А.С. Пушкин



      Вечер у Жуковского. Гнедич, Пушкин и Одоевский -- чит. сказки свои -- 
смешные и грязные анекдоты -- Пушкин что-то очень расстроен.
      М. П. ПОГОДИН. Дневник, 20 окт. 1831 г.  П-н и его совр-ки,  XXIII -- 
XXIV, 117.

      Пушкин часто переменял квартиры. По приезде из Царского Села в Петербург 
он съехал с квартиры почти тотчас же, как нанял (она была очень высока)<1, и 
поселился на Галерной в доме Брискорн.
      П. В. АННЕНКОВ.  Материалы,  312,

      <1Адрес этой квартиры Пушкин сообщает Вяземскому в письме от 15 -- 19 окт. 
1831 г. у Измайловского моста на Воскресенской улице, в доме Берникова, Как 
правильно замечает Н. О. Лериер, здесь, конечно, описка: вместо Вознесенской 
улицы, т. е. Вознесенского проспекта.

      При приезде они взяли квартиру, которая в конце концов им не понравилась, 
и они нашли другую на Галерной за 2500 рублей. Моя невестка беременна, но этого 
еще не видно; она прекрасна и очень мила.
      О. С. ПАВЛИЩЕВА -- мужу, 23 окт. 1831 г.  П-н и его совр-ки,  XV, 101  
(фр.).

      Квартира Пушкина с октября 1831 г. по май 1832 г. была в Галерной улице, 
дом Брискорн; этот дом был сквозной на Английскую набережную, рядом с ним 
помещался в то время морской штаб, за которым была английская церковь. В 
настоящее время дом принадлежит г. Струкову, •53 (см. рис. 2).
      П. ЗЕТ (П. Н. СТОЛПЯНСКИЙ). Квартиры А. С. Пушкина.  Новое Время,  1912, • 
12889.

&_1002_320_254_0
      К Пушкину. Сухое свидание. Что ваше дело? В главном правлении цензуры и 
только. Он только что переехал и разбирается.
      М. П. ПОГОДИН. Дневник, 28 окт. 1831 г.  П-н и его совр-ки,  XXIII -- 
XXIV, 118.

      Когда Пушкин приехал с женою в Петербург, то они познакомились со всею 
знатью (посредницею была Загряжская). Графиня Нессельроде, жена министра, раз 
без ведома Пушкина взяла жену его и повезла на небольшой придворный Аничковский 
вечер; Пушкина очень понравилась императрице. Но сам Пушкин ужасно был взбешен 
этим, наговорил грубостей графине и между прочим сказал: "я не хочу, чтоб жена 
моя ездила туда, где я сам не бываю".
      П. В. НАЩОКИН по записи БАРТЕНЕВА.  Рассказы о П-не,  42.

      С первого года женитьбы Пушкин узнал нужду, и хотя никто из самых близких 
не слыхал от него ни единой жалобы, беспокойство о существовании омрачало часто 
его лицо. Домашние нужды имели большое влияние на нрав его. Вспоминаю, как он, 
придя к нам, ходил печально по комнате, надув губы и опустив руки в карманы 
широких панталон, и уныло повторял: "грустно! тоска!" Шутка, острое слово 
оживляли его электрическою искрою; он громко захохочет и обнаружит ряд белых, 
прекрасных зубов, которые с толстыми губами были в нем остатками полуарабского 
происхождения. И вдруг снова, став к камину, шевеля что-нибудь в своих широких 
карманах, запоет протяжно: "грустно! тоска!" Я уверен, что беспокойствия о 
будущей судьбе семейства, долги и вечные заботы о существовании были главною 
причиною той раздражительности, которую он показал в происшествиях, бывших 
причиною его смерти.
      Н. М. СМИРНОВ.  Рус. Арх.,  1882, I, 233.

      Отец рассказал мне, что как-то вечером, осенью, Пушкин, прислушиваясь к 
завыванию ветра, вздохнул и сказал: "Как хорошо бы теперь быть в Михайловском! 
Нигде мне так хорошо не пишется, как осенью в деревне. Что бы нам поехать туда!" 
У моего отца было имение в Псковской губернии, и он собирался туда для охоты. Он 
стал звать Пушкина ехать с ним вместе. Услыхав этот разговор, Пушкина 
воскликнула: "Восхитительное местопребывание! Слушать завывание ветра, бой часов 
и вытье волков. Ты с ума сошел!" И она залилась слезами к крайнему изумлению 
моих родителей. Пушкин успокоил ее, говоря, что он только пошутил, что он устоит 
и против искушения, и против искусителя (моего отца). Тем не менее Пушкина еще 
некоторое время дулась на моего отца, упрекая его, что он внушает сумасбродные 
мысли ее супругу.
      О. Н. СМИРНОВА.  Записки А. О. Смирновой,  I, 181.

      Когда вдохновение сходило на Пушкина, он запирался в свою комнату, и ни 
под каким предлогом жена не дерзала переступить порог, тщетно ожидая его в часы 
завтрака и обеда, чтобы как-нибудь не нарушить прилив творчества. После 
усидчивой работы он выходил усталый, проголодавшийся, но окрыленный духом, и 
дома ему не сиделось.
      А. П. АРАПОВА.  Новое Время,  1907, • 11413.

      Однажды, кажется, у А. Н. Оленина, Уваров, не любивший Пушкина, гордого и 
не низкопоклонного, сказал о нем: "Что он хвалится своим происхождением от негра 
Аннибала, которого продали в Кронштадте (Петру Великому) за бутылку рома!" 
Булгарин, услыша это, не преминул воспользоваться случаем и повторил в "Северной 
Пчеле" этот отзыв. Этим объясняются стихи Пушкина "Моя родословная".
      На меня Пушкин дулся недолго. Он скоро убедился в моей неприкосновенности 
к шуткам Булгарина и, как казалось, старался сблизиться со мною. Мы раз как-то 
встретились в книжном магазине Белизара. Он поклонился мне неловко и 
принужденно; я подошел к нему и сказал, улыбаясь: "Ну, на что это походит, что 
мы дуемся друг на друга? Точно Борька Федоров с Орестом Сомовым". Он 
расхохотался и сказал: "Очень хорошо!" (любимая его поговорка, когда он был 
доволен чем-нибудь), Мы подали друг другу руки, и мир был восстановлен.
      Н. И. ГРЕЧ. Записки о моей жизни. СПб., 1886, стр. 456 -- 457.

      У Пушкина было любимою поговоркою или скороговоркою: "очень хорошо!", 
когда кто-нибудь выпустит при нем острое словечко.
      Граф М. Д. БУТУРЛИН.  Рус. Арх.,  1897, II, 373.

      Я знаю, что ты будешь бранить меня. Но  войди в мое положение  (как любил 
в таких случаях говаривать Пушкин),
      П. А. ПЛЕТНЕВ -- Я. К. ГРОТУ.  Переписка Грота с Плетневым,  II, 464.

      У Пушкина, который получил при мне письмо о новом журнале Краевского и 
стихи Языкова. Просил у него гостинцу. Вскользь о Петре -- о грамматике. Он 
ничего не знает о себе. Но участия живого уже нет.
      М. П. ПОГОДИН. Дневник, 4 ноября 1831 г.  П-н и его совр-ки.  XXIII -- 
XXIV, 118.

      Государь император высочайше повелеть соизволил: отставного коллежского 
секретаря Александра Пушкина принять на службу тем же чином и определить его в 
государственную Коллегию Иностранных Дел.
      ВЫСОЧАЙШИЙ ПРИКАЗ от 14 ноября 1831 г.  Н .  А. Гастфрейнд. Пушкин. 
Документы госуд. и с.-петербургского главн. архивов Мин. ин. дел.  СПб., 1900, 
стр. 23.

      Жена Пушкина появилась в большом свете, где ее приняли очень хорошо; она 
понравилась всем и своими манерами, и своей фигурой, в которой находят что-то 
трогательное. Я встретил их вчера утром на прогулке на Английской набережной.
      Бар. М. Н. СЕРДОБИН -- бар. Б. А. ВРЕВСКОМУ, 17 ноября 1831 г., из 
Петербурга. --  П-н и его совр-ки,  XXI -- XXII, 371  (фр.).

      Моя невестка  (Нат. Ник. Пушкина) --  женщина наиболее здесь модная. Она 
вращается в самом высшем свете, и говорят вообще, что она -- первая красавица; 
ее прозвали  "Психеей".
      О. С. ПАВЛИЩЕВА -- Н. И. ПАВЛИЩЕВУ, 17 ноября 1831 г.  П-н и его совр-ки,  
XV, 106  (фр.).

      Государь император всемилостивейше пожаловать соизволил состоящего в 
ведомстве Гос. Коллегии Иностр. Дел. колл. секр. Пушкина в титулярные советники.
      ВЫСОЧАЙШИЙ УКАЗ от 6 дек. 181 г.  Гастфрейнд. Документы,  25.

      Вот тебе мой itineraire. Собирался я выехать в зимнем дилижансе, но мне 
объявили, что, по причине оттепели, должен я отправиться в летнем; взяли с меня 
лишних 30 рублей и посадили в четвероместную карету вместе с двумя товарищами. А 
я еще и человека особою не взял, в надежде путешествовать одному. Один из моих 
спутников был рижский купец, добрый немец, которого каждое утро душили мокроты и 
который на станции ровно час отхаркивался в углу. Другой -- мемельский жид, 
путешествующий на счет первого. Вообрази, какая веселая компания. Немец три раза 
в день и два раза в ночь аккуратно был пьян. Жид забавлял его всю дорогу 
приятным разговором, например, по-немецки рассказывал ему Ivan Wijiguin (ganz 
charmant) //Ивана Выжигина (совсем charmant)  (нем.);  charmant -- прелестно  
(фр.) //. Я старался их не слушать и притворялся спящим. В Валдае принуждены мы 
были пересесть в зимние экипажи и насилу дотащились до Москвы. Нащокина не нашел 
я на старой его квартире; насилу отыскал его у Пречистенских ворот, в доме 
Ильинской. Он все тот же: очень мил и умен; был в выигрыше, но теперь 
проигрался, в долгах и хлопотах.
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, 8 декабря 1831 г., из Москвы.

       Секретно.  Находящийся под секретным надзором чиновник 10 класса 
Александр Пушкин сего месяца 13 числа прибыл из С.-Петербурга и остановился 
Пречистенской части I квартала в доме гг. Ильинских. Предписанный за ним надзор 
учрежден.
      Полицмейстер МИЛЛЕР в рапорте и. д. моск. об.-полицмейстера, 23 дек. 1831 
г.  Красн. Арх.,  т. 37, стр. 243.

      Когда Пушкин приезжал к Нащокину, они тотчас отправлялись в бани 
(Лепехинские, что были у Смоленского рынка) и там вдоволь наговаривались, так 
что им после не .нужно было много говорить: в обществе они уже вполне понимали 
друг друга. Вставал Пушкин довольно рано, никуда не выходил, покуда не встанет 
Нащокин, просыпавшийся довольно поздно, потому что засиживался в английском 
клубе, куда Пушкин не ездил. Питая особенную к нему нежность, он укутывал его, 
отправлял в клуб, крестил.
      П. И. БАРТЕНЕВ со слов П. В. НАЩОКИНА.  Рассказы о П-не,  27.

      Рассказ Чаадаева... Наиболее Пушкин любил Нащокина, который давал ему 
всегда в заем денег. Пушкин вечно влюблялся.
      О. М. БОДЯНСКИЙ. Дневник, 25 окт. 1850 г.  Рус. Стар.,  1889, т. 64, стр. 
128.

      Поэт Пушкин здесь, как слышно, на несколько дней. У него жена, как 
сказывают, первая красавица в С.-Петербурге. Я не видел ее,
      А. И. ТУРГЕНЕВ -- Н. И. ТУРГЕНЕВУ, 8 дек. 1831 г., из Москвы,  Журн. Мин. 
нар. просв.,  1913, март, стр. 19.

      Стихи его  Клеветникам России  доказывают, как он сей вопрос понимает. Я 
только в одном Вяземском заметил справедливый взгляд и на эту поэзию, и на весь 
этот нравственно-политический мир (или -- безнравственно). Слышал споры их, но 
сам молчал, ибо Пушкин начал обвинять Вяземского, оправдывая себя; а я страдал 
за обоих, ибо люблю обоих.
      А. И. ТУРГЕНЕВ -- Н. И. ТУРГЕНЕВУ.  Журн. Мин. нар. просв.,  1913, март, 
стр. 18.

      Однажды Пушкин между приятелями сильно руссофильствовал и громил Запад. 
Это смущало Александра Тургенева, космополита по обстоятельствам, а частью и по 
наклонности. Он горячо оспаривал мнения Пушкина; наконец, не выдержал и сказал 
ему: -- "А знаешь ли, что, голубчик, съезди ты хоть в Любек". Пушкин 
расхохотался, и хохот обезоружил его. Нужно при этом напомнить, что Пушкин не 
бывал никогда за границею, что в то время русские путешественники отправлялись 
обыкновенно с Любскими пароходами, и что Любек был первый иностранный город, ими 
посещаемый.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ.  Полн. собр. соч.,  т. VIII, 168.

      Пушкин у вас в Москве; жена его хороша, хороша, хороша! Но страдальческое 
выражение ее лба заставляет меня трепетать за ее будущность.
      Гр-ня Д. Ф. ФИКЕЛЬМОН -- кн. ВЯЗЕМСКОМУ, 12 дек. 1831 г.  Собр. соч. кн. 
П. П. Вяземского,  стр. 533.

      И. И. Дмитриев в одно из своих посещений Английского клуба, на Тверской, 
заметил, что ничего не может быть страннее самого названия:  московский 
английский клуб.  Случившийся тут Пушкин, смеясь, сказал ему на это, что у нас 
есть названия еще более странные. "Какие же?" -- спросил Дмитриев. --  "А 
императорское человеколюбивое общество".
      Н. М. ЯЗЫКОВ.  Истор. Вестн.,  1883, т. XIV, стр. 536.

      Москва еще пляшет, но я на балах еще не был. Вчера обедал в Англ. клубе. 
Меня тянет в Петербург. Не люблю я твоей Москвы. У тебя, т. е. в вашем Никитском 
доме, я еще не был. Не хочу, чтоб холопья ваши знали о моем приезде; да не хочу 
от них узнать и о приезде Нат. Ив_ иначе должен буду к ней явиться и иметь с нею 
необходимую сцену; она все жалуется по Москве на мое корыстолюбие, да полно, я 
слушаться ее не намерен.
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, 10 декабря 1831 г., из Москвы.

