с сыном прибегли к следующей уловке. 
Старик объявил, будто сын признался ему в своей страстной любви к свояченице 
Пушкина, будто эта любовь заставляла его так часто посещать Пушкиных, и будто он 
скрывал свои чувства только потому, что боялся не получить отцовского согласия 
на такой ранний брак (ему было с небольшим двадцать лет). Теперь Геккерн 
позволял сыну жениться, и для самолюбия Пушкина дело улаживалось как нельзя 
лучше: стреляться ему было уже не из чего, а в городе все могли понять, что 
француз женится из трусости.
      П. И. БАРТЕНЕВ со слов кн. П. А. ВЯЗЕМСКОГО.  Рус. Арх.,  1888, II, 307.

      Мое посещение Геккерна. Его требование письма. Отказ Пушкина. Письмо, в 
котором упоминает о сватовстве<1. Свидание Пушкина с Геккерном у Е. И.  
(Загряжской).
      В. А. ЖУКОВСКИЙ. Конспективные заметки.  Щеголев,  284.

      <1"Геккерен упирался и говорил, что невозможно приступить к осуществлению 
брачного проекта до тех пор, пока Пушкин не возьмет вызова, ибо в противном 
случае в свете намерение Дантеса жениться на Гончаровой приписали бы трусливому 
желанию избежать дуэли. Упомянув в конспекте о посещении Геккерена, Жуковский 
записывает: "Его требование письма". Путь компромисса был указан, и инициатива 
замирения, по мысли Геккерена, должна была исходить от Пушкина. Он, Пушкин, 
должен был послать Геккерену письмо с отказом от вызова. Этот отказ устраивал бы 
господ Геккеренов. Но Пушкин не пошел и на это. "Отказ Пушкина. Письмо, в 
котором упоминает о сватовстве", -- записывает в конспекте Жуковский. Эта запись 
легко поддается комментарию. Пушкин соглашался написать письмо с отказом от 
вызова, но такое письмо, в котором было бы упомянуто о сватовстве, как о мотиве 
отказа. Пушкин хотел сделать то, что Геккерену было всего неприятнее. Есть 
основание утверждать, что такое письмо было действительно написано Пушкиным и 
вручено Геккерену-отцу. Но оно, конечно, оказалось неприемлемым для Геккеренов". 
Д. Щеголев, с. 85.

      Я остаюсь в полном убеждении, что молодой Геккерн совершенно в стороне, и 
на это  вчера  еще имел доказательство, получив от отца Г. доказательство 
материальное, что дело, о коем идут толки<1 затеяно было еще гораздо прежде 
твоего вызова.
      В. А. ЖУКОВСКИЙ -- ПУШКИНУ, в ноябре 1836 г.  Переп. Пушкино,  III, 403.

      <1Т. е. сватовство Дантеса к Е. Гончаровой.

      Вот что a peu pres//почти дословно  (фр.) // ты сказал княгине  
(Вяземской)  третьего дня, уже имея в руках мое письмо. Я знаю автора анонимных 
писем, и через неделю вы услышите о мщении, единственном в своем роде: оно будет 
полное, совершенное; оно бросит человека в грязь; подвиги Раевского -- детская 
игра в сравнении с тем, что я собираюсь сделать, и тому подобное.
      В. А. ЖУКОВСКИЙ -- ПУШКИНУ, в ноябре 1836 г.  Переп. Пушкина,  III, 404.

      Кн. Вяземский, с которым я гулял, просил меня узнать, что замышляет 
Пушкин. Я пошел к нему и встретил его на Мойке. "Жены нет дома", -- сказал он. 
Мы пошли гулять и зашли к Смирдину, где он отдал записку к Кукольнику. "Вам не 
приходится иметь дело с этим народом", -- сказал он.
      Гр. В. А. СОЛОГУБ. Записка, бывш. в распор. Анненкова.  Модзалевский. 
Пушкин,  377,

      Я продолжал затем гулять, по обыкновению, с Пушкиным и не замечал в нем 
особой перемены. Однажды спросил я его только, не дознался ли он, кто сочинил 
подметные письма. Точно такие же письма были получены всеми членами тесного 
Карамзинского кружка, но истреблены ими тотчас по прочтении. Пушкин отвечал мне, 
что не знает, но подозревает одного человека. "Если вам нужен посредник или 
секундант, -- сказал я ему, -- то располагайте мной". Эти слова сильно тронули 
Пушкина, и он мне сказал тут несколько таких лестных слов, что я не смею их 
повторить; но слова эти остались отраднейшим воспоминанием моей литературной 
жизни. Порадовав меня своим отзывом, Пушкин прибавил:
      -- Дуэли никакой не будет; но я, может быть, попрошу вас быть свидетелем 
одного объяснения, при котором присутствие светского человека мне желательно, 
для надлежащего заявления, в случае надобности.
      Все было говорено по-французски.
      Гр. В. А. СОЛОГУБ. Воспоминания, 179.

      Барон Геккерн сообщил мне, что он уполномочен уведомить меня, что все те 
основания, по которым вы вызвали меня, перестали существовать, и что посему я 
могу смотреть на этот ваш поступок, как на не имевший места.
      Когда вы вызвали меня без объяснения причин, я без колебаний принял этот 
вызов, так как честь обязывала меня это сделать. В настоящее время вы уверяете 
меня, что вы не имеете более оснований желать поединка. Прежде, чем вернуть вам 
ваше слово, я желаю знать, почему вы изменили свои намерения, не уполномочив 
никого представить вам объяснения, которые я располагал дать вам лично. Вы 
первый согласитесь с тем, что прежде, чем взять свое слово обратно, каждый из 
нас должен представить объяснения для того, чтобы впоследствии мы могли 
относиться с уважением друг к другу.
      ЖОРЖ ДАНТЕС-ГЕККЕРЕН -- ПУШКИНУ.  Щеголев,  278  (фр.).

      Письмо Дантеса к Пушкину и его бешенство. Снова дуэль. Секундант. Письмо 
Пушкина.
      В. А. ЖУКОВСКИЙ. Конспективные заметки.  Щеголев,  284.

      Я был совершенно покоен насчет последствий писем, но через несколько дней 
должен был разувериться. У Карамзиных праздновался день рождения старшего 
сына<1. Я сидел за обедом подле Пушкина. Во время общего веселого разговора он 
вдруг нагнулся ко мне и сказал скороговоркой:
      -- Ступайте завтра к д`Аршиаку. Условьтесь с ним только насчет 
материальной стороны дуэли. Чем кровавее, тем лучше. Ни на какие объяснения не 
соглашайтесь...
      Потом он продолжал шутить и разговаривать, как бы ни в чем не бывало. Я 
остолбенел, но возражать не осмелился. В тоне Пушкина была решительность, не 
допускавшая возражений.
      Вечером я поехал на большой раут к австрийскому посланнику, графу 
Фикельмону. На рауте все дамы были в трауре по случаю смерти Карла X. Одна 
Катерина Николаевна Гончарова, сестра Наталии Николаевны Пушкиной (которой на 
рауте не было), отличалась от прочих белым платьем. С ней любезничал Дантес-
Геккерн. Пушкин приехал поздно, казался очень встревожен, запретил Катерине 
Николаевне говорить с Дантесом и, как узнал я потом, самому Дантесу высказал 
несколько более чем грубых слов. С д`Аршиаком, статным молодым секретарем 
французского посольства, мы выразительно переглянулись и разошлись, не будучи 
знакомы. Дантеса я взял в сторону и спросил его, что он за человек. -- "Я 
человек честный, -- отвечал он, -- и надеюсь это скоро доказать". -- Затем он 
стал объяснять, что не понимает, что от него Пушкин хочет; что он поневоле будет 
с ним стреляться, если будет к тому принужден; но никаких ссор и скандалов не 
желает.
      Гр. В. А. СОЛОГУБ. Воспоминания, 180 -- 181.

      <1День рождения Ек. Андр. Карамзиной (вдовы историка), 16 ноября. /7.  
Щеголев. Дуэль, 93.

      Я взял Дантеса в сторону. -- "Что вы за человек?" -- спросил я. -- "Что за 
вопрос", -- отвечал он и начал врать. -- "Что вы за человек?" -- повторил я. -- 
"Я человек честный, мой дорогой, и скоро я это докажу". Разговор наш продолжался 
долго. Он говорил, что чувствует, что убьет Пушкина, а что с ним могут делать, 
что хотят: на Кавказ, в крепость, -- куда угодно. Я заговорил о жене его. -- 
"Мой дорогой, она жеманница". Впрочем, об дуэли он не хотел говорить. -- "Я все 
поручил д`Аршиаку. Я к вам пришлю д`Аршиака или моего отца". С д`Аршиаком я не 
был знаком. Мы поглядели друг на друга. После я узнал, что Пушкин подошел к нему 
на лестнице и сказал: -- "Вы, французы, -- вы очень любезны. Вы все знаете 
латинский язык, но когда вы деретесь, вы становитесь за тридцать шагов и 
стреляете. Мы, русские, -- чем дуэль...  (пропуск в рукописи Анненкова),  тем 
жесточе должна она быть".
      Гр. В. А. СОЛОГУБ. Записка, бывш. в распор. Анненкова.  Б. Модзалевский. 
Пушкин,  378.

      Записка Н. Н.  (Нат. Ник. Пушкиной)  ко мне и мой совет. Это было на рауте 
Фикельмона.
      В. А. ЖУКОВСКИЙ. Конспективные заметки.  Щеголев,  284.

      На другой день, -- это было во вторник 17 ноября, -- я поехал сперва к 
Дантесу. Он ссылался во всем на д`Аршиака. Наконец, сказал: -- "Вы не хотите 
понять, что я женюсь на Екатерине. Пушкин берет назад свой вызов, но я не хочу, 
чтобы получилось впечатление, будто я женюсь для избежания дуэли. Притом я не 
хочу, чтобы во всем этом произносилось имя женщины. Вот уже год, как старик 
(Геккерен) не хочет позволить мне жениться". Я поехал к Пушкину. Он был в 
ужасном порыве страсти. -- "Дантес подлец. Я ему вчера сказал, что плюю на него, 
-- говорил он. -- Вот что. Поезжайте к д`Аршиаку и устройте с ним материальную 
сторону дуэли. Как секунданту, должен я вам сказать причину дуэли. В обществе 
говорят, что Дантес ухаживает за моей женой. Иные говорят, что он ей нравится, 
другие, что нет. Все равно, я не хочу, чтобы их имена были вместе. Получив 
письмо анонимное, я его вызвал. Геккерн просил отсрочки на две недели. Срок 
кончен, д`Аршиак был у меня. Ступайте к нему". -- "Дантес, -- сказал я, -- не 
хочет, чтоб имена женщин в этом деле называли". -- "Как! -- закричал Пушкин. -- 
А для чего же это все?" -- И пошел, и пошел. -- "Не хотите быть моим 
секундантом? Я возьму другого".
      Гр. В. А. СОЛОГУБ. Записка, бывшая в распоряжении Анненкова.  Б. 
Модзалевский. Пушкин,  379.

      На другой день  (17-го ноября)  погода была страшная: снег, метель. Я 
поехал сперва к отцу моему, жившему на Мойке, потом к Пушкину, который повторил 
мне, что я имею только условиться на счет материальной стороны самого 
беспощадного поединка, и, наконец, с замирающим сердцем, отправился к д`Аршиаку. 
Каково же было мое удивление, когда с первых слов д`Аршиак объявил мне, что он 
всю ночь не спал, что он хотя не русский, но очень понимает, какое значение 
имеет Пушкин для русских, и что наша обязанность сперва просмотреть все 
документы, относящиеся до порученного нам дела. Затем он мне показал: 1) 
Экземпляр ругательного диплома на имя Пушкина. 2) Вызов Пушкина Дантесу после 
получения диплома. 3) Записку посланника барона Геккерна, в которой он просил, 
чтобы поединок был отложен на две недели. 4) Собственноручную записку Пушкина, в 
которой он объявлял, что берет свой вызов назад на основании слухов, что г. 
Дантес женится на его невестке, К. Н. Гончаровой.
      Я стоял пораженный, как будто свалился с неба. Об этой свадьбе я ничего не 
слыхал, ничего не ведал и только тут понял причину вчерашнего белого платья, 
причину двухнедельной отсрочки, причину ухаживания Дантеса. Все хотели 
остановить Пушкина. Один Пушкин того не хотел. Мера терпения преисполнилась. При 
получении глупого диплома от безыменного негодяя, Пушкин обратился к Дантесу, 
потому что последний, танцуя часто с Натальей Николаевной, был поводом к мерзкой 
шутке. Самый день вызова неопровержимо доказывает, что другой причины не было. 
Кто знал Пушкина, тот понимает, что не только в случае кровной обиды, но даже 
при первом подозрении, он не стал бы дожидаться подметных писем. Одному богу 
известно, что он в это время выстрадал, воображая себя осмеянным и поруганным в 
большом свете, преследовавшем его мелкими, беспрерывными оскорблениями. Он в 
лице Дантеса искал или смерти, или расправы с целым светским обществом. Я твердо 
убежден, что, если бы С. А. Соболевский был тогда в Петербурге, он, по влиянию 
его на Пушкина, один мог бы удержать его. Прочие были не в силах.
      -- Вот положение дела, -- сказал д`Аршиак. -- Вчера кончился двухнедельный 
срок, и я был у г. Пушкина с извещением, что мой друг Дантес готов к его 
услугам. Вы понимаете, что Дантес желает жениться, но не может жениться иначе, 
как если г. Пушкин откажется просто от своего вызова без всякого объяснения, не 
упоминая о городских слухах. Г. Дантес не может допустить, Чтоб о нем говорили, 
что он был принужден жениться, и женился во избежание поединка. Уговорите г. 
Пушкина безусловно отказаться от вызова. Я вам ручаюсь, что Дантес женится, и мы 
предотвратим, может быть, большое несчастие<1.
      Этот д`Аршиак был необыкновенно симпатичной личностью и сам скоро умер 
насильственной смертью на охоте. Мое положение было самое неприятное: я только 
теперь узнал сущность дела; мне предлагали самый блистательный исход, то, что я 
и требовал, и ожидать бы никак не смел, а между тем я не имел поручения вести 
переговоры. Потолковав с д`Аршиаком, мы решили съехаться в три часа у самого 
Дантеса. Тут возобновились те же предложения, но в разговорах Дантес не 
участвовал, все предоставив секунданту. Никогда в жизни своей я не ломал так 
головы. Наконец, потребовав бумаги, я написал по-французски Пушкину записку.
      Гр. В. А. СОЛОГУБ, Воспоминания, 181.

      <1Я говорил, что на Пушкина надо было глядеть, как на больного, а потому 
можно несколько мелочей оставить в стороне.  Записка Соллогуба, бывшая в 
распоряжении Анненкова. Б. Модзалевский.  Пушкин, 380.

      Я был, согласно вашему желанию, у г. дАршиака, чтобы условиться о времени 
и месте. Мы остановились на субботе, так как в пятницу я не могу быть свободен, 
в стороне Парголова, ранним утром, на 10 шагов расстояния. Г. д`Аршиак добавил 
мне конфиденциально, что барон Геккерн окончательно решил объявить о своем 
брачном намерении, но, удерживаемый опасением показаться желающим избежать 
дуэли, он может сделать это только тогда, когда между вами все будет кончено, и 
вы засвидетельствуете словесно перед мной или г. д`Аршиаком, что вы не 
приписываете его брака расчетам, недостойным благородного человека.
      Не имея от вас полномочия согласиться на то, что я одобряю от всего 
сердца, я прошу вас, во имя вашей семьи, согласиться на это предложение, которое 
примирит все стороны. Нечего говорить о том, что д`Аршиак и я ручаемся за 
Геккерена. Будьте добры дать ответ тотчас.
      Гр. В. А. СОЛОГУБ -- ПУШКИНУ, 17 ноября 1836 года.  Переп. П-на,  III, 408  
(фр.).

      Д`Аршиак прочитал внимательно записку, но не показал ее Дантесу, несмотря 
на его требование, а передал мне и сказал: -- Я согласен. Пошлите.
      Я позвал своего кучера, отдал ему в руки записку и приказал везти на 
Мойку, туда, где я был утром. Кучер ошибся и отвез записку к отцу моему, который 
жил тоже на Мойке и у которого я тоже был утром. Отец мой записки не распечатал, 
но, узнав мой почерк и очень встревоженный, выглядел условия о поединке. Однако 
он отправил кучера к Пушкину, тогда как мы около двух часов оставались в 
мучительном ожидании. Наконец, ответ был привезен.
      Гр. В. А. СОЛОГУБ. Воспоминания, 184.

      Я не колеблюсь написать то, что я могу заявить словесно. Я вызвал г. Ж. 
Геккерена на дуэль, и он принял ее, не входя ни в какие объяснения. Я прошу 
господ свидетелей этого дела соблаговолить рассматривать этот вызов, как не 
существовавший, осведомившись по слухам, что г. Ж. Геккерен решил объявить свое 
решение жениться на m-lle Гончаровой после дуэли. Я не имею никакого основания 
приписывать его решение соображениям, недостойным благородного человека. Я прошу 
вас, граф, воспользоваться этим письмом по вашему усмотрению.
      ПУШКИН -- гр. В. А. СОЛОГУБУ, 17 ноября, 1836 года. Переп., III, 409  
(фр.).

       --  Этого достаточно, -- сказал д`Аршиак, ответа Дантесу не показал и 
поздравил его женихом. Тогда Дантес обратился ко мне со словами:
      -- Ступайте к г. Пушкину и поблагодарите его, что он согласен кончить нашу 
ссору. Я надеюсь, что мы будем видаться, как братья.
      Поздравив со своей стороны Дантеса, я предложил д`Аршиаку лично повторить 
эти слова Пушкину и ехать со мной. Д`Аршиак и на это согласился. Мы застали 
Пушкина за обедом. Он вышел к нам несколько бледный и выслушал благодарность, 
переданную ему д`Аршиаком.
      -- С моей стороны, -- продолжал он, -- я позволил себе обещать, что вы 
будете обходиться со своим зягем, как со знакомым.
      -- Напрасно, -- воскликнул запальчиво Пушкин. -- Никогда этого не будет. 
Никогда между домом Пушкина и домом Дантеса ничего общего быть не может.
      Мы грустно переглянулись с д`Аршиаком. Пушкин затем немного успокоился.
      -- Впрочем, -- добавил он, -- я признал и готов признать, что г. Дантес 
действовал, как честный человек.
      -- Больше мне и не нужно, -- подхватил д`Аршиак и поспешно вышел из 
комнаты.
      Гр. В. А. СОЛОГУБ. Воспоминания, 184.

      По рассказу Матюшкина, Дантес был сын сестры Геккерена и Голландского 
короля, усыновленный богатым дядей. Геккерен не мог простить Пушкину, что он так 
круто повернул женитьбу Дантеса на своей свояченице. Это было так: Пушкин, 
возвратясь откуда-то домой, находит Дантеса у ног своей жены. Дантес, увидя его, 
поспешно встал. На вопрос Пушкина, что это значит, Дантес отвечал, что он умолял 
Наталью Николаевну уговорить сестру свою итти за него. На это Пушкин сухо 
заметил, что тут не о чем умолять, что ничего нет легче: он звонит, приказывает 
вошедшему человеку позвать Катерину Николаевну и говорит ей: "Voila M. Dantes 
qui demande ta main//Г-н Дантес просит твоей руки  (фр.) //, согласна ли ты?" 
Затем Пушкин прибавляет, что он тотчас же испросит на этот брак разрешение 
императрицы (К. Н. была фрейлина), едет во дворец и привозит это разрешение.
      Я. ГРОТ, 282.

      Осенью 1836 г. Пушкин пришел к Клементию Осип. Россету и, сказав, что 
вызвал на дуэль Дантеса, просил его быть секундантом. Тот отказывался, говоря, 
что дело секундантов, вначале, стараться о примирении противника, а он этого не 
может сделать, потому что не терпит Дантеса, и будет рад, если Пушкин избавит от 
него петербургское общество; потом он недостаточно хорошо пишет по-французски, 
чтоб вести переписку, которая в этом случае должна быть ведена крайне 
осмотрительно; но быть секундантом на самом месте поединка, когда уже все будет 
условлено, Россет был готов. После этого разговора Пушкин повел его прямо к себе 
обедать. За столом подали Пушкину письмо. Прочитав его, он обратился к старшей 
своей свояченице, Екатерине Николаевне: -- "Поздравляю, вы невеста; Дантес 
просит вашей руки". Та бросила салфетку и побежала к себе. Наталья Николаевна за 
нею. -- Каков! -- сказал Пушкин Россету про Дантеса.
      П. И. БАРТЕНЕВ со слов А. О. РОССЕТА.  Рус. Арх.,  1882, I, 247.

      Что происходило по получении вызова в вертепе у Геккерена и Дантеса, 
неизвестно; но в тот же день Пушкин, сидя за обедом, получает письмо, в котором 
Дантес просит руки старшей Гончаровой, сестры Наталии Николаевны. Удивление 
Пушкина было невыразимое; казалось, что все сомнения должны были упасть перед 
таким доказательством, что Дантес не думает о его жене. Но Пушкин не поверил сей 
неожиданной любви, а так как не было причины отказать в руке свояченицы, 
тридцатилетней девушки, которой Дантес нравился, то и было изъявлено согласие. 
Помолвка Дантеса удивила всех и всех обманула. Друзья Пушкина, видя, что 
ревность его продолжается, напали на него, упрекая в безрассудстве; он же 
оставался неуспокоенным и не верил, что свадьба состоится.
      Н. М. СМИРНОВ.  Рус. Арх.,  1882, I, 235.  506

      Геккерен  (Дантес),  взбешенный холодностью Натальи Николаевны, заметной 
для всех в свете, и неудачей, постигшей все попытки отца, отважился посетить ее 
на дому, но случай натолкнул его в сенях на возвращающегося Пушкина.
      Одного вида соперника было достаточно, чтобы забушевала в нем африканская 
кровь и, взбешенный предположением, что так нахально нарушается его запрет, -- 
он немедленно обратился к молодому человеку с вопросом, что побуждает его 
продолжать посещения, когда ему хорошо должно быть известно, до какой степени 
они ему неприятны?
      Самообладание не изменило Геккерену. Зрел ли давно задуманный план в его 
уме, или, вызванная желанием предотвратить возможное столкновение, эта мысль 
мгновенно озарила его, -- кто может это решить? Хладнокровно, с чуть заметной 
усмешкой, выдержал он натиск первого гнева и в свою очередь вежливо спросил, 
отчего Пушкин так волнуется его ухаживанием, которое не может компрометировать 
его жену, так как отнюдь к ней не относится.
      -- Я люблю свояченицу вашу, Екатерину Николаевну, и это чувство настолько 
искренно и серьезно, что я готов сейчас просить ее руки.
      Это признание озадачило Александра Сергеевича.
      Несмотря на неожиданность, он мгновенно взвесил цену доказательства. 
Молодому, блестящему красавцу-иностранцу, который мог бы выбирать из самых 
лучших и выгодных партий, из любви к одной сестре связать себя навеки со 
старшей, отцветающей бесприданницею, -- это было бы необъяснимым безумием, и 
разом просветленный, он уже добродушно объяснил ему, что участь Екатерины 
Николаевны не от него зависит, и что для дальнейших объяснений ему следует 
обратиться к тетушке, Екатерине Ивановне Загряжской, как старшей 
представительнице семьи.
      Наталью Николаевну это неожиданное сватовство поразило еще сильнее мужа. 
Она слишком хорошо видела в этом поступке необузданность страсти, чтобы не 
ужаснуться горькой участи, ожидавшей ее сестру.
      Екатерина Николаевна сознавала, что ей суждено любить безнадежно, и 
потому, как в волшебном чаду, выслушала официальное предложение, переданное ей 
тетушкою, боясь поверить выпадавшему ей на долю счастью. Тщетно пыталась сестра 
открыть ей глаза, поверяя все хитро-сплетенные интриги, которыми до последней 
минуты пытались ее опутать, и рисуя ей картину семейной жизни, где с первого 
шага Екатерина Николаевна должна будет бороться с целым сонмом ревнивых 
подозрений и невыразимой мукой сознания, что обидное равнодушие служит ответом 
ее страстной любви.
      На все доводы она твердила одно: -- Сила моего чувства к нему так велика, 
что, рано или поздно, оно покорит его сердце, а перед этим блаженством страдание 
не страшит!
      Наконец, чтобы покончить с напрасными увещаниями, одинаково тяжелыми для 
обеих, Екатерина Николаевна в свою очередь не задумалась упрекнуть сестру в 
скрытой ревности, наталкивающей ее на борьбу за любимого человека.
      -- Вся суть в том, что ты не хочешь, ты боишься его мне уступить, -- 
запальчиво бросила она ей в лицо.
      Краска негодования разлилась по лицу Натальи Николаевны:
      -- Ты сама не веришь своим словам, Catherine! Ухаживание Геккерена сначала 
забавляло меня, оно льстило моему самолюбию: первым побуждением служила мысль, 
что муж заметит новый, шумный успех, и это пробудит его остывшую любовь. Я 
ошиблась! Играя с огнем, можно обжечься. Геккерен мне понравился. Если бы я была 
свободна, -- не знаю, во что бы могло превратиться мимолетное увлечение. 
Постыдного в нем ничего нет! Перед мужем я даже и помыслом не грешна, и в твоей 
будущей жизни помехой, конечно, не стану. Это ты хорошо знаешь. Видно, от своей 
судьбы никому не уйти! И на этом покончилось все объяснение сестер.
      А. П. АРАПОВА.  Новое Время,  1907, • 11421, иллюстр. прил., стр. 5.

      Порицание поведения Геккерена справедливо и заслужено: он точно вел себя, 
как гнусная каналья. Сам сводничал Дантесу в отсутствие Пушкина, уговаривал жену 
его отдаться Дантесу, который будто к ней умирал любовью, и все это тогда 
открылось, когда после первого вызова на дуэль Дантеса Пушкиным, Дантес вдруг 
посватался на сестре Пушкиной; тогда жена открыла мужу всю гнусность поведения 
обоих, быв во всем совершенно невинна.
      ИМПЕРАТОР НИКОЛАЙ I -- вел. кн. МИХАИЛУ ПАВЛОВИЧУ, 3 февр. 1837 г.  Рус. 
Стар.,  1902, т. 110, стр. 226.

      Когда Пушкин узнал о свадьбе, уже решенной, он, конечно, должен был счесть 
ее достаточным для своей чести удовлетворением, так как всему свету было ясно, 
что этот брак по рассудку, а не по любви. Чувства, или так называемые "чувства" 
молодого Геккерена получили гласность такого рода, которая делала этот брак 
довольно двусмысленным. Вследствие этого Пушкин взял свой вызов обратно, но 
объявил самым положительным образом, что между его семьей и семейством 
свояченицы он не потерпит не только родственных отношений, но даже простого 
знакомства, и что ни их нога не будет у него в доме, ни его -- у них. Тем, кто 
обращался к нему с поздравлениями по поводу этой свадьбы, он отвечал во 
всеуслышание: "Tu l`as voulu, Georges Dandin"//Ты этого хотел, Жорж Данден  
(фраза из пьесы Мольера, ставшая поговоркой; фр.) //. Говоря по правде, надо 
сказать, что мы все, так близко следившие за развитием этого дела, никогда не 
предполагали, чтобы молодой Геккерен решился на этот отчаянный поступок, лишь бы 
избавиться от поединка. Он сам был, вероятно, опутан темными интригами своего 
отца. Он приносил себя ему в жертву. Я его, по крайней мере, так понял. Но часть 
общества захотела усмотреть в этой свадьбе подвиг высокого самоотвержения ради 
спасения чести г-жи Пушкиной.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ -- вел. кн. МИХАИЛУ ПАВЛОВИЧУ, 14 февр. 1837 г.  
Щеголев,  259  (фр.).

      Слава богу, -- кажется, все кончено. Жених и почтенной его батюшка были у 
меня с предложением. К большому щастию, за четверть часа перед ними приехал 
старший Гончаров  (Д. Н.)  и он объявил им родительское согласие; итак, все 
концы в воду. Сегодня жених подает просьбу по форме о позволении женитьбы и 
завтра от невесты поступит к императрице. Теперь позвольте мне от всего моего 
сердца принести вам мою благодарность и простите все мучения, которые вы 
претерпели во все сие бурное время, я бы сама пришла к вам, чтоб отблагодарить, 
но право сил нету.
      Е. И. ЗАГРЯЖСКАЯ -- В. А. ЖУКОВСКОМУ.  Щеголев,  288.

      Согласие Екатерины Гончаровой и все ее поведение в этом деле непонятны, 
если только загадка эта не объясняется просто ее желанием во что бы то ни стало 
выйти из ряда зрелых дев. Пушкин все время думал, что какая-нибудь случайность 
помешает браку в самом же начале. Все же он совершился.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ -- вел. кн. МИХАИЛУ ПАВЛОВИЧУ, 14 февр. 1837 г.  
Щеголев,  260  (фр.).

      Вечером на бале С. В. Салтыкова свадьба была объявлена , но Пушкин Дантесу 
не кланялся. Он сердился на меня, что, несмотря на его приказание, я вступил в 
переговоры. Свадьбе он не верил.
      -- У него, кажется, грудь болит, -- говорил он, -- того гляди, уедет за 
границу. Хотите биться об заклад, что свадьбы не будет? Вот у вас тросточка. У 
меня бабья страсть к этим игрушкам. Проиграйте мне ее.
      -- А вы проиграете мне все ваши сочинения?
      -- Хорошо. (Он был в это время как-то желчно весел).
      Гр. В. А. СОЛОГУБ. Воспоминания, 185.

      19 ноября 1836 г. отдано было в полковом приказе: "Неоднократно поручик 
барон де-Геккерен подвергался выговорам за неисполнение своих обязанностей, за 
что уже и был несколько раз наряжаем без очереди дежурным при дивизионе; хотя 
объявлено вчерашнего числа, что я буду сегодня делать репетицию ординарцам, на 
коей он и должен был находиться, но не менее того... на оную опоздал, за что и 
делаю ему строжайший выговор и наряжаю дежурным на пять раз".
      С. А. ПАНЧУЛИДЗЕВ. Сборник биографий кавалергардов, 77.

      -- Послушайте, -- сказал мне Пушкин через несколько дней, -- выбыли более 
секундантом Дантеса, чем моим; однако я не хочу ничего делать без вашего ведома. 
Пойдемте в мой кабинет.
      Он запер дверь и сказал: "Я прочитаю вам мое письма к старику Геккерену. С 
сыном уже покончено... Вы мне теперь старичка подавайте".
      Тут он прочитал мне всем известное письмо к голландскому посланнику. Губы 
его задрожали, глаза налились кровью. Он был до того страшен, что только тогда я 
понял, что он действительно африканского происхождения. Что мог я возразить 
против такой сокрушительной страсти? Я промолчал невольно, и так как это было в 
субботу (приемный день князя Одоевского), то поехал к кн. Одоевскому. Там я 
нашел Жуковского и рассказал ему про то, что слышал. Жуковский испугался и 
обещал остановить посылку письма. Действительно, это ему удалось; через 
несколько дней он объявил мне у Карамзиных, что дело он уладил и письмо послано 
не будет. Пушкин точно не отсылал письма, но сберег его у себя на всякий случай.
      Гр. В. А. СОЛОГУБ. Воспоминания, 186.

      Нанести решительный удар... сочиненное вами, и три экземпляра безымянного 
письма... роздали... смастерили... беспокоимся более. Действительно, не прошло и 
трех дней в розысках, как я узнал, в чем дело. Если дипломатия не что иное, как 
искусство знать о том, что делается у других, и разрушать их замыслы, то вы 
отдадите мне справедливость и сознаетесь, что сами потерпели поражение на всех 
пунктах... Может быть, вы желаете знать, что мешало мне до сих пор опозорить вас 
в глазах нашего двора и вашего... Я добр, простодушен... Но сердце мое 
чувствит... Дуэли мне уже недостаточно... самый след этого гнусного дела, из 
которого мне легко будет написать главу в моей истории рогоносцев.
      ПУШКИН -- бар. ГЕККЕРЕНУ-старшему. Первоначальная редакция письма от 21 
ноября 1836 г. (черновик).  Рус. Стар.,  1880  (фр.).

      Случилось, что в продолжение двух недель г. Дантес влюбился в мою 
свояченицу, Гончарову, и просил у нее руки. Между тем я убедился, что анонимное 
письмо было от Геккерена, о чем считаю обязанностью довести до сведения 
правительства и общества. Будучи единственным судьею и хранителем моей чести и 
чести моей жены, -- почему и не требую ни правосудия, ни мщения, -- не могу и не 
хочу представлять доказательств кому бы то ни было в том, что я утверждаю.
      ПУШКИН -- гр. А. X. БЕНКЕНДОРФУ, 21 ноября 1836 г.  (фр.).

      1836 г. Месяц ноябрь. Присутствие их величеств в собственном дворце. 
Понедельник, 23-го. С девяти часов его величество принимал с докладом военного 
министра ген.-адъютанта графа Чернышева, ген.-лейтенанта гр. Грабовского  (и т. 
д.).  10 минут 2-го часа его величество один в санях выезд имел прогуливаться по 
городу и возвратился в 3 часа во дворец. По возвращении его величество принимал 
генерал-адъютанта графа Бенкендорфа и камер-юнкера Пушкина.
      ЗАПИСЬ В КАМЕР-ФУРЬЕРСКОМ ЖУРНАЛЕ.  "Огонек",  1928, • 24.

      Князь П. А. Вяземский и все друзья Пушкина не понимали и не могли себе 
объяснить поведения Пушкина в этом деле. Если между молодым Геккереном и женою 
Пушкина не прерывались в гостиных дружеские отношения, то это было в силу 
общечеловеческого, неизменного приличия, и сношения эти не могли возбудить не 
только ревности, но даже и неудовольствия со стороны Пушкина. Сам Пушкин 
говорил, что с получения безымянного письма он не имел ни минуты спокойствия. 
Оно так и должно было быть... Для Пушкина минутное ощущение, пока оно не 
удовлетворено, становилось жизненною потребностью... Чистосердечно сообщаемый 
женою разговор не заслуживал доверия в его глазах и мог только раздражать его 
самолюбие. В последние два месяца жизни Пушкин много говорил о своем деле с 
Геккереном, а отзывы его друзей и их молчание -- все должно было перевертывать в 
нем душу и убеждать в необходимости кровавой развязки.
      Кн. ПАВ. П. ВЯЗЕМСКИЙ. "Пушкин". II, 67 -- 68.

      25 ноября 1836 г. взято Пушкиным у Шишкина 1 250 руб. под залог шалей, 
жемчуга и серебра.
      Б. Л. МОДЗАЛЕВСКИЙ. Архив опеки над имуществом Пушкина.  П-н и его совр-
ки,  XIII, 98.

       (Вторая половина ноября 1836 г., на "пятнице" у А. Ф. Воейкова).  В это 
время вошел кудрявый, желтовато-смуглый брюнет с довольно густыми, темными 
бакенбардами, с смеющимися живыми глазами и с обликом лица южного, как бы 
негритянского происхождения... На Пушкине был темно-кофейного цвета сюртук с 
бархатным воротником, в левой руке он держал черную баранью кавказскую 
кабардинку с красным верхом. На шее у него был повязан шелковый платок довольно 
густо, и из-за краев этого платка виднелся порядочно измятый воротник белой 
рубашки. Когда Пушкин улыбался своею очаровательною улыбкой, алые широкие его 
губы обнаруживали ряды красивых зубов поразительной белизны и яркости.
      ...Пушкин кинулся с ногами на диван, причем, в полном смысле слова, 
помирал со смеху, хохоча звонко с легким визгом. Пришедши несколько в себя и 
вытирая слезы, он сказал Воейкову: "Извините мне мой обычный истерический 
припадок смеха. Так я всегда хохочу, когда речь идет о чем-нибудь забавном и 
менее этого"... Пушкин был от природы очень смешлив, и когда однажды заливался 
хохотом, то хохот этот был очень продолжителен.
      В. Б. (В. П. БУРНАШОВ). Мое знакомство с Воейковым.  Рус. Вестник,  1871, 
• 11 (с. 182, 188, 189).

      Пушкин был должен кн. Н. Н. Оболенскому 8000 руб., занятых у него в 1836 
г. по двум заемным письмам; срок их минул 1 декабря 1836 г., но Пушкин просил 
Оболенского отсрочить платеж до марта 1837 г.
      Б. Л. МОДЗАЛЕВСКИЙ. Архив опеки над имуществом Пушкина.  П-н и его совр-
ки,  XIII, 95.

      В начале декабря д`Аршиак показал мне несколько печатных бланков с разными 
шутовскими дипломами на разные нелепые звания. Он рассказал мне, что венское 
общество целую зиму забавлялось рассылкою подобных мистификаций. Тут находился 
тоже печатный образец диплома, посланного Пушкину. Таким образом, гнусный 
шутник, причинивший его смерть, не выдумал даже своей шутки, а получил образец 
от какого-то члена дипломатического корпуса и списал.
      Гр. В. А. СОЛОГУБ. Воспоминания, 186.

       (4 декабря 1836 г., у Греча, на именинах его жены).  Пушкин, как заметили 
многие, был не в своей тарелке, на его впечатлительном лице отражалась мрачная 
задумчивость. Пробыв у Греча с полчаса, Пушкин удалился. Греч сам проводил его в 
прихожую, где лакей Пушкина подал ему медвежью шубу и на ноги надел меховые 
сапоги. "Все словно бьет лихорадка, -- говорил он, закутываясь, -- все как-то 
везде холодно и не могу согреться; а порой вдруг невыносимо жарко. Нездоровится 
что-то в нашем медвежьем климате. Надо на юг, на юг!"
      В. П. БУРНАШОВ. Воспоминания.  Рус. Арх.,  1872, стр. 1790.

      Я был во дворце с 10 часов до 3 1/2 и был почти поражен великолепием 
двора, дворца и костюмов военных и дамских, нашел много апартаментов новых и в 
прекрасном вкусе отделанных. Пение в церкви восхитительное! Я не знал, слушать 
ли или смотреть на Пушкину и ей подобных? -- подобных! но много ли их? жена 
умного поэта и убранством затмевала других...
      А. И. ТУРГЕНЕВ -- А. Я. БУЛГАКОВУ, 7 дек. 1836 года.  Московский 
Пушкинист.  Вып. I, 1927, стр. 33.

      С самого моего приезда<1 я была поражена лихорадочным состоянием Пушкина и 
какими-то судорожными движениями, которые начинались в его лице и во всем теле 
при появлении будущего его убийцы.
      Кн. Е. Н. МЕЩЕРСКАЯ (урожд. Карамзина)  Я. Грот,  260.

      <1Ек. Ник. Мещерская приехала в Петербург, по-видимому, в первой половине 
декабря 1836 г. Брат ее Андрей Ник. Карамзин. писал про нее матери из Парижа 25 
декабря: "так как Катенька теперь с вами то надеюсь, что и ее милый почерк найду 
иногда в ваших письмах" (Стар. и Новизна, XVII, 244). Письмо из Петербурга в 
Париж в то время шло около двух недель.

      Мой сборник  ("Старина и Новизна")  Пушкин советует мне назвать Старина и 
Новина, а не Новизна.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ -- И. И. ДМИТРИЕВУ, 9 дек. 1836 г.  Рус. Арх.,  1868, 
стр. 652.

      В полковом приказе 13 дек. 1836 г. Дантес показан заболевшим "простудною 
лихорадкою" с 12 декабря.
      С. А. ПАНЧУЛИДЗЕВ. Сборник биографий кавалергардов, 80.

      Я зашел к Пушкину справиться о песне о Полку Игореве, коей он приготовляет 
критическое издание... Он хочет сделать критическое издание сей песни, в роде 
Шлецерова Нестора, и показать ошибки в толках Шишкова и других переводчиков и 
толкователей; но для этого ему нужно дождаться смерти Шишкова, чтобы 
преждевременно не уморить его критикою, а других смехом. Три или четыре места в 
оригинале останутся неясными, но многое пояснится, особливо начало. Он прочел 
несколько замечаний своих, весьма основательных и остроумных: все основано на 
знании наречий слов и языка русского... Я провел у них весь вечер в умном и 
любопытном разговоре.
      А. И. ТУРГЕНЕВ -- Н. И. ТУРГЕНЕВУ, 13 дек. 1836 г.  Щеголев.  Дуэль и 
смерть Пушкина. Изд. 3-е, стр. 278.

      (19 дек. 1836 г.) Вечер у кн. Мещерской (Карамз.). О Пушкине; все нападают 
на него за жену, я заступился.
      А. И. ТУРГЕНЕВ. Дневник.  Щеголев.  Дуэль и смерть Пушкина. Изд. 3-е, стр. 
279.

      Пушкин мой сосед<1, он полон идей, и мы очень сходимся друг с другом в 
наших нескончаемых беседах; иные находят его изменившимся, озабоченным и не 
вносящим в разговор ту долю, которая прежде была так значительна. Но я не из 
числа таковых, и мы с трудом кончаем одну тему разговора, в сущности не 
заканчивая, то есть не исчерпывая ее никогда; его жена повсюду прекрасна как на 
балу, так и в своей широкой черной накидке у себя дома. Жених ее сестры  
(Дантес)  очень болен, он не видается с Пушкиными.
      А. И. ТУРГЕНЕВ -- Е. А. СВЕРБЕЕВОЙ, 21 дек. 1836г.  Московский Пушкинист.  
Вып. I, 1927, стр. 24  (фр.).

      <1Тургенев жил в гостинице Демута, по Мойке, недалеко от Пушкина.

      Вы сообщаете мне новость о выходе Екатерины Гончаровой за барона Дантеса, 
теперь Геккерена. По словам г-жи Пашковой, которая об этом пишет своему отцу, 
это удивляет город и предместья не потому, что один из самых красивых 
кавалергардов и самых модных мужчин, имеющий 70 тысяч рублей доходу, женится на 
m-lle Гончаровой, -- она для этого достаточно красива и достаточно хорошо 
воспитана, -- но потому что его страсть к Натали ни для кого не была секретом. Я 
об этом прекрасно знала, когда была в Петербурге, и тоже подшучивала над этим; 
поверьте мне, тут что-то либо очень подозрительное, либо -- недоразумение, и, 
может быть, будет очень хорошо, если свадьба не состоится.
      О. С. ПАВЛИЩЕВА -- С. Л. ПУШКИНУ, 24 декабря 1836 г., из Варшавы.  П-н и 
его совр-ка,  XII, 94  (фр.).

      Со свояченицей своею во все это время Пушкин был мил и любезен по-прежнему 
и даже весело подшучивал над нею по случаю свадьбы ее с Дантесом. Раз, выходя из 
театра, Данзас встретил Пушкиных и поздравил Катерину Николаевну Гончарову, как 
невесту Дантеса; при этом Пушкин сказал шутя Данзасу:
      -- Моя свояченица не знает теперь, какой она будет национальности: 
русскою, француженкою или голландкою?
      А. АММОСОВ 12.

      В продолжение помолвки дом Пушкина был закрыт для Геккерена, и он виделся 
со своей невестой только у ее тетки Ек. Ив. Загряжской.
      Бар. ГУСТАВ ФРИЗЕНГОФ -- А. П. АРАПОВОЙ.  Красная нива,  1929, • 24, стр. 
10  (фр.).

      Был на балу у Е. Ф. Мейендорфа. Он и жена говорили о Пушкине, о данном мне 
поручении перевести для государя рукопись генерала Гордона. Я не танцовал и 
находился в комнате перед залой. Вдруг вышел оттуда Александр Сергеевич с 
Мейендорфом и нетерпеливо спрашивал его: "Да где же он? Где он?" Егор Федорович 
нас познакомил. Пошли расспросы об объеме и содержании рукописи... Он спросил, 
не имею ли других подобных занятий в виду по окончании перевода; и упрашивал 
навещать его.
      Над. сов. КЕЛЛЕР. Дневник. Декабрь.  Соч. Пушкина под ред. П. А. Ефремова,  
т, VIII, 1905, стр. 586.

      28 декабря 1836 г. эскадронный командир Дантеса шт.-ротмистр Апрелев подал 
рапорт об "исходатайствовании дозволения проезжать по хорошей погоде поручику 
барону де-Геккерену по случаю облегчения в болезни".
      С. А. ПАНЧУЛИДЗЕВ, 80.

      Моя свояченица Катерина выходит замуж за барона Геккерена, племянника и 
приемного сына посланника голландского короля. Это очень красивый и славный 
малый, весьма в моде, богатый, и на четыре года моложе своей невесты. 
Приготовление приданого очень занимает и забавляет мою жену и ее сестер, меня же 
приводит в ярость, потому что мой дом имеет вид магазина мод и белья.
      ПУШКИН -- С. Л. ПУШКИНУ (отцу) в конце дек. 1836 г.  (фр.).

      А. А. Краевский работал у Пушкина в 1836 г. и заведывал корректурами 
пушкинского "Современника". Он часто видался с Пушкиным в последние годы его 
жизни. Однажды, собираясь в Москву, Краевский зашел к Пушкину проститься и 
напомнить ему его обещание дать стихотворение "Московскому Наблюдателю". Пушкин 
достал свою тетрадь, вырвал из нее листок и подал его Краевскому.
      Это были стихи "Последняя туча рассеянной бури". Прочитав и складывая его, 
чтобы положить в карман, Краевский видит на обороте листка еще небольшие стихи; 
но только что он прочел первый стих: "В Академии Наук..." -- Пушкин мгновенно 
вырвал у него листок, переписал посылаемые "Московскому Наблюдателю" стихи на 
отдельной бумаге, отдал Краевскому, а первый листок спрятал. Краевский помнил, 
что в последнем стихе было: "От того, что есть чем сесть".
      Через несколько месяцев Краевский приносит Пушкину корректуру 
"Современника". -- "Некогда, некогда, -- говорит Пушкин, -- надобно ехать в 
публичное заседание Академии. Хотите? поедем вместе: посмотрите, как президент и 
вице-президент будут торчать на моей эпиграмме".
      П. И. БАРТЕНЕВ со слов А. А. КРАЕВСКОГО.  Рус Арх.,  1892, II, 480.

      В одно из своих посещений Краевский застал Пушкина, именно 28 декабря 1836 
г., только что получившим пригласительный билет на годичный акт Академии Наук.
      -- Зачем они меня зовут туда? Что я там будут делать? -- говорил Пушкин. -
- Ну, да поедемте вместе, завтра.
      -- У меня нет билета.
      -- Что за билет! Поедемте. Приезжайте ко мне завтра и отправимся.
      29 декабря Краевский пришел. Подали двухместную, четвернею на вынос, с 
форейтором, запряженную карету, и А. С. Пушкин с А. А. Краевским отправились в 
Академию Наук.
      Перед этим только что вышел четвертый том "Современника", с "Капитанскою 
дочкою". В передней комнате Академии, пред залом, Пушкина встретил Греч -- с 
поклоном чуть не в ноги:
      -- Батюшка, Александр Сергеевич, исполать вам! Что за прелесть вы подарили 
нам! -- говорил с обычными ужимками Греч. -- Ваша "Капитанская дочка" чудо как 
хороша! Только зачем это вы, батюшка, дворовую девку свели в этой повести с 
гувернером... Ведь книгу-то наши дочери будут читать!..
      -- Давайте, давайте им читать! -- говорил в ответ, улыбаясь, Пушкин.
      Вошли. За столом на председательском месте, вместо заболевшего Уварова, 
сидел князь М. А. Дундуков-Корсаков, лучезарный, в ленте, звездах, румяный, и 
весело, приветливо поглядывал на своих соседей-академиков и на публику. 
Непременный секретарь Академии Фукс  (Фусс)  читал отчет.
      -- Ведь вот сидит довольный и веселый, -- шепнул Пушкин Краевскому, мотнув 
головой по направлению к Дундукову, -- а ведь сидит-то на моей эпиграмме! 
Ничего, не больно, не вертится!
      Давно была известна эпиграмма Пушкина:
      В Академии Наук
      заседает князь Дундук.
      Говорят, не подобает
      Дундуку такая честь;
      Отчего ж он заседает?
      Оттого, что ....есть.
      Но Пушкин постоянно уверял, что она принадлежит Соболевскому. На этот раз 
он проговорился Краевскому потому, что незадолго пред тем сам же нечаянно 
показал ему автограф свой с этой именно эпиграммою.
      М. И. СЕМЕВСКИЙ со слов А. А. КРАЕВСКОГО.  Рус. Стар.,  1880, т. 29, стр. 
220.

      Пушкин жалел об эпиграмме: "В Академии Наук", когда лично узнал Дундука.
      С. А. СОБОЛЕВСКИЙ -- М. Н. ЛОНГИНОВУ, 1855 г.  П-н и его совр-ки,  XXXI -- 
XXXI 1, 39.

      Вы застали меня врасплох, без гроша денег. Виноват, -- сейчас еду по моим 
должникам собирать недоимки, и коли удастся, явлюся к вам... Экая беда!
      ПУШКИН -- Н. Н. КАРАДЫГИНУ, конец 1836 -- нач. 1837 г.

      На святках был бал у португальского, если память не изменяет, посланника, 
большого охотника. Во время танцев я зашел в кабинет, все стены которого были 
увешаны рогами различных животных, убитых ярым охотником, и, желая отдохнуть, 
стал перелистывать какой-то кипсэк. Вошел Пушкин. "Вы зачем здесь? Кавалергарду, 
да еще не женатому, здесь не место. Вы видите, -- он указал на рога, -- эта 
комната для женатых, для мужей, для нашего брата". -- "Полноте, Пушкин, вы и на 
бал притащили свою желчь; вот уж ей здесь не место"... Вслед за этим он начал 
бранить всех и вся, между прочим Дантеса, и так как Дантес был кавалергардом, то 
и кавалергардов. Не желая ввязываться в историю, я вышел из кабинета и, стоя в 
дверях танцовальной залы, увидел, что Дантес танцует с Натали.
      Со слов А. В. ТРУБЕЦКОГО в 1887 г. Рассказ об отношениях Пушкина к 
Дантесу.  Отд. брошюра, перепеч. у Щеголева, стр. 405.

      С княгинею он был откровеннее, чем с князем. Он прибегал к ней и 
рассказывал свое положение относительно Геккерена. Накануне нового года у 
Вяземских был большой вечер. В качестве жениха Геккерен явился с невестою. 
Отказывать ему от дому не было уже повода. Пушкин с женою был тут же, и француз 
продолжал быть возле нее. Графиня Наталья Викторовна Строганова говорила княгине 
Вяземской, что у него такой страшный вид, что, будь она его женой, она не 
решилась бы вернуться с ним домой. Наталья Николаевна с ним была то слишком 
откровенна, то слишком сдержанна.
      П. И. БАРТЕНЕВ со слов кн-ни В. Ф. ВЯЗЕМСКОЙ.  Рус. Арх.,  1888, II, 310.

       (В начале 1837 г.).  Войдя в переднюю квартиры Петра Александровича  
(Плетнева),  я столкнулся с человеком среднего роста, который, уже надев шинель 
и шляпу и прощаясь с хозяином, звучным голосом воскликнул: "да! да! Хороши наши 
министры! Нечего сказать" -- засмеялся и вышел. Я успел только разглядеть его 
белые зубы и живые, быстрые глаза. Каково же было мое горе, когда я узнал потом, 
что этот человек был Пушкин!
      И. С. ТУРГЕНЕВ. Литературный вечер у П. А. Плетнева.

      От 15 дек. 1836 г. по 3 янв. 1837 г. Дантес был болен.
      В. В. НИКОЛЬСКИЙ (по данным архива Кавалергардского полка).  В. 
Никольский.  Идеалы Пушкина. 4 изд., стр. 129..

      Выздоровевшего г. поручика барона де-Геккерена числить налицо, которого по 
случаю женитьбы его не наряжать ни в какую должность до 18 янв., т. е. в 
продолжение 15 дней.
      ПРИКАЗ ПО ПОЛКУ, 3 января 1837 г.  С. Панчулидзев,  80.

      С месяц тому, Пушкин разговаривал со мною о русской истории; его светлые 
объяснения древней Песни о полку Игореве, если не сохранились в бумагах, 
невозвратимая потеря для науки: вообще в последние годы жизни своей, с тех пор, 
как он вознамерился описать царствование и деяние Великого Петра, в нем 
развернулась сильная любовь к историческим знаниям и исследованиям отечественной 
истории. Зная его, как знаменитого поэта, нельзя не жалеть, что вероятно 
лишились в нем и будущего историка.
      М. А. КОРКУНОВ. Письмо к издателю Моск. Ведом. С.-Петербург, 4-го февраля 
1837 г.  П-н и его совр-ки,  VIII, 82.

      В начале января 1837 г. баронесса Е. Н. Вревская приехала в Петербург с 
мужем. Пушкин, лишь только узнал о приезде друга своей молодости, поспешил к ней 
явиться. С этого времени он бывал у них почти ежедневно и долго и откровенно 
говорил с баронессой о всех своих делах. Все это время он был в очень 
возбужденном и раздражительном состоянии. Он изнемогал под бременем клевет, не 
оставлявших в покое его семейной жизни; к тому же прибавилась крайняя 
запутанность материальных средств. Между тем жена его, не предвидя последствий, 
передавала мужу все, что доводилось ей слышать во время ее беспрестанных выездов 
в свет. Все это подливало масло в огонь. Пушкин видел во всем вздоре, до него 
доходившем, посягновение на его честь, на свое имя, на святость своего семейного 
очага, и, давимый ревностью, мучимый фальшивостью положения в той сфере, куда бы 
ему не следовало стремиться, видимо, искал смерти.
      М. И. СЕМЕВСКИЙ со слов бар. Ев. Н. Вревской.  Рус. Вестн .,1869, • 11, 
90.

      4 января 1837 г. вышел первый нумер "Литературных прибавлений к Русскому 
Инвалиду" под редакцией А. А. Краевского. Новому литературному органу, на зубок, 
Пушкин дал свое стихотворение "Аквилон". Когда Краевский, по выпуске первого 
нумера своей газеты, представил его Уварову, своему начальнику, -- тот принял 
его крайне сухо, и по выходе из кабинета Краевского сказал бывшему при этом кн. 
М. А. Дундукову-Корсакову:
      -- Разве Краевский не знает, что Пушкин состоит под строгим присмотром 
тайной полиции, как человек неблагонадежный? Служащему у меня в министерстве не 
следует иметь сношение с людьми столь вредного образа мыслей, каким отличается 
Пушкин.
      (П. А. ЕФРЕМОВ).  Рус. Стар.,  1880, т. 28, стр. 537.

      Мне бы так хотелось иметь через вас подробности о невероятной женитьбе 
Дантеса. -- Неужели причиной ее явилось анонимное письмо? Что это -- великодушие 
или жертва? Мне кажется, -- бесполезно, слишком поздно.
      Императрица АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА баронессе Е. Ф. ТИЗЕНГАУЗЕН в конце дек. 
1836 г. -- нач. янв. 1837 г.  Письма Пушкина к Ел. М. Хитрово.  Лгрд., 1927, 
стр. 200.

      Начало мирному общежительству положил для меня Пушкин в последний год 
своей жизни. Любимый со мною разговор его за несколько недель до его смерти, все 
обращен был на слова: "Слава в вышних богу, и на земле мир, и в человецех 
благоволение". По его мнению, я много хранил в душе моей благоволения к людям.
      П. А. ПЛЕТНЕВ -- Я. К. ГРОТУ. Переписка Грота с Плетневым, II, 731.

       (За три недели до смерти Пушкина).  Кабинет Пушкина состоял из большой 
узкой комнаты. Посреди стоял огромный стол простого дерева, оставлявший с двух 
концов место для прохода, заваленный бумагами, письменными принадлежностями и 
книгами, а сам поэт сидел в углу в покойном кресле. На Пушкине был старенький, 
дешевый халат, каким обыкновенно торгуют бухарцы в разноску. Вся стена была 
уставлена полками с книгами, а вокруг кабинета были расставлены простые плетеные 
стулья. Кабинет был просторный, светлый, чистый, но в нем ничего не было 
затейливого, замысловатого, роскошного, во всем безыскусственная простота и 
ничего поражающего.
      ОБЛАЧКИН. Воспоминание о Пушкине.  Северная Пчела,  1864, • 49.

      Особый эпизод в студентской нашей жизни было посещение Пушкина, 
приглашенного профессором Плетневым на одну из своих лекций. Плетнев поднялся на 
кафедру, и в то же время в дверях аудитории показалась фигура Пушкина с его 
курчавой головой, огненными глазами и желтоватым, нервным лицом... Пушкин сел, с 
каким-то другим господином из литераторов, на одну из задних скамей и 
внимательно прослушал лекцию, не обращая внимания на беспрестанное осматривание 
его обращенными назад взорами сидевших впереди студентов... Профессор, читавший 
о древней русской литературе, вскользь упомянул о будущности ее и при сем имя 
Пушкина прошло через его уста; возбуждение было сильное и едва не перешло в 
шумное приветствие знаменитого гостя. Это было уже в конце урочного часа, и 
Пушкин, как бы предчувствуя, что молодежь не удержится от взрыва, скромно 
удалился из аудитории, ожидая окончания лекции в общей проходной зале, куда и 
вскоре вышел к нему Плетнев, и они вместе уехали. Это было незадолго до смерти 
Пушкина.
      М. -- Н. Воспоминания из дальних лет.  Рус. Стар.,  1881, май, 158.

      Недели за три до смерти историографа Пушкина был я по приглашению у него. 
Он много говорил со мной об истории Петра Великого. "Об этом государе, -- сказал 
он между прочим, -- можно написать более, чем об истории России вообще. Одно из 
затруднений составить историю его состоит в том, что многие писатели, не 
доброжелательствуя ему, представляют разные события в искаженном виде, другие с 
пристрастием осыпали похвалами все его действия". Александр Сергеевич на вопрос 
мой: скоро ли будем иметь удовольствие прочесть произведение его о Петре, 
отвечал: "Я до сих пор ничего еще не написал, занимался единственно собиранием 
материалов: хочу составить себе идею обо всем труде, потом напишу историю Петра 
в год или в течение полугода и стану исправлять по документам". Просидев с 
полтора часа у Пушкина, я полагал, что беспокою его и отнимаю дорогое время, но 
он просил остаться и сказал, что вечером ничем не занимается. Возложенное на 
него поручение писать историю Петра весьма его обременяло. -- "Эта работа 
убийственная, -- сказал он мне, -- если бы я наперед знал, я бы не взялся за 
нее".
      Надв. сов. КЕЛЛЕР. Дневник.  Соч. Пушкина под ред. П. А. Ефремова,  т. 
VIII, стр. 586.

      Сколько теней восстает около меня и роится в моей памяти!.. Вот и Пушкин, 
с своим веселым, заливающимся, ребяческим смехом, с беспрестанным фейерверком 
остроумных, блистательных слов и добродушных шуток, а потом -- растерзанный, 
убитый жестоким легкомыслием пустых, тупых умников салонных, не постигших ни 
нежности, ни гордости его огненной души.
      Гр. А. Д. БЛУДОВА.  Рус. Арх.,  1889, I, стр. 62.

      Старушка, няня детей Пушкина, рассказывала впоследствии, что в декабре 
1836 г. и в начале января 1837 г. Александр Сергеевич был словно сам не свой: он 
или по целым дням разъезжал по городу, или, запершись в кабинете, бегал из угла 
в угол. При звонке в прихожей выбегал туда и кричал прислуге: "если письмо по 
городской почте, -- не принимать!", а сам, вырвав письмо из рук слуги, бросался 
опять в кабинет и там что-то громко кричал по-французски. Тогда, бывало, к нему 
и с детьми не подходи, -- заключала няня, -- раскричится и вон выгонит.
       Рус. Стар.,  1888, т. 28, стр. 515.

       По сохранившимся документам гончаровского архива мы можем установить, что 
Дантес счел нужным обеспечить себе  (перед свадьбой)  два обстоятельства: во-
первых, он поставил условием ежегодную выплату его жене известной суммы, ввиду 
того, что выделить ее часть имения до смерти больного отца было невозможно. Во-
вторых, он захотел иметь гарантию в том, что со временем эта часть наследства 
без всяких препятствий перейдет к его жене, при чем желал строго фиксировать 
объем наследства. Опекун имения, Д. Н. Гончаров  (брат Ек. Ник-ны)  к свадьбе 
приехал из Москвы в Петербург и привез официальное согласие родителей невесты. 
Опекун дал Дантесу обещанье выплачивать ежегодно сестре по 5.000 руб. асс., 
причем 10.000 р. были выданы немедленно на приданное невесте.
      В. С. НЕЧАЕВА. Дантес (по материалам гончаровского архива).  Московский 
Пушкинист.  Вып. I, 1927, стр. 75.

      Ставши женихом Екатерины Гончаровой, Дантес поехал представляться ее 
тетушке, фрейлине Загряжской. -- "Говорят, что вы очень красивы, дайте-ка на 
себя поглядеть", -- сказала старая фрейлина и велела принести две свечи, чтобы 
получше его рассмотреть. -- "Верно! Вы очень хороши!" -- сказала она, окончив 
осмотр.
      ЛУИ МЕТМАН (внук Дантеса) по записи Я. Б. ПОЛОНСКОГО,  Последние Новости,  
1930, • 3340.

      10-го января брак  (между Дантесом и Ек. Гончаровой)  был совершен в обеих 
церквах  (православной и католической)  в присутствии всей семьи. Граф Григорий 
Строганов с супругой, -- родные дядя и тетка молодой девушки, -- были ее 
посажеными отцом и матерью, а с моей стороны графиня Нессельроде была посаженой 
матерью, а князь и княгиня Бутера свидетелями.
      Бар. ГЕККЕРЕН-СТАРШИЙ -- барону ВЕРСТОЛКУ, 11 февраля 1837 г.  Щеголев,  
297.

      Бракосочетание состоялось в часовне княгини Бутера  (жены неаполитанского 
посланника),  у которой затем был ужин. Наталья Николаевна присутствовала на 
обряде венчания, согласно воле своего мужа, но уехала сейчас же после службы, не 
оставшись на ужин. Из семьи присутствовал только Д. Н. Гончаров, который 
находился тогда в Петербурге, и старая тетка Ек. Ив. Загряжская.
      Бар. ГУСТАВ ФРИЗЕНГОФ -- А. П. АРАПОВОЙ.  Красная Нива,  1929, • 24, стр. 
10  (фр.).

      Пушкин не поехал на свадьбу и не принял молодых к себе. Что понудило 
Дантеса вступить в брак с девушкою, которую он не мог любить, трудно определить; 
хотел ли он, жертвуя собою, успокоить сомнения Пушкина и спасти женщину, которую 
любил, от нареканий света; или надеялся он, обманув этим ревность мужа, иметь, 
как брат, свободный доступ к Наталье Николаевне; испугался ли он дуэли, -- это 
неизвестно.
      Н. М. СМИРНОВ.  Рус. Арх.,  1882, I, 235.

      Муж прислал г-жу Пушкину ко мне в дом на мою свадьбу, что, по мнению 
моему, вовсе не означало, что все наши сношения должны были прекратиться.
      Ж. ГЕККЕРЕН-ДАНТЕС. Показание перед военным судом, 12 февр. 1837 г.  Дуэль 
Пушкина с Дантесом. Подлинное военносудное дело 1837 г.  СПб., 1900, стр. 79.

      Екатерина Николаевна поселилась с мужем на Невском, в помещении 
голландского посланника, своего свекра, и стала играть роль хозяйки в 
посольстве.
      П. И. БАРТЕНЕВ.  Рус. Арх.,  1882, I, 235.

      Геккерн со своим усыновленником Геккерном-Дантесом и его супругою 
Екатериною Николаевной жил на Невском, в доме Влодека, где ныне пассаж.
      П. БАРТЕНЕВ.  Рус. Арх.,  1900, I, 398.

      На свадебном обеде, данном графом Строгановым в честь новобрачных, Пушкин 
присутствовал, не зная настоящей цели этого обеда, заключавшейся в условленном 
заранее некоторыми лицами примирении его с Дантесом. Примирение это однако же не 
состоялось, и когда после обеда барон Геккерен, отец, подойдя к Пушкину, сказал 
ему, что теперь, когда поведение его сына совершенно объяснилось, он, вероятно, 
забудет все прошлое и изменит настоящие отношения свои на более родственные, 
Пушкин отвечал сухо, что, не взирая на родство, он не желает иметь никаких 
отношений между его домом и г. Дантесом... Несмотря на этот ответ, Дантес 
приезжал к Пушкину с свадебным визитом; но Пушкин его не принял.
      Вслед за этим визитом, который Дантес сделал Пушкину, вероятно, по совету 
Геккерена, Пушкин получил второе письмо от Дантеса. Это письмо Пушкин, не 
распечатывая, положил в карман и поехал к бывшей тогда фрейлине г-же Загряжской, 
с которою был в родстве. Пушкин через нее хотел возвратить письмо Дантесу; но 
встретясь у ней с бароном Геккереном, он подошел к нему и, вынув письмо из 
кармана, просил барона возвратить его тому, кто писал его, прибавив, что не 
только читать писем Дантеса, но даже и имени его он слышать не хочет. Верный 
принятому им намерению постоянно раздражать Пушкина, Геккерен отвечал, что, так 
как письмо это было писано к Пушкину, а не к нему, то он и не может принять его. 
Этот ответ взорвал Пушкина, и он бросил письмо в лицо Геккерену со словами:
      -- Tu la recevras, gredin  (ты его примешь, негодяй)!
      После этой истории Геккерен решительно ополчился против Пушкина.
      А. АММОСОВ, 12, 14-15.

      С этого времени мы в семье наслаждались полным счастьем; мы жили 
обласканные любовью и уважением всего общества, которое наперерыв старалось 
осыпать нас многочисленными тому доказательствами. Но мы старательно избегали 
посещать дом г. Пушкина, так как его мрачный и мстительный характер нам был 
слишком хорошо знаком. С той и с другой стороны отношения ограничивались лишь 
поклонами.
      Бар. ЛУИ ГЕККЕРЕН (СТАРШИЙ) -- барону ВЕРСТОЛКУ, 11 февраля 1837 г.  
Щеголев,  297  (фр.).

      После женитьбы Дантеса государь, встретив где-то Пушкина, взял с него 
слово, что, если история возобновится, он не приступит к развязке, не дав знать 
ему наперед. Так как сношения Пушкина с государем происходили через графа 
Бенкендорфа, то перед поединком Пушкин написал известное письмо свое на имя 
графа Бенкендорфа, собственно назначенное для государя . Но письма этого Пушкин 
не решился посылать, и оно найдено было у него в кармане сюртука, в котором он 
дрался. В подлиннике я видел его у покойного Павла Ивановича Миллера, который 
служил тогда секретарем при графе Бенкендорфе; он взял себе на память это не 
дошедшее по назначению письмо.
      П. И. БАРТЕНЕВ со слов П. А. ВЯЗЕМСКОГО.  Рус. Арх.,  1888, III, 308.

      Гг. Геккерены даже после свадьбы не переставали дерзким обхождением с 
женою его, с которою встречались только в свете, давать повод к усилению мщения, 
поносительного как для его чести, так и для чести его жены.
      К. К. ДАНЗАС. Показание перед военным судом, 11 февраля 1837 г.  Дуэль,  
стр. 63.

      Дом Пушкиных оставался закрытым для Геккерна и после брака, и жена его 
также не появлялась здесь. Но они встречались в свете, и там Геккерен продолжал 
демонстративно восхищаться своей новой невесткой; он мало говорил с ней, но 
находился постоянно вблизи, почти не сводя с нее глаз. Это была настоящая 
бравада, и я лично думаю, что этим Геккерн намерен был засвидетельствовать, что 
он женился не потому, что боялся драться, и что, если его поведение не нравилось 
Пушкину, он готов был принять все последствия этого.
      Бар. ГУСТАВ ФРИЗЕНГОФ -- А. П. АРАПОВОЙ.  Кр. Нива,  1929, • 24, стр. 10  
(фр.).

      Согласно категорически выраженному желанию Ал. Сергеевича, Нат. Ник-на в 
дом к сестре не ездила, а принимала ее только одну.
      А. П. АРАПОВА.  Нов. Время,  1908, • 11425, илл. прил.

      После свадьбы. Два лица. Мрачность при ней. Веселость за ее спиной. -- Les 
revelations d`Alexandrine//открытия Александрины  или  относительно Александрины  
(фр.) //. При тетке ласка к жене; при Александрине и других, кои могли бы 
рассказать des brusqueries//резкости  (фр.) //. Дома же веселость и большое 
согласие.
      В. А. ЖУКОВСКИЙ. Конспективные заметки.  Щеголев,  284.

      Со дня моей женитьбы, каждый раз, когда он видел мою жену в обществе г-жи 
Пушкиной, он садился рядом с нею и на замечание, которое она ему однажды по 
этому поводу сделала, ответил:
      -- Это для того, чтобы видеть, каковы вы вместе и каковы у вас лица, когда 
вы разговариваете.
      Это случилось у французского посланника на балу за ужином. Он 
воспользовался моментом, когда я отошел, чтобы приблизиться к моей жене и 
предложить ей выпить за его здоровье. После отказа он повторил свое предложение, 
-- тот же ответ. Тогда он удалился разъяренный, сказавши ей: -- Берегитесь, я 
вам принесу несчастье! Моя жена, зная мое мнение об этом человеке, не посмела 
мне тогда повторить разговор, боясь истории между нами обоими.
      Бар. ЖОРЖ ГЕККЕРЕН (ДАНТЕС) -- полковнику АЛ. ИВ. БРЕВЕРНУ, 26 февраля 
1837 г.  А. С. Поляков. О смерти Пушкина. По новым данным.  СПб., ГИЗ, 1922, 
стр. 55  (фр.).

      Это новое положение, эти новые отношения мало изменили сущность дела. 
Молодой Геккерен продолжал, в присутствии своей жены, подчеркивать свою страсть 
к г-же Пушкиной. Городские сплетни возобновились, и оскорбительное внимание 
общества обратилось с удвоенной силой на действующих лиц драмы, происходящей на 
его глазах. Положение Пушкина сделалось еще мучительнее, он стал озабоченным, 
взволнованным, на него тяжело было смотреть. Но отношения его к жене оттого не 
пострадали. Он сделался еще предупредительнее, еще нежнее к ней. Его чувства, в 
искренности которых невозможно было сомневаться, вероятно, закрыли глаза его 
жене на положение вещей и его последствия. Она должна была бы удалиться от света 
и потребовать того же от мужа. У нее не хватило характера, и вот она опять 
очутилась почти в таких же отношениях с молодым Геккереном, как и до его 
свадьбы: тут не было ничего преступного, но было много непоследовательности и 
беспечности. Когда друзья Пушкина, желая его успокоить, говорили ему, что не 
стоит так мучиться, раз он уверен в невинности своей жены, и уверенность эта 
разделяется всеми его друзьями и всеми порядочными людьми общества, то он им 
отвечал, что ему недостаточно уверенности своей собственной, своих друзей и 
известного кружка, что он принадлежит всей стране и желает, чтобы имя его 
оставалось незапятнанным везде, где его знают. Вот в каком настроении он был, 
когда приехали его соседки по имению, с которыми он часто виделся во время 
своего изгнания. Должно быть, он спрашивал их о том, что говорят в провинции об 
его истории, и, верно, вести были для него неблагоприятные. По крайней мере, со 
времени приезда этих дам он стал еще раздраженнее и тревожнее, чем прежде.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ -- вел. кн. МИХАИЛУ ПАВЛОВИЧУ, 14 февраля 1837 г.  
Щеголев,  260  (фр.).

      Между тем посланник (которому досадно было, что его сын женился так 
невыгодно) и его соумышленники продолжали распускать по городу оскорбительные 
для Пушкина слухи. В Петербург приехали девицы Осиповы, тригорские приятельницы 
поэта; их расспросы, что значат ходившие слухи, тревожили Пушкина.
      П. И. БАРТЕНЕВ со слов кн-ни В. Ф. ВЯЗЕМСКОЙ  Рус. Арх.,  1888, II, 309.

      В конце концов, он совершенно добился того, что его стали бояться все 
дамы; 16 января, на следующий день после бала, который был у княгини Вяземской, 
где он себя вел обычно по отношению к обеим этим дамам, г-жа Пушкина, на 
замечание г. Валуева  (П. А., женатого на дочери кн. Вяземского),  как она 
позволяет обращаться с собою таким образом подобному человеку, ответила:
      -- Я знаю, что я виновата, я должна была бы его оттолкнуть, потому что 
каждый раз, как он обращается ко мне, меня охватывает дрожь.
      Того, что он ей сказал, я не знаю, потому что г-жа Валуева передала мне 
только начало разговора.
      Бар. Ж. ГЕККЕРЕН-ДАНТЕС -- полк. А. И. БРЕВЕРНУ, 26 февр. 1837 г.  А. С. 
Поляков. О смерти Пушкина,  стр. 55  (фр.).

      При г-же Валуевой, в салоне ее матери  (кн. В. Ф. Вяземской)  он говорил 
моей жене следующее:
      -- Берегитесь, вы знаете, что я зол, и что я кончаю всегда, что приношу 
несчастье, когда хочу.
      Бар. Ж. ГЕККЕРЕН-ДАНТЕС -- полк. А. И. БРЕВЕРНУ, 26 февр. 1837 г.  А. С. 
Поляков. О смерти Пушкина,  стр. 54  (фр.).

      Вот, по рассказу и уверению Нащокина, самые верные обстоятельства, бывшие 
причиной дуэли Пушкина. Дантес, красавец собою, ловкий юноша, чуть не дитя, 
приехал в Петербург и был принят прямо офицером в лейб-гвардию, -- почет почти 
беспримерный и для людей самых лучших русских фамилий. Уже и это не нравилось 
Пушкину. ( Примечание Соболевского:  Пушкину чрезвычайно нравился Дантес за его 
детские шалости.) Дантес был принят в лучшее общество, где на него смотрели, как 
на дитя, и потому многое ему позволяли, напр., он прыгал на стол, на диваны, 
облокачивался головою на плечи дам и пр. Дом Пушкина, где жило три красавицы: 
сама хозяйка и две сестры ее, Катерина и Александра, понравился Дантесу, он 
любил бывать в нем. Но это очень не нравилось старику, его усыновителю, барону 
Геккерну, посланнику голландскому. Подлый старик был педераст и начал ревновать 
красавца Дантеса к Пушкиным. Чтобы развести их, он выдумал, будто Дантес 
волочится за женою Пушкина. После объяснения Пушкина с Дантесом, последний 
женился на Катерине Николаевне. Но Геккерн продолжал сплетничать, руководил 
поступками Дантеса, объяснял их по-своему и наконец пустил в ход анонимные 
письма. Исход известен. Таким образом несчастный убийца был убийцею невольным. 
Он говорил, что готов собственною кровью смыть преступление, просил, чтоб его 
разжаловали в солдаты, послали на Кавказ. Государь, не желая слушать никаких 
объяснений, приказал ему немедленно выехать.
      П. И. БАРТЕНЕВ.  Рассказы о П-не,  38.  530

      Необходимость беспрерывно вращаться в неблаговолящем свете, жадном до 
всяких скандалов и пересудов, щедром на обидные сплетни и язвительные толки; 
легкомыслие его жены и вдвойне преступное ухаживание Дантеса после того, как он 
достиг безнаказанности своего прежнего поведения непонятною женитьбой на 
невестке Пушкина, -- вся эта туча стрел, направленных против огненной 
организации, против честной, гордой и страстной его души, произвела такой пожар, 
который мог быть потушен только подлою кровью врага его или же собственною его 
благородною кровью.
      Собственно говоря, Наталья Николаевна виновна только в чрезмерном 
легкомыслии, в роковой самоуверенности и беспечности, при которых она не 
замечала той борьбы и тех мучений, какие выносил ее муж. Она никогда не изменяла 
чести, но она медленно, ежеминутно терзала восприимчивую и пламенную душу 
Пушкина. В сущности она сделала только то, что ежедневно делают многие из наших 
блистательных дам, которых однако ж из-за этого принимают не хуже прежнего; но 
она не так искусно умела скрыть свое кокетство, и, что еще важнее, она не 
поняла, что ее муж иначе был создан, чем слабые и снисходительные мужья этих 
дам.
      ЕК. Н. МЕЩЕРСКАЯ-КАРАМЗИНА -- княжне М. И. МЕЩЕРСКОЮ.  П-н и его совр-ки,  
VI, 94, 97.

      Под конец жизни Пушкина, встречаясь часто в свете с его женою, которую я 
искренно любил и теперь люблю, как очень добрую женщину, я раз как-то 
разговорился с нею о комеражах  (сплетнях),  которым ее красота подвергает ее в 
обществе; я советовал ей быть сколько можно осторожнее и беречь свою репутацию и 
для самой себя, и для счастия мужа, при известной его ревности. Она, верно, 
рассказала это мужу, потому что, увидясь где-то со мною, он стал меня 
благодарить за добрые советы его жене. -- Разве ты и мог ожидать от меня 
другого? -- спросил я. -- Не только мог, -- ответил он, -- но, признаюсь 
откровенно, я и вас самих подозревал в ухаживании за моею женою. Это было за три 
дня до последней его дуэли.
      Имп. НИКОЛАЙ I по рассказу бар. М. А. КОРФА. Записки.  Рус. Стар.,  1900, 
т. 101, 574. Ср.  Рус. Стар.  1899, т. 99, стр. 311.

      Отношения  (Николая)  к жене Пушкина. Сам Пушкин говорил Нащокину, что  
(Николай),  как офицеришка, ухаживает за его женою; нарочно по утрам по 
нескольку раз проезжает мимо ее окон, а ввечеру, на балах, спрашивает, отчего у 
нее всегда шторы опущены. Сам Пушкин сообщал Нащокину свою совершенную 
уверенность в чистом поведении Нат. Ник-ны.
      П. В. НАЩОКИН по записи БАРТЕНЕВА. Рассказы о Пушкине, 45.

      Вот что рассказывал граф Сологуб Никитенке о смерти Пушкина. В последний 
год своей жизни Пушкин решительно искал смерти. Тут была какая-то 
психологическая задача. Причины никто не мог знать, потому что Пушкин был 
окружен шпионами: каждое слово его, сказанное в кабинете самому искреннему 
другу, было известно правительству. Стало быть, что таилось в душе его, известно 
только богу... Разумеется, обвинения пали на жену Пушкина, что она будто бы была 
в связях с Дантесом. Но Сологуб уверяет, что это сущий вздор. Жена Пушкина была 
в форме красавица, и поклонников у ней были целые легионы. Немудрено, стало 
быть, что и Дантес поклонялся ей, как красавице; но связей между них никаких не 
было. Подозревают другую причину. Жена Пушкина была фрейлиной<1 при дворе, так 
думают, что не было ли у ней связей с царем. Из этого понятно будет, почему 
Пушкин искал смерти и бросался на всякого встречного и поперечного. Для души 
поэта не оставалось ничего, кроме смерти.
      Н. И. ИВАНИЦКИЙ. Воспоминания и дневник.  П-н и его совр-ки,  XIII, 36.

      <1Фрейлинами могли быть только девицы.

      Граф В. А. Сологуб писал, что Пушкин в припадках ревности брал жену к себе 
на руки и с кинжалом допрашивал, верна ли она ему.
      П. И. БАРТЕНЕВ.  Рус. Арх.,  1908, II, 427.