      В первой половине декабря 1831 г. Пушкин в Москве читал отрывки из своих 
сказок Н. М. Языкову. "Это не его род, -- пишет Языков брату А. М-чу от 16 
декабря. -- Пушкин говорит, что он сличил все доныне напечатанные русские песни 
и привел их в порядок и сообразность, зане ведь они издавались без всякого 
толку; но он кажется хвастает".
      Д. Н. САДОВНИКОВ.  Истор. Вестн.,  1883, т. XIV, стр. 533.

      Здесь мне скучно; Нащокин занят делами, а дом его -- такая бестолочь и 
ералаш, что голова кругом идет. С утра до вечера у него разные народы: игроки, 
отставные гусары, студенты, стряпчие, цыганы, шпионы, особенно заимодавцы. Всем 
вольный вход. Всем до него нужда; всякий кричит, курит трубку, обедает, поет, 
пляшет; угла нет свободного -- что делать? Между тем денег у него нет, кредита 
нет, -- время идет, а дело мое не распутывается. Все это по неволе бесит меня. К 
тому же я опять застудил себе руку, и письмо мое, вероятно, будет пахнуть 
бобковой мазью. Жизнь моя однообразная, выезжаю редко. Вчера Нащокин задал нам 
цыганский вечер; я так от этого отвык, что от крику гостей и пенья цыганок до 
сих пор голова болит. Тоска, мой ангел, -- до свидания.
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, 16 декабря 1831 г., из Москвы.

      В Москве Нащокин вел большую, но воздержную игру у себя, у приятелей, а 
впоследствии постоянно в английском клубе. Нащокин, проигрывая, не унывал, 
платил  долг чести  (т. е. карточный) аккуратно, жил в довольстве и открыто, в 
случае же большого выигрыша жил по широкой русско-барской натуре. Он интимно 
сблизился с хорошенькой цыганкой Ольгой Андреевной. Не помню, на Пречистенке или 
Остоженке, он занимал квартиру, весьма удобную, в одноэтажном деревянном доме. 
Держал карету и пару лошадей для себя, а пару вяток для Оленьки. У него чуть не 
ежедневно собиралось разнообразное общество: франты, цыгане, литераторы, актеры, 
купцы-подрядчики; иногда являлись заезжие петербургские друзья, в том числе и 
Пушкин, всегда останавливавшийся у него. Постоянным посетителем его дома был 
генерал кн. Гагарин (прозванный Адамовой головой), храбрец, выигравший в 1812 
году у офицеров пари, что доставит Наполеону два фунта чаю! И доставил: и только 
по благосклонности Наполеона благополучно возвратился в русский лагерь. Играя с 
богачами, Нащокин не отказывался от любимого занятия и с такими, у которых 
выиграть нечего, каким был, напр., Ник. Фил. Павлов  (известный в то время 
беллетрист).  Однажды, пообедав у Нащокина, Павлов предложил игру. Играли всю 
ночь. К утру Нащокин проиграл деньги, золотые часы, столовое серебро, наконец, 
карету с лошадьми, даже Оленькины сани с парою вяток. Цыганка, узнав об 
исчезновении вяток, нисколько не огорчилась: вероятно, привыкла, или знала, что 
все скоро возвратится. И действительно, вскоре они зажили прежнею роскошною 
жизнью.
      Н. И. КУЛИКОВ. Воспоминания.  Рус. Стар.,  1880, дек., стр. 992.

      Пушкин здесь, но что-то пасмурен и рассеян.
      М. П. ПОГОДИН -- С. П. ШЕВЫРЕВУ, 21 дек. 1831 года, из Москвы.  Рус. Арх.,  
1882, III, 191,

       (По поводу стихов Пушкина на взятие Варшавы.)  Мне досадно, что ты 
хвалишь Пушкина за последние его вирши... Теперешний Пушкин есть человек, 
остановившийся на половине своего поприща, и который, вместо того, чтобы 
смотреть прямо в лицо Аполлону, оглядывается по сторонам и ищет других божеств, 
для принесения им в жертву своего дара.
      Н. А. МЕЛЬГУНОВ -- С. П. ШЕВЫРЕВУ, 21 декабря 1831 г.  А. И. Кирпичников. 
Очерки по истории новой рус. литературы.  Т. II, изд. 2-е. М., 1903, стр. 167.

      Гончаровой-Пушкиной не может женщина быть прелестней. Здесь многие находят 
ее несравненно лучше красавицы Завадовской.
      Ген. А. П. ЕРМОЛОВ -- Н. П. ВОЕЙКОВУ, 21 дек. 1831 г., из Петербурга.  
Рус. Арх.,  1906, III, 40.

      Между нами будет сказано, Пушкин приезжал сюда по делам не чисто 
литературным, или вернее сказать, не за делом, а для картежных сделок, и 
находился в обществе самом мерзком: между щелкоперами, плутами и обдиралами. Это 
всегда с ним бывает в Москве. В Петербурге он живет опрятнее. Видно, брат, не 
права пословица: женится -- переменится!
      Н. М. ЯЗЫКОВ (поэт) -- брату А. М., 22 декабря 1831 г.  Истор. Вестн.,  
1883, XIV, 534.

      С тех пор, как вышел из лицея, я не раскрывал латинской книги и совершенно 
забыл латинский язык. Жизнь коротка, перечитывать некогда.
      ПУШКИН. Об Евгении Онегине, 1831 г.

      Александр ускакал в Москву еще перед Николиным днем и, по своему 
обыкновению, совершенно нечаянно, предупредив только Наташу, объявив, что ему 
необходимо видеться с Нащокиным и совсем не по делам поэтическим, а по делам 
гораздо более существенным -- прозаическим. Какие именно у него дела денежные, 
по которым улепетнул отсюда, -- узнать от него не могла, а жену не спрашиваю. 
Жду брата, однако, весьма скоро назад. Очень часто вижусь с его женой; то я 
захожу к ней, то она ко мне заходит, но наши свидания всегда случаются среди 
белого дня. Заставать ее по вечерам и думать нечего; ее забрасывают 
приглашениями то на бал, то на раут. Там от нее все в восторге, и прозвали ее 
Психеею, с легкой руки госпожи Фикельмон, которая не терпит, однако, моего брата 
-- один бог знает, почему.
      О. С. ПАВЛИЩЕВА -- Н. И. ПАВЛИЩЕВУ, в конце декабря 1831 г.  Л. Павлищев, 
270.

      Наталья Николаевна вспоминала, бывало, как в первые годы ее замужества ей 
иногда казалось, что она отвыкнет от звука собственного голоса, -- так одиноко и 
однообразно протекали ее дни! Она читала до одури, вышивала часами, но кроме 
няни Прасковьи ей не с кем было перекинуться словом. Беспричинная ревность уж в 
ту пору свила себе гнездо в сердце мужа и выразилась в строгом запрете принимать 
кого-либо из мужчин в его отсутствие или когда он удалялся в свой кабинет. Для 
самых степенных друзей не допускалось исключений; и жене, воспитанной в 
беспрекословном подчинении, и в ум не могло прийти нарушить заведенный порядок.
      А. П. АРАПОВА.  Новое Время,  1907, • 11413.

       Секретно.  Чиновник 10 кл. Александр Пушкин 24 числа сего месяца выехал 
отсюда в С.-Петербург; во время жительства его в Пречистенской части ничего за 
ним законопротивного не замечено.
      Полицмейстер МИЛЛЕР в рапорте и. д. моск. об.-полицмейстера, 26 дек. 1831 
г.  Красн. Арх.,  т. 37, стр. 243.

      Выронил я у тебя серебряную копеечку. Если найдешь ее, перешли. Ты их 
счастию не веруешь, а я верю. Жену мою нашел я здоровою, несмотря на девическую 
ее неосторожность. -- На балах пляшет, с государем любезничает, с крыльца 
прыгает. -- Надобно бабенку к рукам прибрать. Она тебе кланяется и готовит 
шитье.
      ПУШКИН -- П. В. НАЩОКИНУ, 8-10 января 1832 года, из Петербурга.

      Я женат около года, и вследствие сего образ жизни моей совершенно 
переменился, к неописанному огорченью Софьи Остафьевны и кавалергардских 
шаромыжников. От карт и костей отстал я более двух лет: на беду мою я забастовал 
будучи в проигрыше, и расходы свадебного обзаведения, соединенные с уплатою 
карточных долгов, расстроили дела мои. Теперь обращаюсь к тебе: 25.000, данные 
мне тобою заимообразно, на три или по крайней мере на 2 года, могли бы упрочить 
мое благосостояние. В случае смерти есть у меня имение, обеспечивающее твои 
деньги. Вопрос: можешь ли ты мне сделать сие, могу сказать, благодеяние?
      ПУШКИН -- М. О. СУДИЕНКУ, 15 января 1832 г., из Петербурга.

      Женитьба произвела в характере поэта глубокую перемену. С того времени он 
стал смотреть серьезнее, а все-таки остался верен привычке своей скрывать 
чувство и стыдиться его. В ответ на поздравление с неожиданною способностью 
женатым вести себя, как прилично любящему мужу, он шутя отвечал: "Je ne sius 
qu`un hypocrite  (я только притворяюсь)".
      Быв холостым, он редко обедал у родителей, а после женитьбы -- почти 
никогда; когда же это случалось, то после обеда на него иногда находила хандра. 
Однажды, в таком мрачном расположении духа, он стоял в гостиной у камина, 
заложив назад руки... Подошел к нему Илличевский и сказал:
      У печки, погружен в молчанье,
      Поднявши фрак, он спину грел
      И никого во всей компанье
      Благословить он не хотел.
      Это развеселило Пушкина, и он сделался очень любезен.
      А. П. КЕРН. Воспоминания.  Л. Майков,  264.

      Ножкой топтать от нетерпения Наталья Николаевна перестала ли, несмотря что 
это должно быть очень к лицу?
      П. В. НАЩОКИН -- ПУШКИНУ. Втор. половина янв. 1832 г., из Москвы.  
Переписка Пушкина,  II, 364.

      Наталья Николаевна была очень хороша, высока ростом, стройна, черты лица 
удивительно правильны, глаза одни небольшие, и одним она иногда немного косила: 
quelque chose de vague dans le regard  (какая-то неопределенность во взгляде).
      Ф. Г. ТОЛЬ со слов кн-ни Е. А. ДОЛГОРУКОВОЙ.  Декабристы на поселении. 
Изд. Сабашниковых.  М., 1926, стр. 144.

      Жену свою Пушкин иногда звал: "моя косая Мадонна". У нее глаза были 
несколько вкось. Пушкин восхищался природным здравым ее смыслом. Она тоже любила 
его действительно.
      Кн. В. Ф. ВЯЗЕМСКАЯ по записи БАРТЕНЕВА.  Рус. Арх.,  1900, I, 398.

      Г-жа Пушкина была одной из самых красивых женщин Петербурга. Лицо, 
свежесть, молодость, талия -- все за нее говорило и стоило поэта. Лицо было 
чрезвычайно красиво, но меня в нем, как кулаком, ударял всегда какой-то 
недостаток рисунка. В конце концов я понял, что, не в пример большинству 
человеческих лиц, глаза ее, очень красивые и очень большие, были размещены так 
близко друг от друга, что противоречили рисовальному правилу: "один глаз должен 
быть отделен от другого на меру целого глаза".
      СТАНИСЛАВ МОРАВСКИЙ.  Моск. Пушкинист,  II, стр. 258.

      Смирдин, переместив свою книжную лавку от Синего моста на Невский 
проспект, пригласил всех русских литераторов, находящихся в Петербурге, 
праздновать свое новоселье, -- на обед. В пространной зале, которой стены 
уставлены книгами, -- это зала чтения, -- накрыт был стол на восемьдесят гостей. 
В начале шестого часа сели пировать. Обед был обильный и в отношении ко вкусу и 
опрятности довольно хороший. Это еще первый не только в Петербурге, но и в 
России по полному почти числу писателей пир и следовательно отменно любопытный; 
тут соединились в одной зале и обиженные, и обидчики, тут были даже ложные 
доносчики и лазутчики... Приехал В. Д. Жуковский и присел подле Крылова. А. С. 
Пушкин сидел с другой стороны подле Крылова. Провозглашен тост: -- "Здравие 
государя-императора, сочинителя прекрасной книги  Устав цензуры!",  сказанный 
Гречем, -- и раздалось громкое и усердное  ура!  Через несколько времени: 
"Здравие И. А. Крылова!" Единодушно и единогласно громко приветствовали умного 
баснописца, по справедливости занимающего ныне первое место в нашей словесности. 
И. А. встал с рюмкою шампанского и хотел предложить здоровье Пушкина; я 
остановил его и шепнул ему довольно громко: "здоровье В. А. Жуковского!" И за 
здоровье Жуковского усердно и добродушно было пито, потом уже здоровье Пушкина! 
Здоровье И. И. Дмитриева, Батюшкова, Гнедича и др. Я долгом почел удержать 
добродушного Ивана Андреевича от ошибки какого-то рассеяния и восстановить 
старшинство по литературным заслугам; ибо нет сомнений, что заслуги г. 
Жуковского, по сие время, выше заслуг г. Пушкина.
      М. Е. ЛОБАНОВ. Обед у Смирдина (19 февраля 1832 г.).  Пушкин и его совр-
ки,  XXXI -- XXXII, 113,

      В феврале 1833  (1832)  года книгопродавец А. Ф. Смирдин, перенеся свой 
книжный магазин от Синего моста в дом Петропавловской церкви, что на Невском, 
задумал пригласить к себе всех литераторов отпраздновать новоселье... 
Смирдинский праздник удался вполне: все были дружно-веселы. Пушкин был 
необыкновенно оживлен и щедро сыпал остротами, из которых одну в особенности я 
удержал в памяти. Семенов (цензор) за обедом сидел между Гречем и Булгариным, а 
Пушкин визави с ним; к концу обеда Пушкин, обратись к Семенову, сказал довольно 
громко: "Ты, Семенов, сегодня точно Христос на Голгофе!"
      Н. Н. ТЕРПИГОРЕВ. Заметка о Пушкине.  Рус. Стар.,  1870, т. I, стр. 493.

      Однажды в Петербурге, в день рождения А. О. Смирновой  (6 марта),  Пушкин, 
гуляя, зашел в магазин на Невском, купил альбом не особенно нарядный, но с 
большими листами, занес к себе домой и потом сам же принес его к Александре 
Осиповне с такими стихами:
      В тревоге пестрой и бесплодной
      Большого света и двора
      Я сохранила взгляд холодный,
      Простое сердце, ум свободный
      И правды пламень благородный
      И, как дитя, была добра;
      Смеялась над толпою вздорной,
      Судила здраво и светло,
      И шутки злости самой черной
      Писала прямо набело.
      И. С. АКСАКОВ.  Русь,  1882, • 37, стр. 11.