      По мнению А. А. Муханова, с Пушкиным не произошла бы катастрофа, если бы 
на то время случился при нем в Петербурге С. А. Соболевский. Этот человек 
пользовался безусловным доверием Пушкина и непременно сумел бы отвратить от него 
роковую дуэль.
      М. И. СЕМЕВСКИЙ. К биографии Пушкина.  Рус. Вестн.,  1869, • 11, 85.

      Александр прислал нам письмо, но в нем было всего несколько строк к моему 
мужу, набросанных наскоро в ответ на письмо, написанное еще в июле месяце и 
которое он понял прямо навыворот, не дав себе труда дочитать его до конца, и он 
ни словом не упоминает о двух других письмах, которые мой муж написал ему 
отсюда. Видимо, он очень занят и в дурном расположении духа.
      О. С. ПАВЛИЩЕВА (сестра Пушкина) -- отцу своему С. Л. ПУШКИНУ, 3 февр. 
1837 г., из Варшавы.  П-н и его совр-ки,  XII, 101  (фр.).

      Незадолго до кончины Пушкин перечитывал ваши сочинения и говорил о них с 
живейшим участием и уважением. Особенно удивлялся он мастерской отделке вашего 
шестистопного стиха в переводах Попе и Ювенала. Козловский убеждал его перевесть 
Ювеналову сатиру "Желания", и Пушкин изучал прилежно данные вами образцы.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ -- И. И. ДМИТРИЕВУ, 17 июня 1837 г.  Рус. Арх.,  1886, 
стр. 655.

      За несколько дней до своей кончины Пушкин пришел к Далю и, указывая на 
свой только что сшитый сюртук, сказал: "эту  выползину  я теперь не скоро 
сброшу". Выползиною называется кожа, которую меняют на себе змеи, и Пушкин хотел 
сказать, что этого сюртука надолго ему станет. Он, действительно, не снял этого 
сюртука, а его спороли с него 27 января 1837 г., чтобы облегчить смертельную 
муку от раны.
      П. И. БАРТЕНЕВ.  Рус. Арх.,  1862, стр. 2026.

      Последнее время мы часто видались с Пушкиным и очень сблизились; он как-то 
более полюбил меня, а я находил в нем сокровища таланта, наблюдений и 
начитанности о России, особенно о Петре и Екатерине, редкие, единственные... 
Никто так хорошо не судил русскую новейшую историю: он созревал для нее и знал и 
отыскал в известность многое, чего другие не заметили. Разговор его был полон 
жизни и любопытных указаний на примечательные пункты и на характеристические 
черты нашей истории. Ему оставалось дополнить и передать бумаге свои сведения.
      А. И. ТУРГЕНЕВ -- И. С. АРЖЕВИТИНОВУ, 30 янв. 1837 г.  Рус. Арх.,  1903, 
I, 143.

      Пушкина мне удалось видеть всего еще один раз -- за несколько дней до его 
смерти, на утреннем концерте в зале Энгельгардта. Он стоял у двери, опираясь на 
косяк, и, скрестив руки на широкой груди, с недовольным видом посматривал 
кругом. Помню его смуглое, небольшое лицо, его африканские губы, оскал белых, 
крупных зубов, висячие бакенбарды, темные, желчные глаза под высоким лбом почти 
без бровей -- и кудрявые волосы... Он и на меня бросил беглый взор; 
бесцеремонное внимание, с которым я уставился на него, произвело, должно быть, 
на него впечатление неприятное: -- он словно с досадой повел плечом, -- вообще, 
он казался не в духе, -- и отошел в сторону.
      И. С. ТУРГЕНЕВ. Литературные и житейские воспоминания. Литер, вечер у П. 
А. Плетнева.

      В среду, ровно за неделю до дуэли, Пушкин был у Плетнева, и говорят, очень 
много и весело говорил.
      Н. И. ИВАНИЦКИЙ. Воспоминания и дневник, /7-я  и его совр-ки,  XIII, 31.

       (21 января 1837 г.).  Вечер провел у Плетнева. Там был Пушкин. Он 
сделался большим аристократом. Как обидно, что он так мало ценит себя, как 
человека и поэта, и стучится в один замкнутый кружок общества, тогда как мог бы 
безраздельно царить над всем обществом. Он хочет прежде всего быть барином, но 
ведь у нас барин тот, у кого больше дохода. К нему так не идет этот жеманный 
тон, эта утонченная спесь в обращении, которую завтра же может безвозвратно 
сбить опала. А ведь он умный человек, помимо своего таланта. Он, напр., сегодня 
много говорил дельного и, между прочим, тонкого о русском языке. Он сознавался 
также, что историю Петра пока нельзя писать, т. е. не позволят печатать. Видно, 
что он много читал о Петре.
      А. НИКИТЕНКО, I, 282.

      Незадолго до смерти Пушкина я был у него, и он, беседуя со мной наедине о 
разных предметах, между прочим коснулся супружеской жизни и в самых 
красноречивых выражениях изобразил мне счастье благополучного супружества. А сам 
вскоре поражен был смертью, как жертва легкомысленной, кокетливой жены, которая, 
без дурных с ее стороны намерений, сделалась виновницей сплетней, злоречия и 
скандала, окончившегося этим гибельным дуэлем.
      Григ. Павл. НЕБОЛЬСИН, член Госуд. Совета и Секретарь. "Моим детям и 
внукам". Неизданные записки.  Сообщ. Н. Е. Рогозиным и Г. А. Небольсиным.

      Написать записки о моей жизни мне завещал Пушкин у Обухова моста во время 
прогулки за несколько дней до своей смерти. У него тогда было какое-то 
высокорелигиозное настроение. Он говорил со мною о судьбах Промысла, выше всего 
ставил в человеке качество благоволения ко всем, видел это качество во мне, 
завидовал моей жизни.
      П. А. ПЛЕТНЕВ -- Я. К. ГРОТУ, 24 февр. 1842 г. Переписка Грота с 
Плетневым, т. I, СПб., 1896, стр. 495.

      Незадолго до своей смерти Пушкин задумчиво рассказывал одному из своих 
друзей о том, что все важнейшие события его жизни совпадали с днем Вознесения, и 
передал ему твердое свое намерение выстроить со временем в селе Михайловском 
церковь во имя Вознесения Господня. Упоминая о таинственной связи своей жизни с 
одним великим днем духовного торжества, он прибавил: "ты понимаешь, что все это 
произошло недаром и не может быть делом одного случая".
      П. В. АННЕНКОВ.  Материалы,  307.

       22 января 1837 г., пятница.  На балу я не танцовала. Было слишком тесно. 
В мрачном молчании я восхищенно любовалась г-жею Пушкиной. Какое восхитительное 
создание! Дантес провел часть вечера неподалеку от меня. Он оживленно беседовал 
с пожилою дамою, которая, как можно было заключить из долетавших до меня слов, 
ставила ему в упрек экзальтированность его поведения. Действительно, -- жениться 
на одной, чтобы иметь некоторое право любить другую, в качестве сестры своей 
жены, -- боже! для этого нужен порядочный запас смелости...
      Я не расслышала слов, тихо сказанных дамой. Что же касается Дантеса, то он 
ответил громко, с оттенком уязвленного самолюбия:
      -- Я понимаю то, что вы хотите дать мне понять, но я совсем не уверен, что 
сделал глупость!
      -- Докажите свету, что вы сумеете быть хорошим мужем... и что ходящие 
слухи не основательны.
      -- Спасибо, но пусть меня судит свет.
      Минуту спустя, я заметила проходившего А. С. Пушкина. Какой урод! 
Рассказывают, -- Но как дерзать доверять всему, о чем болтают?! Говорят, что 
Пушкин, вернувшись как-то домой, застал Дантеса tete-а-tete со своею супругою. 
Предупрежденный друзьями, муж давно уже искал случая проверить свои подозрения; 
он сумел совладать с собою и принял участие в разговоре. Вдруг у него явилась 
мысль потушить лампу. Дантес вызвался снова ее зажечь, на что Пушкин отвечал: 
"Не беспокойтесь, мне, кстати, нужно распорядиться насчет кое-чего"... Ревнивец 
остановился за дверью, и через минуту до слуха его долетело нечто похожее на 
звук поцелуя...
      Впрочем, о любви Дантеса известно всем. Ее, якобы, видят все. Однажды 
вечером я сама заметила, как барон, не отрываясь, следил взорами за тем углом, 
где находилась  она.  Очевидно, он чувствовал себя слишком влюбленным для того, 
чтобы, надев маску равнодушия, рискнуть появиться с нею среди танцующих.
      А. К. МЕРДЕР. Листки из дневника.  Рус. Стар.,  1900, т. 103, стр. 384  
(фр.).

      На разъезде с одного бала Геккерен, подавая руку жене своей, громко 
сказал, так что Пушкин слышал: Allons, ma legitime  (Пойдем, моя законная)!
      П. И. БАРТЕНЕВ со слов кн-ни В. Ф. ВЯЗЕМСКОЙ.  Рус. Арх.,  1888, II, 310.

      В свое время мне рассказывали, что поводом  (к последнему вызову Пушкиным 
Геккерена)  послужило слово, которое Геккерн бросил на одном большом вечере, где 
все они присутствовали; там находился буфет, и Геккерн, взяв тарелку с фруктами, 
будто бы сказал, напирая на последнее слово: "это для моей законной".
      Слово это, переданное Пушкину с разъяснениями, и явилось той каплей, 
которая переполнила чашу.
      Бар. ГУСТАВ ФРИЗЕНГОФ -- А. П. АРАПОВОЙ, 14 марта 1887 г.  Красная Нива,  
1929, •4, стр. 10  (фр.).

      На одном вечере Геккерен, по обыкновению, сидел подле Пушкиной и забавлял 
ее собою. Вдруг муж, издали следивший за ними, заметил, что она вздрогнула. Он 
немедленно увез ее домой и дорогою узнал от нее, что Геккерен, говоря о том, что 
у него был мозольный оператор, тот самый, который обрезывал мозоли Наталье 
Николаевне, прибавил: il m`a dit que le cor de madame Pouchkine est plus beau 
que le mien//Непереводимая игра слов, основанная на созвучии: "cor" -- мозоль, 
"corps" -- тело. Буквально: "он мне сказал, что мозоль (тело) жены Пушкина 
прекраснее, чем моей"  (фр.) //. Пушкин сам передавал об этой наглости княгине 
Вяземской.
      П. И. БАРТЕНЕВ со слов кн-ни В. Ф. ВЯЗЕМСКОЙ.  Рус. Арх.,  1888, II, 311.

      Бал у Воронцовых, где, говорят, Геккерен был сильно занят г-жей Пушкиной, 
еще увеличил его раздражение. Жена передала ему остроту Геккерена, на которую 
Пушкин намекал в письме к Геккерену-отцу, по поводу армейских острот. У обеих 
сестер был общий мозольный оператор, и Геккерен сказал г-же Пушкиной, встретив 
ее на вечере: "je sais maintenant que votre cor est plus beau, que celui de ma 
femme!" //Буквально: "я теперь знаю, что у вас мозоль красивее, чем у моей 
жены"// Вся эта болтовня, все эти мелочи растравляли рану Пушкина.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ -- вел. кн. МИХАИЛУ ПАВЛОВИЧУ, 14 февр. 1837 г.  
Щеголев,  261  (фр.).

      В Петербурге Александр Сергеевич последнее время каждый день посещал мою 
жену  (баронессу Евпраксию Николаевну),  которая остановилась у брата моего 
Степана, и целые часы говорил с нею о том, как бы сохранить Михайловское и 
приехать туда этим летом жить с женою и детьми.
      Бар. Б. А. ВРЕВСКИЙ -- С. Л. ПУШКИНУ.  П-н и его совр-ки,  VIII, 54.

      Встретившись за несколько дней до дуэли с баронессой Вревской в театре, 
Пушкин сам сообщил ей о своем намерении искать смерти. Тщетно та продолжала его 
успокаивать, как делала то при каждой с ним встрече. Пушкин был непреклонен. 
Наконец она напомнила ему о детях его. -- "Ничего, -- раздражительно отвечал он, 
-- император, которому известно все  мое  дело, обещал мне взять их под свое 
покровительство".
      М. И. СЕМЕВСКИЙ со слов бар. Е. Н. ВРЕВСКОЙ. К биографии Пушкина.  Рус. 
Вестн.,  1869, • 11, 90.

      С Пушкиным у Л. А. Якубовича  (поэта)  была дружба неразрывная. Перед 
смертью Пушкина приходим мы, я и Якубович, к Пушкину. Пушкин сидел на стуле; на 
полу лежала медвежья шкура; на ней сидела жена Пушкина, положа свою голову на 
колени к мужу. Это было в воскресенье; а через три дня уже Пушкин стрелялся. 
Здесь Пушкин горячо спорил с Якубовичем и спорил дельно. Здесь я слышал его 
предсмертные замыслы о Слове Игорева полка -- и только при разборе библиотеки 
Пушкина видел на лоскутках начатые заметки.
      Тогда же Пушкин показывал мне и дополнения к Пугачеву, собранные им после 
издания. Пушкин думал переделать и вновь издать своего Пугачева.
      И. П. САХАРОВ. Записки.  Рус. Арх.,  1873, I, 955.

      Якубович рассказывал при мне у Никитенки, что он 27 января, в среду  (24 
ям. в воскресенье),  был у Пушкина с Сахаровым часу во втором. Пушкин был очень 
сердит и беспрестанно бранил Полевого за его Историю: ходил скоро взад и вперед 
по кабинету, хватал с полки какой-нибудь том Истории Полевого и читал для 
выдержки... Якубович и Сахаров ушли от него в третьем часу.
      Н. И. ИВАНИЦКИЙ. Из автобиографии,  П-н и его совр-ки,  XIII, 32.

      24 янв. 1837 г. взято Пушкиным у Шишкина 2.200 р. под залог шалей, жемчуга 
и серебра.
      Б. Л. МОДЗАЛЕВСКИЙ. Архив опеки над имуществом Пушкина,  П-н и его совр-
ки,  XIII, 98.

      В воскресенье  (перед поединком Пушкина)  А. О. Россет пошел в гости к кн. 
П. И. Мещерскому (зятю Карамзиной, они жили в доме Вельегорских) и из гостиной 
прошел в кабинет, где Пушкин играл в шахматы с хозяином. -- "Ну, что, -- 
обратился он к Россету, -- вы были в гостиной; он уж там, возле моей жены?" Даже 
не назвал Дантеса по имени. Этот вопрос смутил Россета, и он отвечал, заминаясь, 
что Дантеса видел. -- Пушкин был большой наблюдатель физиономий; он стал глядеть 
на Россета, наблюдал линии его лица и что-то сказал ему лестное. Тот весь 
покраснел, и Пушкин стал громко хохотать над смущением 23-летнего офицера.
      АРК. О. РОССЕТ. Из рассказов его про Пушкина.  Рус. Арх.,  1882, I, 245.

      Мы можем сообщить личное и общее впечатление, что дуэль не была вызвана 
какими-либо обстоятельствами, которые можно было бы определить или оправдать. 
Грязное анонимное письмо не могло дать повода; плохие каламбуры свояка еще 
менее. Не ревность мучила Пушкина, а до глубины души пораженное самолюбие.
      Отец мой в письмах своих употребляет неточное выражение, говоря, что 
Геккерен  (Дантес)  афишировал страсть: Геккерен постоянно балагурил и из этой 
роли не выходил до последнего вечера в жизни, проведенного с Н. Н. Пушкиной. 
Единственное объяснение раздражению Пушкина следует видеть не в волокитстве 
молодого Геккерена, а в уговаривании стариком бросить мужа. Этот шаг старика и 
был тем убийственным оскорблением для самолюбия Пушкина, которое должно было 
быть смыто кровью. Дружеские отношения жены поэта к свояку и сестре, вероятно, 
питали раздраженную мнительность Пушкина.
      Кн. ПАВ. П. ВЯЗЕМСКИЙ. Собр. соч., 557.

      Прекратившиеся было анонимные наветы снова посыпались на Пушкина. Они 
пытались злорадно изобличить, что брак служил только ловким прикрытием прежних 
разоблаченных отношений.
      А. П. АРАПОВА.  Новое Время,  1908, • 11425, илл. прил.

      Вследствие многочисленных анонимных писем, почерк которых менялся 
постоянно, но которые носили характер несомненного тождества и, благодаря этому, 
являлись доказательством злостной интриги, Пушкин написал голландскому послу, 
барону Геккерену, оскорбительное письмо.
      ЛУИ МЕТМАН. Ж. Ш. Дантес. Биографический очерк.  Щеголев,  335.

      Мне говорил курьер, которого я послал к Александру Сергеевичу  (с 
приглашением на похороны, сына Греча), --  тамошнее лакейство ему сказывало, что 
их барин эти дни словно в каком-то расстройстве: то приедет, то уедет куда-то, 
загонял несколько парных месячных извозчиков, а когда бывает дома, то свищет 
несколько часов сряду, кусает ногти, бегает по комнатам. Никто ничего понять не 
может, что с ним делается.
      Н. И. ЮХАНЦЕВ в передаче В. П. БУРНАШЕВА.  Рус. Арх.,  1872, стр. 1799.

      Жена Пушкина, безвинная вполне, имела неосторожность обо всем сообщать 
мужу и только бесила его. Раз они возвращались из театра. Старик Геккерен, идя 
позади, шепнул ей, когда же она склонится на мольбы его сына? Наталья Николаевна 
побледнела, задрожала. Пушкин смутился, на его вопрос она ему передала слова, ее 
поразившие. На другой же день он написал к Геккерену свое резкое и дерзкое 
письмо.
      А. И. ВАСИЛЬЧИКОВА по записи БАРТЕНЕВА. Рассказы о Пушкине, 38.

      Поведение Дантеса после свадьбы дало всем право думать, что он точно искал 
в браке не только возможности приблизиться к Пушкину, но также предохранить себя 
от гнева ее мужа узами родства. Он не переставал волочиться за своею невесткою; 
он откинул даже всякую осторожность и казалось иногда, что насмехается над 
ревностью непримирившегося с ним мужа. На балах он танцовал и любезничал с 
Натальей Николаевной, за ужином пил за ее здоровье; словом, довел до того, что 
все снова стали говорить про его любовь. Барон же Геккерен стал явно помогать 
ему, как говорят, желая отомстить Пушкину за неприятный ему брак Дантеса. Пушкин 
все видел, все замечал и решился положить этому конец. На бале у Салтыкова (где 
ныне гостиница Гранд-Отель, на Малой Морской.  Прим. Бартенева)  он хотел 
сделать публичное оскорбление Дантесу, который был предуведомлен и не приехал на 
бал, что понудило Пушкина на другой день послать ему письменный вызов и вместе с 
тем письмо к Геккерену, в котором Пушкин ему объявляет, что знает его гнусное 
поведение.
      Н. М. СМИРНОВ. Памятные заметки.  Рус. Арх.,  1882, I, 236.

      Геккерен  (Дантес)  написал Наталье Николаевне письмо, которое было -- 
вопль отчаяния с первого до последнего слова. Цель его была добиться свидания. 
"Он жаждал только возможности излить ей всю свою душу, переговорить только о 
некоторых вопросах, одинаково важных для обоих, заверял честью, что прибегает к 
ней единственно, как к сестре его жены, и что ничем не оскорбит ее достоинство и 
чистоту". Письмо, однако же, кончалось угрозою, что если она откажет ему в этом 
пустом знаке доверия, он не в состоянии будет пережить подобное оскорбление. 
Отказ будет равносилен смертному приговору, а может быть даже и двум. Жена, в 
своей безумной страсти, способна последовать данному им примеру, и, загубленные 
в угоду трусливому опасению, две молодые жизни вечным гнетом лягут на ее 
бесчувственную душу.
      Года за три перед смертью, Наталья Николаевна рассказала во всех 
подробностях разыгравшуюся драму нашей воспитательнице, женщине, посвятившей 
младшим сестрам и мне всю свою жизнь и внушавшей матери такое доверие, что на 
смертном одре она поручила нас ее заботам, прося не покидать дом до замужества 
последней из нас. С ее слов я узнала, что дойдя до этого эпизода, мать со 
слезами на глазах сказала: "Видите, дорогая Констанция, сколько лет прошло с тех 
пор, а я не переставала строго допытывать свою совесть, и единственный поступок, 
в котором она меня уличает, это согласие на роковое свидание... Свидание, за 
которое муж заплатил своею кровью, а я -- счастьем и покоем своей жизни. Бог 
свидетель, что оно было столь же кратко, сколько невинно. Единственным 
извинением мне может послужить моя неопытность на почве страдания... Но кто 
допустит его искренность".
      Местом свидания была избрана квартира Идалии Григорьевны Полетика, в 
кавалергардских казармах, так как муж ее состоял офицером этого полка. Она была 
полуфранцуженка, побочная дочь графа Григория Строганова, воспитанная в доме на 
равном положении с остальными детьми, и, в виду родственных связей с 
Загряжскими, Наталья Николаевна сошлась с ней на дружественную ногу. Она 
олицетворяла тип обаятельной женщины не столько миловидностью лица, как складом 
блестящего ума, веселостью и живостью характера, доставлявшими ей всюду 
постоянный несомненный успех. В числе ее поклонников самым верным, искренно 
влюбленным и беззаветно преданным был в то время кавалергардский ротмистр Петр 
Петрович Ланской  (будущий второй муж Наталии Николаевны Пушкиной).  Хорошо 
осведомленная о тайных агентах, следивших за каждым шагом Пушкиной, Идалия 
Григорьевна, чтобы предотвратить опасность возможных последствий, поручила 
Ланскому, под видом прогулки около здания, зорко следить за всякой 
подозрительной личностью, могущей появиться близ ее подъезда.
      Несмотря на бдительность окружающих и на все принятые предосторожности, не 
далее, как через день, Пушкин получил злорадное извещение от того же анонимного 
корреспондента о состоявшейся встрече. Он прямо понес письмо к жене.
      Она не отперлась, но поведала ему смысл полученного послания, причины, 
повлиявшие на ее согласие, и созналась, что свидание не имело того значения, 
которое она предполагала, и было лишь хитростью влюбленного человека. Это 
открытие возмутило ее до глубины души и, тотчас же, прервав беседу, она твердо 
заявила Геккерену, что останется навек глуха к его мольбам и заклинаниям, и что 
это первое, его угрозами вынужденное, свидание станет последним.
      Приведенное объяснение имело последствием вторичный вызов на дуэль 
Геккерена, но уже составленный в столь резких выражениях, что отнята была всякая 
возможность примирения.
      А. П. АРАПОВА.  Новое Время,  1908 г., • 11425, илл. прил., стр. 5.

      Наталья Николаевна получила однажды от г-жи Полетики приглашение посетить 
ее, и когда она прибыла туда, то застала там Геккерна вместо хозяйки дома; 
бросившись перед нею на колени, он заклинал ее о том же, что и его приемный отец 
в своем письме. Она сказала жене моей  (Алекс. Ник. Гончаровой),  что это 
свидание длилось несколько минут, ибо, отказав немедленно, она тотчас же уехала.
      Бар. ГУСТАВ ФРИЗЕНГОФ -- А. П. АРАПОВОЙ.  Красная Нива,  1929, • 24, стр. 
10  (фр.).

      Мадам N. N.  (Идалия Григорьевна Полетика),  по настоянию Геккерна, 
пригласила Пушкину к себе, а сама уехала из дому. Пушкина рассказывала княгине 
Вяземской и мужу, что, когда она осталась с глазу на глаз с Геккерном, тот вынул 
пистолет и грозил застрелиться, если она не отдаст ему себя. Пушкина не знала, 
куда ей деваться от его настояний; она ломала себе руки и стала говорить как 
можно громче. По счастию, ничего не подозревавшая дочь хозяйки дома явилась в 
комнату, и гостья бросилась к ней.
      П. И. БАРТЕНЕВ со слов кн-ни В. Ф. ВЯЗЕМСКОЙ.  Рус. Арх.,  1888, II, 310.

      Идалия Григорьевна Полетика, овдовев, жила до глубокой старости в Одессе; 
в доме брата своего гр. А. Г. Строганова. Она не скрывала своей ненависти к 
памяти Пушкина... Она собиралась подъехать к памятнику Пушкина, чтобы плюнуть на 
него. Дантес был частым посетителем Полетики и у нее видался с Наталией 
Николаевной, которая однажды приехала оттуда к княгине Вяземской вся впопыхах и 
с негодованием рассказала, как ей удалось избегнуть настойчивого преследования 
Дантеса. Кажется, дело было в том, что Пушкин не внимал сердечным излиянием 
невзрачной Идалии Григорьевны и однажды, едучи с нею в карете, чем-то оскорбил 
ее.
      П. И. БАРТЕНЕВ со слов кн. В. Ф. ВЯЗЕМСКОЙ.  Рус. Арх.,  1908, III, 294.

      Идалия Григорьевна Полетика заявляет большую нежность к памяти Наталии 
Николаевны. Она рассказывает, что однажды они ехали в карете, и напротив сидел 
Пушкин. Он позволил себе схватить ее за ногу. Нат. Ник. пришла в ужас, и потом 
по ее настоянию Пушкин просил у нее прощения.
      Есть повод думать, что Пушкин, зная свойства Идалии, оскорблял ее, и она, 
из мести, была сочинительницей анонимных писем, из-за которых произошел 
поединок.
      П. И. БАРТЕНЕВ. Из записной книжки.  Рус. Арх.,  1912, II, 160.

      Идалия была дочь гр. Григория Строганова от модистки, французской 
гризетки. Эта молодая девушка была прелестна, умна, благовоспитана, у нее были 
большие, голубые, ласковые и кокетливые глаза, и графиня Строганова выдала ее 
замуж за Полетику, человека очень хорошего происхождения и с порядочными 
средствами.
      А. О. СМИРНОВА. Автобиография, 128а.

       25 янв. 1837 г.  Сегодня в нашей мастерской были Пушкин и Жуковский. 
Сошлись они вместе, и Карл Павлович  (Брюлов)  угощал их своею портфелью и 
альбомами. Весело было смотреть, как они любовались и восхищались его 
акварельными рисунками; но когда он показал им недавно оконченный рисунок: 
"Съезд на бал к австрийскому посланнику в Смирне", то восторг их выразился 
криком и смехом. Да и можно ли глядеть без смеха на этот прелестный, забавный 
рисунок? Смирнский полицейместер, спящий посреди улицы на ковре и подушке, такая 
комическая фигура, что на нее нельзя глядеть равнодушно. Позади него за 
подушкой, в тени, видны двое полицейских стражей: один сидит на корточках, 
другой лежит, упершись локтями в подбородок и болтая босыми ногами, обнаженными 
выше колен; эти ноги, как две кочерги, принадлежащие тощей фигуре стража, еще 
более выдвигают полноту и округлость форм спящего полицейместера, который, 
будучи изображен в ракурс, кажется от того еще толще и шире. Пушкин не мог 
расстаться с этим рисунком, хохотал до слез и просил Брюллова подарить ему это 
сокровище; но рисунок принадлежал уже княгине Салтыковой, и Карл Павлович, 
уверяя его, что не может отдать, обещал нарисовать ему другой; Пушкин был 
безутешен; он, с рисунком в руках, стал перед Брюлловым на колени и начал 
умолять его: "Отдай, голубчик! Ведь другого ты не нарисуешь для меня; отдай мне 
этот". Не отдал Брюллов рисунка, а обещал нарисовать другой.
      АП. И. МОКРИЦКИЙ. Воспоминания о Брюллове.  Отеч. Запис.,  1855, т. С111, 
отд. II, 165 -- 166.

      Я не понимаю, почему Мокрицкий передавал это обстоятельство без конца, 
который он сам мне рассказал и который, по-моему, очень важен. Брюллов не отдал 
Пушкину рисунка, сказав, что рисунок был уже продан княгине Салтыковой, но 
обещал Пушкину написать с него портрет и назначил время для сеанса. На беду 
дуэль Пушкина состоялась днем ранее назначенного сеанса. По словам Брюллова, 
"картишки и дуэли были слабостью Пушкина".
      М. И. ЖЕЛЕЗНОВ. Заметка о К. П. Брюллове.  Живоп. Обозр.,  1898, • 31, 
стр. 625.

      Пушкин посетил И. А. Крылова за день или за два до своей дуэли с Дантесом; 
он был особенно весел, говорил г-же Савельевой  (крестнице Крылова)  любезности, 
играл с ее малюткой-дочерью, потом вдруг, как будто вспомнив о чем-то, торопливо 
простился с Крыловым.
      А. П. САВЕЛЬЕВА в передаче Л. Н. ТРОФЕЛЕВА.  Рус. Арх.,  1887, т. 55, стр. 
464.

      25 января Пушкин и молодой Геккерен с женами провели у нас вечер. И 
Геккерен, и обе сестры были спокойны, веселы, принимали участие в общем 
разговоре. В этот самый день уже было отправлено Пушкиным барону Геккерену 
оскорбительное письмо.
      Кн. ПАВЕЛ ВЯЗЕМСКИЙ. Собр. соч., стр. 556.

      Пушкин, смотря на Жоржа Геккерена, сказал мне: "Что меня забавляет, так 
это то, что этот господин веселится, не предчувствуя, что его ожидает по 
возвращении домой". -- "Что же именно? -- сказала я. -- Вы ему написали?" Он мне 
сделал утвердительный знак и прибавил: -- "Его отцу". -- "Как, письмо уже 
отослано?" Он мне сделал еще знаки. Я сказала: -- "Сегодня?" Он потер себе руки, 
повторяя головой те же знаки. -- "Неужели вы думаете об этом? -- сказала я. -- 
Мы надеялись, что все уже кончено". Тогда он вскочил, говоря мне: -- "Разве вы 
принимали меня за труса? Я вам уже сказал, что с молодым человеком мое дело было 
окончено, но с отцом -- дело другое. Я вас предупредил, что мое мщение заставит 
заговорить свет". Все ушли. Я удержала Вьельгорского и сказала ему об отсылке 
письма.
      Кн. В. Ф. ВЯЗЕМСКИЙ -- В. Н. ОРЛОВОЙ.  Новый Мир,  1931, кн. 12, стр. 189.

      Князя Вяземского не было дома. Княгиня умоляла В. А. Перовского и гр. М. 
Ю. Вельегорского дождаться князя и вместе обсудить, какие надо принять меры. Не 
дождавшись почти до утра, они разошлись. Князь, вероятно, был у Карамзиных, где 
обыкновенно засиживался последним.
      П. И. БАРТЕНЕВ со слов кн. В. Ф. ВЯЗЕМСКОЙ.  Рус. Арх.,  1888, II, 310 и 
1908, II, 427.



В. Вересаев.
Пушкин в жизни.

      Дуэль, смерть и похороны

      Дуэль еще не состоялась. Судьба поединка не решена, все еще может 
кончиться легкой раной и новой ссылкой. Поэт полон художественных замыслов, идей 
относительно "Современника", "Истории Петра"... Сколько великих тайн готов 
унести с собой могучий творческий дух! Но колебаний не может быть. Их и нет. Всю 
жизнь ослепительным светом своих стихов он развивал в современниках сознание 
ценности личности, чувство независимости и самоуважения, помогая сохранять 
свежесть и полноту бытия. И, выбирая собственный путь, он всегда был верен этому 
идеалу. Отступить от него ныне было бы предательством,
      В 1835 году он получил письмо из Сибири со словами некоего Словцова, 
историка того края: "Долгая жизнь великим умам несвойственна, им надо желать 
благодарного потомства". Потомство... Имя Пушкина еще при жизни все чаще 
соединялось с именем России. Даже законченный скептик Чаадаев написал в 1836 
году: "...Может быть, было преувеличением хотя бы на минуту опечалиться за 
судьбу народа, из недр которого вышла могучая натура Петра Великого, 
всеобъемлющий ум Ломоносова, грациозный гений Пушкина". А через 50 лет русская 
литература неожиданно ворвалась на Запад и потрясла всех своею новизною. 
Открылся целый народ, даже целый мир" (как воскликнул один из пораженных 
критиков), мир, полный глубокого нравственного, человеческого и художественного 
значения. Родился даже новый термин, чтобы передать этот особый дух -- ame russe 
(русская душа). И на недоуменный вопрос образованного европейца, откуда у вас 
такая литература, как вырвалась она из груди вашего народа? -- слышали в ответ: 
"в авторе "Руслана и Людмилы", "Онегина" и "Капитанской дочки" -- средоточие 
нашей культуры; Пушкиным у нас умнеет все, что способно умнеть". В сущности, это 
событие нетрудно было предвидеть. "Пушкин есть явление чрезвычайное и, может 
быть, единственное явление русского духа", -- сказал Гоголь. "И пророческое", -- 
добавил Достоевский. В самом деле, Пушкин, русский опыт о человеке будущего, не 
находит, как выясняется, достаточных аналогий в мировой традиции, в то время как 
пушкинское слово, обладая исключительной центростремительной и осветляющей 
энергией, влечет читателя за собой как тайна, как яркая мечта о земном счастье. 
И влечет не только в чудный мир поэзии, но и в реальноисторическое будущее. 
Музыкальная волна его стихов, исполненная гармонии и тончайших контрастов -- 
печали и радости, страсти и ума, глубины чувства и ясности выражения... -- 
заставляет сверкать и переливаться сокровища всякой одаренной души, 
встретившейся с его искусством. Его эмоции и мысли, необычно соединяя личное с 
общечеловеческим, создают поразительное ощущение ну


жности и осмысленности жизни, создают иллюзию близкой цели. Благодаря Пушкину 
новая русская культура, превратившаяся в наши дни в широкий поток, разлилась на 
множество независимых рукавов, больших и малых, но пушкинский дух ощутим и 
осознается всюду. Идя вверх по течению, от устья к истоку, мы всюду непременно 
приходим к Пушкину, его замыслам, его мироотношению.

      Господин Барон!
      Позвольте мне подвести итог всему, что случилось. Поведение вашего сына 
было мне давно известно и не могло оставить меня равнодушным. Я довольствовался 
ролью наблюдателя с тем, чтобы вмешаться, когда почту нужным. Случай, который во 
всякую другую минуту был бы мне крайне неприятен, пришелся весьма кстати, чтобы 
мне разделаться: я получил анонимные письма. Я увидел, что минута настала, и 
воспользовался этим. Вы знаете остальное: я заставил вашего сына играть столь 
жалкую роль, что жена моя, удивленная такою трусостью и низостью, не могла 
удержаться от смеха; душевное движение, которое в ней, может быть, вызвала эта 
сильная и возвышенная страсть, погасло в самом спокойном презрении и в 
отвращении самом заслуженном.
      Я принужден сознаться, Господин Барон, что ваша собственная роль была не 
особенно приличной. Вы, представитель коронованной главы, -- вы отечески служили 
сводником вашему сыну. По-видимому, всем его поведением (довольно, впрочем, 
неловким) руководили вы. Вы, вероятно, внушали ему нелепости, которые он 
высказывал, и глупости, которые он брался излагать письменно. Подобно старой 
развратнице, вы подстерегали мою жену во всех углах, чтобы говорить ей о любви 
вашего незаконнорожденного или так называемого сына; и когда больной сифилисом, 
он оставался дома, вы говорили, что он умирает от любви к ней; вы ей бормотали: 
"возвратите мне моего сына!"
      Вы хорошо понимаете, Господин Барон, что после всего этого я не могу 
терпеть, чтобы мое семейство имело малейшее сношение с вашим. Под таким условием 
я согласился не давать хода этому грязному делу и не опозоривать вас в глазах 
нашего и вашего двора, к чему я имел возможность и что намеревался сделать. Я не 
желаю, чтобы жена моя продолжала слушать ваши родительские увещания. Я не могу 
позволить, чтобы ваш сын после своего гнусного поведения осмеливался 
разговаривать с моей женой и еще того менее -- обращаться к ней с казарменными 
каламбурами и разыгрывать перед нею самоотвержение и несчастную любовь, тогда 
как он только подлец и шалопай. Я вынужден обратиться к вам с просьбой положить 
конец всем этим проделкам, если вы хотите избежать нового скандала, перед 
которым я, поверьте мне, не остановлюсь.
      Имею честь быть, Господин Барон,
      Ваш покорный и послушный слуга
       Александр Пушкин.
      ПУШКИН -- барону ГЕККЕРЕНУ, 26 января 1837 г.  (фр.).

      Не знаю, чему следует приписать нижеследующее обстоятельство: необъяснимой 
ли ко всему свету вообще и ко мне в частности зависти, или какому-либо другому 
неведомому побуждению, но только во вторник, в ту минуту, когда мы собрались на 
обед к графу Строганову, и без всякой видимой причины, я получаю письмо от г. 
Пушкина. Мое перо отказывается воспроизвести все отвратительные оскорбления, 
которыми наполнено было это подлое письмо.
      Что мне оставалось делать? Вызвать его самому? Но, во-первых, общественное 
звание, которым королю было угодно меня облечь, препятствовало этому; кроме 
того, тем дело не кончилось бы. Если бы я остался победителем, то обесчестил бы 
своего сына; недоброжелатели всюду бы говорили, что я сам вызвался, так как уже 
раз улаживал подобное дело, в котором мой сын обнаружил недостаток храбрости; а 
если бы я пал жертвой, то его жена осталась бы без поддержки, так как мой сын 
неминуемо выступил бы мстителем. Однако я не хотел опереться только на мое 
личное мнение и посоветовался с графом Строгановым, моим другом. Так как он 
согласился со мною, то я показал письмо сыну, и вызов господину Пушкину был 
послан.
      Барон ГЕККЕРЕН-СТАРШИЙ -- барону ВЕРСТОЛКУ, 11 февраля 1837 г.  Щеголев,  
297.

      Дантес, который после письма Пушкина должен был защищать себя и своего 
усыновителя, отправился к графу Строганову; этот Строганов был старик, 
пользовавшийся между аристократами особенным уважением, отличавшийся отличным 
знанием всех правил аристократической чести. Этот-то старец объявил Дантесу 
решительно, что за оскорбительное письмо непременно должно драться, и дело было 
решено.
      А. И. ВАСИЛЬЧИКОВА по записи БАРТЕНЕВА. Рассказы о Пушкине, 39.

      Милостивый Государь!
      Не зная ни вашего почерка, ни вашей подписи, я обращаюсь к виконту 
д`Аршиаку, который вручит вам настоящее письмо, с просьбою выяснить, точно ли 
письмо, на которое я отвечаю, исходит от вас. Содержание его до такой степени 
переходит всякие границы возможного, что я отказываюсь отвечать на все 
подробности послания. Вы, по-видимому, забыли, Милостивый Государь, что вы же 
сами отказались от вызова, который сделали барону Жоржу Геккерену и который был 
им принят. Доказательство того, что я здесь утверждаю, существует, оно написано 
собственно вашею рукою и находится в руках секундантов. Мне остается только 
предуведомить вас, что виконт д`Аршиак едет к вам, чтобы условиться о месте 
встречи с бароном Жоржем Геккереном и предупредить вас, что встреча не терпит 
никакой отсрочки.
      Я сумею позже, Милостивый Государь, научить вас уважению к званию, которым 
я облечен и которого никакая выходка с вашей стороны оскорбить не может. 
Остаюсь,
      Милостивый Государь,
      Ваш покорнейший слуга
       Барон Геккерен.
      Читано и одобрено мною.
       Барон Жорж Геккерен.
      Бар. ГЕККЕРЕН-СТАРШИЙ -- ПУШКИНУ, Переписка, акад. изд., III, 145.

      Д`Аршиак принес Пушкину ответ. Пушкин его не читал, но принял вызов, 
который был ему сделан от имени сына.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ -- вел. кн. МИХ. ПАВЛОВИЧУ.  Щеголев,  261.

      Дотоль Пушкин себя вел, как каждый бы на его месте сделал; и хотя никто не 
мог обвинять жену Пушкина, столь же мало оправдывали поведение Дантеса, и в 
особенности гнусного его отца Геккерена. Но последний повод к дуэли, которого 
никто не постигает и заключавшийся в самом дерзком письме Пушкина к Геккерену, 
сделал Дантеса правым в сем деле. C`est le cas de dire, chasser nature, il 
revient au galop. (Вот случай сказать: гони природу в дверь, она влетит в окно).
      ИМПЕРАТОР НИКОЛАЙ I -- вел. кн. МИХ. ПАВ-ЧУ, 3 февр. 1837 г.  Рус. Стар.,  
1902, т. 110, стр. 227.

      Николай I велел Бенкендорфу предупредить дуэль. Геккерен был у 
Бенкендорфа. -- "Что делать мне теперь?" -- сказал он княгине Белосельской. -- 
"А вы пошлите жандармов в другую сторону". Убийцы Пушкина -- Бенкендорф, кн. 
Белосельская и Уваров. Ефремов и выставил их портреты на одной из прежних 
пушкинских выставок. Гаевский залепил их.
      А. С. СУВОРИН со слов П. А. ЕФРЕМОВА. Дневник А. С. Суворина. Петроград, 
1923, стр. 205,

      Нижеподписавшийся извещает г. Пушкина, что он будет ждать у себя до 
одиннадцати часов вечера, а после этого на балу у графини Разумовской, лицо, 
которому будет поручено вести дело, долженствующее окончиться завтра.
      Виконт Д`АРШИАК -- ПУШКИНУ, 26 янв. 1837 г.  Переп. Пушкина,  III, 445  
(фр.).

      За время короткого пребывания здесь моей невестки  (бар Евпр. Ник. 
Вревской),  Александр Сергеевич часто посещал нас и даже обедал у нас и провел 
весь день накануне своей несчастной дуэли.
      Бар. М. Н. СЕРДОБИН -- С. Л. ПУШКИНУ,  П-н и его совр-ки,  VIII, 65  
(фр.).

      Теперь узнаем, что Пушкин накануне открылся одной даме, дочери той 
Осиповой, у коей я был в Тригорском, что он будет драться. Она не успела или не 
могла помешать, и теперь упрек жены, которая узнала об этом, на нее падает,
      А. И. ТУРГЕНЕВ -- Н. И. ТУРГЕНЕВУ, 28 февраля 1837 г.  П-н и его совр-ки,  
VI, 22.

      _Накануне поединка Пушкин обедал у графини Е. П. Ростопчиной, супруг 
которой мне рассказывал, что до обеда и после него Пушкин убегал в умывальную 
комнату и мочил себе голову холодною водою: до того мучил его жар в голове.
      П. И. БАРТЕНЕВ.  Рус. Арх..  1908, II, 427.

      Я видел Пушкина  (26-го янв.)  на бале у гр. Разумовской,  (тогда же)  
провел с ним часть утра; видел его веселого, полного жизни, без малейших 
признаков задумчивости; мы долго разговаривали о многом, и он шутил и смеялся.  
(В два предшествующие дня)  также провел с ним большую часть утра; мы читали 
бумаги, кои готовил он для пятой книжки своего журнала. Каждый вечер видал я его 
и на балах спокойного и веселого.
      А. И. ТУРГЕНЕВ -- А. И. НЕФЕДЬЕВОЙ, 28 января 1837 г.  П-н и его совр-ки,  
VI, 48.

      Пушкин явился на бал  (у гр. Разумовской)  один, без жены, очень веселый; 
в кармане у него имелся благоприятный ответ и принятие вызова на следующий день. 
Геккерен на бал не явился. Пушкин танцовал, шутил с Тургеневым, которого он 
пригласил на следующий день прийти к нему послушать чтение и назначил ему час, 
когда сам он должен был быть уже лицом к лицу со своим противником.
      А. Я. БУЛГАКОВ -- кн. О. А. ДОЛГОРУКОВОЙ, 2 февр. 1837 г.  Красный Архив,  
1929, том II, стр. 224.

      Накануне дуэли был раут у графини Разумовской. Кто-то говорит Вяземскому: 
"Пойдите, посмотрите, Пушкин о чем-то объясняется с Д`Аршиаком; тут что-нибудь 
недоброе". Вяземский отправился в ту сторону, где были Пушкин и Д`Аршиак; но у 
них разговор прекратился.
      П. И. БАРТЕНЕВ со слов кн-ни В. Ф. ВЯЗЕМСКОЙ.  Рус. Арх.,  1888, II, 312.

      26 на балу у графини Разумовской Пушкин предложил быть своим секундантом 
Магенису, советнику при английском посольстве. Тот, вероятно, пожелал узнать 
причины дуэли; Пушкин отказался сообщить что-либо по этому поводу. Магенис 
отстранился.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ -- вел. кн. МИХАИЛУ ПАВЛОВИЧУ, 14 февр. 1837 г.  
Щеголев,  261.

      Рассказывают, что Пушкин звал к себе в секунданты секретаря английского 
посольства Мегенеса; он часто бывал у графини Фикельмон, -- долгоносый 
англичанин, которого звали perroguet malade  (больной попугай),  очень 
порядочный человек, которого Пушкин уважал за честный нрав.
      АРК. О. РОССЕТ.  Рус. Арх.,  1882, I, 248.

       (27 янв.)  Встал весело в восемь часов -- после чаю много писал -- часу 
до 11-го.
      В. А. ЖУКОВСКИЙ. Конспективные заметки.  Щеголев,  285.

      Я настаиваю еще сегодня утром на просьбе, с которою я имел честь 
обратиться к вам вчера вечером. Необходимо, чтобы я имел свидание с секундантом, 
которого вы выберете, притом в самое ближайшее время, До полудня я буду дома; 
надеюсь раньше этого времени увидеться с тем, кого вам угодно будет ко мне 
прислать.
      Виконт Д`АРШИАК -- ПУШКИНУ. Среда 27 янв., 9 час. утра,  Переп. Пушкина,  
III, 449  (фр.).

      Я не имею никакого желания вмешивать праздный петербургский люд в мои 
семейные дела; поэтому я решительно отказываюсь от разговоров между 
секундантами. Я приведу своего только на место поединка. Так как г. Геккерен 
меня вызывает, и обиженным является он, то он может сам выбрать мне секунданта, 
если увидит в том надобность: я заранее принимаю его, если бы даже это был его 
егерь. Что касается часа, места, я вполне к его услугам. Согласно нашим, русским 
обычаям, этого вполне достаточно... Прошу вас верить, виконт, -- это мое 
последнее слово, мне больше нечего отвечать по поводу этого дела, и я не двинусь 
с места до окончательной встречи.
      ПУШКИН -- виконту Д`АРШИАКУ, 27 янв. 1837 г.  (фр.).

      Оскорбив честь барона Жоржа Геккерена, вы обязаны дать ему удовлетворение. 
Это ваше дело -- достать себе секунданта. Никакой не может быть речи, чтоб его 
вам доставили. Готовый со своей стороны явиться в условленное место, барон Жорж 
Геккерен настаивает на том, чтобы вы держались принятых правил. Всякое 
промедление будет рассматриваться им, как отказ в удовлетворении, которое вы ему 
обязаны дать, и как попытка огласкою этого дела помешать его окончанию. Свидание 
между секундантами,  необходимое перед встречей,  становится, если вы все еще 
отказываете в нем, одним из условий барона Жоржа Геккерена; вы же мне говорили 
вчера и писали сегодня, что принимаете все его условия.
      Виконт Д`АРШИАК -- ПУШКИНУ, 27 янв. 1837 г. Переп., III, 450  (фр.).

      27 января, в первом часу пополудни, встретил его, Данзаса, Пушкин на 
Цепном мосту, что близ Летнего сада, остановил и предложил ему быть свидетелем 
одного разговора.
      К. К. ДАНЗАС. Показание перед военным судом.  Дуэль,  99.

      27 января 1837 г. К. К. Данзас, проходя по Пантелеймоновской улице, 
встретил Пушкина в санях. В этой улице жил тогда К. О. Россет: Пушкин, как 
полагает Данзас, заезжал сначала к Россету, и не застав последнего дома, поехал 
к нему. Пушкин остановил Данзаса и сказал:
      -- Данзас, я ехал к тебе, садись со мной в сани и поедем во французское 
посольство, где ты будешь свидетелем одного разговора.
      Данзас, не говоря ни слова, сел с ним в сани, и они поехали в Большую 
Миллионную. Во время пути Пушкин говорил с Данзасом, как будто ничего не бывало, 
совершенно о посторонних вещах. Таким образом доехали они до дома французского 
посольства, где жил д`Аршиак. После обыкновенного приветствия с хозяином, Пушкин 
сказал громко, обращаясь к Данзасу: "Теперь я вас введу в сущность дела", и 
начал рассказывать ему все, что происходило между ним, Дантесом и Геккереном.
      Пушкин окончил свое объяснение следующими словами:
      -- Теперь я вам могу сказать только одно: если дело это не закончится 
сегодня же, то в первый же раз, как я встречу Геккерена, -- отца или сына, -- я 
им плюну в физиономию.
      Тут он указал на Данзаса и прибавил:
      -- Вот мой секундант.
      Потом обратился к Данзасу с вопросом:
      -- Согласны вы?
      После утвердительного ответа Данзаса Пушкин уехал, предоставив Данзасу, 
как своему секунданту, условиться с д`Аршиаком о дуэли.
      А. АММОСОВ, стр. 18.

      За несколько часов до дуэли Пушкин говорил д`Аршиаку, секунданту 
Геккерена, объясняя причины, которые заставляли его драться: "Есть двоякого рода 
рогоносцы: одни носят рога на самом деле; те знают отлично, как им быть; 
положение других, ставших рогоносцами по милости публики, затруднительнее. Я 
принадлежу к последним".
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ -- вел. кн. МИХАИЛУ ПАВЛОВИЧУ, 14 февр. 1837 г.  
Щеголев,  260  (фр.).

      К пояснению обстоятельств, касающихся до выбора секунданта со стороны 
Пушкина, прибавлю я еще о сказанном мне г. д`Аршиаком после дуэли; т. е. что 
Пушкин накануне несчастного дня у графини Разумовской на бале предложил г-ну 
Мегенсу, находящемуся при английском посольстве, быть свидетелем с его стороны, 
на что сей последний отказался. Соображая ныне предложение Пушкина г-ну Мегенсу, 
письмо его к д`Аршиаку и некоторые темные выражения в его разговоре со мною, 
когда мы ехали на место поединка, я не иначе могу пояснить намерения покойного, 
как тем, что по известному мне и всем знавшим его коротко, высокому благородству 
души его, он не хотел вовлечь в ответственность по своему собственному делу, 
никого из соотечественников; и только тогда, когда вынужден был к тому 
противниками, он решился наконец искать меня, как товарища и друга с детства, на 
самоотвержение которого он имел более права считать.
      К. К. ДАНЗАС. Рапорт в Военносудную Комиссию от 14 февр. 1837 г. "Дуэль 
Пушкина с Дантесом-Геккереном".  Подлинное военносудное дело 1837 г.,  СПб. 
1900, стр. 79.

      Подполковник Данзас был отличный боевой офицер, светски образованный, но 
крайне ленивый и, к сожалению, притворявшийся roue  (повеса, развратник).
      Г. И. ФИЛИПСОН. Воспоминания  Рус. Арх.,  1884 I, 205.

      Данзас, по словам знавших его, был весельчак по натуре, имел совершенно 
французский склад ума, любил острить и сыпать каламбурами; вообще он в полном 
смысле был bon-vivant. Состоя вечным полковником, он только за несколько лет до 
смерти, при выходе в отставку, получил чин генерала, вследствие того, что он в 
мирное время относился к службе благодушно, индифферентно и даже чересчур 
беспечно; хотя его все любили, даже начальники, но хода по службе не давали. 
Данзас жил и умер в бедности, без семьи, не имея и не нажив никакого состояния, 
пренебрегая постоянно благами жизни, житейскими расчетами. Открытый прямодушный 
характер, соединенный с саркастическими взглядами на людей и вещи, не дал ему 
возможности составить себе карьеру. Несколько раз ему даже предлагались разные 
теплые и хлебные места, но он постоянно отказывался от них, говоря, что 
чувствует себя неспособным занимать такие места.
      Н. А. ГАСТФРЕЙНД. Товарищи Пушкина по лицею. СПб., 1913, т. III, стр. 333.

      Данзас -- веселый малый, храбрый служака и остроумный каламбурист... он 
мог только аккуратнейшим образом размерить шаги для барьера, да зорко следить за 
соблюдением законов дуэли, но не только не сумел бы расстроить ее, даже обидел 
бы Пушкина малейшим возражением.
      П. В. НАЩОКИН по записи Н. И. КУЛИКОВА,  Рус. Стар.,  1881, т. 31, стр. 
615.

      После ухода Пушкина первый вопрос его  (Данзаса)  был г. д`Аршиаку, нет ли 
средств окончить дело миролюбиво. Г. д`Аршиак, представитель почитавшего себя 
обиженным г. Геккерена, вызвавшего Пушкина на дуэль, решительно отвечал, что 
никаких средств нет к примирению.
      К. К. ДАНЗАС. Показание перед Военносудной комиссией.  Дуэль,  99.

      УСЛОВИЯ ДУЭЛИ МЕЖДУ Г. ПУШКИНЫМ
      И Г. БАРОНОМ ЖОРЖЕМ ГЕККЕРЕНОМ
      1. Противники становятся на расстоянии двадцати шагов друг от друга, за 
пять шагов назад от двух барьеров, расстояние между которыми равняется десяти 
шагам.
      2. Противники, вооруженные пистолетами, по данному сигналу, идя один на 
другого, но ни в коем случае не переступая барьера, могут пустить в дело свое 
оружие.
      3. Сверх того принимается, что после первого выстрела противникам не 
дозволяется менять место для того, чтобы выстреливший первым подвергся огню 
своего противника на том же расстоянии.
      4. Когда обе стороны сделают по выстрелу, то, если не будет результата, 
поединок возобновляется на прежних условиях: противники ставятся на то же 
расстояние в двадцать шагов; сохраняются те же барьеры и те же правила.
      5. Секунданты являются непременными посредниками во всяком объяснении 
между противниками на месте боя.
      6. Нижеподписавшиеся секунданты этого поединка, облеченные всеми 
полномочиями, обеспечивают, каждый за свою сторону, своею честью строгое 
соблюдение изложенных здесь условий.
       Константин Данзас,
      инженер-подполковник.
       Виконт д`Аршиак,
      аташе французского посольства.
      МОДЗАЛЕВСКИЙ, ОКСМАН, ЦЯВЛОВСКИЙ. Нов. матер. о дуэли Пушкина, стр. 86  
(фр.).

      К сим условиям г. д`Аршиак присовокупил не допускать никаких объяснений 
между противниками, но он  (Данзас)  возразил, что согласен, что во избежание 
новых каких-либо распрей, не дозволить им самим объясняться; но имея еще в виду 
не упускать случая к примирению, он предложил с своей стороны, чтобы в случае 
малейшей возможности секунданты могли объясняться за них.
      К. К. ДАНЗАС. Показание перед Военносудной комиссией.  Дуэль,  100.

      С этой роковой бумагой Данзас возвратился к Пушкину. Он застал его дома 
одного. Не прочитав даже условий, Пушкин согласился на все. В разговоре о 
предстоящей дуэли Данзас заметил ему, что, по его мнению, он бы должен был 
стреляться с бароном Геккереном-отцом, а не с сыном, так как оскорбительное 
письмо он написал Геккерену, а не Дантесу. На это Пушкин ему отвечал, что 
Геккерен, по официальному своему положению, драться не может.
      А. АММОСОВ со слов К. К. ДАНЗАСА, стр. 20.

      Ходил по комнате необыкновенно весело, пел песни -- потом увидел в окно 
Данзаса, в дверях встретил радостно. -- Вошли в кабинет, запер дверь. -- Через 
несколько минут послал за пистолетами.
      В. А. ЖУКОВСКИЙ. Конспективные заметки.  Щеголев,  285.

      Я думаю, вам приятно будет иметь архалук, который был на нем в день его 
несчастной дуэли.
      Н. Н. ПУШКИНА (вдова поэта) -- П. В. НАЩОКИНУ от 6 апр. 1837 г.  
Искусство, журнал Вое. Академии Худ. Наук,  • 1, 1923, стр. 326.

      После смерти Пушкина Жуковский прислал моему мужу серебряные часы 
покойного, которые были при нем в день роковой дуэли, его красный с зелеными 
клеточками архалук, посмертную маску и бумажник с ассигнацией в 25 руб. и 
локоном белокурых волос.
      В. А. НАЩОКИНА.  Новое Время,  1898, • 8129.

      Пушкин спокойно дожидался у себя развязки. Его спокойствие было 
удивительное; он занимался своим "Современником" и за час перед тем, как ему 
ехать стреляться, написал письмо к Ишимовой (сочинительнице "Русской истории для 
детей", трудившейся и для его журнала).
      В. А. ЖУКОВСКИЙ -- С. Л. ПУШКИНУ.  Щеголев,  171.

      ПОСЛЕДНЕЕ ПИСЬМО ПУШКИНА
      Милостивая Государын
      Александра Осиповна.
      Крайне жалею, что мне невозможно будет сегодня явиться на ваше 
приглашение. Покамест, честь имею препроводить к Вам Barry Cornwall -- Вы 
найдете в конце книги пьесы, отмеченные карандашем, переведите их как умеете -- 
уверяю Вас, что переведете как нельзя лучше. Сегодня я нечаянно открыл Вашу 
Историю в рассказах, и поневоле зачитался. Вот как надобно писать!
      С глубочайшим почтеньем и совершенной преданностью честь имею быть,
      Милостивая Государыня,
      Вашим покорнейшим слугою
       А. Пушкин.
      ПУШКИН -- А. О. ИШИМОВОЙ, 27 января 1837 г.

      Условясь с Пушкиным сойтись в кондитерской Вольфа, Данзас отправился 
сделать нужные приготовления. Наняв парные сани, он заехал в оружейный магазин 
Куракина за пистолетами, которые были уже выбраны Пушкиным заранее; пистолеты 
эти были совершенно схожи с пистолетами д`Аршиака, Уложив их в сани, Данзас 
приехал к Вольфу, где Пушкин уже ожидал его.
      А. АММОСОВ, стр. 21.

      Начал одеваться; вымылся весь, все чистое; велел подать бекешь; вышел на 
лестницу -- Возвратился, -- велел подать в кабинет большую шубу и пошел пешком 
до извозчика. -- Это было ровно в 1 час.
      В. А. ЖУКОВСКИЙ. Конспективные заметки.  Щеголев,  285.

      Показание, переданное нам Ник. Фед. Лубяновским. Он жил с отцом своим в 
среднем этаже того дома (княгини Волконской на Мойке), где внизу скончался 
Пушкин. Утром (?) 27 января Лубяновский в воротах встретился с Пушкиным, бодрым 
и веселым: шел он к углу Невского Проспекта, в кондитерскую Вольфа, вероятно, не 
дождавшись своего утреннего чаю, за поздним вставанием жены и невестки.
      П. И. БАРТЕНЕВ.  Рус. Арх.,  1908, III, 291.

      Было около 4-х часов.
      Выпив стакан лимонаду или воды, Данзас не помнит, Пушкин вышел с ним из 
кондитерской; сели в сани и отправились по направлению к Троицкому мосту.
      На дворцовой набережной они встретили в экипаже г-жу Пушкину. Данзас узнал 
ее, надежда в нем блеснула, встреча эта могла поправить все. Но жена Пушкина 
была близорука; а Пушкин смотрел в другую сторону.
      А. АММОСОВ, 21.

      В день поединка друзья везли обоих противников через место публичного 
гулянья, несколько раз останавливались, роняли нарочно оружие, надеясь еще на 
благодетельное вмешательство общества, но все их усилия и намеки остались 
безуспешны.
      П. В. АННЕНКОВ.  Материалы,  420.

      Данзас хотел как-нибудь дать знать проходящим о цели их поездки (выронял 
пули, чтоб увидали и остановили).
      В. А. НАЩОКИНА со слов ДАНЗАСА. Рассказы о Пушкине, 41.

      День был ясный. Петербургское великосветское общество каталось на горах, и 
в то время некоторые уже оттуда возвращались. Много знакомых и Пушкину, и 
Данзасу встречались, раскланивались с ними, но никто как будто и не догадывался, 
куда они ехали; а между тем история Пушкина с Геккеренами была хорошо известна 
всему этому обществу.
      На Неве Пушкин спросил Данзаса шутя: не в крепость ли ты везешь меня? -- 
Нет, -- отвечал Данзас, -- через крепость на Черную речку самая близкая дорога.
      На Каменноостровском проспекте они встретили в санях двух знакомых 
офицеров конного полка: князя В. Д. Голицына и Головина. Думая, что Пушкин и 
Данзас ехали на Горы, Голицын закричал им: "что вы так поздно едете, все уже 
оттуда разъезжаются?!"
      А. АММОСОВ, 21.

      По дороге им попались едущие в карете четверней граф И. М. Борх с женой, 
рожденной Голынской. Увидя их, Пушкин сказал Данзасу: -- "Вот две образцовых 
семьи", и, заметя, что Данзас не вдруг понял это, он прибавил: "Ведь жена живет 
с кучером, а муж -- с форейтором".
      М. Н. ЛОНГИНОВ. Запись на книжке Аммосова о последних днях Пушкина.  
Щеголев,  изд. 3, стр. 448.

      Графиня А. К. Воронцова-Дашкова<1 не могла никогда вспоминать без горести 
о том, как она встретила Пушкина, едущего на острова с Данзасом, и 
направляющихся туда же Дантеса с д`Аршиаком. Она думала, как бы предупредить 
несчастие, в котором не сомневалась после такой встречи, и не знала, как быть. К 
кому обратиться? Куда послать, чтобы остановить поединок? Приехав домой, она в 
отчаянии говорила, что с Пушкиным непременно произошло несчастие, и предчувствие 
девятнадцатилетнего женского сердца не было обманом. Вот новое доказательство, 
до какой степени в петербургском обществе предвидели ужасную катастрофу: при 
первом признаке ее приближения уже можно было догадываться о том, что 
произойдет.
      М. Н. ЛОНГИНОВ. Современная летопись, 1863, • 18, стр. 12.

      <1Ее описывает Лермонтов в своем стихотворении:
      Как мальчик кудрявый, резва,
      Нарядна, как бабочка летом, и т. д.

      Данзас не знает, по какой дороге ехали Дантес с д`Аршиаком, но к 
Комендантской даче они с ними подъехали в одно время. Данзас вышел из саней и, 
сговариваясь с д`Аршиаком, отправился с ним отыскивать удобное для дуэли место. 
Они нашли такое саженях в полутораста от Комендантской дачи, более крупный и 
густой кустарник окружал здесь площадку и мог скрывать от глаз оставленных на 
дороге извозчиков то, что на ней происходило.
      А. АММОСОВ, 23.

      На место встречи мы прибыли в половине пятого. Дул очень сильный ветер, 
что заставило нас искать убежище в маленькой сосновой роще. Так как большое 
количество снега могло стеснять противника, пришлось протоптать тропинку в 
двадцать шагов.
      Виконт Д`АРШИАК-кн. П. А. ВЯЗЕМСКОМУ, 1 февр. 1837 г.  Дуэль,  53  (фр.).

      В камер-фурьерском журнале мороз 27-го января утром отмечен в два градуса.
      П. Е. ЩЕГОЛЕВ, 144.

      Снег был по колена; по выборе места надобно было вытоптать в снегу 
площадку, чтобы и тот и другой удобно могли и стоять друг против друга, и 
сходиться. Оба секунданта и Геккерен занялись этой работою; Пушкин сел на сугроб 
и смотрел на роковое приготовление с большим равнодушием. Наконец, вытоптана 
была тропинка в аршин шириною и в двадцать шагов длиною; плащами означали 
барьеры.
      В. А. ЖУКОВСКИЙ -- С. Л. ПУШКИНУ.  Щеголев.  172.

      Несмотря на ясную погоду, дул довольно сильный ветер, Морозу было градусов 
пятнадцать. Закутанный в медвежью шубу, Пушкин молчал, по-видимому был столько 
же спокоен, как и во все время пути, но в нем выражалось сильное нетерпение 
приступить скорее к делу. Когда Данзас спросил его, находит ли он удобным 
выбранное им и д`Аршиаком место, Пушкин отвечал:
      -- Ca m`est fort egal, seulement tachez de faire tout cela plus vite  (мне 
это решительно все равно, -- только, пожалуйста, делайте все это поскорее).
      Отмерив шаги, Данзас и д`Аршиак отметили барьер своими шинелями и начали 
заряжать пистолеты. Во время этих приготовлений нетерпение Пушкина обнаружилось 
словами к своему секунданту:
      -- Eh bien! est ce fini?  (Ну, что же! Кончили?)
      Все было кончено. Противников поставили, подали им пистолеты, и по 
сигналу, который сделал Данзас, махнув шляпой, они начали сходиться.
      Пушкин первый подошел к барьеру и, остановись, начал наводить пистолет. Но 
в это время Дантес, не дойдя до барьера одного шага, выстрелил, и Пушкин, падая, 
сказал:
      -- Je crois que j`ai la cuisse fracassee  (кажется, y меня раздроблено 
бедро).
      А. АММОСОВ, 23.

      Г. Пушкин упал на шинель, служившую барьером, и остался неподвижным, лицом 
к земле.
      Виконт Д`АРШИАК -- кн. П. А. ВЯЗЕМСКОМУ.  Дуэль,  53  (фр.).

      Секунданты бросились к нему, и, когда Дантес намеревался сделать то же, 
Пушкин удержал его словами:
      -- Attendez! Je me sens assez de force pour tirer mon coup  (подождите!  Я  
чувствую достаточно сил, чтобы сделать свой выстрел).
      А. АММОСОВ, 23.

      После слов Пушкина, что он хочет стрелять, г. Геккерен возвратился на свое 
место, став боком и прикрыв грудь свою правою рукою.
      К. К. ДАНЗАС -- кн. П. А. ВЯЗЕМСКОМУ, 6 февр. 1837 г.  Дуэль,  55.

      Ужас сопровождал их бой. Они дрались, и дрались на смерть. Для них уже не 
было примирения, и ясно видно было, что для Пушкина была нужна жертва или 
погибнуть самому.
      А. П. ЯЗЫКОВ -- А. А. КАТЕНИНУ, 1 февр. 1837  г.  Описание Пушкинского 
музея имп. алекс. лицея, СПб., 1899, стр. 450.

      При падении Пушкина пистолет его попал в снег, и потому Данзас подал ему 
другой. Приподнявшись несколько и опершись на левую руку, Пушкин выстрелил.
      А. АММОСОВ, 23.

      Пушкин, полулежа, приподнялся, уперся на какую-то перекладину старых 
перил, тут лежавшую, для того, чтобы ловче целиться.
      Н. Н. со слов полковых товарищей Дантеса и, по-видимому, самого Дантеса. 
Письмо к издателю  Рус. Арх.,  1898, III, 246.
      На коленях, полулежа, Пушкин целился в Дантеса в продолжение двух минут и 
выстрелил так метко, что, если бы Дантес не держал руку поднятой, то непременно 
был бы убит; пуля пробила руку и ударилась в одну из металлических пуговиц 
мундира, причем все же продавила Дантесу два ребра.
      А. А. ЩЕРБИНИН. Из неизданных записок.  П-н и его совр-ки,  XV, 42.

      Геккерн упал, но его сбила с ног только сильная контузия; пуля пробила 
мясистые части правой руки, коею он закрыл себе грудь и будучи тем ослаблена, 
попала в пуговицу, которою панталоны держались на подтяжке против ложки: эта 
пуговица спасла Геккерна. Пушкин, увидя его падающего, бросил вверх пистолет и 
закричал:
      -- Браво!
      Между тем кровь лила из раны.
      В. А. ЖУКОВСКИЙ -- С. Л. ПУШКИНУ.  Щеголев.  стр. 172.

      Выстрелив, г. Пушкин снова упал. Почти непосредственно после этого он два 
раза впадал в полуобморочное состояние, на несколько мгновений мысли его 
помутились. Но тотчас же он вполне пришел в сознание и больше его уже не терял.
      Виконт Д`АРШИАК -- кн. П. А. Вяземскому,  Дуэль,  53  (фр.).

      Придя в себя, Пушкин спросил у д`Аршиака:
      -- Убил я его?
      -- Нет, -- ответил тот, -- вы его ранили.
      -- Странно, -- сказал Пушкин, -- я думал, что мне доставит удовольствие 
его убить, но я чувствую теперь, что нет... Впрочем, все равно. Как только мы 
поправимся, снова начнем.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ -- вел. кн. МИХАИЛУ ПАВЛОВИЧУ.  Щеголев,  262  (фр.).

      Поведение Пушкина на поле или на снегу битвы д`Аршиак находил "parfaite"  
(превосходным).  Но слова его о возобновлении дуэли по выздоровлении отняли у 
д`Аршиака возможность примирить их.
      А. И. ТУРГЕНЕВ. Из дневника, 30 янв. 1837 г.  Щеголев,  271.

      Пушкин был ранен в правую сторону живота, пуля, раздробив кость верхней 
части ноги у соединения с тазом, глубоко вошла в живот и там остановилась.
      Данзас с д`Аршиаком подозвали извощиков и с помощью их разобрали 
находившийся там из тонких жердей забор, который мешал саням подъехать к тому 
месту, где лежал раненый Пушкин. Общими силами усадив его бережно в сани, Данзас 
приказал извощику ехать шагом, а сам пошел пешком подле саней, вместе с 
д`Аршиаком; раненый Дантес ехал в своих санях за ними.
      А. АММОСОВ, 23.

      Сани сильно трясло во время переезда на расстоянии полуверсты по очень 
скверной дороге, г. Пушкин страдал, не жалуясь. Г. барон Геккерен смог, 
поддерживаемый мною, дойти до своих саней, и там он ждал, пока противника его не 
перенесли, и я мог сопровождать его в Петербург. В продолжение всего поединка 
спокойствие, хладнокровие и достоинство обеих сторон были совершенны.
      Виконт Д`АРШИАК -- кн. П. А. ВЯЗЕМСКОМУ.  Дуэль,  53  (фр.).

      Зимою 1858 г. К. К. Данзас, на просьбу мою посетить со мною место дуэли 
Пушкина, охотно согласился. Мы отправились на Черную Речку, переехавши мост у 
Ланского шоссе, повернули налево, по набережной, и потом направо, на дороге в 
Коломяги. По левую сторону дороги остались строения комендантской дачи, по 
правую -- тянулся глухой забор огорода. Проехавши этот длинный забор, мы 
остановились. За этим забором, по словам Данзаса, в 1837 г. начинался кустарник 
и потом лес, который продолжался параллельно во всю длину Ланской дороги. В 
недальнем расстоянии от забора он указал мне место, где происходила дуэль. В наш 
приезд, в 1858 г., кустарника этого мы уже не нашли, он вырублен, и земля 
разделена; оставалось только около канавок несколько молодого березняка, 
занесенного снегом.
      На этих днях  (июнь 1880 г.)  я опять посетил место дуэли Пушкина. Место 
это желающие могут найти следующим образом: от чернореченского пешеходного 
моста, по коломягской дороге, на протяжении 148 сажен, по правой стороне -- 
огороды Мякишева (по левой -- комендантские дачи); от огородов Мякишева, где 
кончается забор, нужно отмерить 75 сажен далее по той же коломягской дороге, до 
второй от забора канавы, идущей вправо от дороги (всего до этого пункта от 
Черной Речки 223 саж.); потом, свернув с дороги вправо по второй канаве, на 
которой стоят три березы, и отмерив от дороги ровно 38 сажен, что придется как 
раз до третьей березы, около которой вправо есть лощина в 25 шагов длины и 
ширины. На этой-то лощине, не представляющей никаких признаков лесной 
растительности, и был, по указанию секунданта Пушкина, смертельно ранен Пушкин 
(см. рис. 6).
      Я. А. ИСАКОВ.  Голос,  1880, 5 июня, • 155.
&_1006_420_617_0

      Хотя г. Исаков даже опубликовал план места поединка вправо от коломягской 
дороги, пройдя комендантскую дачу, но это указание не особенно твердо, потому 
что трудно верить, чтобы дуэль состоялась на открытой поляне вблизи от дороги и 
в снежное время. Напротив, большая часть местных старожилов указывает на 
противоположную сторону, т. е. влево от дороги, к числу лиц, знакомых с этим 
местом, принадлежит и арендатор огорода вблизи комендантской дачи по Черной 
Речке • 5, В. Д. Мякишев, который указывает тот пень большого дерева, в четырех 
шагах от которого стоял Пушкин.
      ДМ. ЛОБАНОВ. Пушкин и Гоголь.  Петербургская Газета,  1880, • 113.

      Вас. Дм. Мякишев, арендатор огородов Комендантской дачи, указал мне 
действительное место, где был смертельно ранен Пушкин. Сначала я было усомнился, 
так как указание совершенно не совпадало с указанием г. Исакова, но по 
дальнейшим расспросам вполне убедился в истинности его слов. С двадцатых еще 
годов Мякишевы арендуют земли Комендантской дачи. Отец настоящего арендатора, 
Дм. Мякишев, был современник дуэли Пушкина и жил всего в нескольких стах шагах 
от рокового места. Сын рассказывал со слов отца следующее: было дело это в 
январе месяце; прибежал к старику Мякишеву впопыхах дворник Комендантской дачи 
Матвей Фомин и сказал, что за комендантским гумном какие-то господа стрелялись. 
Старик выбежал на улицу и увидел, что какого-то господина вели двое под руки, 
посадили в карету и повезли в город. Сейчас же он по следам, -- -так как по 
снегу были следы, -- пошел на то место, где стрелялись за комендантским гумном, 
на дорожке, которая шла через огород, возле березы, от которой ныне остался 
только пень. Отец Мякишева много раз указывал детям это место, и потому они 
забыть его не могли. В. Д. Мякишев добавляет, что так как дорожка к месту 
поединка шла кружно, около сарая и гумна, и вести по ней же назад раненого было 
бы слишком для него мучительно и долго, то господа повели его прямо, как видно 
было по следам и крови, целиком к дороге, куда подъехала карета, изгородь же, 
которая здесь была, -- чтобы пройти, разобрали.
      Сравнивая расположение места, указанного Мякишевым, с местом, указанным г. 
Исаковым, нельзя не видеть, что первое  (второе?)  находится слишком близко к 
Коломягской дороге и поэтому едва ли могло быть избрано для поединка, тогда как 
место, указанное Мякишевым, совершенно было в стороне и закрыто от дороги гумном 
и сараем, и при этом имело то преимущество, что на самой Комендантской даче 
никто зимою, кроме дворника, не жил. Справедливость слов Мякишева подтверждается 
еще и показаниями Максима Фомина, который во время дуэли был у дворника 
Комендантской дачи Матвея Фомина, ныне уже умершего, и рассказывает, что видел, 
как господа выходили из указанной местности и вели под руки раненого.
      В. Я. РЕЙНГАРД. Где настоящее место дуэли Пушкина?  Нива,  1880, • 26, 
стр. 514.  (В этом же номере -- рисунок Рейнгарда, изображающий место дуэли.)

      У комендантской дачи нашли карету, присланную на всякий случай бароном 
Геккереном, отцом. Дантес и д`Аршиак предложили Данзасу отвезти в ней в город 
раненого поэта. Данзас принял это предложение, но отказался от другого, 
сделанного ему в то же время Дантесом, предложения скрыть участие его в дуэли.
      Не сказав, что карета была барона Геккерена, Данзас посадил в нее Пушкина 
и, сев с ним рядом, поехал в город. Во время дороги Пушкин держался довольно 
твердо; но чувствуя по временам сильную боль, он начал подозревать опасность 
своей раны.
      Пушкин вспомнил про дуэль общего знакомого их офицера Московского полка 
Щербачева, стрелявшегося с Дороховым, на которой Щербачев был смертельно ранен в 
живот, и, жалуясь на боль, сказал Данзасу: "я боюсь, не ранен ли я так, как 
Щербачев". Он напомнил также Данзасу и о своей прежней дуэли в Кишиневе с 
Зубовым. Во время дороги Пушкин в особенности беспокоился о том, чтобы по 
приезде домой не испугать жены, и давал наставления Данзасу, как поступить, 
чтобы этого не случилось.
      А. АММОСОВ, 26.

      Карета медленно подвигалась на Мойку, к Певчевскому мосту. Раненый 
чувствовал жгучую боль в левом боку, говорил прерывистыми фразами и, мучимый 
тошнотою, старался преодолеть страдания, возвещавшие близкую, неизбежную смерть. 
Несколько раз принуждены были останавливаться, потому что обмороки следовали 
довольно часто один за другим, и сотрясение пути ослабляло силы больного.
      П. В. АННЕНКОВ.  Материалы.  420.

      Дядя Лев  (Пушкин)  привел моей матери  (О. С. Павлищевой)  следующее, 
слышанное им на Кавказе, обстоятельство, достоверность которого требует, однако, 
подтверждения: будто бы Геккерен старший в день поединка поехал к Комендантской 
даче в наемной карете, а не в своей, опасаясь быть узнанным публикой. Затем, 
приказав кучеру остановиться не на особенно далеком расстоянии от места 
поединка, выслал якобы на рекогносцировку своего камердинера и, получив 
донесение последнего о страшном результате, отослал экипаж с этим лицом для 
одного из раненых соперников; сам же, будто бы, нанял проезжавшего извозчика, на 
котором и ускакал путями окольными, не желая подвергаться любопытным взглядам.
      Л. Н. ПАВЛИЩЕВ. Кончина Пушкина. СПб., 1899, стр. 26.

      Кн. Вяземский, с одним знакомым своим Ленским, гуляя по Невскому, 
встречают старика Геккерна в извозщичьих санях. Их удивило, что посланник едет в 
таком экипаже. Заметя их, он вышел из саней и сказал им, что гулял далеко, но 
вспомнил, что ему надо написать письма, и, чтобы скорее поспеть домой, взял 
извозчика. После они узнали, что он ехал с Черной Речки, где ждал, чем кончится 
поединок. Пушкина, как более тяжело раненного, повезли домой в карете Геккерена.
      Кн. В. Ф. ВЯЗЕМСКАЯ по записи БАРТЕНЕВА.  Рус. Арх..  1888, II, 305.

      Дети Пушкина в четыре часа пополудни были у кн. Мещерской  (дочери 
Карамзина),  и мать за ними сама заезжала.
      А. И. ТУРГЕНЕВ -- А. И. НЕФЕДЬЕВОЙ.  П-н и его совр-ки,  VI, 48.

      Все мы, его знакомые, узнали об общем несчастии нашем, лишь тогда, когда 
уже удар совершился. Предварительно никому ничего не было известно. Он мне за 
несколько недель рассказывал только, что к молодому Геккерену он посылал такие 
записочки, которые бы могли другого заставить драться, но что он отмалчивался. 
После этого и свадьба совершилась. Узнав об этом, я предал совершенному забвению 
все прежнее. В ту самую минуту, когда из кареты внесли его раненного, я заехал к 
нему с тем (это было вечером, в 8-м часу), чтобы взять его к себе, что и прежде 
по средам иногда я делал.
      П. А. ПЛЕТНЕВ - В. Г. ТЕПЛЯКОВУ, 29 мая 1837 г.  Истор. Вестн.,  1887, т. 
29, стр. 21.

      Пушкин жил на Мойке в нижнем этаже дома Волконского. У подъезда Пушкин 
просил Данзаса выйти вперед, послать людей вынести его из кареты и, если жена 
его дома, то предупредить ее и сказать, что рана не опасна.
      В передней люди сказали Данзасу, что Натальи Николаевны не было дома, но 
когда Данзас сказал им, в чем дело, и послал их вынести раненого Пушкина из 
кареты, они объявили, что госпожа их дома. Данзас через столовую, в которой 
накрыт уже был стол, и гостиную пошел прямо без доклада в кабинет жены Пушкина. 
Она сидела со своей старшей незамужней сестрой Александрой Николаевной 
Гончаровой. Внезапное появление Данзаса очень удивило Наталью Николаевну, она 
взглянула на него с выражением испуга, как бы догадываясь о случившемся.
      Данзас сказал ей, сколько мог покойнее, что муж ее стрелялся с Дантесом, 
что хотя ранен, но очень легко. Она бросилась в переднюю, куда в то время люди 
вносили Пушкина на руках.
      Увидя жену, Пушкин начал ее успокаивать, говоря, что рана его вовсе не 
опасна, и попросил уйти, прибавив, что как только его уложат в постель, он 
сейчас же позовет ее. Она, видимо, была поражена и удалилась как-то 
бессознательно.
      А. АММОСОВ со слов К. К. ДАНЗАСА, стр. 27.