      В 1832 году Александр Сергеевич приходил всякой день почти ко мне также и 
в день рождения моего принес мне альбом и сказал: "Вы так хорошо рассказываете, 
что должны писать свои Записки", и на первом листе написал стихи: "В тревоге 
пестрой и бесплодной" и пр. Почерк у него был великолепный, чрезвычайно четкий и 
твердый.
      А. О. СМИРНОВА. Воспоминания.  Рус. Арх.,  1872, II, 1882.

      Однажды на вопрос Баратынского, не помешает ли он ей, если прочтет в ее 
присутствии Пушкину новые стихотворения, Наталья Николаевна ответила: "Читайте, 
пожалуйста; я не слушаю" .
      Л. Н. ПАВЛИЩЕВ со слов своей матери.  Воспоминания,  57.

      ...Вот уж подлинно труженик-то был А. С.! Бывало, как бы поздно домой ни 
вернулся, и сейчас писать. Сядет у себя в кабинетике за столик, а мне: "иди, 
Никеша, спать". И до утра все сидит. Смерть любил по ночам писать. Станешь ему 
говорить, что, мол, вредно, а он: "не твое дело". Встанешь ночью, заглянешь в 
кабинет, а он сидит, пишет, и устами бормочет, а то так перо возьмет в руки и 
ходит, и опять бормочет. Утречком заснет, и тогда уж долго спит. Почти два года 
я у него выжил, поступил к нему в 31 году к холостому в Москве, при мне он и 
сватался к Гончаровой, при мне и женился... Лимонад очень любил. Бывало, как 
ночью писать, -- сейчас ему лимонад на ночь и ставишь. А вина много не любил. 
Пил так, т. е_ средственно.
      Н. А. ЛЕЙКИН со слов НИКИФОРА ФЕДОРОВА, камердинера Пушкина. Молва, 1880, 
• 159.

      Это было на другой год, кажется, после женитьбы Пушкина. Прасковья 
Александровна  (Осипова)  была в Петербурге и у меня остановилась: они вместе 
приезжали к ней с визитом в открытой колясочке, без человека. Пушкин казался 
очень весел, вошел быстро и подвел жену ко мне... Уходя, он побежал вперед и сел 
прежде ее в экипаж; она заметила шутя, что это он сделал от того, что он муж.
      А. П. КЕРН.  П-н и его совр-ки,  V, 150.

      Александр Сергеевич Пушкин, рисован с натуры 1832 г., апреля 15. Ростом 2 
арш. 5 в. с половиной.
      Г. Г. ЧЕРНЕЦОВ. Надпись на подготовительном эскизе к его картине "Парад на 
Марсовом поле", изображающем Пушкина и Жуковского.  Соч. Пушкина, изд. Брокгауза 
-- Ефрона,  т. VI, стр. 568.

      Весною 1832 г. Пушкин перебрался на Фурштатскую ул., д. Алымова, где 
оставался всего пять месяцев, до октября 1832 г. Дом Алымова может быть назван 
одним из старейших домов Петербурга и находился на правой стороне Фурштатской 
улицы (идя от Литейного), между Друскеникским (в то время Кирочным) переулком и 
Воскресенским проспектом, ныне дом Сергеева, • 20. Чeрез дом от квартиры Пушкина 
помещался полицейский дом Литейной части (см. рис. 3).
      П. ЗЕТ (П. Н. СТОЛПЯНСКИЙ), Квартиры Пушкина  Новое Время,  1912, • 12889.
&_1003_320_327_0

      Скоро у меня будут крестины на Фурштатской в доме Алымова, -- не забудьте 
этого адреса... Нет ничего более мудрого, как оставаться в своей деревне и 
поливать капусту. Старая истина, и я постоянно вспоминаю о ней среди 
существования очень светского и очень беспорядочного.
      ПУШКИН - П. А. ОСИНОВОЙ, в середине мая 1832 г., из Петербурга  (фр.).

       (19 мая 1832 г. у Пушкина родилась дочь, названная Марией).  Плакал при 
первых родах и говорил, что убежит от вторых.
      П. В. НАЩОКИН по записи БАРТЕНЕВА.  Рассказы  о  П-не,  62.

       25 июня 1832 г.  Встал поздно. Пришел Пушкин, долго просидел у меня. 
Добрый малый, но часто весьма.
       29 июня 1832 г.  К Вяземскому поздравить с именинами. Нашел у него 
Александра Пушкина... Пушкин очень хвалит Дюмона, а Вяземский позорит, из чего 
вышел самый жаркий спор. Оба они выходили из себя, горячились и кричали... Спор 
усиливался. Наконец, пришел человек объявить, что приехал Д. Н. Блудов  (тогда 
министр внутр. дел)...  Блудов сказал Пушкину, что о нем говорил государю и 
просил ему жалованья, которое давно назначено, а никто давать не хочет. Государь 
приказал переговорить с Нессельродом. Странный ответ: я желал бы, чтобы 
жалованье выдавалось от Бенкендорфа. Почему же не от вас? Не все ли равно, из 
одного ящика или из другого? -- Для того, чтобы избежать дурного примера. -- 
Помилуйте, возразил Блудов, ежели бы такой пример породил нам хоть нового 
Бахчисарайского Фонтана, то уж было бы счастливо... Мы очень сему смеялись. 
Пушкин будет издавать газету под заглавием Вестник; будет давать самые скромные 
сведения из министерства внутренних дел. Пушкин, говоривший до сего разговора 
весьма свободно и непринужденно, после оного тотчас смешался и убежал.
      Н. А. МУХАНОВ. Из дневника.  Рус. Арх.,  1897, I, 654.

      Г.-а. Бенкендорф объявил мне высочайшее повеление о назначении из 
государств. казначейства жалованья тит сов. Пушкину. По мнению г.-а. 
Бенкендорфа, в жалованье Пушкину можно было бы положить 5.000 руб в год. Я 
осмеливаюсь испрашивать по сему высочайшего повеления в. и. в-ва.
      ВСЕПОДДАННЕЙШИН РАПОРТ ГР. НЕССЕЛЬРОДЕ, от 4 июля 1832 г.

      CENTERНА ПОДЛИННОМ НАПИСАНО:
      Высочайше повелено требовать из гос. казначейства с 14 ноября 1831 года по 
5.000 руб. в год на известной его императорскому величеству употребление, по 
третям года, и выдавать сии деньги тит. сов. Пушкину.
      ГАСТФРЕИНД.  Документы,  30,

       4 июля 1832 г.  Поехал к Пушкину. Видел у него Плетнева и статую 
Екатерины, весьма замечательную. Говорили о его газете. Мысли его самые здравые. 
Он либеральный, анти-полевой, ненавидит дух журналов наших...Он очень созрел.
       5 июля.  Пришел Александр Пушкин. Говорили долго о газете его... О 
Погодине. Он его жалеет. О Вяземском он сказал, что он человек ожесточенный, 
aigri, который не любит Россию, потому что она ему не по вкусу; о презрении его 
к русским журналам, о Андросове и статье Погодина о нем. Толстой (А. П.) 
говорит, что Андросов презирает Россию, о несчастном унижении, с которым 
писатели наши говорят об отечестве, что в них оппозиция не правительству, а 
отечеству. Пушкин очень сие опробовал и говорил, что надо об этом сделать статью 
журнальную. Пушкин говорил долго. Квасной патриотизм. Цель его журнала, как он 
ее понимает, доказать правительству, что оно может иметь дело с людьми хорошими, 
а не с литературными шельмами, как доселе было. Водворить хочет новую систему. Я 
много ожидаю добра от сего журнала.
      Н. А. МУХАНОВ. Из дневника.  Рус. Арх.,  1897, I, 657.

       (П .  А. Катенин приехал в Петербург в середине 1832 г.)  Узнав о моем 
приезде, многие из знакомых поспешили меня навестить, и между первыми -- Пушкин. 
Свидание было самое дружеское... Коль скоро здоровье позволило, я посетил его; 
но в своем доме показался он мне как бы другим человеком; приметна была какая-то 
принужденность, неловкость, словно гостю не рад; после двух или трех визитов я 
отстал, и хотя он не один раз потом звал и слегка корил, я остался при своем; 
когда, напротив, он посещал меня, что часто случалось, в нем опять являлся 
прежний любезный Александр Сергеевич, не совсем так веселый, но уже лета были не 
те.
      П. А. КАТЕНИН. Воспоминания о Пушкине,  Литерат. Наследство,  т. 16 -- 18, 
стр. 639.

      Переходы от порыва веселья к припадкам подавляющей грусти происходили у 
Пушкина внезапно, как бы без промежутков, что обусловливалось, по словам его 
сестры, нервною раздражительностью в высшей степени. Он мог разражаться и 
гомерическим смехом, и горькими слезами, когда ему вздумается, по ходу своего 
воображения. Стоило ему только углубиться в посещавшие его мысли. Не раз он то 
смеялся, то плакал, когда олицетворял их в стихах. Восприимчивость нервов 
проявлялась у него на каждом шагу, а когда его волновала желчь, он поддавался 
легко порывам гнева. В эти-то мрачные минуты и являлся к нему Соболевский на 
выручку -- прогонять тоску и гнев... Нервы Пушкина ходили всегда, как на каких-
то шарнирах, и если бы пуля Дантеса не прервала нити его жизни, то он немногим 
бы пережил сорокалетний возраст.
      Л. Н. ПАВЛИЩЕВ со слов О. С. ПАВЛИЩЕВОЙ, сестры П-на.  Л. Павлищев,  156.

      Сложения был он крепкого и живучего. По всем вероятностям, он мог бы 
прожить еще столько же, если бы не более, сколько прожил. Дарование его было 
также сложения живучего и плодовитого. Он мог еще долго предаваться любимым 
занятиям. Движимый, часто волнуемый мелочами жизни, а еще более внутренними 
колебаниями не совсем еще установившегося равновесия внутренних сил, он мог 
увлекаться или уклоняться от цели. Но при нем, но в нем глубоко таилась 
охранительная и спасительная нравственная сила. Еще в разгаре самой заносчивой и 
треволненной молодости, в вихре и разливе разнородных страстей, он нередко 
отрезвлялся и успокаивался на лоне этой спасительной силы. Эта сила была любовь 
к труду, потребность труда, неодолимая потребность творчески выразить, вытеснить 
из себя ощущения, образы, чувства. Труд был для него святыня, купель, в которой 
исцелялись язвы, обретали бодрость и свежесть немощь, уныния, восстановлялись 
расслабленные силы. Когда чуял он налет вдохновения, когда принимался за работу, 
он успокаивался, мужал, перерождался.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ.  Полн. собр. соч.,  том II, 372.

      Когда я имела несчастие лишиться матери и была в очень затруднительном 
положении, то Пушкин приехал ко мне и, отыскивая мою квартиру, бегал со 
свойственною ему живостью по всем соседним дворам, пока наконец нашел меня. В 
этот приезд он употребил все свое красноречие, чтобы утешить меня, и  я  увидела 
его таким же, каким он бывал прежде. Он предлагал мне свою карету, чтобы 
съездить к одной даме, которая принимала во мне участие  (Е. М. Хитрово);  
ласкал мою маленькую дочку Ольгу, забавляясь, что она на вопрос: "Как тебя 
зовут?" отвечала: "Воля!" и вообще был так трогательно внимателен, что я забыла 
о своей печали и восхищалась им, как гением добра.
      А. П. КЕРН. Воспоминания.  Л. Майков,  255.

      Когда Гнедич получил место библиотекаря при Публичной библиотеке, он 
переехал на казенную квартиру. К нему явился Гоголь поздравить с новосельем. -- 
Ах, какая славная у вас квартира, -- воскликнул он со свойственной ему ужимкою. 
-- "Да, -- отвечал высокомерно Гнедич: -- -посмотри, на стенах краска-то какая! 
Не простая краска! Чистый голубец". Подивившись чудной краске, Гоголь отправился 
к Пушкину и рассказал ему о великолепии голубца. Пушкин рассмеялся своим 
детским, звонким смехом, и с того времени, когда хвалил какую-нибудь вещь, 
нередко приговаривал: -- "Да, это вещь не простая, чистый голубец".
      Граф В. А. СОЛОГУБ. Воспоминания, 6.

      Приятель мой, которому я поручил передать Пушкину моего "Новика", писал ко 
мне по этому случаю 19 сент. 1832 г.: "Благодарю вас за случай, который вы мне 
доставили увидеть Пушкина. Он оставил самые приятные следы в моей памяти. С 
любопытством смотрел я на эту небольшую, худенькую фигуру, и не верил, как он 
мог быть забиякой... На лице Пушкина написано, что у него тайного ничего нет. 
Разговаривая же с ним, замечаешь, что у него есть тайна, -- его прелестный ум и 
знания. Ни блесток, ни жеманства в этом князе русских поэтов. Поговоря с ним, 
только скажешь: он умный человек. Такая скромность ему прилична".
      И. И. ЛАЖЕЧНИКОВ. "Знакомство мое с Пушкиным".  Сочинения,  т. VI,  изд. 
М. О. Вольфа,  1884, стр. 240,

      Я приехал в Москву вчера, в среду. Велосифер, по-русски поспешный 
дилижанс, несмотря на плеоназм, поспешал, как черепаха, а иногда даже как рак. В 
сутки случилось мне сделать три станции. Лошади расковывались, и неслыханная 
вещь -- их подковывали на дороге. 10 лет езжу я по большим дорогам, отроду не 
видывал ничего подобного. Насилу дотащился в Москву. Теперь послушай, с кем я 
путешествовал, с кем провел я 5 дней и 5 ночей. То-то будет мне гонка! С пятью 
немецкими актрисами, в желтых кацавейках и в черных вуалях. Каково? Ей-богу, 
душа моя, не я с ними кокетничал -- они со мною амурились в надежде на лишний 
билет. Но я отговаривался незнанием немецкого языка и, как маленький Иосиф, 
вышел чист от искушения. Приехал в Москву, поскакал отыскивать Нащокина, нашел 
его по-прежнему озабоченным домашними обстоятельствами. Он ездил со мною в баню, 
обедал у меня. Завез меня к кн. Вяз.; княгиня завезла меня во фр. театр, где я 
чуть было не заснул от скуки и усталости. Приехали к Оберу, и заснул в 10 часов 
вечера. Вот тебе весь мой день. Видел Чаадаева в театре, он звал меня с собою 
повсюду, но я дремал. Не можешь вообразить, какая тоска без тебя. Я же все 
беспокоюсь, на кого покинул я тебя! На Петра, сонного пьяницу, который спит не 
проспится, ибо он и пьяница и дурак; на Ирину Кузьминичну, которая с тобою 
воюет; на Ненилу Ануфриевну, которая тебя грабит.
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, 22 сент. 1832 г., из Москвы.