      Его привезли домой; жена и сестра жены, Александрина, были уже в 
беспокойстве; но только одна Александрина знала о письме его к отцу Геккерна. Он 
закричал твердым и сильным голосом, чтобы жена не входила в кабинет его, где его 
положили, и ей сказали, что он ранен в ногу.
      А. И. ТУРГЕНЕВ -- А. И. НЕФЕДЬЕВОЙ, 28 января 1837 г.  П-н и его совр-ка,  
VI, 50.

      Жена встретилась в передней -- дурнота -- n`entrez pas//не входи  (фр.) 
//. Его положили на диван. Горшок. Раздели. Белье сам велел, потом лег. У него 
все был Данзас. Жена вошла, когда он был одет и когда уже послали за Арендтом.
      В. А. ЖУКОВСКИЙ. Конспективные заметки.  Щеголев,  285.

      Домой возвратились в шесть часов. Камердинер взял его на руки и понес на 
лестницу. -- Грустно тебе нести меня? -- спросил у него Пушкин. Бедная жена 
встретила его в передней и упала без чувств. Его внесли в кабинет; он сам велел 
подать себе чистое белье; разделся и лег на диван, находившийся в кабинете. 
Жена, пришедши в память, хотела войти; но он громким голосом закричал: n`entrez 
pas, ибо опасался показать ей рану, чувствуя сам, что она была опасною. Жена 
вошла уже тогда, когда он был совсем раздет.
      В. А. ЖУКОВСКИЙ -- С. Л. ПУШКИНУ.  Шеголев,  173.

      Между тем, Данзас отправился за доктором. Сначала поехал к Арендту, потом 
к Соломону; не застав дома ни того, ни другого, оставил им записки и отправился 
к доктору Персону; но и тот был в отсутствии. Оттуда, по совету жены Персона, 
Данзас поехал в Воспитательный дом, где, по словам ее, он мог найти доктора 
наверное. Подъезжая к Воспитательному дому, Данзас встретил выходившего из ворот 
доктора Шольца. Выслушав Данзаса, Шольц сказал ему, что он, как акушер, в этом 
случае полезным быть не может; но что сейчас же привезет к Пушкину другого 
доктора.
      Вернувшись назад, Данзас нашел Пушкина в его кабинете, уже раздетого и 
уложенного на диване; жена его была с ним.
      А. АММОСОВ, стр. 28.

       (В седьмом часу веч. 27 янв.).  Прибывши к больному с доктором Задлером, 
которого я дорогой сыскал, взошли в кабинет больного, где нашли его лежащим на 
диване и окруженным тремя лицами, -- супругою, полковником Данзасом и г-м 
Плетневым. Больной просил удалить и не допустить при исследовании раны жену и 
прочих домашних. Увидев меня, дал мне руку и сказал:
      -- Плохо со мною!
      Мы осматривали рану, и г. Задлер уехал за нужными инструментами. Больной 
громко и ясно спрашивал меня:
      -- Что вы думаете о моей ране? Я чувствовал при выстреле сильный удар в 
бок, и горячо стрельнуло в поясницу, дорогою шло много крови, -- скажите мне 
откровенно, как вы рану находите?
      -- Не могу вам скрывать, что рана ваша опасная.
      -- Скажите мне, -- смертельная?
      -- Считаю долгом вам это не скрывать, -- но услышим мнение Арендта и 
Саломона, за которыми послано.
      -- Спасибо! Вы поступили со мною, как честный человек, -- при сем рукою 
потер он лоб. -- Нужно устроить свои домашние дела.
      Через несколько минут сказал:
      -- Мне кажется, что много крови идет? Я осмотрел рану, но нашлось, что 
мало, и наложил новый компресс.
      -- Не желаете ли вы видеть кого-нибудь из близких приятелей?
      -- Прощайте, друзья, -- сказал он, глядя на библиотеку. -- Разве вы 
думаете, что я час не проживу?
      -- О, нет, не потому, но я полагал, что вам приятнее кого-нибудь из них 
видеть... Г-н Плетнев здесь.
      -- Да, но я бы желал Жуковского. Дайте мне воды, меня тошнит.
      Я трогал пульс, нашел руку довольно холодною, -- пульс малый, скорый, как 
при внутреннем кровотечении; вышел за питьем и чтобы послать за г. Жуковским; 
полковник Данзас взошел к больному. Между тем приехали Задлер, Арендт, Саломон, 
-- и я оставил больного, который добродушно пожал мне руку.
      Доктор ШОЛЬЦ.  Щеголев,  195.

      Когда Задлер осмотрел рану и наложил компресс, Данзас, выходя с ним из 
кабинета, спросил его: опасна ли рана Пушкина. -- "Пока еще ничего нельзя 
сказать", -- отвечал Задлер. В это время приехал Арендт, он также осмотрел рану. 
Пушкин просил его сказать откровенно: в каком он его находит положении, и 
прибавил, что какой бы ответ ни был, он его испугать не может, но что ему 
необходимо знать наверное свое положение, чтобы успеть сделать некоторые нужные 
распоряжения.
      -- Если так, -- отвечал ему Арендт, -- то я должен вам сказать, что рана 
ваша очень опасна и что к выздоровлению вашему я почти не имею надежды.
      Пушкин благодарил Арендта за откровенность и просил только не говорить 
жене.
      А. АММОСОВ, 29.

       (В начале восьмого часа веч.).  В доме больного я нашел докторов Арендта 
и Сатлера.
      -- Что, плохо! -- сказал мне Пушкин, подавая руку.
      Я старался его успокоить. Он сделал рукою отрицательный знак, 
показывавший, что он ясно понимал опасность своего положения.
      -- Пожалуйста, не давайте больших надежд жене, не скрывайте от нее в чем 
дело, она не притворщица; вы ее хорошо знаете; она должна все знать. Впрочем, 
делайте со мною, что вам угодно, я на все согласен и на все готов.
      Врачи, уехав, оставили на мои руки больного. Он исполнял все врачебные 
предписания. По желанию родных и друзей Пушкина, я сказал ему об исполнении 
христианского долга. Он тот же час на то согласился.
      -- За кем прикажете послать? -- спросил я.
      -- Возьмите первого, ближайшего священника, -- отвечал Пушкин.
      Послали за отцом Петром, что в Конюшенной. Больной вспомнил о Грече<1. -- 
Если увидите Греча, -- молвил он, -- кланяйтесь ему и скажите, что я принимаю 
душевное участие в его потере.
      Доктор И. Т. СПАССКИЙ. Последние дни А. С. Пушкина.  Щеголев,  197.

      <1У Греча умер от скоротечной чахотки его сын-студент, талантливый юноша. 
Похороны его происходили в день дуэли Пушкина, утром этого дня Пушкин получил 
пригласительный билет на похороны.

      В 8 часов вечера возвратился доктор Арендт. Его оставили с больным 
наедине. В присутствии доктора Арендта прибыл и священник. Он скоро отправил 
церковную требу; больной исповедался и причастился Св. Тайн.
      Д-р И. Т. СПАССКИЙ.  Щеголев,  197.

      Он исполнил долг христианина с таким благоговением и таким глубоким 
чувством, что даже престарелый духовник его был тронут и на чей-то вопрос по 
этому поводу отвечал: -- "Я стар, мне уже недолго жить, на что мне обманывать? 
Вы можете мне не верить, когда я скажу, что я для себя самого желаю такого 
конца, какой он имел".
      Кн-ня ЕК. И. МЕЩЕРСКАЯ-КАРАМЗИНА. Я.  Грот,  261  (фр.).

      Священник говорил мне после со слезами о нем и о благочестии, с коим он 
исполнил долг христианский, Пушкин никогда не был esprit fort//вольнодумец  
(фр.) //, по крайней мере, не был им в последние годы жизни своей: напротив, он 
имел сильное религиозное чувство: читал и любил читать евангелие, был проникнут 
красотою многих молитв, знал их наизусть и часто твердил их.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ -- Д. В. ДАВЫДОВУ<1 5 февраля 1837 г.  Рус. Стар.,  
1875, т. XIV, 92.

      <1Письмо до последнего времени считалось адресованным А. Я. Булгакову. М. 
К. Светлова убедительно доказала, что адресат -- Д. В. Давыдов.  (Моск. 
пушкинист.  • 2, 1930, стр. 155 -- 162).

      Когда я вошел к Пушкину, он спросил, что делает жена? Я отвечал, что она 
несколько спокойнее.
      -- Она, бедная, безвинно терпит и может еще потерпеть во мнении людском, -
- возразил он; -- не уехал еще Арендт?
      Я сказал, что доктор Арендт еще здесь. -- Просите за Данзаса, за Данзаса, 
он мне брат. Желание Пушкина было передано д-ру Арендту, и лично самим больным 
повторено. Доктор Арендт обещал возвратиться к 11 часам.
      Необыкновенное присутствие духа не оставляло больного. От времени до 
времени он тихо жаловался на боль в животе, и забывался на короткое время.
      Д-р И. Т. СПАССКИЙ.  Щеголев,  197.

      Прощаясь, Арендт объявил Пушкину, что, по обязанности своей, он должен 
доложить обо всем случившемся государю. Пушкин ничего не возразил против этого, 
но поручил только Арендту просить от его имени государя не преследовать его 
секунданта. Уезжая, Арендт сказал провожавшему его в переднюю Данзасу; -- Штука 
скверная, он умрет.
      А. АММОСОВ, 29.

      Один за другим начали съезжаться к Пушкину друзья его: Жуковский, князь 
Вяземский, граф М. Ю. Вьельгурский, князь П. И. Мещерский, П. А. Валуев, А. П. 
Тургенев, родственница Пушкина, бывшая фрейлина Загряжская, все эти лица до 
самой смерти Пушкина не оставляли его дом и отлучались только на самое короткое 
время.
      А. АММОСОВ, 30.

      В полночь доктор Арендт возвратился. Покинув Пушкина, он отправился во 
дворец, но не застал государя, который был в театре, и сказал камердинеру, чтобы 
по возвращении его величества было донесено ему о случившемся. Около полуночи 
приезжает за Арендтом от государя фельдъегерь с повелением немедленно ехать к 
Пушкину, прочитать ему письмо, собственноручно государем к нему написанное, и 
тотчас обо всем донести. "Я не лягу, и буду ждать", стояло в записке государя к 
Арендту. Письмо же приказано было возвратить.
      В. А. ЖУКОВСКИЙ -- С. Л. ПУШКИНУ.  Щеголев.  17g.

      Ночью возвратился к нему Арендт и привез ему для прочтения 
собственноручную записку, карандашом написанную государем, почти в таких словах: 
"Если бог не приведет нам свидеться в здешнем свете, посылаю тебе мое прощение и 
последний совет: умереть христианином. О жене и детях не беспокойся; я беру их 
на свои руки". Пушкин был чрезвычайно тронут словами и убедительно просил 
Арендта оставить ему эту записку; но государь велел ее прочесть и немедленно 
возвратить.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ -- Д. В. ДАВЫДОВУ, 5 февр. 1837 г.  Рус. Стар.,  1875, 
т. XIV, стр. 92.

      Что за письмо привозил Арендт Пушкину от Николая? Пушкин прочел его и 
возвратил Арендту. Письмо до сих пор еще неизвестно.
      А. С. СУВОРИН со слов П. А. ЕФРЕМОВА. Дневник А. С. Суворина, стр. 206.

      В лечении не последовало перемен. Уезжая, д-р Арендт просил меня тотчас 
прислать за ним, если я найду то нужным.
      И. Т. СПАССКИЙ.  Щеголев,  198.

      Когда Арендт уехал, Пушкин позвал к себе жену, говорил с нею и просил ее 
не быть постоянно в его комнате, он прибавил, что будет сам посылать за нею. В 
продолжение этого дня у Пушкина перебывало несколько докторов, в том числе: 
Саломон и Буяльский. Домашним доктором Пушкина был доктор Спасский; но Пушкин 
мало имел к нему доверия. По рекомендации бывшего тогда главного доктора 
конногвардейского полка Шеринга, Данзас пригласил доктора провести у Пушкина всю 
ночь. Фамилии этого доктора Данзас не помнит.
      А. АММОСОВ, 31.

      Он подозвал к себе Спасского, велел подать какую-то бумагу, по-русски 
написанную, и заставил ее сжечь.
      В. А. ЖУКОВСКИЙ. Письмо к С. Л. Пушкину.  Щеголев,  180.

      Пушкин велел д-ру Спасскому вынуть какую-то его рукою написанную бумагу из 
ближайшего ящика, и ее сожгли перед его глазами; а Данзасу велел найти какой-то 
ящичек и взять из него находившуюся в нем цепочку.
      В. А. ЖУКОВСКИЙ -- гр. А. X. БЕНКЕНДОРФУ, в феврале -- марте 1837 г.  
Щеголев,  240.

      Я спросил Пушкина, не угодно ли ему сделать какие распоряжения.
      -- Все жене и детям, -- отвечал он: -- позовите Данзаса.
      Данзас вошел. Пушкин захотел остаться с ним один.
      И. Т. СПАССКИЙ.  Щеголев,  198.

      Пушкин велел написать частные долги и написал реэстр своей рукой довольно 
твердою.
      А. И. ТУРГЕНЕВ -- Н. И. ТУРГЕНЕВУ, 31 янв. 1837 г.  П-н и его совр-ки,  
VI, 62.

      Подозвав Данзаса, Пушкин просил его записывать и продиктовал ему все свои 
долги, на которые не было ни векселей, ни заемных писем. Потом он снял с руки 
кольцо и отдал Данзасу, прося принять его на память. При этом он сказал Данзасу, 
что не хочет, чтоб кто-нибудь мстил за него, и что желает умереть христианином.
      А. АММОСОВ, 31.

      Данзас сказал ему, что готов отомстить за него тому, кто его поразил. -- 
"Нет, нет, -- ответил Пушкин, -- -мир, мир".
      А. Н. ВЕНЕВИТИНОВА -- С. Л. ПУШКИНУ со слов Е. А. Карамзиной.  П-н и его 
совр-ки,  VIII, 67  (фр.).

      Княгиня  (Вяземская)  была с женою, которой состояние было невыразимо: как 
привидение, иногда подкрадывалась она в ту горницу, где лежал ее умирающий муж; 
он не мог ее видеть (он лежал на диване лицом от окон к двери), но он боялся, 
чтобы она к нему подходила, ибо не хотел, чтобы она могла приметить его 
страдания, кои с удивительным мужеством пересиливал, и всякий раз, когда она 
входила или только останавливалась у дверей, он чувствовал ее присутствие. -- 
"Жена здесь, -- говорил он, -- отведите ее".
      В. А. ЖУКОВСКИЙ -- С. Л. ПУШКИНУ . Щеголев,  176.

      Когда ему сказали, что бывали случаи, что от таких ран оживали, то он 
махнул рукою, в знак сомнения. Иногда, но редко, подзывает к себе жену и сказал 
ей: -- Будь спокойна, ты невинна в этом. Кн. Вяземский и тетка Загряжская и 
сестра Александра не отходят от жены. Я провел там, -- до четвертого часа утра 
(28-го), с Жуковским, гр. Велгурским и Данзасом; но к нему входит только один 
Данзас.
      А. И. ТУРГЕНЕВ -- А. И. НЕФЕДЬЕВОЙ.  П-н и его совр-ки,  VI, 50.

      Жене своей он сказал: "Не упрекай себя моей смертью: это -- дело, которое 
касалось одного меня".
      В. А. МУХАНОВ (со слов А. Я. Булгакова). Из дневника.  Московский 
Пушкинист.  Вып. I, 1927, стр. 50.

      28-го утром, когда боли усилились и показалась значительная опухоль 
живота, решились поставить промывательное, чтобы облегчить и опростать кишки. С 
трудом только можно было это исполнить: больной не мог лежать на боку, а 
чувствительность воспаленной проходной кишки, от раздробленного крестца, -- 
обстоятельство в то время еще неизвестное, -- были причиной жестокой боли и 
страданий после этого промывательного. Оно не подействовало.
      В. И. ДАЛЬ. Ход болезни Пушкина.  Щеголев,  205.

      Около четвертого часу  (ночи, с 27 на 28)  боль в животе начала 
усиливаться, и к пяти часам сделалась значительною. Я послал за Арендтом, он не 
замедлил приехать. Боль в животе возросла до высочайшей степени. Это была 
настоящая пытка. Физиономия Пушкина изменилась, взор его сделался дик, казалось, 
глаза готовы были выскочить из своих орбит, чело покрылось холодным потом, руки 
похолодели, пульса как не бывало. Больной испытывал ужасную муку. Но и тут 
необыкновенная твердость его души раскрылась в полной мере. Готовый вскрикнуть, 
он только стонал, боясь, как он говорил, чтоб жена не услышала, чтоб ее не 
испугать.
      -- Зачем эти мучения? -- сказал он, -- без них я бы умер спокойно.
      И. Т. СПАССКИЙ.  Щеголев,  198.

      В продолжение ночи страдания Пушкина до того увеличились, что он решил 
застрелиться. Позвав человека, он велел подать ему один из ящиков письменного 
стола: человек исполнил его волю, но, вспомнив, что в этом ящике были пистолеты, 
предупредил Данзаса. Данзас подошел к Пушкину и взял у него пистолеты, которые 
тот уже спрятал под одеяло; отдавая их Данзасу, Пушкин признался, что хотел 
застрелиться, потому что страдания его были невыносимы.
      А. АММОСОВ, 32.

      В одну из предсмертных ночей, доктора, думая облегчить страдания, 
поставили промывательное, отчего пуля стала давить кишки, и умирающий издавал 
такие крики, что княгиня Вяземская и Александра Николаевна, дремавшие в соседней 
комнате, вскочили от испуга.
      Кн. В. Ф. ВЯЗЕМСКАЯ по записи БАРТЕНЕВА.  Рус. Арх.,  1888, II, 305.

      Ночью он кричал ужасно; почти упал на пол в конвульсии страдания. Благое 
провидение в эти самые десять минут послало сон жене; она не слыхала криков; 
последний крик разбудил ее, но ей сказали, что это было на улице; после он еще 
не кричал.
      А. И. ТУРГЕНЕВ -- НЕИЗВЕСТНОМУ, 28 янв. 1937 г.  П-н и. его совр-ки,  VI, 
54,

      Вот что случилось: жена в совершенном изнурении лежала в гостиной головой 
к дверям, и они одни отделяли ее от постели мужа. При первом страшном крике его 
княгиня Вяземская, бывшая в той же горнице, бросилась к ней, опасаясь, чтобы с 
нею чего не сделалось. Но она лежала неподвижно (хотя за минуту говорила); 
тяжелый, летаргический сон овладел ею; и этот сон миновался в ту самую минуту, 
когда раздалось последнее стенание за дверями.
      В. А. ЖУКОВСКИЙ -- С. Л. ПУШКИНУ.  Щеголев,  179.

      Больной был так раздражен, духовно и телесно, что в продолжение этого утра 
отказывался вовсе от предлагаемых ему пособий.
      В. И. ДАЛЬ. Ход болезни П-на.  Щеголев,  206.

      Поутру на другой день 28 января боли несколько уменьшились. Пушкин пожелал 
видеть: жену, детей и свояченицу свою Александру Николаевну Гончарову, чтобы с 
ними проститься. При этом прощании Пушкина с семейством Данзас не присутствовал.
      А. АММОСОВ, 32.

      Наконец, боль, по-видимому, стала утихать, но лицо еще выражало глубокое 
страдание, руки по-прежнему были холодны, пульс едва заметен.
      -- Жену, просите жену, -- сказал Пушкин.
      Она с воплем горести бросилась к страдальцу. Это зрелище у всех извлекло 
слезы. Несчастную надо было отвлечь от одра умирающего. Таков, действительно, 
был Пушкин в то время. Я спросил его, не хочет ли он видеть своих друзей.
      -- Зовите их, -- отвечал он.
      Жуковский, Вьельгорский, Вяземский, Тургенев и Данзас входили один за 
другим и братски с ним прощались.
      И. Т. СПАССКИЙ.  Щеголев,  198.

      -- Кто здесь? -- спросил он Спасского и Данзаса.
      Назвали меня и Вяземского.
      -- Позовите, -- сказал он слабым голосом.
      Я подошел, взял его похолодевшую, протянутую мне руку, поцеловал ее: 
сказать ему ничего я не мог, он махнул рукою, я отошел.
      В. А. ЖУКОВСКИЙ -- С. Л. ПУШКИНУ.  Щеголев.  181.

      С нами прощался он среди ужасных мучений и судорожных движений, но с духом 
бодрым и с нежностью. У меня крепко пожал он руку и сказал:
      -- Прости, будь счастлив.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ -- Д. В. ДАВЫДОВУ, 5 февр. 1837 г.  Рус. Стар..  1875, 
т. XIV, стр. 94.

      Мне он пожал руку крепко, но уже похолодевшею рукою и сказал: -- "Ну 
прощайте!" -- "Почему "прощайте"?" -- сказала я, желая заставить его усумниться 
в его состоянии. -- "Прощайте, прощайте", -- повторил он, делая мне знак рукой, 
чтобы я уходила. Каждое его прощание было ускоренное, он боялся 
расчувствоваться. Все, которые его видели, оставляли комнату рыдая.
      В. Ф. ВЯЗЕМСКАЯ -- Е. Н. ОРЛОВОЙ.  Нов. Мир.,  1931, кн. 12, стр. 191.

      Простился с Пушкиным. Он пожал мне два раза, взглянул и махнул тихо 
рукою... Виельгорскому сказал, что любит его.
      А. И. ТУРГЕНЕВ. Дневник.  Щеголев,  270.

      Прощаясь с друзьями, которые, рыдая, стояли у его одра, он сказал 
Тургеневу:
      -- А что же Карамзиных здесь нет?
      Тотчас же послали за матушкой  (Ек. А. Карамзиной),  которая через 
несколько минут и приехала. Увидев ее, он сказал уже слабым, но явственным 
голосом:
      -- Благословите меня!
      Она благословила его издали; но он сделал ей знак подойти, сам положил ее 
руку себе на лоб и, после того, как она его благословила, взял и поцеловал ее 
руку.
      ЕК. Н. МЕЩЕРСКАЯ-КАРАМЗИНА -- княжне М. И. МЕЩЕРСКОЙ.  П-н и его совр-ки,  
VI, 95.

      Потом потребовал детей; их привели и принесли к нему полусонных. Он на 
каждого оборачивал глаза, молча; клал ему на голову руку; крестил и потом 
движением руки отсылал от себя.
      В. А. ЖУКОВСКИЙ -- С. Л. ПУШКИНУ.  Щеголев.  181.

      Каждого из детей он благословил по три раза и прикладывал тыльную часть 
кисти руки к их губам.
      Кн-ня В. Ф. ВЯЗЕМСКАЯ -- Е. Н. ОРЛОВОЙ,  Новый Мир,  1931, кн. 12, стр. 
191.

      После катастрофы Александрина  (сестра Нат. Ник-ны)  видела Пушкина только 
раз, когда она привела ему детей, которых он хотел благословить перед смертью.
      Бар. ГУСТАВ ФРИЗЕНГОФ -- А. П. АРАПОВОЙ.  Кр. Нива,  1929, • 24, стр. 10  
(фр.).

      II час. утра  (28-го).  Он часто призывает на минутку к себе жену, которая 
все твердила: "он не умрет, я чувствую, что он не умрет". Теперь она, кажется, 
видит уже близкую смерть. -- Пушкин со всеми нами прощается; жмет руку и потом 
дает знак выйти. Мне два раза пожал руку, взглянул, но не в силах был сказать ни 
слова. Жена опять сказала: "Quelque chose me dit qu`il vivra"//Что-то 
подсказывает мне, что он будет жить  (фр.) //. -- С Велгурским, с Жуковским 
также простился. Узнав, что К. А. Карамзина здесь же, просил два раза позвать 
ее, и дал ей знать, чтобы перекрестила его. Она зарыдала и вышла.
      А. И. ТУРГЕНЕВ -- НЕИЗВЕСТНОМУ, 28 янв. 1837 г.  П-н и его совр-ки,  VI, 
53.

      Я взял больного за руку и щупал его пульс. Когда я оставил его руку, то он 
сам приложил пальцы левой своей руки к пульсу правой, томно, но выразительно 
взглянул на меня и сказал:
      -- Смерть идет.
      Приезда Арендта он ожидал с нетерпением.
      -- Жду слова от царя, чтобы умереть спокойно, -- промолвил он.
      И. Т. СПАССКИРЬЯ.  Щеголев,  198.

      В это время приехал доктор Арендт. Жду царского слова, чтобы умереть 
спокойно, сказал ему Пушкин. Это было для меня указанием, и я решился в ту же 
минуту ехать к государю, чтобы известить его величество о том, что слышал. 
Надобно знать, что, простившись с Пушкиным, я опять возвратился к его постели и 
сказал ему: может быть, я увижу государя: что мне сказать ему от тебя? -- Скажи 
ему, отвечал он, что мне жаль умереть; был бы весь его.
      В. А. ЖУКОВСКИЙ -- С. Л. ПУШКИНУ.  Щеголев,  182.

      Пушкин не говорил на смертном одре: "если б я остался жив, я весь был бы 
его". Когда Жуковского упрекали за эту фразу, он сказал: "я заботился о судьбе 
жены Пушкина и детей".
      А. С. СУВОРИН со слов П. А. Ефремова.  Дневник А. С. Суворина.  Пг., 1923, 
стр. 206.

      Сходя с крыльца, я встретился с фельдъегерем, посланным за мной от 
государя. -- Извини, что я тебя потревожил, -- сказал он мне, при входе моем в 
кабинет. -- Государь, я сам спешил к вашему величеству в то время, когда 
встретился с посланным за мною. И я рассказал о том, что говорил Пушкин. Я счел 
долгом сообщить эти слова немедленно вашему величеству. Полагаю, что он 
тревожится о участи Данзаса. -- Я не могу переменить законного порядка, -- 
отвечал государь, -- но сделаю все возможное. Скажи ему от меня, что я 
поздравляю его с исполнением христианского долга; о жене же и детях он 
беспокоиться не должен; они мои. Тебе же поручаю, если он умрет, запечатать его 
бумаги; ты после их сам рассмотришь.
      Я возвратился к Пушкину с утешительным ответом государя. Выслушав меня, он 
поднял руки к небу с каким-то судорожным движением. Вот как я утешен! -- сказал 
он. -- Скажи государю, что я желаю ему долгого царствования, что я желаю ему 
счастия в его сыне, что я желаю ему счастия в его России. Эти слова говорил 
слабо, отрывисто, но явственно.
      В. А. ЖУКОВСКИЙ -- С. Л. ПУШКИНУ.  Щеголев,  182.

      Во все время болезни Пушкина передняя его постоянно была наполнена 
знакомыми и незнакомыми, вопросы: что Пушкин? Легче ли ему? Поправился ли он? 
Есть ли надежда? сыпались со всех сторон. Государь, наследник, великая княгиня 
Елена Павловна постоянно посылали узнавать о здоровье Пушкина; от государя 
приезжал Арендт несколько раз в день. У подъезда была давка. В передней какой-то 
старичок сказал с удивлением: -- "Господи боже мой! Я помню, как умирал 
фельдмаршал, а этого не было!"
      Пушкин впускал к себе только самых коротких своих знакомых, хотя всеми 
интересовался: беспрестанно спрашивал, кто был у него в доме, и говорил: "мне 
было бы приятно видеть их всех, но у меня нет силы говорить с ними". По этой 
причине, вероятно, он не простился и с некоторыми из своих лицейских товарищей.
      А. АММОСОВ, 33.

      С утра 28 числа, в которое разнеслась по городу весть, что Пушкин умирает, 
передняя была полна приходящих... Число их сделалось наконец так велико, что 
дверь прихожей (которая была подле кабинета, где лежал умирающий) беспрестанно 
отворялась и затворялась; это беспокоило страждущего, мы придумали запереть 
дверь из прихожей в сени; задвинули ее залавком и отворили другую узенькую прямо 
с лестницы в буфет, а гостиную от столовой отгородить ширмами (это распоряжение 
поймешь из приложенного плана) (см. рис. 7). С этой минуты буфет был набит 
народом; в столовую входили только знакомые, на лицах выражалось простодушное 
участие, многие плакали. Государь император получал известия от доктора Арендта 
(который раз по шести в день и по нескольку раз ночью приезжал навестить 
больного); государыня великая княгиня, очень любившая Пушкина, написала ко мне 
несколько записок, на которые я отдавал подробный отчет ее высочеству, согласно 
с ходом болезни.
      В. А. ЖУКОВСКИЙ -- С. Л. ПУШКИНУ.  Щеголев,  185.
&_1007_340_212_0

      План последней квартиры Пушкина по наброску, сделанному Жуковским.
      Объяснения Жуковского:
       1. --  Кабинет.  а)  Диван, на котором умер Пушкин;  b)  его большой 
стол;  с)  кресла, на которых он работал;  d)  полки с книгами.
       2. --  Гостиная.  а)  Кушетка, на которой лежала ночью Наталья 
Николаевна.
       3. --  Передняя.  а)  Здесь Пушкин лежал во гробе.
       4. --  Столовая.  а)  Так были поставлены ширмы, чтобы загородить 
гостиную, где находилась Наталья Николаевна.
       5. --  Сени.  а)  Здесь стоял залавок, которым задвинули дверь;  b)  
маленькая, узкая дверь, через которую входили все посторонние.
       6. --  Буфет с чуланом. Здесь собирались приходившие осведомляться во 
время болезни, после того как заперли дверь в прихожую<1.

&_1008_420_161_0
      Проект восстановления плана пушкинской квартиры А. А. Платонова.
       1  -- Кабинет.  2  -- Гостиная.  3  -- Передняя.  4  -- Столовая.  5  -- 
Парадная лестница.  6  -- Чулан.  7  -- Буфетная.  8  -- Спальня.  9  -- 
Детская.  10 и 11  -- Комнаты А. Н. и Е. Н. Гончаровых.  12 и 13  -- Комната для 
прислуги.
      Дом кн. Волконского по Мойке, • 12 (тогда • 7). Дом относится к 
екатерининской эпохе. При постройке его в первом этаже выведены были капитальные 
стены, конструктивно нужные для устройства зала во втором, главном этаже; что 
первый этаж  (где была квартира Пушкина)  был подчинен назначению второго, 
видно, напр., из того, что средняя стена фасадного выступа вышла в окно, так что 
его пришлось сделать глухим (в настоящее время здесь помещена памятная доска); 
кроме того, нет ни одной комнаты, имеющей вполне правильный прямоугольный 
контур. -- Из-под арки налево была дверь на парадную лестницу с колоннами и 
сводами. Для того, чтобы попасть в квартиру Пушкина, нужно было подняться маршем 
в восемь ступеней на первую площадку, откуда дверь вела в переднюю. Прямо против 
входных дверей находилась дверь в кабинет Пушкина. Набросок плана части 
квартиры, сделанный Жуковским непосредственно после смерти Пушкина, довольно 
точно передает план кабинета и даже расположение мебели; но Жуковский не указал 
дверей из кабинета в гостиную и в детскую. Полки в кабинете, как видно на 
рисунке, начинаясь от дверей в детскую, доходили до угла, оттуда до самых дверей 
в гостиную, а затем шли под прямым углом. Полок у стены, смежной с передней, по 
всей вероятности, не было, и Жуковский, должно быть, ошибся, начав не с того 
конца чертить полки, таким образом закрывавшие лицо печи и загораживавшие дверь 
в гостиную. Отапливался кабинет раньше камином, расположенным против печи в 
детской, и зеркалом печи, топка которой была в передней. Окна как кабинета, так 
и передней выходят на двор. -- Гостиная, расположенная прямо против кабинета, 
выходит окнами на Мойку и занимает часть выступа. В середине стены, смежной с 
кабинетом, стоял камин, справа от него находилась дверь. Из гостиной дверь вела 
в столовую, примыкавшую к передней и к буфетной и выходившую окнами на Мойку. 
Буфетная выходила окнами на Мойку, поперечная перегородка отделяла чулан. Из 
чулана узенькая дверь вела на парадную лестницу; в эту дверь проносили через 
буфетную
в столовую кушанье из кухни, находившейся в подвальном этаже. -- Рядом с 
кабинетом помещалась детская, имевшая окна во двор. Из детской дверь вела в 
спальню, находившуюся рядом с гостиной и занимавшую остающуюся от последней 
часть выступа. Кроме того, в спальне были еще две двери: одна в гостиную, а 
другая в противоположную сторону, -- в две комнаты с окнами на Мойку. По всей 
вероятности, эти две комнаты предназначены были для своячениц Пушкина, А. Н. и 
Е. Н. Гончаровых. Спальня была разделена поперек ширмами или перегородкой, -- 
что видно на плане Жуковского, -- чтобы закрыть кровать и чтобы можно было 
удобнее проходить из комнат сестер Гончаровых в гостиную и столовую. -- Рядом с 
детской были две комнаты, -- по всей вероятности, для прислуги. Из последней 
комнаты дверь вела на черную лестницу (см. рис. 8).
      А. А. ПЛАТОНОВ. Последняя квартира Пушкина в ее прошлом и настоящем. 
Составили М. БЕЛЯЕВ и А. ПЛАТОНОВ. Изд. Академии наук СССР, 1927, стр. 3 -- 7.

      <1План Жуковского вызывает ряд недоумений. Ширмы в столовой не могли 
стоять так, как указывает Жуковский, -- в таком положении они не загораживали 
гостиной от приходивших поклониться телу Пушкина (из комнаты 7 через 4 в 3). В 
сенях залавок, очевидно, стоял не там, где указано на плане, а у противоположной 
двери из сеней в переднюю.

      В продолжение этих жестоких дней Ек. Ив. Загряжская в сущности не покидала 
квартиры Пушкиных. Графиня Жюли Строганова и княгиня Вяземская также находились 
здесь почти безотлучно, стараясь успокоить и утешить, насколько это допускали 
обстоятельства.
      Бар. ГУСТАВ ФРИЗЕНГОФ -- А. П. АРАПОВОЙ.  Красная Нива,  1929, • 24, стр. 
10  (фр.).

      Графиня Юл. Петр. Строганова в эти дни часто бывала в доме умирающего 
Пушкина и однажды раздражила княгиню Вяземскую своими опасениями относительно 
молодых людей и студентов, беспрестанно приходивших наведываться о раненном 
поэте (сын Вяземского, 17-летний князь Павел Петрович, все время, пока Пушкин 
умирал, оставался в соседней комнате).
      П. И. БАРТЕНЕВ.  Рус. Арх.,  1908, III, 294.

      Граф А. Г. Строганов говорит, что после поединка он ездил в дом раненного 
Пушкина, но увидал там такие разбойнические лица и такую сволочь, что 
предупредил отца своего не ездить туда.
      П. И. БАРТЕНЕВ. Из записной книжки.  Рус. Арх.,  1912, II, 160.

      В четверг утром я сидел в его комнате несколько часов (он лежал и умер в 
кабинете, на своем красном диване, подле средних полок с книгами). Он так 
переносил свои страдания, что я, видя смерть перед глазами, в первый раз в жизни 
находил ее чем-то обыкновенным, нисколько не ужасающим.
      П. А. ПЛЕТНЕВ -- В. Г. ТЕПЛЯКОВУ, 29 мая 1837 года.  Историч. Вестн.,  
1887, т. 29, стр. 21.

      11 1/2  (дня, 28-го).  Опять призывал жену, но ее не пустили; ибо после 
того, как он сказал ей: "Arndt m`a condamne, je suis blesse mortellement"//Арндт 
сказал мне мой приговор, я ранен смертельно  (фр.) //, она в нервическом 
страдании лежит в молитве перед образами. -- Он беспокоился за жену, думая, что 
она ничего не знает об опасности, и говорит, что "люди заедят ее, думая, что она 
была в эти минуты равнодушною". Это решило его сказать об опасности.
      А. И. ТУРГЕНЕВ -- НЕИЗВЕСТНОМУ, 28 янв. 1837 года.  П-н и его совр-ки,  
VI, 54.

      Полдень  (28-го).  Арендт сейчас был. Была урина, но надежды нет, хотя и 
есть облегчение страданиям. -- Я опять входил к нему: он страдает, повторяя: 
"Боже мой, боже мой! что это!", сжимает кулаки в конвульсии. -- Арендт думает, 
что это не протянется до вечера, а ему должно верить: он видел смерть в 34-х 
битвах.
      А. И. ТУРГЕНЕВ -- НЕИЗВЕСТНОМУ, 1837 г.  П-н и его совр-ки,  VI, 54.

      Около полудня дали ему несколько капель опия, что принял он с жадностью и 
успокоился. Перед этим принимал он extr. hyoscyami с. calomel., без всякого 
видимого облегчения.
      В. И. ДАЛЬ. Ход болезни П-на.  Щеголев,  206.

      К полудню  (28-го)  Пушкину сделалось легче, он несколько развеселился и 
был в духе. Около часу приехал д-р Даль. Пушкин просил его войти, и, встречая 
его, сказал:
      -- Мне приятно вас видеть не только как врача, но и как родного мне 
человека по общему нашему литературному ремеслу.
      Он разговаривал с Далем и шутил.
      А. АММОСОВ, 34.

      По возвращении моем в 12 час  (дня),  мне казалось, что больной стал 
спокойнее. Руки его были теплее и пульс явственнее. Он охотно брал лекарства, 
заботливо спрашивал о жене и о детях. Я нашел у него д-ра Даля. Пробыв у 
больного до 4 часов, я снова его оставил на попечение д-ра Даля.
      И. Т. СПАССКИЙ.  Щеголев,  199.

       (Около 2 час. дня 28 янв.).  У Пушкина нашел я толпу в зале и передней, -
- страх ожидания пробегал шепотом по бледным лицам. -- Гг. Арендт и Спасский 
пожимали плечами. Я подошел к болящему, -- он подал мне руку, улыбнулся и 
сказал:
      -- Плохо, брат!
      Я присел к одру смерти -- и не отходил до конца страстных суток. В первый 
раз Пушкин сказал мне ты. Я отвечал ему также -- и побратался с ним за сутки до 
смерти его, уже не для здешнего мира!
      В. И. ДАЛЬ. Записка.  Щеголев,  200.

      Пушкин просил сперва князя Вяземского, а потом княгиню Долгорукову на том 
основании, что женщины лучше умеют исполнить такого рода поручения: ехать к 
Дантесам и сказать им, что он прощает им. Княгиня, подъехав к подъезду, 
спросила, можно ли видеть г-жу Дантес одну, она прибежала из дома и бросилась в 
карету вся разряженная, с криком: "George est hors de danger  (Жорж вне 
опасности)."  Княгиня сказала ей, что она приехала по поручению Пушкина и что он 
не может жить. Тогда та начала плакать.
      Ф. Г. ТОЛЬ со слов княгини Е. А. ДОЛГОРУКОВОЙ. Декабристы на поселении (из 
архива Якушкиных). Изд. М. и С. Сабашниковых. М., 1926, стр. 143.

      Пушкин, умирая, просил княгиню Долгорукову съездить к Дантесу и сказать 
ему, что он простил ему. "Moi aussi je lui pardonne (я  тоже ему прощаю)!" --  
отвечал с нахальным смехом негодяй.
      Ф. Г. ТОЛЬ со слов княгини Е. А. ДОЛГОРУКОВОЙ. Декабристы на поселении, 
135,

       2-й час (28-го).  Пушкин тих. Арендт опять здесь; но без надежды. Пушкин 
сам себе прощупал пульс, махнул рукою и сказал:
      -- Смерть идет.
      Приехала Ел. Мих. Хитрова и хочет видеть его, плачет и пеняет всем; но он 
не мог видеть ее.
      А. И. ТУРГЕНЕВ -- НЕИЗВЕСТНОМУ.  П-н и его совр-ки , VI, 54.

       Два часа.  Есть тень надежды, но только тень, т. е. нет совершенной 
невозможности спасения. Он тих и иногда забывается.
      А. И. ТУРГЕНЕВ -- НЕИЗВЕСТНОМУ.  П-н и его совр-ки , VI, 54.

      Весь день  (28)  Пушкин был довольно спокоен; он часто призывал к себе 
жену; но разговаривать много не мог, ему это было трудно. Он говорил, что 
чувствует, как слабеет.
      А. АММОСОВ, 35.

      К шести часам вечера 28-го болезнь приняла иной вид: пульс поднялся, 
ударял около 120, сделался жесток; оконечности согрелись: общая теплота тела 
возвысилась, беспокойство усилилось. Поставили 25 пиявок к животу; жар 
уменьшился, опухоль живота опала, пульс сделался ровнее и гораздо мягче, кожа 
показывала небольшую испарину. Это была минута надежды.
      В. И. ДАЛЬ. Ход болезни П-на.  Щеголев,  206.

      С обеда пульс был крайне мал, слаб и част, -- после полудни стал он 
подыматься, а к шестому часу ударял не более 120 в минуту и стал полнее и 
тверже. В то же время начал показываться небольшой общий жар. Вследствие 
полученных от д-ра Арендта наставлений приставили мы с д-ром Спасским 25 пиявок 
и в то же время послали за Арендтом. Он приехал и одобрил распоряжение наше. 
Больной наш твердою рукой сам ловил и припускал себе пиявок и неохотно позволял 
нам около себя копаться. Пульс стал ровнее, реже и гораздо мягче; я ухватился, 
как утопленник, за соломенку, робким голосом провозгласил надежду и обманул было 
и себя, и других, -- но не надолго. Пушкин заметил, что я был бодрее, взял меня 
за руку и спросил:
      -- Никого тут нет?
      -- Никого, -- отвечал я.
      -- Даль, скажи же мне правду, скоро ли я умру?
      -- Мы за тебя надеемся, Пушкин, право надеемся!
      Он пожал мне крепко руку и сказал:
      -- Ну, спасибо!
      Но, по-видимому, он однажды только и обольстился моею надеждою: ни прежде, 
ни после этого он не верил ей. В. И. ДАЛЬ.  Щеголев,  202.
      Пушкин сам помогал ставить пиявки; смотрел, как они принимались, и 
приговаривал: "вот это хорошо, это прекрасно". Через несколько минут потом 
Пушкин, глубоко вздохнув, сказал:
      -- Как жаль, что нет теперь здесь ни Пущина, ни Малиновского<1, мне бы 
легче было умирать.
      А. АММОСОВ, 35.

      <1Лицейские товарищи Пушкина.

      В течение вечера  (28-го),  как казалось, что Пушкину хотя едва-едва 
легче; какая-то слабая надежда рождалась в сердце более, нежели в уме; Арендт не 
надеялся и говорил, что спасение было бы чудом; он мало страдал, ибо ему 
помогали маслом.
      А. И. ТУРГЕНЕВ -- А. И. НЕФЕДЬЕВОЙ.  П-н и его совр-ка,  VI, 51.

      Я возвратился к Пушкину около 7 часов вечера. Я нашел, что у него теплота 
в теле увеличилась, пульс сделался гораздо явственнее и боль в животе 
ощутительнее. Больной охотно соглашался на все предлагаемые ему пособия. Он 
часто требовал холодной воды, которую ему давали по чайным ложечкам, что весьма 
его освежало. Так как эту ночь предложил остаться при больном д-р Даль, то я 
оставил Пушкина около полуночи.
      И. Т. СПАССКИЙ.  Щеголев,  199.

      Эту ночь всю Даль просидел у его постели, а я, Вяземский и Виельгорский в 
ближней горнице.
      В. А. ЖУКОВСКИЙ -- С. Л. ПУШКИНУ.  Щеголев.  184.

      Вообще с начала до конца своих страданий (кроме двух или трех часов первой 
ночи, в которую они превзошли всякую меру человеческого терпения) он был 
удивительно тверд. "Я был в тридцати сражениях, -- говорил доктор Арендт, -- я 
видел много умирающих, но мало видел подобного".
      В. А. ЖУКОВСКИЙ -- С. Л. ПУШКИНУ.  Щеголев,  177.

      Арендт, который видел много смертей на веку своем и на полях сражений, и 
на болезненных одрах, отходил со слезами на глазах от постели его и говорил, что 
он никогда не видел ничего подобного, такого терпения при таких страданиях. Еще 
сказал и повторил несколько раз Арендт замечательное и прекрасное утешительное 
слово об этом несчастном приключении:
      -- Для Пушкина жаль, что он не был убит на месте, потому что мучения его 
невыразимы; но для чести жены его -- это счастье, что он остался жив. Никому из 
нас, видя его, нельзя сомневаться в невинности ее и в любви, которую к ней 
Пушкин сохранил.
      Эти слова в устах Арендта, который не имел никакой личной связи с Пушкиным 
и был при нем, как был бы он при каждом другом в том же положении, удивительно 
выразительны. Надобно знать Арендта, его рассеянность, его привычку к подобным 
сценам, чтобы понять всю силу его впечатления. Стало быть, видимое им было так 
убедительно, так поразительно и полно истины, что пробудило и его внимание и им 
овладело.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ -- Д. В. ДАВЫДОВУ, 5 февраля 1837 г.  Русс. Стар.,  
1875, т. XIV, стр. 93.

      Посреди самых ужасных физических страданий (заставивших содрогнуться даже 
привычного к подобным сценам Арендта) Пушкин думал только о жене и о том, что 
она должна была чувствовать по его вине. В каждом промежутке между приступами 
мучительной боли он ее призывал, старался утешить, повторял, что считает ее 
неповинною в своей смерти и что никогда ни на одну минуту не лишал ее своего 
доверия и любви.
      Кн. Е. Н. МЕЩЕРСКАЯ-КАРАМЗИНА. Я.  Грот,  261.

      Пушкин заставил всех присутствовавших сдружиться со смертью, так спокойно 
он ее ожидал, так твердо был уверен, что роковой час ударил. Плетнев говорил: 
"глядя на Пушкина, я в первый раз не боюсь смерти". Пушкин положительно отвергал 
утешение наше и на слова мои: "все мы надеемся, не отчаивайся и ты", отвечал:
      -- Нет; мне здесь не житье; я умру, да видно уж так и надо!
      В ночь на 29-е он повторял несколько раз подобное; спрашивал, например: 
"который час" и на ответ мой продолжал отрывисто и с остановкою:
      -- Долго ли мне так мучиться! Пожалуйста, поскорей!
      Почти всю ночь продержал он меня за руку, почасту просил ложечку водицы 
или крупинку льда и всегда при этом управлялся своеручно: брал стакан сам с 
ближней полки, тер себе виски льдом, сам снимал и накладывал себе на живот 
припарки, и всегда еще приговаривая: "вот и хорошо, и прекрасно!" Собственно от 
боли страдал он, по его словам, не столько, как от чрезмерной тоски.
      -- Ах, какая тоска! -- восклицал он иногда, закладывая руки за голову, -- 
сердце изнывает!
      Тогда просил он поднять его, поворотить на бок или поправить подушку -- и, 
не дав кончить этого, останавливал обыкновенно словами: "ну, так, так, -- 
хорошо; вот и прекрасно, и довольно; теперь очень хорошо!" или: "постой: не 
надо, потяни меня только за руку, -- ну вот и хорошо, и прекрасно!" Вообще был 
он, по крайней мере, в обращении со мною, повадлив и послушен, как ребенок. и 
делал все, о чем я его просил.
      -- Кто у жены моей? -- спросил он между прочим.
      Я отвечал:
      -- Много добрых людей принимают в тебе участие, -- зала и передняя полны с 
утра и до ночи.
      -- Ну, спасибо, -- отвечал он, -- однако же, поди, скажи жене, что все, 
слава богу, легко; а то ей там, пожалуй, наговорят!
      Когда тоска и боль его одолевали, он крепился усильно и на слова мои: 
"терпеть надо, любезный друг, делать нечего, но не стыдись боли своей, стонай, 
тебе будет легче", -- отвечал отрывисто:
      -- Нет, не надо стонать; жена услышит; и смешно же, чтоб этот вздор меня 
пересилил; не хочу.
      В. И. ДАЛЬ.  Щеголев.  201 -- 203.

      В 4 часа утра  (29-го)  послали за Арендтом спросить, поставить ли пиявки 
еще раз; касторовое масло не действует и на низ не было. Сегодня впустили в 
комнату жену, но он не знает, что она близ его кушетки, и недавно спросил, при 
ней, у Данзаса: думает ли он, что он сегодня умрет, прибавив:
      -- Я думаю, по крайней мере, желаю. Сегодня мне спокойнее, и я рад, что 
меня оставляют в покое; вчера мне не давали покоя.
      Жуковский, кн. Вяземский, гр. Мих. Велгурский провели здесь всю ночь и 
теперь здесь (я пишу в комнатах Пушкина).
      А. И. ТУРГЕНЕВ -- А. И. НЕФЕДЬЕВОЙ, 29 янв. 1837 г.  П-н и его совр-ка,  
VI, 51.

      Рано утром 29 числа я к нему возвратился. Пушкин истаевал. Руки были 
холодны, пульс едва заметен. Он беспрестанно требовал холодной воды и брал ее в 
малых количествах, иногда держал во рту небольшие кусочки льда, и от времени до 
времени сам тер себе виски и лоб льдом. -- Д-р Арендт подтвердил мои и д-ра Даля 
опасения.
      И. Т. СПАССКИЙ.  П. Щеголев,  199.

      Труд ухода за Пушкиным, в его предсмертных страданиях, разделяла с 
княгиней Вяземской некогда московская подруга Натальи Николаевны, Екатерина 
Алексеевна, рожд. Малиновская, супруга лейб-гусара кн. Ростислава Алексеевича 
Долгорукого, женщина необыкновенного ума и многосторонней образованности, 
ценимая Пушкиным и Лермонтовым (художественный кругозор которого считала она и 
шире и выше пушкинского...). Она слышала, как Пушкин, уже перед самой кончиною, 
говорил жене:
      -- Носи по мне траур два или три года. Постарайся, чтоб забыли про тебя. 
Потом выходи опять замуж, но не за пустозвона.
      П. И. БАРТЕНЕВ.  Рус. Арх.,  1908, III, 295.

      Прощаясь с женою, Пушкин сказал ей: "Ступай в деревню, носи по мне траур 
два года, и потом выходи замуж, но за человека порядочного".
      П. И. БАРТЕНЕВ со слов кн-ни В. Ф. ВЯЗЕМСКОЙ.  Рус. Арх.,  1888, II, 311.

      Умирающий Пушкин передал княгине Вяземской нательный крест с цепочкой для 
передачи Александре Николаевне  (Гончаровой, сестре Натальи Николаевны).
      П. И. БАРТЕНЕВ.  Рус. Арх.,  1908, III, 296.

      Княгиня Вяземская сказывала мне, что раз, когда она на минуту осталась 
одна с умиравшим Пушкиным, он отдал ей какую-то цепочку и просил передать ее от 
него Александре Николаевне  (Гончаровой).  Княгиня исполнила это и была очень 
изумлена тем, что Александра Николаевна, принимая этот загробный подарок, вся 
вспыхнула, что и возбудило в княгине подозрение.
      П. И. БАРТЕНЕВ -- П. Е. ЩЕГОЛЕВУ, 2 апреля 1911 г.  Щеголев,  410.

      По-утру 29 января он несколько раз призывал жену. Потом пожелал видеть 
Жуковского и говорил с ним довольно долго наедине. Выйдя от него, Жуковский 
сказал Данзасу: подите, пожалуйста, к Пушкину, он об вас спрашивал. Но когда 
Данзас вошел, Пушкин ничего не сказал ему особенного, спросил только, по 
обыкновению, много ли у него было посетителей, и кто именно.
      Собравшись в это утро, доктора нашли Пушкина уже совершенно в безнадежном 
положении, а приехавший затем Арендт объявил, что Пушкину осталось жить не более 
двух часов.
      Подъезд с утра был аттакован публикой до такой степени, что Данзас должен 
был обратиться в Преображенский полк, с просьбою поставить у крыльца часовых, 
чтобы восстановить какой-нибудь порядок: густая масса собравшихся загораживала 
на большое расстояние все пространство перед квартирой Пушкина, к крыльцу почти 
не было возможности протискаться. Между принимавшими участие были, разумеется, и 
такие, которые толпились только из любопытства. Данзас был ранен в турецкую 
кампанию и носил руку на повязке. Не ранен ли он тоже на дуэли Пушкина, спросил 
Данзаса один из этих любопытных.
      А. АММОСОВ, 36.

      Около 12 часов больной спросил зеркало, посмотрел в него и махнул рукой. 
Он неоднократно приглашал к себе жену. Вообще все входили к нему только по его 
желанию. Нередко на вопрос: не угодно ли вам видеть жену или кого-нибудь из 
друзей, -- он отвечал: я позову.
      И. Т. СПАССКИЙ.  Щеголев.  199.

       1 час (29-го).  Пушкин слабее и слабее. Касторовое масло не действует. 
Надежды нет. За час начался холод в членах. Смерть быстро приближается; но 
умирающий сильно не страдает; он покойнее. Жена подле него, он беспрестанно 
берет ее за руку. Александрина плачет, но еще на ногах. Жена -- сила любви дает 
ей веру -- когда уже нет надежды! Она повторяет ему: -- Tu vivras!! //Ты будешь 
жить!!  (фр.) //
      Я сейчас встретил отца Геккерена: он расспрашивал об умирающем с сильным 
участием; рассказал содержание, -- выражения письма Пушкина. Ужасно! ужасно! 
Невыносимо: нечего было делать... Весь город, дамы, дипломаты, авторы, знакомые 
и незнакомые наполняют комнаты, справляются об умирающем. Сени наполнены 
несмеющими войти далее. Приезжает сейчас Элиза Хитрово, входит в его кабинет и 
становится на колена. -- Антонов огонь разливается; он все в памяти.
      А. И. ТУРГЕНЕВ -- А. И. НЕФЕДЬЕВОЙ, 29 янв. 1837 г.  П-н и его совр-ки,  
VI, 51.

      К нему никого не пускали, но Елизавета Михайловна Хитрово преодолела все 
препятствия: она приехала заплаканная, растрепанная и, рыдая, бросилась в 
отчаянии на колени перед умирающим поэтом.
      А. Я. БУЛГАКОВ -- кн. О. А. ДОЛГОРУКОВОЙ, 2 февр. 1837 г.  Красный Архив,  
1929, т. II, 225.

      Пульс стал упадать приметно и вскоре исчез вовсе. Руки начали стыть. 
Ударило два часа пополудни, 29 янв., -- и в Пушкине оставалось жизни -- только 
на 3/4 часа! Пушкин раскрыл глаза и попросил моченой морошки. Когда ее принесли, 
то он сказал внятно:
      -- Позовите жену, пусть она меня покормит.
      Д-р Спасский исполнил желание умирающего. Наталья Николаевна опустилась на 
колени у изголовья смертного одра, поднесла ему ложечку, другую -- и приникла 
лицом к челу отходящего мужа. Пушкин погладил ее по голове и сказал:
      -- Ну, ну, ничего, слава богу, все хорошо!
      В. И. ДАЛЬ.  Щеголев,  203.

      Когда этот болезненный припадок аппетита был удовлетворен, жена Пушкина 
вышла из кабинета. Выходя, она, обрадованная аппетитом мужа, сказала, обращаясь 
к окружающим:
      -- Вот вы увидите, что он будет жив!
      А. АММОСОВ, 37.

      Скоро подошел я к В. А. Жуковскому, кн. Вяземскому и гр. Виельгорскому и 
сказал: "отходит!" Бодрый дух все еще сохранял могущество свое, -- изредка 
только полудремотное забвение на несколько секунд туманило мысли и душу. Тогда 
умирающий, несколько раз, подавал мне руку, сжимал ее и говорил:
      -- Ну, подымай же меня, пойдем, да выше, выше, -- ну, пойдем!
      Опамятовавшись, сказал он мне: -- Мне было пригрезилось, что я с тобою 
лезу вверх по этим книгам и полкам, -- высоко -- и голова закружилась.
      Раза два присматривался он пристально на меня и спрашивал:
      -- Кто это? Ты?
      -- Я, друг мой.
      -- Что это я не мог тебя узнать.
      Немного погодя он опять, не раскрывая глаз, стал искать мою руку и, 
потянув ее, сказал:
      -- Ну, пойдем же, пожалуйста, да вместе!
      В. И. ДАЛЬ.  Щеголев,  203.  597

      Я стоял вместе с графом Виельгорским у постели его, в головах сбоку стоял 
Тургенев. Даль шепнул мне: "отходит!"
      В. А. ЖУКОВСКИЙ.  Щеголев,  189.

      Забывается и начинает говорить бессмыслицу. У него предсмертная икота, а 
жена его находит, что ему лучше, чем вчера! Она стоит в дверях его кабинета, 
иногда входит; фигура ее не возвещает смерти такой близкой. -- Опустите сторы, я 
спать хочу, -- сказал он сейчас. Два часа пополудни...
      А. И. ТУРГЕНЕВ -- А. НЕФЕДЬЕВОЙ, 29 янв. 1837 года.  П-н и его совр-ки,  
VI, 52  (фр.-рус.).

      Пушкину делалось все хуже и хуже, он видимо слабел с каждым мгновением. 
Друзья его: Жуковский, кн. Вяземский с женой, кн. П. И. Мещерский, А. И. 
Тургенев, г-жа Загряжская, Даль и Данзас были у него в кабинете.
      А. АММОСОВ, 37.

      Минут пять до смерти Пушкин просил поворотить его на правый бок. Даль, 
Данзас и я исполнили его волю: слегка поворотили его и подложили к спине 
подушку.
      -- Хорошо! -- сказал он, и потом, несколько погодя, промолвил: -- Жизнь 
кончена!
      -- Да, кончено, -- сказал д-р Даль, -- мы тебя поворотили.
      -- Кончена жизнь, -- возразил тихо Пушкин. Не прошло нескольких мгновений, 
как Пушкин сказал:
      -- Теснит дыхание.
      То были последние его слова. Оставаясь в том же положении на правом боку, 
он тихо стал кончаться.
      И. Т. СПАССКИЙ.  Щеголев,  199.

      Друзья и ближние молча, сложа руки, окружили изголовье отходящего. Я, по 
просьбе его, взял его подмышки и приподнял повыше. Он вдруг, будто проснувшись, 
быстро раскрыл глаза, лицо его прояснилось и он сказал:
      -- Кончена жизнь!
      Я не дослышал и спросил тихо:
      -- Что кончено?
      -- Жизнь кончена, -- отвечал он внятно и положительно.
      -- Тяжело дышать, давит, -- были последние слова его.
      Всеместное спокойствие разлилось по всему телу, -- руки остыли по самые 
плечи, пальцы на ногах, ступни, колена -- также, -- отрывистое, частое дыхание 
изменялось более и более на медленное, тихое, протяжное, -- еще один слабый, 
едва заметный вздох -- и пропасть необъятная, неизмеримая разделяла уже живых от 
мертвого. Он скончался так тихо, что предстоящие не заметили смерти его. 
Жуковский изумился, когда я прошептал: "аминь!" Д-р Андреевский наложил персты 
на веки его.
      В. И. ДАЛЬ.  Щеголев,  204.

      Я не сводил с него глаз и заметил, что движение его груди, доселе тихое, 
сделалось прерывистым. Оно скоро прекратилось. Я смотрел внимательно, ждал 
последнего вздоха; но я его не приметил. Тишина, его объявшая, казалась мне 
успокоением. Все над ним молчали. Минуты через две я спросил: "что он?" 
"Кончилось", -- отвечал мне Даль.
      В. А. ЖУКОВСКИЙ.  Щеголев,  189.

      Перед тою минутою, как ему глаза надобно было навеки закрыть, я поспел к 
нему. Тут был и Жуковский с Михаилом Виельгорским, Даль и еще не помню кто. 
Такой мирной кончины  я  вообразить не умел прежде.
      П. А. ПЛЕТНЕВ -- В. Г. ТЕПЛЯКОВУ, 29 мая 1837 года.  Истор. Вестн.,  1887, 
• 7, стр. 21.

      Диван, на котором лежал умиравший Пушкин, был отгорожен от двери книжными 
полками. Войдя в комнату, сквозь промежутки полок и книг можно было видеть 
страдальца. Тут стояла княгиня Вяземская в самые минуты последних его вздохов. 
Даль сидел у дивана; кто-то еще был в комнате. Княгиня говорит, что нельзя 
забыть божественного спокойствия, разлившегося по лицу Пушкина.
      П. И. БАРТЕНЕВ со слов кн. В. Ф. ВЯЗЕМСКОЙ.  Рус. Арх.,  1888, II, 311.

      Он не страдал, а желал скорой смерти. Жуковский, гр. Велгурский, Даль, 
Спасский, княгиня Вяземская и я, -- мы стояли у канапе и видели -- последний 
вздох его. Доктор Андреевский закрыл ему глаза.
      А. И. ТУРГЕНЕВ -- А. Я. БУЛГАКОВУ.  П-н и его совр-ки,  VI, 55.

      Когда друзья и несчастная жена устремились к бездыханному телу, их 
поразило величавое и торжественное выражение лица его. На устах сияла улыбка, 
как будто отблеск несказанного спокойствия, на челе отражалось тихое блаженство 
осуществившейся святой надежды.
      Кн. ЕК. Н. МЕЩЕРСКАЯ-КАРАМЗИНА.  Я. Грот,  261.

      Я подошла к Натали, которую нашла как бы в безумии. -- "Пушкин умер?" Я 
молчала. -- "Скажите, скажите правду!" Руки мои, которыми я держала ее руки, 
отпустили ее, и то, что я не могла произнести ни одного слова, повергло ее в 
состояние какого-то помешательства. -- "Умер ли Пушкин? Все ли кончено?" -- Я 
поникла головой в знак согласия. С ней сделались самые страшные конвульсии; она 
закрыла глаза, призывала своего мужа, говорила с ним громко; говорила, что он 
жив; потом кричала: "Бедный Пушкин! Бедный Пушкин! Это жестоко! Это ужасно! Нет, 
нет! Это не может быть правдой! Я пойду посмотреть на него!" Тогда ничто не 
могло ее удержать. Она побежала к нему, бросилась на колени, то склонялась лбом 
к оледеневшему лбу мужа, то к его груди, называла его самыми нежными именами, 
просила у него прощения, трясла его, чтобы получить от него ответ. Мы опасались 
за ее рассудок. Ее увели насильно. Она просила к себе Данзаса. Когда он вошел, 
она со своего дивана упала на колени перед Данзасом, целовала ему руки, просила 
у него прощения, благодарила его и Даля за постоянные заботы их об ее муже. 
"Простите!" -- вот что единственно кричала эта несчастная молодая женщина.
      Кн. В. Ф. ВЯЗЕМСКАЯ -- Е. Н. ОРЛОВОЙ, 192.

      За минуту пришла к нему жена; ее не впустили. -- Теперь она видела его 
умершего. Приехал Арендт; за ней ухаживают. Она рыдает, рвется, но и плачет. 
Жуковский послал за художником снять с него маску. Жена все не верит, что он 
умер: все не верит. -- Между тем тишина уже нарушена. Мы говорим вслух, и этот 
шум ужасен для слуха, ибо он говорит о смерти того, для коего мы молчали. Он 
умирал тихо, тихо...
      А. И. ТУРГЕНЕВ -- А. Я. БУЛГАКОВУ, 29 янв. 1837 г.  П-н и его совр-ки,  
VI, 55.

      Наша няня не могла вспомнить без содрогания о страшном состоянии, в 
которое впала мать, как только о наступившей смерти нельзя было сомневаться. 
Бесчувственную, словно окаменелую физически, ее уложили в постель; даже в широко 
открытых, неподвижных глазах всякий признак жизни потух. "Ни дать ни взять сама 
покойница", -- описывала она. Она не слышала, что вокруг нее делалось, не 
понимала, что ей говорили. Все увещевания принять пищу были бесполезны, 
судорожное сжимание горла не пропускало и капли воды. Долго бились доктора и 
близкие, чтобы вызвать слезы из ее застывших глаз, и только при виде детей они, 
наконец, брызнули неудержимой струей, прекратив это почти каталептическое 
состояние.
      А. П. АРАПОВА.  Новое Время,  1908, • 11425, ил. прил., стр. 7.

      Кн. Вяземская не может забыть страданий Натальи Николаевны в предсмертные 
дни ее мужа. Конвульсии гибкой станом женщины были таковы, что ноги ее доходили 
до головы. Судороги в ногах долго продолжались у нее и после, начинаясь 
обыкновенно в 11 часов вечера.
      Кн. В. Ф. ВЯЗЕМСКАЯ по записи БАРТЕНЕВА.  Рус. Арх.,  1888, II, 305.

      По смерти Пушкина у жены его несколько дней не прекращались конвульсии, 
так что у нее расшатались все зубы, кои были очень хороши и ровны.
      Ф. Г. ТОЛЬ со слов кн. Е. А. ДОЛГОРУКОВОЙ.  Декабристы на поселении,  143.

      Жена Пушкина заверяла, что не имела никакой серьезной связи с Дантесом, 
однако созналась, бросившись в отчаянии на колени перед образами, что допускала 
ухаживания со стороны Дантеса, -- ухаживания, которые слишком широко допускаются 
салонными обычаями в отношении всех женщин, но которых, зная подозрения своего 
мужа, она должна была бы остеречься.
      А. А. ЩЕРБИНИН. Из неизд. записок.  П-н и его совр-ки,  XV, 42.

      Несколько минут после смерти Пушкина Даль вошел к его жене; она схватила 
его за руку, потом, оторвав свою руку, начала ломать руки и в отчаянии 
произнесла: "Я убила моего мужа, я причиною его смерти; но богом свидетельствую, 
-- я чиста душою и сердцем!"
      Н. В. КУКОЛЬНИК. Дневник.  Записки М. И. Глинки.  Изд. "Академии", 1930, 
стр. 464.

      При жене неотлучно находились княгиня Вяземская, Е. И. Загряжская, граф и 
графиня Строгановы. Граф взял на себя все распоряжения похорон.
      В. А. ЖУКОВСКИЙ -- С. Л. ПУШКИНУ, 15 февр. 1837 г.  Щеголе в,  190.

      Я все это время была каждый день у жены покойного, во-первых, потому, что 
мне было отрадно приносить эту дань памяти Пушкина, а во-вторых, потому, что 
печальная судьба молодой женщины в полной мере заслуживает участия. Собственно 
говоря, она виновата только в чрезмерном легкомыслии, в роковой самоуверенности 
и беспечности, при которых она не замечала той борьбы и тех мучений, какие 
выносил ее муж. Она никогда не изменяла чести, но она медленно, ежеминутно 
терзала восприимчивую и пламенную душу Пушкина; теперь, когда несчастье раскрыло 
ей глаза, она вполне все это чувствует, и совесть иногда страшно ее мучит. В 
сущности, она сделала только то, что ежедневно делают многие из наших 
блистательных дам, которых однако ж из-за этого принимают не хуже прежнего; но 
она не так искусно умела скрыть свое кокетство, и, что еще важнее, она не 
поняла, что ее муж был иначе создан, чем слабые и снисходительные мужья этих 
дам.
      Кн. Е. Н. МЕЩЕРСКАЯ-КАРАМЗИНА.  Я. Грот,  262  (фр.).

      Когда все ушли, я сел перед ним и долго, один смотрел ему в лицо. Никогда 
на этом лице я не видал ничего подобного тому, что было в нем в эту первую 
минуту смерти. Голова его несколько наклонилась; руки, в которых было за 
несколько минут какое-то судорожное движение, были спокойно протянуты, как будто 
упавшие для отдыха, после тяжелого труда. Но что выражалось на его лице, я 
сказать словами не умею. Оно было для меня так ново и в то же время так знакомо! 
Это было не сон и не покой. Это не было выражение ума, столь прежде свойственное 
этому лицу; это не было также и выражение поэтическое. Нет! Какая-то глубокая, 
удивительная мысль на нем развивалась, что-то похожее на видение, на какое-то 
полное, глубокое, удовольствованное знание. Всматриваясь в него, мне все 
хотелось спросить: что видишь, друг? и что бы он отвечал мне, если бы мог на 
минуту воскреснуть? Вот минуты в жизни нашей, которые вполне достойны названия 
великих. В эту минуту, можно сказать, я видел самое смерть, божественно тайную, 
смерть без покрывала. Какую печать наложила она на лицо его, и как удивительно 
высказала на нем и свою и его тайну! Я уверяю тебя, что никогда на лице его не 
видал я выражения такой глубокой, величественной, торжественной мысли. Она, 
конечно, проскакивала в нем и прежде. Но в этой чистоте обнаружилась только 
тогда, когда все земное отделилось от него с прикосновением смерти. Таков был 
конец нашего Пушкина.
      В. А. ЖУКОВСКИЙ -- С. Л. ПУШКИНУ.  Щеголев,  189.

      А. О. Россет переносил Пушкина с дивана, на котором он умер, на стол. 
Вспоминая о том, он прибавлял: "как он был легок!"
      П. И. БАРТЕНЕВ.  Рус. Арх.,  1899, II, 356.

      Тотчас отправился я к Гальбергу. С покойника сняли маску, по которой 
приготовили теперь прекрасный бюст.
      П. А. ПЛЕТНЕВ -- В. Г. ТЕПЛЯКОВУ.  Истор. Вестн.,  1887, • 7, стр. 21.

      Спустя три четверти часа после кончины (во все это время я не отходил от 
мертвого, мне хотелось вглядеться в прекрасное лицо его), тело вынесли в ближнюю 
горницу; а я, исполняя повеление государя императора, запечатал кабинет своею 
печатью.
      В. А. ЖУКОВСКИЙ -- С. Л. ПУШКИНУ, 15 февр. 1837 г.  Щеголев,  190.

      По смерти Пушкина надо было опечатать казенные бумаги: труп вынесли и 
запечатали опустелую рабочую комнату Пушкина черным сургучом: красного, по 
словам камердинера, не нашлось.
      В. И. ДАЛЬ.  Щеголев,  204.

      По вскрытии брюшной полости, все кишки оказались сильно воспаленными; в 
одном только месте, величиною с грош, тонкие кишки были поражены гангреной. В 
этой точке, по всей вероятности, кишки были ушиблены пулей. В брюшной полости 
нашлось не менее фунта черной, запекшейся крови, вероятно из перебитой бедреной 
вены. По окружности большого таза, с правой стороны, найдено было множество 
небольших осколков кости, а наконец и нижняя часть крестцовой кости была 
раздроблена. По направлению пули надобно заключать, что убитый стоял боком, в 
пол-оборота, и направление выстрела было несколько сверху вниз. Пуля пробила 
общие покровы живота, в двух дюймах от верхней, передней оконечности чресельной 
или подвздошной кости правой стороны, потом шла, скользя по окружности большого 
таза, сверху вниз и, встретив сопротивление в крестцовой кости, раздробила ее и 
засела где-нибудь поблизости.
      В. И. ДАЛЬ. Вскрытие тела А. С. Пушкина.  Щеголев,  204.

       (29-го)  отслужили мы первую панихиду по Пушкине в 8 час. вечера. Жена 
рвалась в своей комнате; она иногда в тихой, безмолвной, иногда в каком-то 
исступлении горести.
      А. И. ТУРГЕНЕВ -- А. И. НЕФЕДЬЕВОЙ.  П-н и его совр-ки,  VI, 57.

      Жандармы донесли, а может быть и не жандармы, что Пушкина положили не в 
камер-юнкерском мундире, а во фраке: это было по желанию вдовы, которая знала, 
что он не любил мундира; между тем государь сказал: "верно это Тургенев или 
князь Вяземский присоветовали".
      А. И. ТУРГЕНЕВ -- Н. И. ТУРГЕНЕВУ, 28 февр. 1837 г.  П-н и его совр-ки,  
VI, 91.

      Смерть обнаружила в характере Пушкина все, что было в нем доброго и 
прекрасного. Она надлежащим образом осветила всю его жизнь. Все, что было в ней 
беспорядочного, бурного, болезненного, особенно в первые годы его молодости, 
было данью человеческой слабости, обстоятельствам, людям, обществу. Пушкин был 
не понят при жизни не только равнодушными к нему людьми, но и его друзьями. 
Признаюсь и прошу в том прощения у его памяти, я не считал его до такой степени 
способным ко всему. Сколько было в этой исстрадавшейся душе великодушия, силы, 
глубокого, скрытого самоотвержения! Его чувства к жене отличались нежностью 
поистине самого возвышенного характера. Ни одного горького слова, ни одной 
резкой жалобы, никакого едкого напоминания о случившемся не произнес он, ничего, 
кроме слов мира и прощения своему врагу. Вся желчь, которая накоплялась в нем 
целыми месяцами мучений, казалось, исходила из него вместе с его кровью, он стал 
другим человеком. Свидетельства доктора Арендта и других, которые его лечили, 
подтверждают мое мнение. Арендт не отходил от него и стоял со слезами на глазах, 
а он привык к агониям во всех видах.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ -- вел. кн. МИХАИЛУ ПАВЛОВИЧУ, 14 февраля 1837 г.  
Щеголев,  263.

      Он сказал Наталье Николаевне, что она во всем этом деле не при чем. Право, 
это было больше, чем благородство, -- это было величие души, это было лучше, чем 
простить.
      О. С. ПАВЛИЩЕВА -- С. Л. ПУШКИНУ, 3 марта 1837 г.  П-н и его совр-ки,  
XII, 104  (фр.).

      Страшное несчастье обрушилось на наши головы, как громовой удар, когда мы 
всего менее этого ожидали, хотя, сказать по правде, после этих проклятых 
безъимянных писем небосклон бедного Пушкина постоянно был покрыт облаками. В 
жестоких страданиях своих Пушкин был велик твердостью, самоотвержением, нежною 
заботливостью о жене своей. Чувствуя, что смерть близка, он хладнокровно 
высчитывал шаги ее, но без малейшего желания порисоваться, похорохориться и 
подействовать на окружающих. Таков он был и во время поединка. Необузданный, 
пылкий, беспорядочный, сам себя не помнящий во всех своих шагах, имевших 
привести к роковому исходу, он сделался спокоен, прост и полон достоинства, как 
скоро добился чего желал; ибо он желал этого исхода. Да, конечно, светское 
общество его погубило. Проклятые письма, проклятые сплетни приходили к нему со 
всех сторон. С другой стороны, причиною катастрофы был его пылкий и замкнутый 
характер. Он с нами не советовался, и какая-то судьба постоянно заставляла его 
действовать в неверном направлении. Горько его оплакивать; но горько также и 
знать, что светское общество (или, по крайней мере, некоторые члены оного) не 
только терзало ему сердце своим недоброжелательством, когда он был жив, но и 
озлобляется против его трупа.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ -- А. О. СМИРНОВОЙ в феврале 1837 г.  Рус. Арх.,  
1888, II, 296.

      Весь Петербург заговорил о смерти Пушкина, и невыгодное мнение о нем 
тотчас заменилось самым искренним энтузиазмом: все обратились в книжные лавки -- 
покупать только что вышедшее новое миниатюрное издание Онегина: более двух тысяч 
экземпляров было раскуплено в три дня.
      Н. И. ИВАНИЦКИЙ. Воспоминания.  П-н и его совр-ки,  XIII, 33.

      На следующий день кончины Пушкина, я решился очень рано утром войти к 
нему; вход был со двора, как и теперь остался; в прихожей никого; направо в 
небольшой комнате -- покойный на столе, в черном сюртуке: возле него один-
одинехонек полковник Данзас. -- "Вы здесь, Константин Карлович?" -- сказал я 
ему. -- "Нет, -- отвечал он с неизменно присущим ему юмором, -- я не здесь, я на 
гауптвахте". Известно, что немедленно после злосчастного поединка Данзас был 
арестован, с разрешением не покидать покойного друга до погребения.
      М. М. МИХАЙЛОВ. Несколько слов о месте кончины Пушкина. Книга воспоминаний 
о Пушкине, 336.

      На другой день мы, друзья, положили Пушкина своими руками в гроб.
      В. А. ЖУКОВСКИЙ -- С. Л. ПУШКИНУ.  Щеголев,  191.

      А. О. Россет перекладывал тело Пушкина в гроб. -- "Я держал его за икры, и 
мне припомнилось, какого крепкого, мускулистого был он сложения, как развивал он 
свои силы ходьбою".
      П. И. БАРТЕНЕВ.  Рус. Арх.,  1882, I, 248.

      Окажите милость, соблаговолите умолить государя императора уполномочить 
Вас прислать мне в нескольких строках оправдание моего собственного поведения в 
этом грустном деле; оно мне необходимо для того, чтобы я мог себя чувствовать в 
праве оставаться при императорском дворе; я был бы в отчаянии, если бы должен 
был его покинуть; мои средства невелики, и в настоящее время у меня семья, 
которую я должен содержать.
      Бар. ГЕККЕРЕН-СТАРШИЙ -- графу К. В. НЕССЕЛЬРОДЕ (рус. министру иностр. 
дел), 30 янв. 1837 г.  Щеголев,  291.

      В течение трех дней, в которые его тело оставалось в доме, множество людей 
всех возрастов и всякого звания беспрерывно теснились пестрою толпою вокруг его 
гроба. Женщины, старики, дети, ученики, простолюдины в тулупах, а иные даже в 
лохмотьях, приходили поклониться праху любимого народного поэта. Нельзя было без 
умиления смотреть на эти плебейские почести, тогда как в наших позолоченных 
салонах и раздушенных будуарах едва ли кто-нибудь и сожалел о краткости его 
блестящего поприща. Слышались даже оскорбительные эпитеты и укоризны, которыми 
поносили память славного поэта и несчастного супруга, с изумительным мужеством 
принесшего свою жизнь в жертву чести, и в то же время раздавались похвалы 
рыцарскому поведению гнусного обольстителя и проходимца, у которого было  три 
отечества <1 и  два имени <2.
      Кн. ЕК. Н. МЕЩЕРСКАЯ-КАРАМЗИНА.  Я. Грот.  261  (фр.).

      <1Франция -- по рождению, Голландия -- по приемному отцу, Россия -- по 
месту службы.
      <2Дантес и Геккерен.

      При наличности в высшем обществе малого представления о гении Пушкина и 
его деятельности не надо удивляться, что только немногие окружали его смертный 
одр, в то время как нидерландское посольство атаковывалось обществом, выражавшим 
свою радость по поводу столь счастливого спасения элегантного молодого человека.
      Бар. К. А. ЛЮТЦЕРОДЕ (саксонский посланник) в донесении саксонскому 
правительству 30 января 1837 г.  Щеголев,  374.

      Если что-нибудь может облегчить мое горе, то только те знаки внимания и 
сочувствия, которые я получаю от всего петербургского общества. В самый день 
катастрофы граф и графиня Нессельроде, так же, как и граф и графиня Строгановы, 
оставили мой дом в час пополуночи.
      Бар. ГЕККЕРЕН-СТАРШИЙ -- барону ВЕРСТОЛКУ, 11 февраля 1837 г.  Щеголев,  
298.