      Заключай с поваром какие хочешь условия, только бы не был я принужден, 
отобедав дома, ужинать в клубе... У Нащокина проявились два новые лица в числе 
челядинцев: актер, игравший вторых любовников, ныне разбитый параличом и 
совершенно одуревший, и монах, перекрест из жидов, обвешанный веригами, 
представляющий нам в лицах жидовскую синагогу и рассказывающий нам 
соблазнительные анекдоты о московских монашенках. Нащокин говорит ему: ходи ко 
мне всякий день обедать и ужинать, волочись за моей девичьей, но только не 
сводничай Окулову. Каков отшельник? Он смешит меня до упаду, но не понимаю, как 
можно жить окруженным такою сволочью.
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, 25 сент. 1832 г., из Москвы.

      О Пушкине тогда говорили много. Однажды кто-то сообщил, что он приезжает 
иногда в Грузины слушать цыган, и добавил: "цыгане -- его стихия".  (Рассказчик, 
бывший тогда мальчиком, узнал, что Пушкин приехал в знаменитый тогда 
"Глазовский" трактир в Грузинах слушать цыганское пение; в 11 час. веч. он 
отправился к трактиру с двумя другими мальчиками посмотреть на Пушкина.)  
Изнутри вырывались звуки шумного цыганского пения. Прошел час, другой, и мы, 
перезябнув, хотели было итти уже домой, как вдруг раздался с лестницы громкий 
голос полового: "Эй, ямщик, экипаж!" Пока полусонный ямщик взнуздывал тройку, на 
лестнице показались два господина. Один брюнет невысокого роста, с небольшими 
баками, в шинели с капюшоном и шляпой на голове, другой высокий с усами, в 
какой-то длиннополой бекеше, с замотанным на шее шарфом и тоже в шляпе. Наверху, 
на площадке, стояли еще два господина, окруженные цыганами и прислугой, и громко 
хохотали... Вышедший прежде других господин в шинели, видя, что экипаж еще не 
подан, спустился с крыльца и пошел в глубь двора. У перил, окаймлявших берег 
пруда, на котором стояли бани, он остановился и начал смотреть па отражавшуюся в 
воде луну, деревья и строения. Другой же стоял на крыльце и перебрасывался 
словами с оставшимися на верхней площадке товарищами... Затем Пушкин сел в 
коляску, товарищи за ним. Цыгане, окружая экипаж, просили скорей приезжать опять 
к ним, прислуга кланялась. Пушкин в ответ кивал им головой. Лошади тронулись.
      П. К. МАРТЬЯНОВ. Из записной книжки.  Истор. Вестн.,  1884, • 9, 558 -- 
591.

      Здесь я живу смирно и порядочно, хлопочу по делам, слушаю Нащокина и читаю 
Memoires de Diderot//Мемуары Дидро  (фр.) //. Был вечор у Вяземской. Сегодня еду 
слушать Давыдова профессора; но я ни до каких Давыдовых, кроме Дениса, не 
охотник -- а в Московском университете я оглашенный. Мое появление произведет 
шум и соблазн, а это приятно щекотит мое самолюбие.
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, 27 сент. 1832 г., из Москвы.

      Однажды утром  (в Московском университете)  читал лекцию проф. И. И. 
Давыдов... Вдруг входит г-н министр, ведя с собою молодого человека невысокого 
роста, с чрезвычайно оригинальной, выразительной физиономией, осененной густыми, 
курчавыми, каштанового цвета волосами, одушевленной живым, быстрым, орлиным 
взглядом. Указывая на вошедшего с ним молодого человека, г-н министр сказал: -- 
"Здесь преподается теория искусства, а я привел вам само искусство". Не надобно 
было объяснить нам, что это олицетворенное искусство -- -был Пушкин.
      БЫВШИЙ СТУДЕНТ. "За 16 лет" (воспоминания).  Ведом. СПб. городской 
полиции,  1848, • 235.

      Когда Пушкин вошел с министром Уваровым, для меня точно солнце озарило всю 
аудиторию: я в то время был в чаду обаяния от его поэзии. Перед тем однажды я 
видел его в церкви, у обедни, -- и не спускал с него, глаз. Черты его лица 
врезались у меня в памяти. И вдруг. этот гений, эта слава и гордость России -- 
передо мной в пяти шагах! Читал лекцию Давыдов, профессор истории русской 
литературы. -- "Вот вам теория искусства", -- сказал Уваров, обращаясь к нам, 
студентам, и указывая на Давыдова, -- "а вот и само искусство", -- прибавил он, 
указывая на Пушкина. Он эффектно отчеканил эту фразу, очевидно, заранее 
приготовленную. Мы все жадно впились глазами в Пушкина. Давыдов оканчивал 
лекцию. Речь шла о "Слове о полку Игоревом". Тут же ожидал своей очереди читать 
лекцию после Давыдова и Каченовский. Нечаянно между ними завязался, по поводу 
"Слова о Полку Игоревом", разговор, который мало-помалу перешел в горячий спор. 
-- "Подойдите ближе, господа, -- это для вас интересно", -- пригласил нас 
Уваров, и мы тесной толпой, как стеной, окружили Пушкина, Уварова и обоих 
профессоров. Не умею выразить, как велико было наше наслаждение -- видеть и 
слышать нашего кумира.
      Я не припомню подробностей их состязания, -- помню только, что Пушкин 
горячо отстаивал подлинность древнерусского эпоса, а Каченовский вонзал в него 
свой беспощадный аналитический нож. Его щеки ярко горели алым румянцем, и глаза 
бросали молнии сквозь очки. Может быть, к этому раздражению много огня прибавлял 
и известный литературный антагонизм между ним и Пушкиным. Пушкин говорил с 
увлечением, но, к сожалению, тихо, сдержанным тоном, так что за толпой трудно 
было расслышать. Впрочем, меня занимал не Игорь, а сам Пушкин.
      С первого взгляда наружность его казалась невзрачною. Среднего роста, 
худощавый, с мелкими чертами смуглого лица. Только когда вглядишься пристально в 
глаза, увидишь задумчивую глубину и какое-то благородство в этих глазах, которых 
потом не забудешь. В позе, в жестах, сопровождавших его речь, была сдержанность 
светского, благовоспитанного человека.
      Лучше всего, по-моему, напоминает его гравюра Уткина с портрета 
Кипренского. Во всех других копиях у него глаза сделаны слишком открытыми, почти 
выпуклыми, нос выдающимся -- это неверно. У него было небольшое лицо и 
прекрасная, пропорциональная лицу голова, с не густыми, кудрявыми волосами.
      И. А. ГОНЧАРОВ. Воспоминания.  В университете.

      "Помню, -- сказал мне очевидец, тогдашний студент, -- помню, как сквозь 
седины Каченовского проступал яркий румянец, и как горели глаза Пушкина"... Бой 
был неравен, судя по впечатлению приятеля: он и теперь еще, кажется, более на 
стороне профессора, -- и не мудрено! Пушкин угадывал только чутьем то, что уже 
после него подтвердила новая школа Филологии неопровержимыми данными; но этого 
оружия она еще не имела в его время, а поэт не мог разорвать хитросплетенной 
паутины "злого паука".
      АП. Н. МАЙКОВ. Предисловие к переводу "Слова о полку Игореве",

       (Посещение Пушкиным университета и спор его с Каченовским о "Слове о 
полку Игореве").  Разговор был крупный, и тогдашний студент-очевидец М. Д. 
Перемышльский передавал мне, что Пушкин показался студентам очень похожим на 
обезьяну, и что один из них, по поводу спора, тут же экспромтировал:
      Мопса старая вступила
      С обезьяной в страшный спор:
      Утверждала, говорила,
      Что песнь Игорева вздор.
      Обезьяна строит рожи,
      Просит факты указать;
      Мопса рвется вон из кожи,
      И не может доказать.
      П. А. ЕФРЕМОВ,  Соч. Пушкина,  изд. 1903 г., т. VII, стр. 475.

      Кто тебе говорит, что я у Баратынского не бываю? Я и сегодня провожу у 
него вечер, и вчера был у него. Мы всякий день видимся... На днях был я 
приглашен Уваровым в Университет. Там встретился с Каченовским (с которым, 
надобно тебе сказать, бранивались мы, как торговки на Вшивом рынке). А тут 
разговорились с ним так дружески, так сладко, что у всех предстоящих потекли 
слезы умиления. Благодарю, душа моя, за то, что в шахматы учишься. Это 
непременно нужно во всяком благоустроенном семействе: докажу после. На днях был 
я на бале у кн. Вяз. Тут была графиня Салогуб, гр. Пушкин (Владимир), Aurore  
(Аврора Карловна Шернваль),  ее сестра  (графиня Эмилия Карловна Мусина-Пушкина)  
и Natalie Урусова. Я вел себя прекрасно; любезничал с гр. Салогуб (с теткой, 
entendons nous//само собой  (фр.) //) и уехал ужинать к Яру, как скоро бал 
разыгрался. Дела мои идут своим чередом. Мне пришел в голову роман  
(Дубровский),  и я, вероятно, за него примусь; но покамест голова моя кругом 
идет при мысли о Газете. Как-то слажу с нею?
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, конец сентября 1832 г., из Москвы.

       Секретно.  Чиновник 10 класса Александр Сергеев Пушкин из С.-Петербурга 
прибыл ныне сюда в Москву и остановился Тверской части в доме Обера в гостинице 
"Англия", за коим и учрежден надзор.
      Полицмейстер МИЛЛЕР в рапорте и. д. моск. обер.-полицмейстера, 10 окт. 
1832 г.  Красн. Арх.,  37, стр. 244.

      Пушкин был недели две в Москве и третьего дня .уехал. Он учится по-
еврейски, с намерением переводить Иова, и намерен как можно скорее издавать 
русские песни, которых у него собрано довольно много.
      П. В. КИРЕЕВСКИЙ -- Н. М. ЯЗЫКОВУ, 12 окт. 1832 г.  Истор. Вестн.,  1883, 
дек., стр. 535.

       Секретно.  Состоящий под секретным надзором полиции отставной чиновник 10 
кл. Александр Пушкин, квартировавший Тверской части в гостинице "Англия", 16 
числа сего месяца выехал в С.-Петербург, за коим во время жительства его в 
Тверской части ничего предосудительного не замечено.
      Полицмейстер МИЛЛЕР в рапорте исправляющему д. об.-полицмейстера, 18 окт. 
1832 г.  Красн. Арх.,  37, стр. 244,

      Александр возвратился в Петербург. Он приехал из Москвы с мучительным 
ревматизмом в правой ноге, но, несмотря на это, возится с переборкой на новую 
квартиру.
      Н. О. ПУШКИНА (мать поэта) -- О. С. ПАВЛИЩЕВОЙ и Л. С. ПУШКИНУ, 20 окт, 
1832 г.  Л. Павлищев,  303.

      19 октября была лицейская сходка годичная, не людная: Корф, Комовский, 
Корнилов, Стевен, Пушкин, Яковлев, Илличевский, Данзас, итого восемь человек. 
Собрание было у Илличевского, в квартире женатого брата его. Пушкин говорил 
довольно милые стишки. Поминали старину, поминали отсутствующих, умерших.
      Е. А. ЭНГЕЛЬГАРДТ -- Ф. Ф. МАТЮШКИНУ, 23 октября 1832 г.  П-н и его совр-
ки,  XIII, 52.

      Ревматизм разыгрался у него в ноге еще до выезда из Москвы, и, судя по 
письму, Александр страдает ужасно. Снаружи нога как нога: ни красноты, ни 
опухоли, но адская внутренняя боль делает его мучеником, говорит, что боль 
отражается во всем теле, да и в правой руке, почему и почерк нетвердый и 
неразборчивый, который насилу изучил, читая более часа довольно длинное, 
несмотря на болезнь сына, послание. Не может он без ноющей боли ни лечь, ни 
сесть, ни встать, а ходить тем более; отлучаться же из дома Александр был 
принужден и ради перемены квартиры, и ради других дел, опираясь на палку, как 
восьмидесятилетний старец. Жалуется, что Наташа дала, во время его отсутствия, 
слишком большую волю прислуге, почему и вынужден был по приезде, несмотря на 
болезнь, поколотить хорошенько известного вам пьяницу Алешку за великие подвиги 
и отослать его назад в деревню. Алешка всегда пользовался отсутствием барина, 
чтобы повеселиться по-своему.
      С. Л. ПУШКИН (отец поэта) -- О. С. ПАВЛИЩЕВОЙ и Л. С. ПУШКИНУ, в окт. -- 
ноябре 1832 г.  Л. Павлищев,  304  (фр.).

      Семьдесят два часа я страдала во время первых родов. Весь город был в 
волнении. Пушкин, Вяземский, Жуковский встречались, чтобы спросить друг у друга: 
-- "Что, родила ли? Только бы не умерла, наше сокровище!"
      А. О. СМИРНОВА. Автобиография, 131.

       (H. Д. Киселев): --  Читали ли вы когда-нибудь "Les historiettes galantes 
de Tallernant des Reaux"?  (Смирнова): --  Конечно. Они мне доставили много 
удовольствия, особенно "Ответы г-на Комуса", и я знаю "Историю пехотного 
капитана". Ее дал мне прочесть Пушкин, так же, как сочинения Ривароля, Шамфора и 
"Сказки" Вольтера.
      А. О. СМИРНОВА. Автобиография, 208.

      После своего завтрака Киселев  (Николай Дмитриевич, влюбленный в Смирнову)  
пришел ко мне. Я продолжала чтение, лежа на диване. -- "Но, Киса, я должна 
приподняться, дайте мне руку! Нет, лучше пропустите руку... Так! Благодарю вас!" 
Он вспыхнул и строго посмотрел на меня, -- "Боже, как вы любите играть с огнем!" 
-- "Глупости! Сколько раз Пушкин оказывал мне эту услугу, когда он приходил 
сидеть со мной с Шамфором, Риваролем или Вольтером. У меня тогда была 
убийственная тоска после родов".
      А. О. СМИРНОВА. Автобиография, 250.

      Пушкин женат и прижил дочку; не знаю, остепенился ли, но по наружности 
гораздо стал скромнее и -- скучнее.
      Е. А. ЭНГЕЛЬГАРДТ -- Ф. Ф. МАТЮШКИНУ, 23 окт. 1832 г., из Петербурга.  Н. 
Гастфрейнд. Товарищи Пушкина,  II, 89.