      Жоржу  (Дантесу)  не в чем себя упрекнуть; его противником был безумец, 
вызвавший его без всякого разумного повода; ему просто жизнь надоела, и он 
решился на самоубийство, избрав руку Жоржа орудием для своего переселения в 
другой мир.
      Барон ГЕККЕРЕН-СТАРШИЙ -- г-же ДАНТЕС, 29 марта 1837 г.  Щеголев,  315.

      В эти оба дни та горница, где он лежал в гробе, была беспрестанно полна 
народом. Конечно, более десяти тысяч человек приходило взглянуть на него, многие 
плакали; иные долго останавливались и как будто хотели всмотреться в лицо его.
      В. А. ЖУКОВСКИЙ -- С. Л. ПУШКИНУ.  Щеголев,  191.

      Все население Петербурга, а в особенности чернь и мужичье, волнуясь, как в 
конвульсиях, страстно жаждало отомстить Дантесу. Никто от мала до велика не 
желал согласиться, что Дантес не был убийцей. Хотели расправиться, даже с 
хирургами, которые лечили Пушкина, доказывая, что тут заговор и измена, что один 
иностранец ранил Пушкина, а другим иностранцам поручили его лечить.
      Д-р СТАНИСЛАВ МОРАВСКИЙ, Воспоминания.  Красная Газета,  1928, • 318  
(пол.).

      Участие к поэту народ доказал тем, что в один день приходило на поклонение 
его гробу 32 000 человек.
      Я. Н. НЕВЕРОВ -- Т. Н. ГРАНОВСКОМУ.  Московский Пушкинист.  Вып. I, 1927, 
стр. 44.

      Не счесть всех, кто приходил с разных сторон справляться о его здоровье во 
время его болезни. Пока тело его выставлено было в доме, наплыв народа был еще 
больше, толпа не редела в скромной и маленькой квартирке поэта. Из-за неудобства 
помещения должны были поставить гроб в передней, следовательно, заколотить 
входную дверь. Вся эта толпа притекала и уходила через маленькую потайную дверь 
и узкий отдаленный коридор.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ -- вел. кн. МИХАИЛУ ПАВЛОВИЧУ, 14 февр. 1837 г.  
Щеголев,  263.

      Стену квартиры Пушкина выломали для посетителей.
      АРК. О. РОССЕТ.  Рус. Арх.,  1882, I, 248.

      Граф Гр. Ал. Строганов взял на себя хлопоты похорон и уломал престарелого 
митрополита Серафима, воспрещавшего церковные похороны якобы самоубийцы.
      П. И. БАРТЕНЕВ.  Рус. Арх.,  1908, III, 294.

      Сделана была попытка для распущения слуха о произведенной студентами 
оскорбительной демонстрации в квартире вдовы. Повод к этой выдумке был 
следующий. Граф П. П. Ш., весьма почтенный человек, со студенческой скамьи, 
приехал поклониться праху покойного поэта и спросил меня, не может ли он видеть 
портрет Пушкина, писанный знаменитым Кипренским. Я отворил дверь в соседнюю 
комнату и спросил почтенную даму  (гр. Ю. П. Строганову),  вошедшую в соседнюю 
гостиную: можно ли показать такому-то портрет Пушкина? Пожилая дама выпорхнула в 
другую дверь и с ужасом объявила, что шайка студентов ворвалась в квартиру для 
оскорбления вдовы. Матушка моя, находившаяся у вдовы, вышла посмотреть, в чем 
дело, и ввела нас обоих в гостиную. Несмотря на разъяснение дела, престарелая 
дама, ожидавшая бунта, в тот же вечер отправилась к матери студента для 
предупреждения относительно нахождения ее сына в шайке, произведшей утром 
демонстрацию.
      Кн. ПАВ. ВЯЗЕМСКИЙ. Соч., 560.

      Графиня Строганова  (Юлия Петровна)  испанка, урожденная Д`Ега в день 
кончины Пушкина запискою, посланною к графу Бенкендорфу из самой квартиры 
Пушкина, потребовала присылки жандармских чиновников, якобы в охранение вдовы от 
беспрестанно приходивших  (поклониться покойнику)  студентов. Слышно от 
свидетельницы, кн. В. Ф. Вяземской. Эта записка возмутила негодованием друзей 
поэта.
      П. И. БАРТЕНЕВ.  Рус. Арх.,  1892, 11, 358.

      Жуковский, говоря с государем, сказал ему а peu pres//почти дословно  
(фр.) //: "так как ваше величество для написания указов о Карамзине избрали 
тогда меня орудием, то позвольте мне и теперь того же надеяться". Государь 
отвечал: "Я во всем с тобою согласен, кроме сравнения твоего с Карамзиным. Для 
Пушкина я все готов сделать, но я не могу сравнить его в уважении с Карамзиным, 
тот умирал, как ангел". Он дал почувствовать Жуковскому, что и смерть, и жизнь 
Пушкина не могут быть для России тем, чем был для нее Карамзин.
      А. И. ТУРГЕНЕВ -- Н. И. ТУРГЕНЕВУ, 31 янв. 1837 г.  П-н и его совр-ки,  
VI, 61.

      Д. В. Дашков передавал кн. Вяземскому, что государь сказал ему: "Какой 
чудак Жуковский! Пристает ко мне, чтобы я семье Пушкина назначил такую же 
пенсию, как семье Карамзина. Он не хочет сообразить, что Карамзин человек почти 
святой, а какова была жизнь Пушкина?"
      П. И. БАРТЕНЕВ.  Рус. Арх.,  1888, II, 294.

      1. Заплатить долги. 2. Заложенное имение отца очистить от долга. 3. Вдове 
пенсион и дочери по замужество. 4. Сыновей в пажи и по 1500 р. на воспитание 
каждого по вступление на службу. 5. Сочинения издать на казенный счет в пользу 
вдовы и детей. 6. Единовременно 10 т.
      ИМПЕРАТОР НИКОЛАЙ. Записка о милостях семье Пушкина.  Щеголев,  217.

      Традиции дома, как на комнату, в которой умер Пушкин, указывают на угловую 
комнату с тремя окнами, выходящими на Мойку, которая составляет часть бывшего 
пушкинского кабинета в пять окон, впоследствии разделенного перегородкою на две 
комнаты. В большей из них, у перегородки, поставлен теперь камин, ранее же в 
этом месте много лет находилась доска с надписью о том, что именно здесь 
скончался Пушкин. Надпись эту помнит еще нынешний владелец дома, светл. кн. П. 
Д. Волконский, неоднократно видевший ее в детстве...
      Л. БАКСТ, АЛЕКСАНДР БЕНУА, М. ДОБУЖИНСКИЙ. О смертной комнате Пушкина. 
(Письмо в редакцию).  Русь,  1908, • 81.

      29 янв. 1837 г. я зашел поклониться праху поэта. Народ туда валил толпами, 
и посторонних посетителей пускали через какой-то подземный ход и черную 
лестницу. Оттуда попал я прямо в небольшую и очень невысокую комнату, окрашенную 
желтою краскою и выходившую двумя окнами на двор. Совершенно посреди этой 
комнаты (а не в углу, как это водится), стоял гроб, обитый красным бархатом, с 
золотым позументом и обращенный стороною головы к окнам, а ногами к двери, 
отпертой настежь в гостиную, выходившую окнами на Мойку. Все входившие 
благоговейно крестились и целовали руку покойного. На руках у покойного положен 
был простой образ, без всякого оклада, и до того стертый, что никакого 
изображения на нем нельзя было в скорости разглядеть; платье было на Пушкине из 
черного сукна, старого фасона и очень изношенное. В ногах дьячок читал псалтырь. 
Катафалк был низкий и подсвечники весьма старые; вообще заметно было, что все 
устроено было как-то наскоро и что домашние и семья растерялись вследствие 
ужасной, внезапной потери. Даже комната, где покоилось тело, скорее походила на 
прихожую или опорожненный от шкафов буфет, чем на сколько-нибудь приличную 
столовую. Помню, что в дверях соседней гостиной я узнал в этот вечер В. А. 
Жуковского, кн. П. А. Вяземского и графа Г. А. Строганова.
      Бар. Ф. А. БЮЛЕР.  Рус. Арх.,  1872, 202.

       (30 янв. 1837 г.).  Толпа публики стеною стояла против окон, завешанных 
густыми занавесами и шторами, стараясь проникнуть в комнаты, где выставлено было 
тело Пушкина; но впуск был затруднителен, и нужно было даже пользоваться какою-
нибудь протекцией... Мы нашли темно-фиолетовый бархатный гроб с телом Пушкина в 
полутемной комнате, освещенной только красноватым и мерцающим огнем от 
нескольких десятков восковых церковных свечей, вставленных в огромные шандалы, 
обвитые крепом. Комната эта, помнится, желтая, по-видимому, была столовая, так 
как в ней стоял огромный буфет. Окна два или три на улицу были завешены, а на 
какую-то картину, написанную масляными красками, и на довольно большое зеркало 
были наброшены простыни. Гроб стоял на катафалке в две ступеньки, обитом черным 
сукном с серебряными галунами. Катафалк помещен был против входной двери, в 
ногах был налой. Тело покойника, сплошь прикрытое белым крепом, было почти все 
задернуто довольно подержаным парчовым палевым покровом, по-видимому, взятым 
напрокат от гробовщика или церкви... Лицо покойника было необыкновенно спокойно 
и очень серьезно, но нисколько не мрачно. Великолепные курчавые темные волосы 
были разметаны по атласной подушке, а густые бакенбарды окаймляли впалые щеки до 
подбородка, выступая из-под высоко завязанного черного, широкого галстуха. На 
Пушкине был любимый его темно-коричневый с отливом (а не черный, как это 
описывал барон Бюлер) сюртук, в каком я видел его в последний раз, в ноябре 1836 
г., на одном из Воейковских вечеров.
      В. П. БУРНАШЕВ. Воспоминания.  Рус. Арх.,  1872. стр. 1809 -- 1811.

      Я видал Пушкина в гробу, черты лица не изменились, только он начинает 
пухнуть, и кровь идет из рта. Он одет в черном фраке.
      А. П. ЯЗЫКОВ -- АЛ. А. КАТЕНИНУ. Описание Пушкинского Музея Имп. Алекс. 
Лицея. СПб. 1899, стр. 453.

      Если не изменяет мне память, 30 января 1837 г., в 3 часа пополудни, я 
пошел на квартиру Пушкина. День был пасмурный и оттепель. У ворот дома стояли в 
треуголках двое квартальных с сытыми и праздничными физиономиями; около них с 
десяток любопытных прохожих. В гробовой комнате мы застали не более 30 человек и 
то большею частью из учащейся молодежи, да отдыхавших в соседней комнате человек 
пять. Пушкин был в черном фраке, его руки в желтых перчатках из толстой замши. У 
головы стоял его камердинер, -- высокий красивый блондин, с продолговатым лицом, 
окаймленным маленькими бакенбардами, в синем фраке с золотыми пуговицами, белом 
жилете и белом галстухе, -- который постоянно прыскал голову покойного 
одеколоном и рассказывал публике всем теперь известные эпизоды смерти Пушкина. 
Никого из близких покойному при гробе не было. При входе налево, в углу, стояли 
один на другом два простых сундука, на верхнем стул, на котором перед мольбертом 
сидел академик Бруни, снимавший портрет с лежавшего в гробу, головой к окнам на 
двор, Пушкина. У Бруни были длинные, крепко поседевшие волосы, а одет он был в 
какой-то светло-зеленый засаленный балахон. Полы во всех комнатах (порядочно 
потертые) были выкрашены красно-желтоватой краской, стены комнаты, где стоял 
гроб, -- клеевою ярко-желтою. -- По выходе из гробовой комнаты, мы уселись 
отдохнуть в кабинете на диване перед столом, на котором, к величайшему 
удивлению, увидели с письменными принадлежностями в беспорядке наваленную кучу 
черновых стихотворений поэта. Мы с любопытством стали их рассматривать. 
Прислуга, возившаяся около буфета, конечно, видела очень хорошо наше 
любопытство, но ее главное внимание было поглощено укупоркой в ящики с соломой 
столовой посуды.
      В. Н. ДАВЫДОВ.  Рус. Стар.,  1887, т. 54, стр. 162.

      31 янв., в половине второго, мы отправились на панихиду к Пушкину. Главный 
ход вел в комнаты, где находилась жена Пушкина, и отворялся только для ее 
посетителей; тех же, кто приходили поклониться телу Пушкина, вели по узенькой, 
грязной лестнице в комнату, где вероятно жила прислуга, и которую наскоро 
приубрали; возле находилась комната в два окна, похожая на лакейскую, и тут 
лежал Пушкин. Обстановка эта меня возмутила.
      (Е. А. ДРАШУСОВА).  Рус. Вестн.,  1881, т. 155, стр. 155.

      На другой день после смерти Пушкина тело его выставлено было в передней 
комнате перед кабинетом... Парадные двери были заперты, входили и выходили в 
швейцарскую дверь, узенькую, вышиною в полтора аршина; на этой дверке написано 
было углем: Пушкин. 31 января, в два часа поутру, я вошел на крыльцо; из 
маленькой двери выходил народ; теснота и восковой дух, тишина и какой-то шепот. 
У двери стояли полицейские солдаты. Я взошел по узенькой лестнице... Во второй 
комнате стояли ширмы, отделявшие вход в комнаты жены; диван, стол, на столе 
бумага и чернильница. В следующей комнате стоял гроб, в ногах читал басом чтец в 
черной ризе, в головах живописец писал мертвую голову. Теснота. Трудно было 
обойти гроб. Я посмотрел на труп, он в черном сюртуке. Черты лица резки, сильны, 
мертвы, жилы на лбу напружинились, кисть руки большая, пальцы длинные, к концу 
узкие.
      К. Н. ЛЕБЕДЕВ. Из записок сенатора.  Рус. Арх.,  1910, II, 369 -- 370.

      Греч получил строгий выговор от Бенкендорфа за слова, напечатанные в 
"Северной Пчеле": "Россия обязана Пушкину благодарностью за 22-х летние заслуги 
его на поприще словесности" (• 24). Краевский, редактор "Литературных 
Прибавлений к Русскому Инвалиду", тоже имел неприятности за несколько строк, 
напечатанных в похвалу поэту. Я получил приказание вымарать совсем несколько 
таких же строк, назначавшихся для "Библиотеки для Чтения".
      И все это делалось среди всеобщего участия к умершему, среди всеобщего 
глубокого сожаления. Боялись -- но чего?
      А. В. НИКИТЕНКО. Записки и дневник, т. I, стр. 284.

      В первые дни после гибели Пушкина отечественная печать как бы онемела: до 
того был силен гнет над печатью своенравного опекуна над великим поэтом -- графа 
А. X. Бенкендорфа. Цензура трепетала перед шефом жандармов, страшась вызвать его 
неудовольствие -- за поблажку в пропуске в печать -- слов сочувствия к Пушкину. 
В одной лишь газете: "Литературные прибавления к "Рускому Инвалиду", -- Андрей 
Александрович Краевский, редактор этих прибавлений, поместил несколько теплых, 
глубоко прочувствованных слов. Вот они  ("Литературные прибавления",  1837 г., • 
5):
      Солнце нашей поэзии закатилось! Пушкин скончался, скончался во цвете лет, 
в середине своего великого поприща!.. Более говорить о сем не имеем силы, да и 
не нужно; всякое русское сердце знает всю цену этой невозвратимой потери и 
всякое русское сердце будет растерзано. Пушкин! наш поэт! наша радость, наша 
народная слава!.. Неужели в самом деле нет уже у нас Пушкина! К этой мысли 
нельзя привыкнуть! 29-го января 2 ч. 45м. по полудни.
      Эти немногие строки вызвали весьма характерный эпизод.
      А. А. Краевский, на другой же день по выходе номера газеты, был приглашен 
для объяснений к попечителю С.-Петербургского учебного округа князю М. А. 
Дундукову-Корсакову, который был председателем цензурного комитета. Необходимо 
заметить, что Краевский состоял тогда на службе в министерстве народного 
просвещения, именно помощником редактора журнала министерства и членом 
археограф. комиссии, будучи, таким образом, вдвойне зависимым от министерства.
      -- Я должен вам передать, -- сказал попечитель Краевскому, -- что министр 
(Сергей Семенович Уваров) крайне, крайне недоволен вами! К чему эта публикация о 
Пушкине? Что это за черная рамка вокруг известия о кончине человека не 
чиновного, не занимавшего никакого положения на государственной службе? Ну, да 
это еще куда бы ни шло! Но что за выражения! "Солнце поэзии!!" Помилуйте, за что 
такая честь? "Пушкин скончался... в средине своего великого поприща!" Какое это 
такое поприще? Сергей Семенович именно заметил: разве Пушкин был полководец, 
военачальник, министр, государственный муж?! Наконец, он умер без малого сорока 
лет! Писать стишки не значит еще, как выразился Сергей Семенович, проходить 
великое поприще! Министр поручил мне сделать вам, Андрей Александрович, строгое 
замечание и напомнить, что вам, как чиновнику министерства народного 
просвещения, особенно следовало бы воздержаться от таковых публикаций.
      (П. А. ЕФРЕМОВ).  Рус. Стар.,  т. 28, 1880, 536.

      (Сообщ. част. обр.). По случаю кончины А. С. Пушкина, без всякого 
сомнения, будут помещены в московских повременных изданиях статьи о нем. 
Желательно, чтобы при этом случае как с той, так и с другой стороны соблюдаема 
была надлежащая умеренность и тон приличия. Я прошу ваше сиятельство обратить 
внимание на это и приказать цензорам не дозволять печатания ни одной из 
вышеозначенных статей без вашего предварительного одобрения,
      С. С. УВАРОВ (мин. нар. просв.) -- гр. С. Г. СТРОГАНОВУ (попечителю 
Московского округа), 1 февр. 1837 г.  Щукинский Сборник,  I, 298.

      Смирдин сказывал, что со дня кончины его продал он уже на 40 тыс. его 
сочинений. Толпа с утра до вечера у гроба.
      А. И. ТУРГЕНЕВ -- Н. И. ТУРГЕНЕВУ, 31 янв. 1837 г.  П-н и его совр-ки,  
VI, 61.

      Студенты желали в мундирах быть на отпевании; их не допустят, вероятно. 
Также и многие департаменты, напр., духовных дел иностранных исповеданий. Одна 
так называемая  знать  наша или высшая аристократия не отдала последней почести 
гению русскому; почти никто из высших чинов двора, из генерал-адъютантов и пр. 
не пришел ко гробу Пушкина... Жена в ужасном положении; но иногда плачет. С 
каким нежным попечением он о ней в последние два дня заботился, скрывая от нес 
свои страдания.
      А. И. ТУРГЕНЕВ -- А. И. НЕФЕДЬЕВОЙ, 1 февр. 1837 г.  П-н и его совр-ки,  
VI, 66.

      Вынос тела почившего в церковь должен был состояться вчера днем, но чтобы 
избежать манифестации при выражении чувств, обнаружившихся уже в то время, как 
тело было выставлено в доме покойного, -- чувств, которые подавить было бы 
невозможно, а поощрять их не хотели, -- погребальная церемония была совершена в 
час пополуночи. По этой же причине участвующие были приглашены в церковь при 
Адмиралтействе, а отпевание происходило в Конюшенной церкви.
      Барон ГЕККЕРЕН-СТАРШИЙ -- барону ВЕРСТОЛКУ, 14 февр, 1837 г.  Щеголев.  
299.

      Вчера  (30-го)  народ так толпился, -- исключая аристократов, коих не было 
ни у гроба, ни во время страдания, -- что полиция не хотела, чтобы отпевали в 
Исакиевском соборе, а приказала вынести тело в полночь в Конюшенную церковь, что 
мы немногие и сделали, других не впускали. Публика ожесточена против Геккерна, и 
опасаются, что выбьют у него окна.
      А. И. ТУРГЕНЕВ -- Н. И. ТУРГЕНЕВУ, 31 янв. 1837 года.  П-н и его совр-ки,  
VI, 62.

      Назначенную для отпевания церковь переменили, тело перенесли в нее ночью, 
с какою-то тайною, всех поразившею, без факелов, почти без проводников; и в 
минуту выноса, на которую собралось не более десяти ближайших друзей Пушкина, 
жандармы наполнили ту горницу, где молились об умершем, нас оцепили, и мы, так 
сказать, под стражей проводили тело до церкви.
      В. А. ЖУКОВСКИЙ -- гр. А. X. БЕНКЕНДОРФУ,  Щеголев,  255.

      В день, предшествовавший ночи, в которую назначен был вынос тела, в доме, 
где собралось человек десять друзей и близких Пушкина, чтобы отдать ему 
последний долг, в маленькой гостиной, где мы все находились, очутился целый 
корпус жандармов. Без преувеличения можно сказать, что у гроба собрались в 
большом количестве не друзья, а жандармы. Не говорю о солдатских пикетах, 
расставленных по улице, но против кого была эта военная сила, наполнившая собою 
дом покойника в те минуты, когда человек двенадцать друзей его и ближайших 
знакомых собрались туда, чтобы воздать ему последний долг? Против кого эти 
переодетые, но всеми узнаваемые шпионы? Они были там, чтобы не упускать нас из 
виду, подслушивать наши сетования, наши слова, быть свидетелями наших слез, 
нашего молчания.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ -- вел. кн. МИХАИЛУ ПАВЛОВИЧУ, 14 февр. 1837 г.  
Щеголев,  265.

      На вынос тела из дому в церковь Наталья Николаевна Пушкина не явилась, от 
истомления и от того, что не хотела показываться жандармам.
      Кн. В. Ф. ВЯЗЕМСКАЯ по записи БАРТЕНЕВА.  Рус. Арх..  1888, II, 305.

      31 янв. На вынос в 12, т.е. полночь, явились жандармы, полиция, шпионы, -- 
-всего 10 штук, а нас едва ли столько было! Публику уже не пускали. В первом 
часу мы вывезли гроб в церковь Конюшенную, пропели заупокой, и я возвратился 
тихо домой.
      А. И. ТУРГЕНЕВ. Из дневника.  Щеголев,  271.

      После смерти Пушкина я находился при гробе его почти постоянно до выноса 
тела в церковь, что в здании Конюшенного ведомства. Вынос тела был совершен 
ночью, в присутствии родных Н. Н. Пушкиной, графа Г. А. Строганова и его жены, 
Жуковского, Тургенева, графа Вельегорского, Аркадия Ос. Россети, офицера 
генерального штаба Скалона и семейств Карамзиной и князя Вяземского. Вне этого 
списка пробрался по льду в квартиру Пушкина отставной офицер путей сообщения 
Веревкин, имевший, по объяснению А. О. Россети, какие-то отношения к покойному. 
Никто из посторонних не допускался. На просьбы А. Н. Муравьева и старой 
приятельницы покойника, графини Бобринской (жены графа Павла Бобринского), 
переданные мною графу Строганову, мне поручено было сообщить им, что никаких 
исключений не допускается. Начальник штаба корпуса жандармов Дубельт, в 
сопровождении около двадцати штаб- и обер-офицеров, присутствовал при выносе. По 
соседним дворам были расставлены пикеты. Развернутые вооруженные силы вовсе не 
соответствовали малочисленным и крайне смирным друзьям Пушкина, собравшимся на 
вынос тела. Но дело в том, что назначенный день и место выноса были изменены; 
список лиц, допущенных к присутствованию в печальной процессии, был крайне 
ограничен, и самые энергические и вполне осязательные меры были приняты для 
недопущения лиц неприглашенных.
      Кн. П. П. ВЯЗЕМСКИЙ.  "Пушкин", сборник Бартенева,  II, 69.

      Наталья Николаевна Пушкина, с душевным прискорбием извещая о кончине 
супруга ее, Двора Е. И. В. Камер-Юнкера Александра Сергеевича Пушкина, 
последовавшей в 29 день сего января, покорнейше просит пожаловать к отпеванию 
тела в Исакиевский собор, состоящий в Адмиралтействе, 1-го числа февраля в 11 
часов до полудня.
      ПРИГЛАШЕНИЕ НА ОТПЕВАНИЕ ПУШКИНА.  Пушкин, изд. Брокгауза -- Ефрона,  т, 
VI, стр. 317.

      Нынешний Исакиевский собор тогда еще строился<1, а Исакиевским собором 
называлась церковь в здании Адмиралтейства, к которой Пушкин был прихожанином, 
живя на Мойке.
      П. И. БАРТЕНЕВ.  Рус. Арх.,  1879, 1, 395.

      <1Отстроен и освящен в 1858 году.

      Билеты приглашенным были разосланы без всякого выбора; Пушкин был знаком 
целому Петербургу; дипломатический корпус приглашен был потому, что Пушкин был 
знаком со всеми его членами; для назначения же тех, кому посылать билеты, 
сделали просто выписку из реестра, который взят был у графа Воронцова.
      В. А. ЖУКОВСКИЙ -- гр. А. X. БЕНКЕНДОРФУ.  Щеголев,  254.

      Утром многие приглашенные на отпевание и желавшие отдать последний долг 
Пушкину являлись в Адмиралтейство, с удивлением находили двери запертыми и не 
могли найти никого для объяснения такого обстоятельства. В это время происходило 
отпевание в Конюшенной церкви, куда приезжавших пускали по билетам.
      М. Н. ЛОНГИНОВ.  Современная Летопись,  1863, • 18, стр. 13.

      Живы еще лица, помнящие, как С. С. Уваров явился бледный и сам не свой в 
Конюшенную церковь на отпевание Пушкина и как от него сторонились.
      П. И. БАРТЕНЕВ.  Рус. Арх.,  1888, II, 297.

      Я стояла близ гроба, в группе дам, между которыми находилась Ел. Мих. 
Хитрово. Заливаясь слезами, выражая свое сожаление о кончине Пушкина, она 
шепнула мне сквозь слезы, кивнув головою на стоявших у гроба официантов, во 
фраках, с пучками разноцветных лент на плечах:
      -- Посмотрите, пожалуйста, на этих людей: какая бесчувственность! Хоть бы 
слезинку проронили! -- Потом она тронула одного из них за локоть. -- Что же ты, 
милый, не плачешь? Разве тебе не жаль твоего барина? Официант обернулся и 
отвечал невозмутимо: -- Никак нет-с... Мы, значит, от гробовщика, по наряду!
      А. М. КАРАТЫГИНА-КОЛОСОВА. Воспоминания.  Рус. Стар.,  1880, т. 28, стр. 
572.

      Между прочими подробностями о смерти и отпевании Пушкина, А. И. Тургенев 
сообщил  (тригорским соседкам Пушкина),  что уважение к памяти поэта в громадных 
толпах народа, бывших на его отпевании в Конюшенной церкви, было до того велико, 
что все полы сюртука Пушкина были разорваны в лоскутки, и он оказался лежащим 
чуть не в куртке; бакенбарды его и волосы на голове были тщательно обрезаны его 
поклонницами.
      М. И. СЕМЕВСКИЙ. К биографии Пушкина.  Рус. Вестн.,  1869, ноябрь, 92.

      Отпевание тела его происходило в церкви Спаса в Конюшенной 1-го февраля в 
11 часов утра... Перед церквью, для отдания последнего долга любимому писателю, 
стеклись во множестве люди всякого звания. Трогательно было видеть вынос гроба 
из церкви: И. А Крылов, В. А. Жуковский, кн. П. А. Вяземский и другие литераторы 
и друзья покойного несли гроб.
      М. А. КОРКУНОВ., Письмо к издателю Моск. Ведом. СПб., 4 февр. 1837 г.  П-н 
и его совр-ки,  VIII, 83.

      Прах Пушкина принял последнее целование родных и друзей. В. А. Жуковский 
обнял бездыханное тело его и долго держал его безмолвно на груди своей.
      П. В. АННЕНКОВ.  Материалы,  422.

      Современники-свидетели передавали нам, что во время отпевания обширная 
площадь перед церковью представляла собою сплошной ковер из человеческих голов, 
и что когда тело совсем выносили из церкви, то шествие на минуту запнулось; на 
пути лежал кто-то большого роста, в рыданиях. Его попросили встать и 
посторониться. Это был кн. П. А. Вяземский.
      П. И.БАРТЕНЕВ.  Рус. Арх.,  1879, I, 397.

      Похороны г. Пушкина отличались особенною пышностью, и в то же время были 
необычайно трогательны. Присутствовали главы всех иностранных миссий, за 
исключением графа Дерама  (английского посла)  и кн. Суццо  (греческого посла) -
-  по болезни ,  барона Геккерена, который не был приглашен, и г. Либермана  
(прусского посла),  отклонившего приглашение вследствие того, что ему сказали, 
что названный писатель подозревался в либерализме в юности, бывшей, 
действительно, весьма бурною, как молодость многих гениев, подобных ему.
      Бар. К. А. ЛЮТЦЕРОДЕ (саксонский посланник) в донесении саксонскому 
правительству 8 февраля 1837 г.  Щеголев.  375.

      Долг чести повелевает мне не скрыть от вас того, что общественное мнение 
высказалось при кончине г. Пушкина с большей силой, чем предполагали . Но 
необходимо выяснить, что это мнение принадлежит не высшему классу, который 
понимал, что в таких роковых событиях мой сын по справедливости не заслуживает 
ни малейшего упрека. Чувства, о которых я говорю, принадлежат лицам из третьего 
сословия, если так можно назвать в России класс, промежуточный между настоящей 
аристократией и высшими должностными лицами, с одной стороны, и народной массой, 
совершенно чуждой событию, о котором она и судить не может, -- с другой. 
Сословие это состоит из литераторов, артистов, чиновников низшего разряда, 
национальных коммерсантов высшего полета и т. д.
      Барон ГЕККЕРЕН-СТАРШИЙ -- барону ВЕРСТОЛКУ, 14. февр. 1837 г. Щеголев, 
299.

       Февраль 1.  Похороны Пушкина. Это были, действительно, народные похороны. 
Все, что сколько-нибудь читает и мыслит в Петербурге, -- все стекалось к церкви, 
где отпевали поэта. Это происходило в Конюшенной. Площадь была усеяна экипажами 
и публикою, но среди последней -- ни одного тулупа или зипуна. Церковь была 
наполнена знатью. Весь дипломатический корпус присутствовал. Впускали в церковь 
только тех, которые были в мундирах или с билетом. На всех лицах лежала печаль -
- по крайней мере наружная. Я прощался с Пушкиным: "И был странен тихий мир его 
чела". Впрочем, лицо уже значительно изменилось: его успело коснуться 
разрушение. Мы вышли из церкви с Кукольником.
      -- Утешительно по крайней мере, что мы все-таки подвинулись вперед, -- 
сказал он, указывая на толпу, пришедшую поклониться праху одного из лучших своих 
сынов.
      Народ обманули: сказали, что Пушкина будут отпевать в Исакиевском соборе -
- так было означено и на билетах, а между тем, тело было из квартиры вынесено 
ночью, тайком, и поставлено в Конюшенной церкви. В университете получено строгое 
предписание, чтобы профессора не отлучались от своих кафедр и студенты 
присутствовали бы на лекциях. Я не удержался и выразил попечителю свое 
прискорбие по этому поводу. Русские не могут оплакивать своего согражданина, 
сделавшего им честь своим существованием! Иностранцы приходили поклониться поэту 
в гробу, а профессорам университета и русскому юношеству это воспрещено. Они 
тайком, как воры, должны были прокрадываться к нему.
      А. В. НИКИТЕНКО. Записки и дневник, I, 284.

      Граф Фикельмон явился на похороны в звездах; были Барант и другие. Но из 
наших ни Орлов, ни Киселев не показались. Знать стала навещать умиравшего поэта, 
только прослышав об участливом внимании царя.
      А. О. РОССЕТ по записи БАРТЕНЕВА.  Рус. Арх.,  1882, I, 248.

      В университете положительно не обнаружилось тогда ни малейшего волнения, и 
если бы Уваров не дал накануне знать, что он посетит аудитории в самый день 
похорон, то едва ли пошло бы много студентов на Конюшенную площадь. Граф Уваров 
нашел в Университете одних казенных студентов. Вообще же впечатление кончины 
Пушкина на студентов было незначительное.
      Кн. ПАВЕЛ ВЯЗЕМСКИЙ. Собр. соч., 560.

      Многие студенты сговорились вместе итти на похороны Пушкина, но не знали, 
откуда будут похороны, -- все полагали, что из Адмиралтейской церкви. Оказалось, 
отпевание было в Конюшенной церкви. Толпами мы бросились сперва к 
Адмиралтейской, а потом к Конюшенной площади, но здесь трудно было протолкаться 
через полицию, и только некоторые счастливцы получили доступ в церковь. Я 
оставался с другими на площади. На вопрос проходящего, кого хоронят, жандарм 
ничего не ответил, будочник -- что не может знать, а квартальный надзиратель, -- 
что камер-юнкера Пушкина. Долго ждали мы окончания церковной службы; наконец, на 
паперти стали появляться лица в полной мундирной форме; военных было немного, но 
большое число придворных (вероятно, по случаю того же камер-юнкерства) ; в 
черных фраках были только лакеи, следовавшие перед гробом, красным с золотом 
позументом; регалий и воспоминаний из жизни поэта никаких. Гроб вынесен был на 
улицу посреди пестрой толпы мундиров и салопов, что мало соответствовало тому 
чувству, которое в этот момент наполняло наши юношеские души. Притом все это 
мелькнуло перед нами только на один миг. С улицы гроб тотчас же вынесен был в 
расположенные рядом с церковью ворота в Конюшенный двор, где находился 
заупокойный подвал, для принятия тела до его отправления в Псковскую губернию. 
Живо помню, как взоры наши следили в глубину ворот за гробом, пока он не исчез, 
-- вот все, чем ознаменовалось участие молодежи в погребении русской гражданской 
славы!
      М.-Н. Воспоминания из дальних лет.  Рус. Стар.,  1881, т. 31, май, стр. 
160.

      Пушкин соединял в себе два единых существа: он был великий поэт и великий 
либерал, ненавистник всякой власти. Осыпанный благодеяниями государя, он однако 
же до самого конца жизни не изменился в своих правилах, а только в последние 
годы стал осторожнее в изъявлении оных. Сообразно сим двум свойствам Пушкина, 
образовался и круг его приверженцев. Он состоял из литераторов и из всех 
либералов нашего общества. И те, и другие приняли живейшее, самое пламенное 
участие в смерти Пушкина; собрание посетителей при теле было необыкновенное; 
отпевание намеревались делать торжественное, многие располагали следовать за 
гробом до самого места погребения в Псковской губернии; наконец, дошли слухи, 
что будто в самом Пскове предполагалось выпрячь лошадей и везти гроб людьми, 
приготовив к этому жителей Пскова. -- Мудрено было решить, не относились ли все 
эти почести более к Пушкину-либералу, нежели к Пушкину-поэту. -- В сем 
недоумении и имея в виду отзывы многих благомыслящих людей, что подобное как бы 
народное изъявление скорби о смерти Пушкина представляет некоторым образом 
неприличную картину торжества либералов, -- высшее наблюдение признало своею 
обязанностью мерами негласными устранить все почести, что и было исполнено.
      ОТЧЕТ О ДЕЙСТВИЯХ КОРПУСА ЖАНДАРМОВ ЗА 1837 ГОД.  А. С. Поляков.  О смерти 
Пушкина, 46.

      Смерть Пушкина представляется здесь, как несравнимая потеря страны, как 
общественное бедствие. Национальное самолюбие возбуждено тем сильнее, что враг, 
переживший поэта, -- иноземного происхождения. Громко кричат о том, что было бы 
невыносимо, чтобы французы могли безнаказанно убить человека, с которым исчезла 
одна из самых светлых национальных слав. Эти чувства проявились уже во время 
похоронных церемоний по греческому ритуалу, которые имели место сначала в 
квартире покойного, а потом на торжественном богослужении, которое было 
совершено с величайшею торжественностью в придворной Конюшенной церкви, на 
котором почли долгом присутствовать многие члены дипломатического корпуса. 
Думаю, что со времени смерти Пушкина и до перенесения его праха в церковь в его 
доме перебывало до 50.000 лиц всех состояний, многие корпорации просили о 
разрешении нести останки умершего. Шел даже вопрос о том, чтобы отпрячь лошадей 
траурной колесницы и предоставить несение тела народу; наконец, демонстрации и 
овации, вызванные смертью человека, который был известен за величайшего атеиста, 
достигли такой степени, что власть, опасаясь нарушения общественного порядка, 
приказала внезапно переменить место, где должны были состояться торжественные 
похороны, и перенести тело в церковь ночью.
      ЛИБЕРМАН, прусский посланник при русском дворе, в донесении своему 
правительству, 2 -- 14 февр. 1837 г.  Щеголев,  384.

      Стечение было многочисленное по улицам, ведущим к церкви, и на Конюшенной 
площади; но народ в церковь не пускали. Едва достало места и для блестящей 
публики. Толпа генералов-адъютантов, гр. Орлов, кн. Трубецкой, гр. Строганов, 
Перовский, Сухозанет, Адлерберг, Шипов и пр. Послы французский с растроганным 
выражением, искренним, так что кто-то прежде, слышав, что из знати немногие о 
Пушкине пожалели, сказал: Барант и Геррера sont les seules Russes dans tout cela  
(во всем этом -- единственные русские!).
      А. И. ТУРГЕНЕВ -- А. И. НЕФЕДЬЕВОЙ, 1 февр. 1837 г.  П-н и его совр-ки,  
VI, 67.

      Лицо Баранта: единственный русский -- вчера еще, но сегодня генерал- и 
флигель-адъютанты.
      А. И. ТУРГЕНЕВ. Из дневника.  Щеголев,  271,

      Австрийский посол, неаполитанский, саксонский, баварский и все с женами и 
со свитами. Чины двора, министры некоторые: между ними -- и  Уваров;  смерть -- 
примиритель. Дамы, красавицы и модниц множество; Хитрова -- с дочерьми, гр. 
Бобринский, актеры: Каратыгин и пр. Журналисты, авторы -- Крылов последний из 
простившихся с хладным телом. Кн. Шаховской. Молодежи множество. Служил 
архимандрит и шесть священников. Рвались -- к последнему целованию. Друзья 
вынесли гроб; но желавших так много, что теснотою разорвали фрак надвое у кн. 
Мещерского. Тут и Энгельгардт -- воспитатель его в царскосельском лицее; он 
сказал мне: восемнадцатый из моих умирает, т. е. из первого выпуска лицея. Все 
товарищи поэта по лицею явились. Мы на руках вынесли гроб в подвал на другой 
двор; едва нас не раздавили. Площадь вся покрыта народом, в домах и на 
набережных Мойки тоже.
      А. И. ТУРГЕНЕВ -- А. И. НЕФЕДЬЕВОЙ, 1 февр. 1837 г.  П-н и его совр-ки,  
VI, 68.

      Сегодня  (1 февраля),  еще прежде дуэля назначена и в афишках объявлена 
была для бенефиса Каратыгина пиэса Пушкина:  "Скупой Рыцарь,  сцены из Ченстовой 
трагикомедии". Каратыгин по случаю отпевания Пушкина отложил бенефис до завтра, 
но пиэсы этой -- играть не будут! -- вероятно опасаются излишнего энтузиасма...
      А. И. ТУРГЕНЕВ -- А. И. НЕФЕДЬЕВОЙ, 1 февр. 1837 г.  П-н и его совр-ки,  
VI, 66.