      Пушкин столь же умен, сколь практичен, он практик, и большой практик; даже 
всегда писал то, что от него просило время и обстоятельства.
      С. А. СОБОЛЕВСКИЙ -- С. П. ШЕВЫРЕВУ, 14 ноября 1832 г., из Милана.  Рус. 
Арх.,  1909, II, 508.

      Греч предлагал Пушкину по 1.000 или по 1.200 руб. в месяц, если он вступит 
в "Северную Пчелу" и "Сын Отечества" и следовательно введет за собою и всю 
знаменитую ватагу. Несмотря на то, Пушкин отказался, дабы не есть из одной чашки 
с Ф. Булгариным. Это в нем похвально.
      В. Д. КОМОВСКИЙ -- А. М. ЯЗЫКОВУ, 16 ноября 1832 г.  Истор. Вестн.,  1883, 
т. XIV, 535.

      1832 года, декабря 1 дня... нанял я, Пушкин, у Жадимировского в 
собственном его каменном доме, состоящем 1-й адмиралтейской части 2-го квар. под 
• 132 Отделением в 3-м этаже, на проспекте Гороховой улицы, состоящее из 
двенадцати комнат и принадлежащей кухни, и при оном службы: сарай для экипажей, 
конюшня на четыре стойла, небольшой сарай для дров, ледник и чердак для вешанья 
белья... За наем обязан я платить ему по три тысячи триста рублей банковыми 
ассигнациями в год... В трех комнатах стены оклеены французскими обоями, в пяти 
комнатах полы штучные, в прочих сосновые,
      КОНТРАКТ НА НАЕМ КВАРТИРЫ.  Красная Нива,  1929, • 24, стр. 7.

      Приехав сюда, нашел я большие беспорядки в доме, принужден был выгонять 
людей, переменять поваров, наконец нанимать новую квартеру, и следственно 
употреблять суммы, которые в другом случае оставались бы неприкосновенными. 
Честь имею тебе объявить, что первый том Островского  (Дубровского)  кончен, и 
на днях прислан будет в Москву на твое рассмотрение. Я написал его в две недели, 
но остановился по причине жестокого ревматизма, от которого прострадал другие 
две недели, так что не брался за перо, и не мог связать две мысли в голове.
      ПУШКИН -- П. В. НАЩОКИНУ, 2 декабря 1832 г., из Петербурга.

      С Фурштатской Пушкин переехал на Б. Морскую, в дом Жадимировского. В 
переписке Пушкина не указан номер дома Жадимировского, у которого в это время 
(1832 -- 1833) на Морской улице было два дома, один, как видно из приложенного 
плана (рис. 4), угловой на Гороховую улицу (ныне • 27, дом Росс. Общ. 
Страхования), другой наискосок, второй от угла Гороховой, ныне • 22 Тура. 
Жадимировские принадлежали к именитым купцам Петербурга, владели громадным 
числом земельных участков, были подрядчиками высочайшего двора и вообще играли 
заметную роль среди немногочисленного в то время купечества.
      П. ЗЕТ (П. Н. СТОЛПЯНСКИЙ). Квартиры Пушкина.  Новое Время,  1912, • 
12889.
&_1004_320_249_0

      На основании контракта, из двух указанных на плане домов по Морской надо 
остановиться на доме • 27, выходящем на проспект Гороховой улицы. Собственно к 
этому заключению следовало бы притти и до ознакомления с контрактом, так как в 
переписке Пушкина дом показывается различно: "в Морской" и в "Гороховой".
      П. Е. ЩЕГОЛЕВ, Квартирная тяжба Пушкина.  Красная Нива,  1929, • 24, стр. 
8.

      Пушкин больше роется теперь по своему главному труду, т. е. по истории, да 
кажется, в его голове и роман копышется. Впрочем, редко видаясь с ним, особенно 
в последнее время, когда ревматизм поразил его в ногу... совсем потерял я из 
виду нить его занятий.
      П. А. ПЛЕТНЕВ -- В. А. ЖУКОВСКОМУ, 8 дек. 1832 г.  П .  Плетнев. Соч. и 
пeреп.,  т. III, 521.

      Вскоре после выпуска из лицея, изучая английский язык, сошелся я с 
Пушкиным в английском книжном магазине Диксона. Увидя Пушкина, я весь 
превратился во внимание: он требовал книг, относящихся к биографии Шекспира, и, 
говоря по-русски, расспрашивал о них книгопродавца.
      Я. К. ГРОТ, 275.

      В лавке Лисенкова, на Садовой, были свои завсегдатаи, как в клубе... 
Заходил Пушкин. Он пробегал тут же книги. Читал предисловия. Сыпались остроты, 
как искры из кремня. К стихотворцам он прилагал особый прием, -- читал одни 
кончики стихов, -- одни рифмы. -- "А! Бедные!" -- восклицал он, когда было уже 
очень плохо. Лисенков стоял за прилавком и хохотал. Хохотали случайные 
посетители и спрашивали, что это за остроумный чудак. Было что-то заразительно-
смешное в шутках этого веселого барина, открытого, простого.
      А. А. ИЗМАЙЛОВ со слов И. Т.ЛИСЕНКОВА.  Огонек,  1904, • 38, стр. 298.

      (1832 -- 1833). Пушкин сообщал этот рассказ за тайну Нащокину и даже не 
хотел на первый раз сказать имени действующего лица, обещал открыть его после. В 
Петербурге, при дворе, была одна дама, друг императрицы, стоявшая на высокой 
степени придворного и светского значения. Муж ее был гораздо старше ее, и, 
несмотря на то, ее младые лета не были опозорены молвою; она была безукоризненна 
в общем мнении любящего сплетни и интриги света. Пушкин рассказал Нащокину свои 
отношения к ней по случаю их разговора о силе воли. Пушкин уверял, что при 
необходимости можно удержаться от обморока и изнеможения, отложить их до другого 
времени. Эта блистательная, безукоризненная дама, наконец, поддалась обаяниям 
поэта и назначила ему свидание в своем доме. Вечером Пушкину удалось пробраться 
в ее великолепный дворец; по условию, он лег под диваном в гостиной и должен был 
дожидаться ее приезда домой. Долго лежал он, терял терпение, но оставить дело 
было уже невозможно, воротиться назад -- опасно. Наконец, после долгих ожиданий, 
он слышит, подъехала карета. В доме засуетились. Двое лакеев внесли канделябры и 
осветили гостиную. Вошла хозяйка в сопровождении какой-то фрейлины: они 
возвращались из театра или из дворца. Через несколько минут разговора фрейлина 
уехала в той же карете. Хозяйка осталась одна. "Etes-vous lа?" //Вы здесь?  
(фр.) // и Пушкин был перед нею... Быстро проходило время в наслаждениях. 
Наконец, Пушкин как-то случайно подошел к окну, отдернул занавес и с ужасом 
видит, что уже совсем рассвело, уже белый день. Как быть? Он наскоро, кое-как 
оделся, поспешая выбраться. Смущенная хозяйка ведет его к стеклянным дверям 
выхода, но люди уже встали. У самых дверей они встречают дворецкого, итальянца 
(печки уже топят). Эта встреча до того поразила хозяйку, что ей сделалось дурно; 
она готова была лишиться чувств, но Пушкин, сжав ей крепко руку, умолял ее 
отложить обморок до другого времени, а теперь выпустить его как для него, так и 
для себя самой.
      Женщина преодолела себя. В своем критическом положении они решились 
прибегнуть к посредству третьего. Хозяйка позвала свою служанку, старую чопорную 
француженку, уже давно одетую, и ловкую в подобных случаях. К ней-то обратилась 
с просьбою провести из дому. Француженка взялась. Она свела Пушкина вниз прямо в 
комнаты мужа. Тот еще спал. Шум шагов его разбудил. Его кровать была за ширмами. 
Из-за ширм он спросил: "кто здесь?" "Это -- я", отвечала ловкая наперсница и 
провела Пушкина в сени, откуда он свободно вышел: если б кто его здесь и 
встретил, то здесь его появление уже не могло быть предосудительным. На другой 
же день Пушкин предложил итальянцу дворецкому золотом 1000 руб., чтобы он 
молчал, и хотя он отказывался от платы, но Пушкин принудил его взять. -- Таким 
образом все дело осталось тайною. Но блистательная дама в продолжение четырех 
месяцев не могла без дурноты вспомнить об этом происшествии . (Внучка Кутузова, 
урожден. Тизенгаузен, замужем за австр. посланником Фикельмон,  Прим. на поляк) 
.
      П. В. НАЩОКИН по записи БАРТЕНЕВА.  Рассказы о Пушкине,  36.

      В черновых записях, собранных Анненковым материалов для биографии Пушкина 
(в Пушкинском Доме), Анненков, с чьих-то слов (П. А. Плетнева?), отметил для 
памяти "жаркую историю с женой австрийского посланника".
      Б. Л. МОДЗАЛЕВСКИЙ. Пушкин. Письма,  Гос. изд..  т. II, 420.

      Однажды отец взял меня с собою в русский театр; мы поместились во втором 
ряду кресел; перед нами в первом ряду сидел человек с некрасивым, но 
необыкновенно выразительным лицом и курчавыми темными волосами; он обернулся, 
когда мы вошли (представление уже началось), дружелюбно кивнул отцу, потом стал 
слушать пьесу, с тем особенным вниманием, с каким слушают только люди, сами 
пишущие. -- "Это Пушкин", -- шепнул мне отец. Я весь обомлел... Трудно себе 
вообразить, что это был за энтузиазм, за обожание толпы к величайшему нашему 
писателю, это имя волшебное являлось чем-то лучезарным в воображении всех 
русских, в особенности же в воображении очень молодых людей. Пушкин, хотя и не 
чужд был той олимпийской недоступности, в какую окутывали, так сказать, себя 
литераторы того времени, обошелся со мною очень ласково, когда отец после того, 
как занавес опустили, представил меня ему. Я был в восторге и, чтобы не ударить 
лицом в грязь, все придумывал, что бы сказать что-нибудь поумнее; надо сказать, 
что в тот самый день, гуляя часов около трех пополудни с отцом по Невскому 
проспекту, мы повстречали некоего X., тогдашнего модного писателя. Он был 
человек чрезвычайно надутый и заносчивый, отец его довольно близко знал и 
представил меня ему; он отнесся ко мне довольно благосклонно и пригласил меня в 
тот же вечер к себе. -- "Сегодня середа, у меня каждую середу собираются, -- 
произнес он с высоты своего величия, -- все люди талантливые, известные, 
приезжайте, молодой человек, время вы проведете, надеюсь, приятно". Я 
поблагодарил и, разумеется, тотчас после театра рассчитывал туда отправиться. В 
продолжение всего второго действия, которое Пушкин слушал с тем же вниманием, я, 
благоговейно глядя на его сгорбленную в кресле спину, сообразил, что спрошу его 
во время антракта, "что он, вероятно, тоже едет сегодня к X.". Не может же он, 
Пушкин, не бывать в доме, где собираются такие известные люди -- писатели, 
художники, музыканты и т. д. Действие кончилось, занавес опустился, Пушкин опять 
обернулся к нам. -- "Александр Сергеевич, се


годня середа, я еще, вероятно, буду иметь счастливый случай с вами повстречаться 
у X.", -- проговорил я почтительно, но вместе с тем стараясь придать своему 
голосу равнодушный вид, "что вот, дескать, к каким тузам мы ездим". Пушкин 
посмотрел на меня с той особенной, ему одному свойственной, улыбкой, в которой 
как-то странно сочеталась самая язвительная насмешка с безмерным добродушием. -- 
"Нет, -- отрывисто сказал он мне: -- с тех пор, как я женат, я в такие дома не 
езжу!" Меня точно ушатом холодной воды обдало, я сконфузился, пробормотал что-то 
очень неловкое и стушевался за спину моего отца, который от души рассмеялся. 
Нечего и прибавлять, что в тот вечер я к X. не поехал, хотя отец, смеясь, очень 
на этом настаивал.
      На другой день отец повез меня к Пушкину -- он жил в довольно скромной 
квартире; самого хозяина не было дома, нас приняла его красавица-жена. Много 
видел я на своем веку красивых женщин, много встречал женщин еще обаятельнее 
Пушкиной, но никогда не видывал я женщины, которая соединила бы в себе 
законченность классически правильных черт и стана. Ростом высокая, с баснословно 
тонкой тальей, при роскошно развитых плечах и груди, ее маленькая головка, как 
лилия на стебле, колыхалась и грациозно поворачивалась на тонкой шее; такого 
красивого и правильного профиля я не видел никогда более, а кожа, глаза, зубы, 
уши? Да, это была настоящая красавица, и недаром все остальные даже из самых 
прелестных женщин меркли как-то при ее появлении. На вид всегда она была 
сдержанна до холодности и мало вообще говорила. В Петербурге, где она блистала, 
во-первых, своей красотой и в особенности тем видным положением, которое занимал 
ее муж, -- она бывала постоянно и в большом свете, и при дворе, но ее женщины 
находили несколько странной. Я с первого же раза без памяти в нее влюбился; надо 
сказать, что тогда не было почти ни одного юноши в Петербурге, который бы тайно 
не вздыхал по Пушкиной; ее лучезарная красота рядом с этим магическим именем 
всем кружила головы; я знал очень молодых людей, которые серьезно были уверены, 
что влюблены в Пушкину, не только вовсе с нею незнакомых, но чуть ли никогда 
собственно ее даже не видевших!
      Граф В. А. СОЛОГУБ. Воспоминания. СПб.,  Изд. А. С. Суворина,  1887, стр. 
115 -- 118.

      С зимы 1832 г. Пушкин стал посвящать все свое время работе в архивах, куда 
доступ был ему открыт еще в прошлом году. Из квартиры своей отправлялся он 
каждый день в разные ведомства, предоставленные ему для исследований. Он 
предался новой работе своей с жаром, почти со страстью.
      П. В. АННЕНКОВ.  Материалы,  350.

      С 1831 года Пушкин избрал для себя великий труд, который требовал 
долговременного изучения предмета, множества предварительных занятий и 
гениального исполнения. Он приступил к сочинению истории Петра Великого... 
Преимущественно занимали его исторические разыскания. Он каждое утро отправлялся 
в какой-нибудь архив, выигрывая прогулку возвращением оттуда к позднему своему 
обеду. Даже летом, с дачи, он ходил пешком для продолжения своих занятий.
      П. Л. ПЛЕТНЕВ.  Соч. и переп.,  I, 384.