      Тело Пушкина до дня похорон поставили в склеп Конюшенной церкви, и там 
поклонения продолжались. А дамы так даже ночевали в склепе, и самой ярой из них 
оказалась тетушка моя Агр. Фед. Закревская. Сидя около гроба в мягком кресле и 
обливаясь горючими слезами, она знакомила ночевавших с нею в склепе барынь с 
особенными интимными чертами характера дорогого ей человека. Поведала, что 
Пушкин был в нее влюблен без памяти, что он ревновал ее ко всем и каждому. Что 
еще недавно в гостях у Соловых он, ревнуя ее за то, что она занималась с кем-то 
больше, чем с ним, разозлился на нее и впустил ей в руку свои длинные ногти так 
глубоко, что показалась кровь. И тетка с гордостью показывала любопытным барыням 
повыше кисти видные еще следы глубоких царапин. А потом она еще рассказывала, 
что в тот же вечер, прощаясь с нею, Пушкин шепнул ей на ухо: Peut etre, vous ne 
me reverrez gamais"//Может быть, вы никогда меня больше не увидите  (фр.) //. И 
точно, она его живым больше не видала. Тетка Агр. Фед-на, рассказывая все это во 
время бессонных ночей в склепе, не сфантазировала ни слова, а говорила только 
всю правду. Пушкин точно был большой поклонник прекрасного пола, а Закревская 
была очень хороша собой... Кроме того, она была бесспорно умная, острая женщина 
(немного легкая на слово), но это не мешало тому, чтоб Пушкин любил болтать с 
ней, читал ей свои произведения и считал ее другом. А он был так самолюбив, что 
не мог перенести, чтоб женщина, которую он удостаивает своим вниманием, хотя на 
минуту увлеклась разговором с кем-нибудь другим.
      М. Ф. КАМЕНСКАЯ. Воспоминания.  Истор. Вестн.,  1894, т. 58, стр. 54.

      От глубоких огорчений, от потери мужа, жена Пушкина была больна, она 
просила государя письмом дозволить Данзасу проводить тело ее мужа до могилы, так 
как по случаю тяжкой болезни она не могла исполнить этого сама.
      А. АММОСОВ со слов К. К. ДАНЗАСА, 39.

      Я немедленно доложил его величеству просьбу г-жи Пушкиной, дозволить 
Данзасу проводить тело в его последнее жилище. Государь отвечал, что он сделал 
все, от него зависевшее, дозволил подсудимому Данзасу остаться до сегодняшней 
погребальной церемонии при теле его друга; что дальнейшее снисхождение было бы 
нарушением закона -- и следовательно невозможно; но он прибавил, что Тургенев, 
давнишний друг покойного, ни в чем не занятый в настоящее время, может отдать 
этот последний долг Пушкину, и что он уже поручил ему проводить тело.
      Гр. А. X. БЕНКЕНДОРФ -- гр. Г. А. СТРОГАНОВУ. Аммосов, 68.

       2 февраля.  Жуковский с письмом гр. Бенкендорфа к гр. Строганову, -- о 
том, что вместо Данзаса назначен я, в качестве старого друга, отдать ему 
последний долг. Я решился принять... На панихиду. Тут граф Строганов представил 
мне жандарма; о подорожных и крестьянских подставах. Куда еду -- еще не знаю. 
Заколотили Пушкина в ящик. Вяземский положил с ним свою перчатку.
      А. И. ТУРГЕНЕВ. Из дневника.  Щеголев,  272 -- 273.

      Донесли, что Жуковский и Вяземский положили свои перчатки в гроб, -- и в 
этом видели что-то и к кому-то враждебное.
      А. И. ТУРГЕНЕВ -- Н. И. ТУРГЕНЕВУ, 28 февр. 1837г.  П-н и его совр-ки,  
VI, 92.

       3-го февраля  в полночь мы отправились из Конюшенной церкви, с телом 
Пушкина, в путь; я с почтальоном в кибитке позади тела; жандармский капитан 
впереди оного. Дядька покойного желал также проводить останки своего доброго 
барина к последнему его жилищу, куда недавно возил он же и тело его матери; он 
стал на дрогах, кои везли ящик с телом, и не покидал его до самой могилы.
      А. И. ТУРГЕНЕВ -- А. И. НЕФЕДЬЕВОЙ, 9 февр. 1837 г.  П-н и его совр-ки,  
VI, 71.

      Старый дядька Пушкина, Никита Козлов, находился при нем в малолетстве, 
потом состоял при нем все время пребывания в псковской его деревне, и оставался 
до последней минуты жизни его. Ему же поручено было отвезти тело А. С-ча в 
монастырь, где он и погреб его.
      Н. И. ТАРАСЕНКО-ОТРЕШКОВ -- В. П. ГОЛОВИНОЙ.  Ист. Вестн.,  1894, т. 58, 
стр. 778.

      Старый дядька Пушкина, Никита Козлов, можно сказать, не покидал своего 
питомца от колыбели до могилы. Он был, помнится, при нем и в Москве. Не знаю, 
был ли при нем верный дядька в лицее, и позже в Одессе и Бессарабии, но он был с 
ним и в сельце Михайловском, и на пути его из столицы в последний приют, в 
Святогорский монастырь.
      Н. В. СУШКОВ. Раут. М., 1851, стр. 8 -- 9.

       (Жандармский полковник Ракеев). --  Я препровождал... Назначен был шефом 
нашим препроводить тело Пушкина. Один я, можно сказать, и хоронил его. Человек у 
него был... что за преданный был слуга! Смотреть даже было больно, как убивался. 
Привязан был к покойнику, очень привязан. Не отходил почти от гроба: ни ест, ни 
пьет.
      М. ИЛ. МИХАИЛОВ. Из дневника.  Рус. Стар.,  1906, т. 127, стр. 391.

      Жена моя возвращалась из Могилева и на одной станции неподалеку от 
Петербурга увидела простую телегу, на телеге солому, под соломой гроб, обернутый 
рогожею. Три жандарма суетились на почтовом дворе, хлопотали о том, чтобы скорее 
перепрячь курьерских лошадей и скакать дальше с гробом.
      -- Что это такое? -- спросила моя жена у одного из находившихся здесь 
крестьян.
      -- А бог его знает что! Вишь, какой-то Пушкин убит -- его мчат на почтовых 
в рогоже и соломе, прости господи -- как собаку.
      А. В. НИКИТЕНКО. Дневник, 12 февраля 1837 года. Записки и дневник, т. 1, 
286.

       4-го февраля.  Перед гробом и мною скакал жандармский капитан. Проехали 
Софию, в Гатчине рисовались дворцы и шпиц протестанской церкви, в Луге или 
прежде пил чай. Тут вошел в церковь. На станции перед Псковом встреча с 
камергером Яхонтовым, который вез письмо Мордвинова к Пещурову, но не сказал мне 
о нем. Я поил его чаем и обогнал его; приехал к 9 часам в Псков, прямо к 
губернатору -- на вечеринку. Яхонтов скоро и прислал письмо Мордвинова, которое 
губернатор начал читать вслух, но дошел до высочайшего повеления -- о  невстрече 
--  тихо и показал только мне -- именно тому, кому казать не должно было: сцена 
хоть бы из комедии!
      А. И. ТУРГЕНЕВ. Из дневника.  Щеголев,  273.

      Милостивый Государь Алексей Никитыч! Г. Действ. ст. сов. Яхонтов, который 
доставит сие письмо вашему превосходительству, сообщит вам наши новости. Тело 
Пушкина везут в Псковскую губернию для предания земле в имении его отца. -- Я 
просил г. Яхонтова передать вам по сему случаю поручение графа Ал. Хр.  
(Бенкендорфа),  но вместе с тем имею честь сообщить вашему превосходительству 
волю государя императора, чтобы вы воспретили всякое особенное изъявление, 
всякую встречу, одним словом, всякую церемонию, кроме того, что обыкновенно по 
нашему церковному обряду исполняется при погребении тела дворянина. К сему не 
излишним считаю, что отпевание тела уже совершено.
      А. Н. МОРДВИНОВ -- А. Н. ПЕЩУРОВУ, 2 февраля 1837 г.  П-н и его совр-ки,  
VI, 109.

       5 февраля.  В 1 час пополуночи отправились сперва в Остров, за 56 верст, 
где исправник и городничий нас встретили и послали с нами чиновника далее; 
оттуда за пятьдесят верст к Осиновой -- в Тригорское, где уже был в три часа 
пополудни. За нами прискакал и гроб в седьмом часу вечера; гроб оставил я на 
последней станции с почтальоном и дядькой. Осипова послала, по моей просьбе, 
мужиков рыть могилу; вскоре и мы туда поехали с жандармом; зашли к архимандриту; 
он дал мне описание монастыря; рыли могилу; между тем, я осмотрел, хотя и ночью, 
церковь, ограду и здания. Условились приехать на другой день и возвратились в 
Тригорское. Повстречали тело на дороге, которое скакало в монастырь. Гроб внесли 
в верхнюю церковь и поставили до утра там. Напились чаю, я уложил спать жандарма 
и сам остался мыслить вслух о Пушкине с милыми хозяйками; читал альбум со 
стихами Пушкина, Языкова и проч. Дочь  (Мария Ивановна Осипова)  пленяла меня: 
мы подружились. В 11 часов я лег спать. На другой день
       (6 февраля),  в 6 часов утра, отправились мы -- я и жандарм!! -- опять в 
монастырь, -- все еще рыли могилу; моим гробокопателям помогали крестьяне 
Пушкина, узнавшие, что гроб прибыл туда; мы отслужили панихиду в церкви и 
вынесли на плечах крестьян и дядьки гроб в могилу -- немногие плакали. Я бросил 
горсть земли в могилу; выронил несколько слез и возвратился в Тригорское. Там 
предложили мне ехать в Михайловское, и я поехал с милой дочерью, несмотря на 
желание и на убеждение жандарма не ездить, а спешить в обратный путь. Дорогой 
Марья Ивановна объяснила мне Пушкина в деревенской жизни его, показывала 
урочища, любимые сосны, два озера, покрытых снегом, и мы вошли в домик поэта, 
где он прожил свою ссылку и написал лучшие стихи свои. Все пусто. Дворник, жена 
его плакали.
      А. И. ТУРГЕНЕВ. Из дневника.  Щеголев,  274. Дополнено по письму А. И. 
Тургенева к А. И. Нефедьевой от 9 февр. 1837 г.  П-н и его совр-ки,  VI, 72.

      Кто бы сказал, что даже дворня  (Тригорского),  такая равнодушная по 
отношению к другим, плакала о нем! В Михайловском г. Тургенев был свидетелем 
такого же горя.
      Бар. Б. А. ВРЕВСКИЙ -- С. Л. ПУШКИНУ, 21 марта 1837 г.  П-н и его совр-ки,  
VIII, 63.

      Они  (Пушкин и его мать)  лежат теперь под одним камнем, гораздо ближе 
друг к другу после смерти, чем были в жизни.
      АЛ. Н. ВУЛЬФ. Дневник, 21 марта 1842 г.  Л. Майков,  217.



В. Вересаев.
Пушкин в жизни.

      Эпилог
      Оплакивая страшную безвременную утрату и ища причины катастрофы, 
современники поэта открыли спор, который продолжается до сих пор. Каждое новое 
поколение вносит в него свои страсти, свои идеи и открытия. Число высказанных 
предположений очень велико, но в целом, как показывает пушкиноведческая 
литература, они распределяются по четырем основным направлениям.
      1. Наиболее распространено в настоящее время следующее объяснение: поэт, 
измученный неблагоприятными обстоятельствами, обуреваемый страстной ревностью, 
доведенный до крайности оскорблениями, нанесенными его чести, посылает 
самоубийственное письмо Геккерну. Ситуацию в целом можно передать словом: 
"Затравили!" Спорят, кому принадлежит главная роль в создании такой ситуации -- 
одни указывают на царя, другие видят главного виновника в Бенкендорфе и 
действиях тайной полиции, некоторые считают, что в центре всей интриги стоял 
Уваров, раздаются также голоса в пользу того, что след интриги ведет в покои 
императрицы; иные называют организаторами травли Нессельроде и его жену. Более 
вероятно, что инициатива диплома исходила от обитателей голландского посольства. 
Высказывалось и предположение, что здесь мы имеем дело с международным 
заговором. Ю. Н. Тынянов, например, считал, что он сложился на Венском конгрессе 
по предложению Меттерниха и Александра I; целью его было обезглавить 
революционное движение, физически уничтожая его вождей и глашатаев; помимо 
Пушкина его жертвами стали Грибоедов, Полежаев, Лермонтов, гениальный 
французский математик Галуа... Согласно другой подобной версии заговор против 
поэта организовали масоны. Разумеется, высказывается и немало смехотворных 
предположений, вроде того, что Дантес застрелил великого поэта по просьбе своей 
возлюбленной, Идалии Полетики, имевшей повод его ненавидеть. Но всегда общая 
мысль этих теорий остается неизменной -- поэт пал жертвой злокозненных замыслов 
его врагов.
      2. Менее популярна теперь другая точка зрения, ранее почти общепризнанная. 
Согласно ей история последних дней Пушкина в основе своей -- семейная драма, 
центральная коллизия, как в мелодраме, -- любовный треугольник: Дантес -- 
Наталья Николаевна -- Пушкин. Перед нами трагедия ревности, по-своему 
предсказанная поэтом в "Цыганах". С той только поправкой, что в столкновении 
погибает Алеко, а не его молодой соперник, и героиня остается жить, выходит 
замуж и, кажется, счастливо. Здесь тоже существуют разные оттенки: одни смотрят 
на это событие как на несчастный случай, который может произойти в каждой семье, 
другие видят тут ошибку Пушкина, не сумевшего удержать любовь юной жены, третьи 
находят, что Дантес только изображал страсть, желая упрочить в обществе свою 
репутацию, и Пушкину следовало вовремя поставить его на место...
      Эти два подхода объединяет то, что поэт, гений которого, по его 
собственному выражению, "с одного взгляда открывает истину", оказывается целиком 
во власти обстоятельств. Против него задумываются коварные интриги, молодой 
француз кружит голову его жене, а он, то ли по беспечности, то ли увлеченный в 
мир поэтических грез, ничего не видит, не слышит и не замечает. В основе этих 
подходов лежит представление о поэте как существе слабом, беззащитном и не от 
мира сего.
      3. Именно против этого и возражают сторонники иного взгляда. "Разве не 
унизительно, -- говорят они, -- для великого человека быть пустой игрушкой 
чуждых внешних воздействий, и притом идущих от таких людей, для которых у самого 
этого человека и его поклонников не находится достаточно презрительных 
выражений?" (Вл. Соловьев). Сторонником этой позиции был и Вересаев. В последние 
годы число ее сторонников растет. На месте представления о Пушкине как объекте 
действия ими выдвигается другая точка зрения: Пушкин по своей воле окончил свое 
земное поприще. Так думали многие современники (Хомяков, Павлищев, Пав. 
Вяземский и другие). При этом одни просто говорят о самоубийстве, вынужденном 
обстоятельствами (но эта позиция ничем, по существу, не отличается от первой из 
рассмотренных нами). Другие настаивают на том, что Пушкин готовился к смерти и 
искал ее. Речь идет в этом случае об инициативном, осмысленном философски и 
эстетически шаге: не случайно в его лирике ("Полководец", "Из А. Шенье") 
появляются под конец прежде совершенно чуждые ему мотивы самоубийства, они 
накапливаются и в незаконченных прозаических произведениях 1835 года. В этом 
что-то есть. Пушкин, безусловно, смотрел на жизнь как на своеобразное 
произведение искусства, роман особого жанра. "Он испробовал все жанры, все они 
обнаруживали свою конечность, он был больше любого жанра, и в конце концов 
недостаточным оказался и жанр жизни. Тогда он умолк и -- как он делал это в 
своих стихах и прозе -- заставил говорить молчание" (В. Непомнящий). Не просто 
уйти из жизни, исчерпав ее до конца, но умереть с оружием в руках, защищая честь 
своей прекрасной жены -- этот могучий трагический финал, скрепляя кровью две 
параллели, творческую и житейскую, не давал им распасться в глазах потомков на 
хрестоматийные "жизнь" и "творчество". Полный титанической решимости и 
величественной красоты свободного и сильного духа, подобный замысел мог быть не 
чужд Пушкину.
      4. Наконец, существует еще одно мнение. Его лучше всего выразил Блок: 
"Пушкина убила вовсе не пуля Дантеса. Его убило отсутствие воздуха. С ним 
умирала его культура.
      Пора, мой друг, пора! покоя сердце просит.
      Это предсмертные вздохи Пушкина, и также вздохи культуры пушкинской поры". 
Действительно, рассматривать смерть великого поэта только как завершение его 
личной биографии не приходится -- это историческое событие во всех смыслах 
слова, со своими субъективными и объективными причинами. Примечательно в этом 
смысле, что судьба той плеяды, которую принято называть его именем, не очень 
отличается от пушкинской. Хотя, кроме него и Рылеева, никто из них не умер 
насильственной смертью, все они ушли из жизни неожиданно и преждевременно: 
Дельвиг умирает в 32 года, А. Одоевский в 37, Тепляков в 38, Баратынский в 44, 
Языков в 43, Кюхельбекер в 49. И это именно судьба поэтического поколения. Поэты 
следующего периода -- Майков, Фет, Некрасов, Тютчев -- прожили полный век 
человеческой жизни.
      Подводя итог, следует признать, что практически каждое из этих объяснений 
по-своему верно отражает ту или иную сторону исторической истины. Правы те, кто 
утверждает, что смерть поэта была очень желанна Николаям и бенкендорфам и они, 
как могли, торопили ее. Несомненно также, сыграла свою роль семейная драма. Но 
при этом неоспоримо, что решающая инициатива в поворотный момент была полностью 
в руках Пушкина, и он сам выбрал свой жребий, бросив на чашу весов жизнь. И сам 
воздух времени был душен для поэтов, они один за другим вслед за Дельвигом 
уходили из жизни. Можно добавить много тонких оттенков к этим объяснениям, но 
общая суть их останется неизменной: на беду его, он был Поэтом, т. е. человеком, 
исполненным благородства, с возвышенной, смелой и чувствительной душой.



      Пушкин убит! Яковлев! Как ты это допустил? У какого подлеца поднялась на 
него рука? Яковлев, Яковлев! Как мог ты это допустить? Наш круг редеет; пора и 
нам убираться...
      Ф. Ф. МАТЮШКИН (лицейский товарищ Пушкина) -- М. Л. ЯКОВЛЕВУ (тоже), 14 
февр, 1837 г., из Севастополя.  Я. Грот,  74.

      Со 2 января до настоящего времени я был беспрерывно в делах против 
чеченцев, и наш отряд не имел связи ни с чем... Эта ужасная новость меня 
сразила, я, как сумасшедший, не знаю, что делаю и что говорю... Если бы у меня 
было сто жизней, я все бы их отдал, чтобы выкупить жизнь брата. В гибельный день 
его смерти я слышал вокруг себя свист тысяч пуль, -- почему не мне выпало на 
долю быть сраженным одною из них, -- мне, человеку одинокому, бесполезному, 
уставшему от жизни и вот уже десять лет бросающему ее всякому, кто захочет.
      Л. С. ПУШКИН -- С. Л. ПУШКИНУ (отцу). 19 марта 1837 г с Кавказа.  П-н и 
его современники,  VIII, 60  (фр.).

      После смерти брата Лев, сильно огорченный, хотел ехать во Францию и 
вызвать на поединок Дантеса; но приятели отговорили его от этого намерения.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ. Полн. собр. соч., VIII, 239.

      Пушкин, это высокое создание, оставил мир, в котором он  не был счастлив.
      А. Н. КАРАМЗИН -- матери своей Е. А. Карамзиной, 12 февр. 1837.  Стар. и 
Новизна,  XVII, 292.

      Жизнь Пушкина была мучительная, -- тем более мучительная, что причины 
страданий были все мелкие и внутренние, для всех тайные. Наши врали-журналисты, 
ректоры общего мнения в литературе, успели утвердить в толпе своих прихожан 
мысль, что Пушкин упал; а Пушкин только что созрел, как художник, и все шел в 
гору, как человек, и поэзия мужала с ним вместе . Но мелочи ежедневной, 
обыкновенной жизни: они его убили.
      В. А. ЖУКОВСКИЙ -- И. И. ДМИТРИЕВУ, от 12 марта 1837 г.  Рус. Арх.,  1866, 
1642.

      Пушкин был прежде всего жертвою (будь сказано между нами) бестактности 
своей жены и ее неумения вести себя, жертвою своего положения в обществе, 
которое, льстя его тщеславию, временами раздражало его -- жертвою своего 
пламенного и вспыльчивого характера, недоброжелательства салонов и, в 
особенности, жертвою жестокой судьбы, которая привязалась к нему, как к своей 
добыче, и направляла всю эту несчастную историю.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ -- кн. О. А. ДОЛГОРУКОВОЙ, 7 апр. 1837 г.  Красный 
архив,  1929, т. II, 231.

      Епраксия Николаевна Вревская была с покойным Александром Сергеевичем все 
последние дни его жизни. Она находит, что он счастлив, что избавлен этих 
душевных страданий, которые так ужасно его мучили последнее время его 
существования.
      Бар. Б. А. ВРЕВСКИЙ -- Н. И. ПАВЛИЩЕВУ, 28 февр. 1837 г., из Голубова.  П-
н и его совр-ки,  XII, III.

      Хомяков справедливо полагает, что Пушкин был утомлен жизнью и что он 
воспользовался первым поводом для того, чтобы от нее отделаться, так как 
анонимный пасквиль не составляет оскорбления, делающего поединок неизбежным. 
Охлаждение русского общества к поэту, материальные стеснения, столкновения с 
министром и, наконец, огорчения, вызванные кокетством его жены, привели его к 
горестной катастрофе.
      В. А. МУХАНОВ. Из дневника, 2 февр. 1837 г.  Московский Пушкинист.  Вып. 
I, 1927, стр. 56  (фр.).

      Жалкая репетиция Онегина и Ленского, жалкий и слишком ранний конец. 
Причины к дуэли порядочной не было, и вызов Пушкина показывает, что его бедное 
сердце давно измучилось и что ему хотелось рискнуть жизнию, чтобы разом от нее 
отделаться или ее возобновить. Его Петербург замучил всякими мерзостями; сам же 
он чувствовал себя униженным и не имел ни довольно силы духа, чтобы вырваться из 
унижения, ни довольно подлости, чтобы с ним помириться... Пушкин не оказал 
твердости в характере (но этого от него и ожидать было нельзя), ни тонкости, 
свойственной его чудному уму. Но страсть никогда умна быть не может. Он 
отшатнулся от тех, которые его любили, понимали и окружали дружбою почти 
благоговейной, а пристал к людям, которые его принимали из милости. Тут усыпил 
он надолго свой дар высокой и погубил жизнь, прежде чем этот дар проснулся (если 
ему было суждено проснуться).
      А. С. ХОМЯКОВ -- Н. М. ЯЗЫКОВУ, в феврале 1837 г. Сочинения А. С. 
Хомякова, т. VIII, 89 -- 90.

      Вглядитесь во все беспристрастно, и вы почувствуете, что способности к 
басовым аккордам недоставало не в голове Пушкина и не в таланте его, а в душе, 
слишком непостоянной и слабой, или слишком рано развращенной и уже никогда не 
находившей в себе сил для возрождения (Пушкин измельчался не в разврате, а в 
салоне). Оттого-то вы можете им восхищаться или лучше не можете не восхищаться, 
но не можете ему благоговейно кланяться .
      А. С. ХОМЯКОВ -- И. С. АКСАКОВУ, в 1859 г. Сочинения А. С. Хомякова, т. 
VIII, 382.

      Здесь все тихо, и одна трагическая смерть Пушкина занимает публику и 
служит пищей разным глупым толкам. Он умер от раны за дерзкую и глупую картель, 
им же писанную, но, слава богу, умер христианином.
      ИМПЕРАТОР НИКОЛАЙ I -- кн. ПАСКЕВИЧУ, 4 февраля 1837 г.  Рус. Арх.,  1897, 
I, 19.

      Жаль Пушкина, как литератора, в то время, когда его талант созревал; но 
человек он был дурной.
      Кн. И. Ф. ПАСКЕВИЧ -- императору НИКОЛАЮ<***>

      Мнение твое о Пушкине я совершенно разделяю, и про него можно справедливо 
сказать, что в нем оплакивается будущее, а не прошедшее.
      НИКОЛАЙ I -- кн. И. Ф. ПАСКЕВИЧУ, 22 февр. 1837 г.  Рус. Арх..  1897, I, 
19.

      Жаль поэта -- и великая, а человек был дрянной. Корчил Байрона, а пропал, 
как заяц. Жена его, право, не виновата. Ты знал фигуру Пушкина; можно ли было 
любить, особенно пьяного!
      Ф. В. БУЛГАРИН -- А. Я. СТОРОЖЕНКЕ, 4 февр. 1837 г. Стороженки. Фамильный 
Архив, т. III, Киев, 1907, стр. 29.

      Вот и стихотворец Пушкин умер от поединка. Он был хороший стихотворец; но 
худой сын, родственник и гражданин. Я его знал в Пскове, где его фамилия.
      МИТРОПОЛИТ ЕВГЕНИЙ (КАЗАНЦЕВ) -- И. М.СНЕГИРЕВУ 15 февр. 1837 г.  Старина 
Русской земли.  Ис-след. и статьи И. М. Снегирева, т. 1, кн. 1, СПб., 1871, стр. 
135.

      Пушкин остался должен Шишкиной 12.500 р. асс., взятых у нее в разное время 
под залог шалей, жемчуга и серебра.
      Прошение Е. В. ШИШКИНОЙ в Опеку от 20 февр 1838 г.  П-н и его совр-ки,  
XIII, 96.

      Всего долгов Пушкина уплачено было опекой по 50 счетам около 120.000 руб.
      Б. Л. МОДЗАЛЕВСКИЙ. Архив Опеки над детьми и имущ. Пушкина.  П-н и его 
совр-ки,  III, 97.

      Мне хочется иметь на память от Пушкина камышевую желтую его палку, у 
которой в набалдашник вделана пуговица с мундира Петра Великого.
      А. А. КРАЕВСКИЙ -- кн. В. Ф. ОДОЕВСКОМУ, 15 февр. 1837 г.  Рус. Стар.,  
1904, т. 118, стр. 570.

      Мне достался от вдовы Пушкина дорогой подарок: перстень с изумрудом, 
который он всегда носил последнее время и называл, -- не знаю почему, -- 
талисманом; досталась от Жуковского последняя одежда Пушкина, после которой 
одели его, только чтобы положить в гроб. Это черный сюртук с небольшою, в 
ноготок, дырочкою против правого паха.
      В. И. ДАЛЬ.  Л. Майков,  419.

      Превосходнейшим изображением великого поэта, по счастливому случаю, 
останется для потомства бюст, сделанный С. И. Гальбергом; сходство, простота в 
движении, превосходная отделка, постоянные достоинства нашего скульптора, и 
здесь сохранили свои обычные места.
      (Н. В. КУКОЛЬНИК).  Худож. Газета  на 1837 г., • 9 -- 10, стр. 162.

      Небольшая фигурка в рост сделана молодым нашим художником А. И. 
Теребеневым. В голове много сходства; в самой фигуре и костюме можно бы пожелать 
и большей точности, и большей простоты.
      (Н. В. КУКОЛЬНИК).  Худож. Газета  на 1837 г., • 9 -- 10, стр. 161.

      В 1838 г. Уткин награвировал вновь портрет поэта по Кипренскому, с большой 
близостью к оригиналу в костюме и с передачей рук, но с новыми отступлениями в 
изображении черт лица. Выражение глаз другое, нос короче, выступление челюсти и 
губ более скрадено, подбородок шире... С этой доски были сделаны отпечатки для 
посмертного издания сочинений поэта 1838 -- 41 г., а впоследствии для издания 
Анненкова 1857 г. Ровинский и другие признавали эту гравюру не столь удачной и 
менее сходной, чем первая.
      Д. Н. АНУЧИН. А. С. Пушкин. Антропологический этюд. М., 1889, стр. 37.

      Поручик барон Геккерен имеет пулевую проницающую рану на правой руке ниже 
локтевого состава на четыре поперечных перста; вход и выход пули в небольшом 
один от другого расстоянии. Обе раны находятся в сгибающих персты мышцах, 
окружающих лучевую кость более к наружной стороне. Раны простые, чистые, без 
повреждения костей и больших кровеносных сосудов... Больной может ходить по 
комнате, разговаривать свободно, ясно и удовлетворительно, руку носит на повязке 
и, кроме боли в раненом месте, жалуется также на боль в правой верхней части 
брюха, где вылетевшая пуля причинила контузию, каковая боль обнаруживается при 
глубоком вдыхании, хотя наружных знаков контузии не заметно.
      ШТАБ-ЛЕКАРЬ СТЕФАНОВИЧ в рапорте от 5 февр. 1837 г. Дуэль Пушкина. 
Подлинное военносудное дело. СПб., 1900, стр. 32.

      Поведение жены Жоржа было безукоризненно при данных обстоятельствах: она 
ухаживала за ним с самою нежною заботливостью и радуется возможности покинуть 
страну, где счастливой уже быть не может.
      Бар. ГЕККЕРЕН-СТАРШИЙ -- г-же ДАНТЕС, 29 марта 1837 г.  Щеголев,  316.

      Генерал-Аудиториат... полагал: Геккерена за вызов на дуэль и убийство на 
оной камер-юнкера Пушкина, лишив чинов и приобретенного им российского 
дворянского достоинства, написать в рядовые, с определением на службу по 
назначению инспекторского департамента. Подсудимый же подполковник Данзас 
виновен в противузаконном согласии быть при дуэли со стороны Пушкина секундантом 
и в непринятии всех зависящих мер к отвращению сей дуэли... Генерал-
Аудиториат... достаточным полагал: вменив ему, Данзасу, в наказание бытность под 
судом и арестом, выдержать сверх того под арестом в крепости на гауптвахте два 
месяца и после того обратить по-прежнему на службу. Преступный же поступок 
самого камер-юнкера Пушкина, подлежавшего равному с подсудимым Геккереном 
наказанию... по случаю его смерти предать забвению.
      На всеподданнейшем докладе в 18 день сего марта последовала 
собственноручная его величества высочайшая конфирмация: "Быть по сему, но 
рядового Геккерена, как не русского подданного, выслать с жандармом заграницу, 
отобрав офицерские патенты".
       Дуэль Пушкина с Дантесом.  Подлинное военносудное дело, стр. 151.

       Одна горничная (русская) восторгается твоим умом и всей твоей особой, что 
тебе равного она не встречала во всю свою жизнь, и что никогда не забудет, как 
ты пришел ей похвастаться своей фигурой в сюртуке.
      ЕК. НИК. ДАНТЕС-ГЕККЕРЕН -- ЖОРЖУ ДАНТЕСУ.  Щеголев,  310  (фр.).

      19 марта в 9 часов утра к Геккерену явился жандармского дивизиона унтер-
офицер Яков Новиков, долженствовавший сопровождать его до границы. В 11 часов 
ему было дозволено свидание с отцом и женою. Об этом свидании есть следующее 
донесение:
      "По приказанию вашего превосходительства дозволено было рядовому Геккерену 
свидание с женою его в квартире посланника барона Геккерена; при сем свидании 
находились: жена рядового Геккерена, отец его -- посланник и некто графиня 
Строганова. При свидании я вместе с адъютантом вашего превосходительства был 
безотлучно. Свидание продолжалось всего один час. Разговоров, заслуживающих 
особенного внимания, не было. Вообще в разжалованном Геккерене незаметно 
никакого неудовольствия, напротив, он изъявил благодарность к государю-
императору за милость к нему и за дозволение, данное его жене, бывать у него 
ежедневно во время его содержания под арестом. Между прочим, говорил он, что по 
приезде его в Баден он тотчас явится к его высочеству вел. кн. Михаилу 
Павловичу. Во все время свидания, рядовой Геккерен, жена его и посланник 
Геккерен были совершенно покойны; при прощании их не замечено никаких особых 
чувств. Рядовой Геккерен отправлен мною в путь с наряженным жандармским унтер-
офицером в 1 3/4 по полудни".
      23 марта Геккерен был уже в Таурогене, -- восемьсот верст в четверо суток!
      В. В. НИКОЛЬСКИЙ (по данным архива главного штаба).  Рус. Стар.,  1880, т. 
29, стр. 429.

       19 марта 1837 г.  Встретил Дантеса, в санях с жандармом, за ним другой 
офицер, в санях. Он сидел бодро, в фуражке, разжалованный и высланный за 
границу.
      А. И. ТУРГЕНЕВ. Дневник,  Щеголев,  276.

      Я встретил Дантеса в санях тройкой, в фуражке, шитой шелком или  
(неразбор.),  он сидел бодро, на облучке сидел жандарм, в других санях офицер.
      А. И. ТУРГЕНЕВ -- А. Я. БУЛГАКОВУ, 20 марта 1837 г.  Московский Пушкинист.  
Вып. I. 1927, стр. 40.

      Дай бог, чтобы тебе не пришлось много пострадать во время твоего ужасного 
путешествия, -- тебе, больному, с двумя открытыми ранами; позволили или, вернее, 
дали ли тебе время в дороге, чтобы перевязать раны? Не думаю и сильно беспокоюсь 
о том.
      Бар. ГЕККЕРЕН-СТАРШИЙ -- ЖОРЖУ ДАНТЕСУ.  Щеголев,  317  (фр.).

      Унтер-офицер Новиков, по возвращении, донес, что "Геккерен во время пути 
вел себя смирно и весьма мало с ним говорил, а при отъезде за границу дал ему 25 
рублей".
      В. В. НИКОЛЬСКИЙ.  Рус. Стар.,  1880, т. 29, стр. 430.

      До немецкой границы Дантес ехал в придворных санях, оттуда на вольных 
лошадях. В Берлине он сделал продолжительную остановку. Четыре года назад, перед 
отъездом в Петербург, он завел здесь некоторые знакомства. Теперь он решил 
отдохнуть в этом городе, повидать знакомых и обождать приезда жены. Однажды, 
когда он, с еще не поджившей рукой, гулял на Унтер ден Линден, его увидел из 
окна своего дворца наследный принц Вильгельм (впоследствии император 
германский). Он знал Дантеса и даже снабдил его рекомендательным письмом, когда 
тот отправлялся в Россию. Вильгельм постучал в окно, позвал Дантеса во дворец и 
велел рассказать историю поединка. Наконец приехали из Петербурга жена и 
приемный отец. Их сопровождал транспорт вещей, в том числе и мебель, подаренная 
молодоженам бароном Геккереном. Из Берлина Дантес с женой отправился в Сульц (в 
Эльзасе), где и поселился в своем фамильном замке. Ничто, по-видимому, не 
смущало его душевного покоя. Ежегодно он приезжал на некоторое время в Баден, 
где по-прежнему встречался со старыми петербургскими знакомыми.
      ЛУИ МЕТМАН (внук Дантеса) по записи Я. Б. ПОЛОНСКОГО.  Посл. Новости,  
1930, • 3340.

      Семейные письма Геккеренов -- Гончаровых явственно свидетельствуют, что 
через три месяца после своей свадьбы, -- в апреле 1837 года, -- Екатерина 
Николаевна Геккерен родила своего первого ребенка .
      Л. П. ГРОССМАН. Женитьба Дантеса.  Кр. Нива,  1929, • 24, стр. II.

      Катерина Афанасьевна  (Протасова)  привезла из Петербурга вот какую 
новость: Дантесу велено выехать из России. Мицкевич прислал ему картель и писал, 
что считает себя обязанным драться с убийцею Пушкина, его первого друга; что 
если он не трус, то явится к нему в Париж. Письмо напечатано в иностранных 
журналах, и убийца уже едет в Париж. Перед глазами всей Европы нельзя было 
никоим образом отказаться от дуэли<1.
      А. А. ЕЛАГИН -- матери своей, А. П. ЕЛАГИНОЙ.  Рус. Арх.,  1905, II, 607.

      <1Дуэль не состоялась, да, по-видимому, и вызова не было.

      Голландский посол г. Геккерен выехал третьего дня, получив оскорбление в 
виде отказа в прощальной аудиенции у их императорских величеств, и получив 
теперь же прощальную табакерку, несмотря на то, что он не представил отзывных 
грамот и формально заявил графу Нессельроде, что его величество король Голландии 
не отозвал его, а только разрешил ему отпуск на неопределенное время.
      По этой причине присылка табакерки, вместе с отказом в обычной аудиенции, 
явилась настоящим ударом для г. Геккерена, вызванным, по-видимому, какою-нибудь 
особою причиною, что император, по всей вероятности, и объяснит королю 
Голландии.
      Гр. М. ЛЕРХЕНФЕЛЬД (баварский посланник) в донесении баварскому королю 15 
апреля 1837 г.  Щеголев,  379.

      Барон Геккерен, голландский посланник, должен был оставить свое место. 
Государь отказал ему в обыкновенной последней аудиенции, и семь осьмых общества 
прервали с ним тотчас знакомство. Сия неожиданная развязка убила в нем его 
обыкновенное нахальство, но не могла истребить все его подлые страсти, его 
барышничества: перед отъездом он опубликовал о продаже своей всей движимости, и 
его дом превратился в магазин, среди которого он сидел, продавая вещи и 
записывая сам продажу. Многие воспользовались сим случаем, чтоб сделать ему 
оскорбления. Например, он сидел на стуле, на котором выставлена была цена; один 
офицер, подойдя к нему, заплатил ему за стул и взял его из-под него.
      Н. М. СМИРНОВ, Памятные заметки.  Рус. Арх.,  1882, I, 237.

      Дантес, по приезде в Баден, при встрече с вел. кн. Михаилом Павловичем, 
приветствовал его по-военному; но великий князь от него отвернулся.
      В. В. НИКОЛЬСКИЙ.  Рус. Стар.,  1880, т. 29, стр. 430.

      Несколько дней тому назад был здесь Дантес и пробыл два дня. Он, как 
говорят, весьма соболезнует о бывшем с ним, но уверяет, что со времени его 
свадьбы он ни в чем не может себя обвинить касательно Пушкина и жены его, и не 
имел с нею совершенно никаких сношений, был же вынужден на поединок поведением 
Пушкина. Всем твердит, что после России все кажется ему petit et mesguin  
(маленьким и мизерным).  На лето он переезжает с женой жить сюда.
      Вел. кн. МИХАИЛ ПАВЛОВИЧ -- императору НИКОЛАЮ ПАВЛОВИЧУ 2 (14) июня 1837 
г., из Баден-Бадена.  Рус. Стар.,  1902, т. 110, 230.

      Встретивши Дантеса в Бадене, который, как богатый человек и барон, весело 
прогуливался с шляпой на бекрень  (вел. кн.),  Михаил Павлович три дня был 
расстроен. Когда графиня Сологуб-мать, которую он очень любил, спросила у него о 
причине его расстройства, -- он отвечал: "кого я видел? Дантеса!" -- 
"Воспоминание о Пушкине вас встревожило? -- "О, нет! туда ему и дорога!" -- Так 
что же? -- "Да сам Дантес! бедный! -- подумайте, ведь он солдат". Все это было в 
нем -- не притворство, но таков был склад идей.
      Кн. В. Ф. ОДОЕВСКИЙ. Дневник.  Щеголев. Дуэль,  изд. 3, стр. 450.

      Вечером на гулянии увидал я Дантеса с женою: они оба пристально на меня 
смотрели, но не кланялись, я подошел к ним  первый,  и тогда Дантес буквально 
бросился ко мне и протянул мне руку. Обменявшись несколькими обыкновенными 
фразами, я отошел и пристал к другим... Я заметил, что Дантес ждет меня, и в 
самом деле он скоро опять пристал ко мне и, схватив меня за руку, потащил в 
пустые аллеи. Не прошло двух минут, что он уже рассказывал мне со всеми 
подробностями свою несчастную историю и с жаром оправдывался в моих обвинениях, 
которые я дерзко ему высказывал. Он мне показал копию с  страшного  пушкинского 
письма, протокол ответов в военном суде и клялся в совершенной невинности. Всего 
более и всего сильнее отвергал он малейшее отношение к Наталье Николаевне  после  
обручения с сестрою ее, и настаивал на том, что второй вызов был, как черепица, 

Первая
<<<<<: >>>>>:

---

новости мира::Поисковичёк:: Магазин рунета:: Базар в рунете:: Софт Ру:: Блог ЖЖ:: Анекдоты:: Миничат

сайт построен на хостинге Агава - лучшие цены, лучшее качество

Хостинг от uCoz