      Пушкина нигде не встретишь, как только на балах. Так он протранжирит всю 
жизнь свою, если только какой-нибудь случай, и более необходимость, не затащут 
его в деревню.
      Н. В. ГОГОЛЬ -- А. С. ДАНИЛЕВСКОМУ, 8 февр. 1833 г.  Письма Гоголя, ред. 
В. И. Шенрока,  I, 241.

      Вчерашний маскарад был великолепный, блестящий, разнообразный, жаркий, 
душный, восхитительный. Много совершенных красавиц: Завадовская, Радзивилова-
Урусова... Хороша очень была Пушкина-поэтша, но сама по себе, не в кадрилях, по 
причине, что Пушкин задал ей стишок свой, который с помощью божией не пропадет 
также для потомства.  (Намек на ее беременность?)
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ -- А. Я. БУЛГАКОВУ, 9 февр. 1833 г.  Собр. соч. кн. П. 
П. Вяземского,  538.

      Жизнь моя в Петербурге ни то, ни се. Заботы о жизни мешают мне скучать. Но 
нет у меня досуга вольной холостой жизни, необходимой для писателя. Кружусь в 
свете, жена моя в большой моде, -- все это требует денег, деньги достаются мне 
через труды, а труды требуют уединения... Путешествие нужно мне нравственно и 
физически.
      ПУШКИН -- НАЩОКИНУ, вторая половина февраля 1833 г.

      Считать Пушкин не умел. Появление денег связывалось у него с 
представлением неиссякаемого Пактола, и быстро пропустив их сквозь пальцы, он с 
детской наивностью недоумевал перед совершившимся исчезновением. -- Карты 
неудержимо влекли его. Он зачастую давал себе зарок больше не играть, подкрепляя 
это торжественным обещанием жене, но при первом подвернувшемся случае благие 
намерения разлетались в прах, и до самой зари он не мог оторваться от зеленого 
поля.
      Часто вспоминала Наталья Николаевна крайности, испытанные ею с первых 
шагов супружеской жизни. Бывали дни, после редкого выигрыша или крупной 
литературной получки, когда мгновенно являлось в доме изобилие во всем, деньги 
тратились без удержа и расчета, -- точно всякий стремился наверстать скорее 
испытанное лишение. Муж старался не только исполнить, но предугадать ее желания. 
Минуты эти были скоротечны и быстро сменялись полным безденежьем, когда не 
только речи быть не могло о какой-нибудь прихоти, но требовалось все напряжение 
ума, чтобы извернуться и достать самое необходимое для ежедневного 
существования.
      Некоторые из друзей Пушкина, посвященные в его денежные затруднения, 
ставили в упрек Наталии Николаевне ее увлечение светскою жизнью и изысканность 
нарядов. Первое она не отрицала. Но всегда упорно отвергала обвинение в личных 
тратах. Все ее выездные туалеты, все, что у нее было роскошного и ценного, 
оказывалось подарками Екатерины Ивановны  (Загряжской, фрейлины, тетки. Нат. 
Ник-ны).  Она гордилась красотою племянницы; ее придворное положение 
способствовало той благосклонности, которой удостоивала Наталью Николаевну 
царская чета, а старушку тешило, при ее значительных средствах, что ее 
племянница могла поспорить изяществом с первыми щеголихами.
      А. П. АРАПОВА.  Новое Время,  1907, • 11413, иллюстр. прилож., стр. 5.

      Вы теперь в праве презирать таких лентяев, как Пушкин, который ничего не 
делает, как только утром перебирает в гадком сундуке своем старые к себе письма, 
а вечером возит жену свою по балам, не столько для ее потехи, сколько для 
собственной.
      П. А. ПЛЕТНЕВ -- В. А. ЖУКОВСКОМУ, 17 февраля 1833 г.  Соч. и переписка 
Плетнева,  III, 524.

      В Петербурге у всех был грипп. Наташа лежала больная первую неделю поста. 
Ей пускали кровь, но на масленице и всю эту зиму она много развлекалась, на балу 
в Уделах она явилась в костюме жрицы солнца и имела большой успех. Император и 
императрица подошли к ней и сделали ей комплимент по поводу ее костюма, а 
император объявил ее царицей бала.
      Н. О. ПУШКИНА -- О. С. ПАВЛИЩЕВОЙ, 16 марта 1833 г.  Литературн. 
Наследство,  т. 16 -- 18, стр. 782.

      На придворных балах Пушкину бывало просто скучно. Покойная Л. Д. Шевич 
передавала нам, как, стоя возле нее, полузевая и потягиваясь, он сказал два 
стиха из старинной песни:
      Неволя, неволя, боярской двор.
      Стоя наешься, сидя наспишься.
      П. И. БАРТЕНЕВ.  Рус. Арх.,  1889, III, 124.

      Иду я с Пушкиным по Невскому проспекту. Встречается Одоевский. Он только 
что отпечатал тогда свои "Пестрые сказки" фантастического содержания и разослал 
экземпляры, в пестрой обертке, своим приятелям. Экземпляр поднесен был и 
Пушкину. При встрече на Невском Одоевскому очень хотелось узнать, прочитал ли 
Пушкин книгу и какого он об ней мнения. Но Пушкин отделался общими местами: 
"Читал... ничего... хорошо" и т. п. Видя, что от него ничего не добьешься, 
Одоевский прибавил только, что писать фантастические сказки чрезвычайно трудно. 
Затем он поклонился и прошел. Тут Пушкин рассмеялся своим звонким, можно 
сказать, зубастым смехом, так как он выказывал тогда два ряда белых арабских 
зубов, и сказал: "Да если оно так трудно, зачем же он их пишет? Кто его 
принуждает? Фантастические сказки только тогда и хороши, когда писать их не 
трудно".
      Гр. В А. СОЛОГУБ. Пережитые дни.  Русский Мир,  1874, • 117.

      Петербург мне не подходит ни в каком отношении; ни мои вкусы, ни мои 
средства не могут к нему приспособиться. Но два или три года придется терпеть.
      ПУШКИН -- П. А. ОСИНОВОЙ, 13 -- 14 мая 1833 г., из Петербурга  (фр.).

      Александр и Натали на Черной речке, они взяли дачу Миллера, которую в 
прошлом году занимали Маркеловы. Она очень красива, есть большой сад; дача очень 
велика: 15 комнат с верхом. Натали чувствует себя хорошо она была очень довольна 
своим новым жилищем, тем более, что это в двух шагах от ее тетки  (Ек. Ив. 
Загряжской),  которая живет с Натальей Кирилловной  (Загряжской)  на ферме.
      Н. О. ПУШКИНА -- О. С. ПАВЛИЩЕВОЙ, 24 мая 1833 года.  Красная Нива,  1929, 
• 24, стр. 8.

      Весною 1833 года Пушкин переехал на дачу, на Черную речку (дача Миллера), 
и отправлялся пешком оттуда каждый день в архивы, возвращаясь таким же образом 
назад. Как только истощались его силы от усиленного физического и умственного 
труда, он шел купаться, и этого средства уже достаточно было, чтоб снова 
возвратить ему бодрость и способности.
      П. В. АННЕНКОВ.  Материалы,  350.

      Жена Александра, чувствуя себя отлично, много гуляет по островам, несмотря 
на последний месяц беременности, посещает театр...
      Н. О. ПУШКИНА (мать поэта) -- О. С. ПАВЛИЩЕВОЙ, 17 июня 1833 г.  Л. 
Павлищев,  323.

      Это было в начале июля 1833 г., в одну из тех очаровательных ночей, какие 
только можно видеть на дальнем Севере. Освежительная прохлада наступила после 
нестерпимого дневного зноя, и на горизонте вечерняя заря соединилась с утреннею. 
В такую пору я с моим приятелем, гвардии офицером Ст., гулял по островам. Уже 
прошла полночь. Мы перешли через мост на Крестовский остров. В недальном 
расстоянии от нас, то медленно, то ускоряя шаги, прогуливался среднего роста, 
стройный человек. Походка его была небрежна, иногда он поднимал правую руку 
высоко вверх, как пламенный декламатор. Казалось, что незнакомец разговаривал 
сам с собою. Порою слова его переходили в тихое пение какой-то из трогательных 
народных песен. -- "Кто бы это мог быть?"- -- спросил я моего друга. -- "Если не 
ошибаюсь, -- отвечал он, -- то это"... В это мгновение незнакомец остановился, 
оборотился к реке и со сложенными на груди руками прислонился к дереву; тогда мы 
могли разглядеть до того времени скрытые от нас черты лица человека 34 или 35 
лет. Темные, несколько углубленные глаза на небольшом бледном лице, прекрасный 
рот, полный белых зубов. Только нос казался несколько широким. У него были 
черные курчавые волосы, прекрасные брови и полные бакенбарды. Одет он был по 
последней моде, но заметна была какая-то небрежность. Между тем и незнакомец нас 
заметил. Мой спутник подошел к нему и, протягивая руку, приветствовал его: -- 
"Здравствуйте, Пушкин!" Приятель мой, уже знакомый с Пушкиным, представил нас 
друг другу. Поэт и мой спутник начали между собой оживленный разговор по-
французски, Тоска и разорванность со светом были заметны в речах Пушкина и не 
казались мне пустым представлением. -- "Я не могу более работать", -- отвечал он 
на вопрос: не увидим ли мы вскоре новое его произведение? -- "Здесь бы я хотел 
построить себе хижину и сделаться отшельником", -- прибавил он с улыбкою. -- 
"Если бы в Неве были прекрасные русалки, -- отвечал мой спутник, намекая на 
юношеское стихотворение Пушкина "Русалка" и приводя из него слова, которыми она 
манит отшельника


: "Монах, монах! Ко мне, ко мне!" -- Как это глупо! -- проворчал поэт: -- никого 
не любить кроме самого себя. -- "Вы имеете достойную любви прекрасную жену", -- 
сказал ему мой товарищ. Насмешливое, протяжное "да!" было ответом. Я выразил мое 
восхищение прекрасною, теплою ночью. -- "Она очень приятна после сегодняшней 
страшной жары", -- небрежно и прозаически отвечал мне поэт. Товарищ мой старался 
навести его на более серьезный разговор; но он постоянно от того отклонялся. -- 
"Там вечерняя заря, малое пространство ночи, а там уж заря утренняя, -- сказал 
мой друг. -- Смерть, мрак гроба и пробуждение к прекраснейшему дню!" Пушкин 
улыбнулся. -- "Оставьте это, мой милый! Когда мне было 22 года, знал и я такие 
возвышенные мгновения; но в них ничего нет действительного. Утренняя заря! 
Пробуждение! Мечты, только одни мечты!" В это время плыла вниз по Неве лодка с 
большим обществом. Раздалось несколько аккордов гитары, и мягкий мужской голос 
запел "Черную шаль" Пушкина. Лишь только окончилась первая строфа, как Пушкин, 
лицо которого мне казалось гораздо бледнее обыкновенного, проговорил про себя: 
"С тех пор я не знаю спокойных ночей!" и, сказав нам короткое "Bon soir, 
messieurs!", исчез в зеленой темноте леса.
      Фр. ТИТЦ. Ein russischer Dichter. Petersburger Erinnerung aus dem Jahre 
1833, Familien-Journal, 1865, • 606. Перепечатано в переводе --  "Пушкин", 
сборник Бартенева,  кн. II, стр. 143 -- 145.

       (Автор с П. В. Нащокиным, композитором Есауловым и певцом Лавровым 
приехали в Петербург и остановились в гостинице Демута).  На другой день, 29 
июня, рано утром, пешком с Черной речки, первым явился А. С. Пушкин. 
Поздоровавшись с ним, Павел Воинович представил ему и нас, артистов; а относясь 
ко мне, прибавил: "а сей юноша замечателен еще тем, что, читая все журналы, 
романы и следя за литературой, никак не мог дочитать Ивана Выжигина!" Александр 
Сергеевич, пожав мне еще раз руку, сказал: "лучше сей рекомендации и не надо". 
Вскоре собрались приятели Павла Воиновича: полковник Манзе, князь Эристов, 
Данзас (впоследствии секундант Пушкина) и другие. Общая радость, веселый говор, 
шутки, остроты, воспоминания о прошлом времени, анекдоты о настоящем, хохот, 
шум, крик!.. Пушкин, пригласив Нащокина завтра обедать и слушать его новые 
сочинения, ушел; оставшаяся компания продолжала веселиться...
      Раз утром, встав очень рано, переписывал я два письма в стихах к Ленскому 
и к сестре моей. Нащокин, застав меня врасплох, заставил прочесть ему, 
расхвалил, да и кончил так: "Очень рад, очень рад! Вот мы с вами порадуем и 
Александра Сергеевича. Он сейчас придет". Я ни за что не соглашался, он 
настаивал; заспорили... Входит Пушкин.
      -- Рассуди нас, Александр Сергеевич, я к тебе с жалобой на сего юношу: во 
1-х, он вчера в первый раз сбрил усы, во 2-х, влюбился в Елену Яковлевну 
Сосницкую, а в 3-х, сочинил хорошие стихи и не соглашается прочесть тебе.
      -- Усы его собственность; любовь к Елене -- грех общий: я сам в молодости, 
когда она была именно прекрасной Еленой, попался было в сеть, но взялся за ум и 
отделался стихами, а юноше скажу: берегись; а что касается до стихов, то в сем 
грехопадении он обязан покаяться передо мной!
      Говоря это весело, в pendant тону Нащокина, Александр Сергеевич взял меня 
под руку, ввел во вторую комнату, посадил на диван, сам сел с правой стороны, 
поджав по-турецки ноги, и сказал: "Кайся, юный грешник!" По прочтении письма к 
Ленскому Александр Сергеевич сказал свое всегдашнее словцо: "ну, вот и 
прекрасно, и очень хорошо". Из второго письма к сестре, после описания сна, где 
я видел между прочим:
      Друзей, начальников, врагов... --
      указательный перст поэта быстро длинным ногтем чертил по запятой, как бы 
выскабливая ее: "запятую прочь! маленькое тире, знак соединительный: начальники-
враги слова однозначущие!"
      В это же утро собрались почти все приятели, а разговоры были натянутые, 
невеселые; все вертелось на злобе дня, т. е. на безденежьи... Является Боголюбов 
и подает Пушкину свертки золота.  (Он ездил искать для Пушкина денег.)  Поэт, 
развернув свертки и высыпав на стол кучку блестящих монет, превратился в 
совершенного ребенка: то пригоршней поднимает золото, то вновь рассыплет по 
столу, то хочет захватить одной рукой, да длинные ногти мешают, тогда, опрокинув 
кисть руки и подсовывая ногти под кружки, собирает их на ладонь и пересыпает из 
одной в другую, приговаривая: "люблю играть этой мелочью... но беречь ее не 
люблю... поиграю и пускаю в ход, ходячая монета!"
      В полночь все, в память любимых поэтом прогулок в светлые петербургские 
ночи, согласились в эту ночь прогулять по площадям города и по набережной Невы. 
Все гурьбой вывалили на Невский. Но поэт, любитель светлых ночей, торопился на 
дачу, отвечая на приставанье друзей: "гуляйте, гуляйте, для вас всегда время, а 
мое разгульное времячко прошло"...
      Из нашего приятного ночного шатания замечателен рассказ друзей о прежних 
прогулках с Пушкиным-холостяком, как они, бывало, заходили к наипочтеннейшей 
Софье Евстафьевне, провести остаток ночи с ее компаньонками, и где Александр 
Сергеевич, бывало, выберет интересный субъект и начинает расспрашивать о детстве 
и обо всей прежней жизни, потом усовещивает и уговаривает бросить блестящую 
компанию, заняться честным трудом -- работой, итти в услужение, притом даст 
деньги на выход и таким образом не одну жертву спас от погибели; а всего лучше, 
что благонравная Софья Евстафьевна жаловалась на поэта полиции, как на 
безнравственного человека, развращающего ее овечек.
      Н. И. КУЛИКОВ. Пушкин и Нащокин.  Рус. Стар.,  1881, т. 31, стр. 604 -- 
613.

      6 июля бог дал Александру сына; но не он и н.е жена его сообщают нам это, 
а графиня Ивелич. По ее письму, моя невестка до сих пор еще очень страдает, хотя 
со времени родов прошло без малого месяц. У нее образовались нарывы, от которых 
до сих пор не может отделаться. Александру же непростительно быть к нам до такой 
степени равнодушным, что он даже и двумя строками не заблагорассудил мне 
отвечать. Очень беспокоимся. Напрасно ты нам писала на его имя. Переслать нам 
твое письмо Александр и не позаботился. Впрочем, оно могло и пропасть по очень 
простой причине: переезжая на Черную речку, Александр перевел туда всю свою 
прислугу, поручив городскую квартиру надзору дворника, а этот дворник или пьян, 
или спит.
      С. Л. ПУШКИН -- О. С. ПАВЛИЩЕВОЙ, 1 августа 1833 г.  Л. Павлищев,  324  
(фр.).

      Пушкин был во многих отношениях внимательный и почтительный сын. Он готов 
был даже на некоторые самопожертвования для родителей своих; но не в его натуре 
было быть хорошим семьянином: домашний очаг не привлекал и не удерживал его. Он 
во время разлуки редко писал к родителям; редко и бывал у них, когда живал с 
ними в одном городе.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ.  Полн. собр. соч.,  VIII, 148.

      Вчера был вечер у Фикельмонт... Было довольно весело. Один Пушкин 
palpitait de l`interet du moment//Трепетал сиюминутным интересом  (фр.) //, 
краснел, взглядывая на Крюднершу, и несколько увивался вокруг нее.
      Кн. ВЯЗЕМСКИЙ -- жене, в июле -- начале августа 1833.  Голос Минувшего,  
1922, • 2, 116.

      Однажды, возвратясь с бала, на котором Н. Н. Пушкина вообразила, что муж 
ее ухаживает за м-ме Крюднер (что было совершенно несправедливо), она дала ему 
пощечину, о чем он, смеясь, рассказывал Вяземскому, говоря, что "у его мадонны 
рука тяжеленька".
      О. Н. СМИРНОВА в примеч. к Запискам матери своей А. О. СМИРНОВОЙ.  
Записки,  ч. I, 340.

      Пушкин был на балу с женою-красавицею и, в ее присутствии, вздумал за кем-
то ухаживать. Это заметили, заметила и жена. Она уехала с бала домой одна. 
Пушкин хватился жены и тотчас же поспешил домой. Застает ее в раздевании. Она 
стоит перед зеркалом и снимает с себя уборы. "Что с тобою? Отчего ты уехала?" 
Вместо ответа Наталия Николаевна дала мужу полновесную пощечину. Тот как стоял, 
так и покатился со смеху. Он забавлялся и радовался тому, что жена его ревнует, 
и сам со своим прекрасным хохотом передавал эту сцену приятелям.
      АРК. О. РОССЕТ.  Рус. Арх.,  1882, I, 247.

      С Черной речки Пушкины уже не вернулись на квартиру Жадимировского. 1 
сентября в отсутствие Пушкина жена Наталья Николаевна заключила договор на новую 
квартиру с капитаном гвардии А. К. Оливеем (русская переделка фамилии Оливье).
      П. Е. ЩЕГОЛЕВ. Квартирная тяжба Пушкина.  Красная Нива,  1929, • 24, стр. 
8.

      С августа 1833 по август 1834 г. Пушкин жил на Пантелеймоновской ул. в 
доме Оливье. По имеющимся у нас данным, мы не могли отыскать на 
Пантелеймоновской улице дома Оливье. У гг. Оливье было два дома, но в совершенно 
иных частях города, один на Гороховой улице, недалеко от дома Жадимировского.
      П. ЗЕТ (П. Н. СТОЛПЯНСКИЙ). Квартиры Пушкина.  Новое Время,  1912, • 
12889.

      Жительство Пушкина Литейной части против церкви Пантелеймона в доме 
Оливье.
      П. А. ЖАДИМИРОВСКИЙ. Объявление в Петербургскую Управу Благочиния,  
Красная Нива,  1929, • 24, стр. 8.



В. Вересаев.
Пушкин в жизни.

      Поездка на Восток

      С годами художественные интересы все теснее переплетаются у Пушкина с 
историческими. Рядом с поэтом в нем вырастает исследователь, историк, ученый 
путешественник.
      Замысел "Капитанской дочки" возник еще в начале 1833 года. Однако 
познакомившись с архивными материалами, относящимися к пугачевщине, Пушкин решил 
оставить на время роман и написать монографию. Первая редакция написана была уже 
к весне 1833 года. Но ему необходимо было услышать на местах впечатления парода 
о памятных событиях. Так родилась идея поездки по следам восстания. В дорожные 
тетради легли записи встреч с жителями Казани и Оренбурга, помнившими "государя 
Петра Федоровича".
      Пушкин был прекрасно осведомлен в древней и новейшей исторической 
литературе. Исторический отдел его библиотеки едва ли не самый обширный после 
собственно литературного. Книги Тьера, Гизо, Барапта, Тьерри, Минье, Токвиля и 
других влиятельных современных историков хранят пометки его карандаша. Изучение 
разнообразных направлений помогало поэту вырабатывать свой метод исторической 
прозы. Пожалуй,в наибольшей степени его учителем здесь был Вольтер. Внимание 
Пушкина-историка привлекают сильные личности с сюжетными биографиями: Ермолов, 
Ганнибал, Петр, Пугачев. История являлась как бы лабораторней художника и 
мыслителя (по свидетельству современника, кроме истории Петра, поэт собирался 
создать и художественное произведение, ему посвященное).
      По возвращении из Оренбурга, уже в Болдине, Пушкин принимается за 
обработку собранных материалов. Они были включены в черновую рукопись, которая и 
получила окончательную отделку. "История Пугачева" -- первый научный труд 
Пушкина и единственный доведенный им до конца. Написать такую книгу и издать с 
портретом заглавного героя на фронтисписе значило грозно напомнить всем о живой 
и мятежной стихии, готовой в любой момент обрушить на головы "господ" страшное 
возмездие.
      Наряду с Пугачевым Пушкина продолжает увлекать историческая фигура Петра 
I. Долгие размышления над проблемой этого сложного и противоречивого характера 
вылились в эту болдинскую осень в новую поэму -- "Медный Всадник". "Петр Великий 
один -- целая всемирная история", -- писал Пушкин незадолго до смерти Чаадаеву. 
Именно в таком качестве Петр и выступает в поэме, обобщенно раскрывающей 
трагедию обыкновенного человека с его частными интересами, безжалостно 
растоптанного неумолимой силой. В поэме отразилась драма современного Пушкину 
поколения, в ней присутствуют и глубоко скрытые автобиографические мотивы, итоги 
невеселых раздумий над собственной судьбой. Стихи этой "петербургской повести" 
до сих пор остаются непревзойденными в русской поэзии.
      В другой поэме, написанной там же в Болдине, -- "Анджело" -- в центре 
образ подлого властителя. Прикрываясь личиной неумолимого стража добродетели, он 
стремится гнусным путем овладеть прекрасной и невинной Изабеллой. В основе 
сюжета -- коллизия драмы Шекспира "Мера за меру". Пушкин считал "Анджело" одним 
из лучших своих созданий -- возможно, отчасти потому, что в нем нашла полное 
выражение та мучительная ситуация, в которой находился поэт с тех пор, как царь 
стал оказывать Наталье Николаевне особенное внимание. Поэма была как бы 
заклинанием.
      Здесь же, в Болдине, написана, по-видимому, и повесть "Пиковая дама", 
признанный шедевр пушкинской прозы, В русской лирике памятником осеннего 
уединения 1833 года навсегда останется "Осень".
      Из поездки по Уралу и Поволжью Пушкин вернулся в Петербург с богатейшей 
творческой жатвой.


      Вот тебе подробная моя Одиссея. Ты помнишь, что от тебя уехал я в самую 
бурю. Приключения мои начались у Троицкого моста. -- Нева так была высока, что 
мост стоял дыбом: веревка была протянута, и полиция не пускала экипажей. Чуть 
было не воротился я на Черную речку. Однако переправился через Неву выше и 
выехал из Петербурга. Погода была ужасная. Деревья по Царскосельскому проспекту 
так и валялись, я насчитал их с пятьдесят. В лужицах была буря. Болота 
волновались белыми волнами. По счастью, ветер и дождь гнали меня в спину, и я 
преспокойно высидел все это время. На другой день погода прояснилась. Мы с 
Соболевским шли пешком 15 верст, убивая по дороге змей, которые обрадовались 
сдуру солнцу и выползли на песок. Вчера прибыли мы благополучно в Торжок, где 
Соболевский свирепствовал за нечистоту белья. Сегодня проснулись в 8 часов, 
завтракали славно и теперь отправляюсь в сторону, в Ярополец  (имение Н. И. 
Гончаровой),  а Соболевского оставляю наедине с швейцарским сыром.
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, вторая половина августа 1833 г., из Торжка.

      Пишу к тебе из Павловского, между Берновым и Малинниками, о которых, 
вероятно, я тебе много рассказывал. Вчера, своротя на проселочную дорогу к 
Яропольцу, узнаю с удовольствием, что проеду мимо Вульфовых поместий, и решился 
их посетить. В 8 часов вечера приехал я к доброму моему Павлу Ивановичу, который 
обрадовался мне, как родному. Здесь я нашел большую перемену. Назад тому 5 лет 
Павловское, Малинники и Берново наполнены были уланами и барышнями, но уланы 
переведены, а барышни разъехались: из старых моих приятельниц нашел я одну белую 
кобылу, на которой и съездил в Малинники; но и та уж подо мною не пляшет, не 
бесится, а в Малинниках, вместо всех Аннет, Евпраксий, Саш, Маш etc. живет 
управитель Парасковии Александровны Рейхман, который поподчивал меня шнапсом. 
Вельяшева, мною некогда воспетая, живет здесь в соседстве; но я к ней не поеду, 
зная, что тебе было бы это не по сердцу. Здесь объедаюсь я вареньем и проиграл 
три рубля в двадцать четыре роббера в вист.
      Гляделась ли ты в зеркало, и уверилась ли ты, что с твоим лицом ничего 
сравнить нельзя на свете, а душу твою люблю я еще более твоего лица. Прощай, мой 
ангел, целую тебя крепко.
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, 23 августа 1833 г., из Павловского.

      В Ярополец приехал я в среду поздно. Наталья Ивановна встретила меня, как 
нельзя лучше. Я нашел ее здоровою, хотя подле нее лежала палка, без которой 
далеко ходить не может. Четверг я провел у нее. Она живет очень уединенно и тихо 
в своем разоренном дворце и разводит огороды над прахом твоего прадедушки 
Дорошенки, к которому ходил я на поклонение. Я нашел в доме старую библиотеку, и 
Нат. Ив. позволила мне выбрать нужные книги. Я отобрал их десятка три, которые к 
нам и прибудут с вареньем и наливками. Таким образом набег мой на Ярополец был 
вовсе не напрасен V. Из Яропольца выехал я ночью и приехал в Москву вчера в 
полдень. Пишу тебе из антресолей вашего Никитского дома.
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, 26 августа 1833 г., из Москвы.

      Вчера были твои именины, сегодня твое рождение. Вчера пил я твое здоровье 
у Киреевского с Шевыревым и Соболевским: сегодня буду пить у Суденки. Еду 
послезавтра -- прежде не будет готова моя коляска. Вчера, приехав поздно домой, 
нашел я у себя на столе карточку Булгакова, отца красавиц, и приглашение на 
вечер. Жена его была также имянинница. Я не поехал, за неимением бального платья 
и за небритие усов, которые отращаю в дорогу. Ты видишь, что в Москву мудрено 
попасть и не поплясать. Однако скучна Москва, пуста Москва, бедна Москва. Даже 
извозчиков мало на ее скучных улицах. По своему обыкновению, бродил я по книжным 
лавкам и ничего путного не нашел. Книги, взятые мною в дорогу, перебились и 
перетерлись в сундуке. От этого я сердит сегодня.
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, 27 августа 1833 г., из Москвы.

      Вот тебе отчет с самого Натальина дня. Утром поехал я к Булгакову  
(московскому почтдиректору)  извиняться и благодарить, а между тем и выпросить 
лист для смотрителей, которые очень мало меня уважают, несмотря на то, что я 
пишу прекрасные стишки. У него застал я его дочерей и Всеволожского. Они звали 
меня на вечер к Пашковым на дачу, -- я не поехал, жалея своих усов, которые 
только лишь ощетинились. Обедал у .Суденки, моего приятеля, товарища холостой 
жизни моей. Теперь и он женат, и он сделал двух ребят, и он перестал играть; но 
у него 125.000 доходу, а у нас, мой ангел, это -- впереди. Жена его тихая, 
скромная, не-красавица. Мы отобедали втроем, и я, без церемонии, предложил 
здоровье моей имянинницы, и выпили мы все, не морщась, по бокалу шампанского. 
Вечер у Нащокина, да какой вечер! шампанское, лафит, зазженный пунш с ананасами 
-- пью за твое здоровье, красота моя. На другой день в книжной лавке встретил я 
А. Раевского. -- Sacre chien, сказал он мне с нежностью: pourquoi n`eкtes vous 
pas venu me voir? -- Animal, отвечал я ему с чувством: qu`avez vous fait de mon 
manuscript petit-russien? //Собачий сын... почему ты не пришел ко мне? -- 
Скотина... что ты сделал с моей малороссийской рукописью?  (фр.) // После сего 
поехали мы вместе, как ни в чем не бывало, он -- держа меня за ворот всенародно, 
чтоб я не выскочил из коляски. Отобедали вместе глаз на глаз (виноват: втроем с 
бутылкой мадеры). Потом для разнообразия жизни, провел опять вечер у Нащокина; 
на другой день он задал мне прощальный обед, со стерлядями и с жженкой, усадили 
меня в коляску, и я выехал на большую дорогу.
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, 2 сентября 1833 г., из Нижнего Новгорода.

      Нащокин провожал меня шампанским, жженкой и молитвами. Каретник насилу 
выдал мне коляску; нет мне счастия с каретниками. Дорога хороша, но под Москвою 
нет лошадей -- я повсюду ждал несколько часов и насилу дотащился до Нижняго 
сегодня, т. е. в 5-е сутки. Успел только съездить в баню. Кажется, я глупо 
сделал, что оставил тебя и начал опять кочевую жизнь. Живо воображаю первое 
число. Тебя теребят за долги, Параша, повар, извозчик, аптекарь, m-me Zichler 
etc., у тебя не хватает денег, Смирдин перед тобой извиняется, ты беспокоишься, 
-- сердишься на меня -- и поделом. Что у нас за погода! дни жаркие, с утра 
маленькие морозы -- роскошь! так ли у вас?
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, 2 сентября 1833 г., из Нижнего Новгорода.

      Ух, женка, страшно! теперь следует важное признание. Сказать ли тебе 
словечко, утерпит ли твое сердечко? Ну, так уж и быть, узнай, что на второй 
станции, где не давали мне лошадей, встретил я некоторую городничиху, едущую с 
теткой из Москвы к мужу, и обижаемую на всех станциях. Она приняла меня весьма 
дурно и нараспев начала меня усовещевать и уговаривать: как вам не стыдно? на 
что это похоже? две тройки стоят на конюшне, а вы мне ни одной со вчерашнего дня 
не даете. Право? сказал я и пошел взять эти тройки для себя. Городничиха, видя, 
что я не смотритель, очень смутилась, начала извиняться и так меня тронула, что 
я уступил ей одну тройку, на которую имела она всевозможные права, а сам нанял 
себе другую, т. е. третью, и уехал. Ты подумаешь: ну это еще не беда. Постой, 
женка, это еще не все. Городничиха и тетка так были восхищены моим рыцарским 
поступком, что решились от меня не отставать и путешествовать под моим 
покровительством, на что я великодушно и согласился. Таким образом и доехали мы 
почти до самого Нижнего -- они отстали за 3 или 4 станции -- и я теперь свободен 
и одинок. Ты спросишь, хороша ли городничиха? Вот то-то, что не хороша, ангел 
мой Таша, о том-то я и горюю. Уф, кончил. Отпусти и помилуй.
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, 8 сент, 1833 г., из Нижнего Новгорода.

      Пушкин мне рассказывал, что под Нижним он встретил этапных. С ними шла 
девушка не в оковах, у нас женщин не заковывают. Она была чудной красоты и 
укрывалась от солнца широким листом капусты. -- "А ты, красавица, за что?" -- 
Она весело отвечала: -- "Убила незаконнорожденную дочь, пяти лет, и мать за то, 
что постоянно журила". Пушкин оцепенел от ужаса.
      А. О. СМИРНОВА. Автобиография, 178.

      Я в Казани с 5. Здесь я возился со стариками, современниками моего героя  
(Пугачева),  объезжал окрестности города, осматривал места сражений, 
расспрашивал, записывал и очень доволен, что не напрасно посетил эту страну. 
Погода стоит прекрасная, чтобы не сглазить только. Надеюсь до дождей объехать 
все, что предполагал видеть, и в конце сент. быть в деревне.
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, 8 сент. 1833 г., из Казани.

      7-го сентября, в 9 часов утра, муж мой ездил провожать Боратынского, видел 
там Пушкина, и в полчаса успел так хорошо с ним познакомиться, как бы они уже 
долго жили вместе. Пушкин ехал в Оренбург собирать сведения для истории Пугачева 
и по той же причине останавливался на одни сутки в Казани. Он знал, что в Казани 
мой муж, как старожил, постоянно занимавшийся исследованием здешнего края, всего 
более мог удовлетворить его желанию, и потому, может быть, и желал очень с нами 
познакомиться. В этот же день, поутру, Пушкин ездил, тройкою на дрожках, один к 
Троицкой мельнице, по Сибирскому тракту, за десять верст от города; здесь был 
лагерь Пугачева, когда он подступал к Казани. Затем, объехав Арское поле, был в 
крепости, обошел ее кругом и потом возвратился домой, где оставался целое утро, 
до двух часов, и писал. Обедал у Е. П. Перцова, с которым был знаком еще в 
Петербурге; там обедал и муж мой.
      В шесть часов вечера мне сказали о приезде к нам Пушкина. Я встретила его 
в зале. Он взял дружески мою руку с следующими ласковыми словами: "Нам не нужно 
с вами рекомендоваться; музы нас познакомили заочно, а Боратынский еще более". С 
Карлом Федоровичем  (мужем автора)  они встретились, как коротко знакомые. Мы 
все сели в гостиной. Я не могу похвалиться ни ловкостью, ни любезностью, 
особенно при первом знакомстве, и потому долго не могла притти в свою тарелку; 
да и к тому же и разговор был о Пугачеве; мне казалось неловко в него вмешаться.
      Напившись чаю, Пушкин и Карл Федорович поехали к казанскому первой гильдии 
купцу Крупеникову, бывшему в плену у Пугачева, и пробыли там часа полтора; 
возвратись к нам в дом, у подъезда, Пушкин благодарил моего мужа: "Как вы добры, 
Карл Федорович, сказал он: как дружелюбно и приветливо принимаете нас, 
путешественников!.. Для чего вы это делаете? Вы теряете вашу приветливость 
понапрасну: вам из нас никто этим не заплатит; мы так не поступаем; мы в 
Петербурге живем только для себя". Окончив говорить, он так сильно сжал руку 
моего мужа, что несколько дней были знаки от ногтей. Пушкин имел такие большие 
ногти, что мне, право, они казались не менее полувершка. По возвращении от 
Крупеникова, прислали за моим мужем от одного больного: он хотел было 
отказаться, но Пушкин принудил его ехать. Я осталась с моим знаменитым гостем 
одна; и признаюсь, не была этим довольна. Он тотчас заметил мое смущение и своею 
приветливою любезностью заставил меня с ним говорить, как с коротким знакомым. 
Мы сели в моем кабинете. Он просил показать ему стихи, писанные ко мне 
Боратынским, Языковым и Ознобишиным, читал их все сам вслух, и очень хвалил 
стихи Языкова. Потом просил меня непременно прочитать стихи моего сочинения. Я 
прочла сказку:  жених,  и он слушал меня, как бы в самом деле хорошего поэта, 
вероятно, из любезности, несколько раз останавливал мое чтение похвалами, а иные 
стихи заставлял повторять и прочитывал сам.
      После чтения он начал меня расспрашивать о нашем семействе, о том, где я 
училась, кто были мои учители; рассказывал мне о Петербурге, о тамошней 
рассеянной жизни, и несколько раз звал меня туда приехать: "Приезжайте, 
пожалуйста, приезжайте; я познакомлю с вами жену мою; поверьте, мы будем уметь 
отвечать вам за казанскую приветливость не петербургскою благодарностью". Потом 
разговоры наши были гораздо откровеннее; он много говорил о духе нынешнего 
времени, о его влиянии на литературу, о наших литераторах, о поэтах, о каждом из 
них сказал мне свое мнение и, наконец, прибавил: "Смотрите, сегодняшний вечер 
была моя исповедь; чтобы наши разговоры остались между нами". Пушкин, без 
отговорок, несмотря на то, что располагал до света ехать, остался у нас ужинать 
и за столом сел подле меня. В продолжение ужина разговор был о магнетизме. Карл 
Федорович не верит ему, потому что очень учен, а я не верю, потому что ничего 
тут не понимаю. Пушкин старался всевозможными доказательствами нас уверить в 
истине магнетизма.
      -- Испытайте, -- говорил он мне, -- когда вы будете в большом обществе, 
выберите из них одного человека, вовсе вам незнакомого, который сидел бы к вам 
даже спиною, устремите на него все ваши мысли, пожелайте, чтобы незнакомец 
обратил на вас внимание, но пожелайте сильно, всею вашею душою, и вы увидите, 
что незнакомый, как бы невольно, оборотится и будет на вас смотреть... Я был 
очевидцем таких примеров, что женщина, любивши самою страстною любовью, при 
такой же взаимной любви, остается добродетельною; но были случаи, что эта же 
самая женщина, вовсе не любившая, как бы невольно, со страхом исполняет все 
желания мужчины, даже до самоотвержения. Вот это-то и есть сила магнетизма.
      Я была очень рада, когда кончился разговор о магнетизме, хотя занял его 
другой, еще менее интересный, -- о посещении духов, о предсказаниях и о многом, 
касающемся суеверия.
      -- Вам, может быть, покажется удивительным, -- начал опять говорить 
Пушкин, -- что я верю многому невероятному и непостижимому; быть так суеверным 
заставил меня один случай. Раз пошел я с Н. В. Всеволжским ходить по Невскому 
проспекту, и из проказ зашли к кофейной гадальщице. Мы просили ее нам погадать 
и, не говоря о прошедшем, сказать будущее. "Вы, -- сказала она мне, -- на этих 
днях встретитесь с вашим давнишним знакомым, который вам будет предлагать 
хорошее по службе место; и потом, в скором времени, получите через письмо 
неожиданные деньги; а третье, я должна вам сказать, что вы кончите вашу жизнь 
неестественною смертью". Без сомнения, я забыл в тот же день и о гадании, и о 
гадальщице. Но, спустя недели две после этого предсказания, и опять на Невском 
проспекте, я действительно встретился с моим давнишним приятелем, который служил 
в Варшаве при великом князе Константине Павловиче и перешел служить в Петербург; 
он мне предлагал и советовал занять его место в Варшаве, уверяя меня, что 
цесаревич этого желает. Вот первый раз после гаданья, когда я вспомнил о 
гадальщице. Через несколько дней после встречи с знакомым, я в самом деле 
получил с почты письмо с деньгами; и мог ли я ожидать их? Эти деньги прислал мой 
лицейский товарищ, с которым, мы, бывши еще учениками, играли в карты, и я его 
обыграл. Он, получа после умершего отца наследство, прислал мне долг, который я 
не только не ожидал, но и забыл о нем. Теперь надобно сбыться третьему 
предсказанию, и я в этом совершенно уверен...
      Суеверие такого образованного человека меня очень тогда удивило. После 
ужина Пушкин опять пошел ко мне в кабинет. Пересматривая книги, он раскрыл 
сочинения одного казанского профессора; увидав в них прозу и стихи, он опять 
закрыл книгу и, как бы с досадою, сказал: "О, это проза и стихи! Как жалки те 
поэты, которые начинают писать прозою; признаюсь, ежели бы я не был вынужден 
обстоятельствами, я бы для прозы не обмакнул пера в чернилы..." Он просидел у 
нас до часу и простился с нами, как со старыми знакомыми; несколько раз обнимал 
моего мужа, и, кажется, оставил нас не с притворным сожалением, сказавши при 
прощании: "Я никак не думал, чтобы минутное знакомство было причиною такого 
грустного прощания, но мы в Петербурге увидимся".
      А. А. ФУКС. А. С. Пушкин в Казани.  Казанск. Губ. Вед.,  1844, • 2. 
Перепеч. в  Рус. Стар..  1899, т. 98, стр. 258 -- 261.

      В Казани я таскался по окрестностям, по полям, по кабакам и попал на вечер 
к одной blue stockings  (синий чулок),  сорокалетней несносной бабе, с вощеными 
зубами и с ногтями в грязи  (А. А. Фукс).  Она развернула тетрадь и прочла мне 
стихов с двести, как ни в чем не бывало. Баратынский написал ей стихи и с 
удивительным бесстыдством расхвалил ее красоту и гений. Я так и ждал, что 
принужден буду ей написать в альбом -- но бог помиловал; однако она взяла мой 
адрес и стращает меня приездом в Петербург, с чем тебя и поздравляю. Муж ее, 
умный и ученый немец, в нее влюблен и в изумлении от ее гения; однако он одолжил 
меня очень, и я рад, что с ним познакомился. Сегодня еду в Симбирск, отобедаю у 
губернатора, а к вечеру отправлюсь в Оренбург -- последняя цель моего 
путешествия.
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, 12 сентября 1833 г., из села Языкова.

      Милостивая государыня Александра Андреевна! С сердечной благодарностью 
посылаю вам мой адрес и надеюсь, что обещание ваше приехать в Петербург не есть 
одно любезное приветствие. Примите, Милостивая Государыня, изъявление моей 
глубокой признательности за ласковый прием путешественнику, которому долго 
памятно будет минутное пребывание его в Казани.
      ПУШКИН -- А. А. ФУКС, 8 сент. 1833 г., из Казани.

      Однажды спросили Пушкина, как он находит даму, с которою он долго говорил, 
-- умна ли она? Поэт отвечал: "не знаю, ведь я говорил с нею по-французски".
      П. И. МЕЛЬНИКОВ-ПЕЧЕРСКИЙ со слов казанского проф. Гр. С. Суровцова, 
встречавшегося с Пушкиным в его поездку 1833 г.  Ист. Вестн.,  1884, • 9, 505.

      В 1833 г. я жила с моим отцом в Симбирске, где тогда губернатором был 
Александр Михайлович Загряжский; у А. М. Загряжского была только одна дочь, с 
которою я в числе прочих городских барышень училась у них в доме танцовать. 
Однажды осенью (1833 г., между 8 -- 14 сент.) во время урока танцев по зале 
пронесся слух, что приехал сочинитель А. С. Пушкин; мы все взволновались от 
ожидания увидеть его, и вдруг входит в залу господин небольшого роста, в черном 
фраке, курчавый, шатен, с бледным или скорее мулатским рябоватым лицом: мне 
тогда он показался очень некрасивым... Мы все уже сидели по стульям и при его 
общем нам поклоне сделали ему реверанс; через несколько минут мы все с ним 
познакомились и стали просить его потанцовать с нами; он немедленно же 
согласился, подошел к окну, вынул из бокового кармана пистолет и, положив его на 
подоконник, протанцовал с каждой из нас по нескольку туров вальса под звуки двух 
скрипок, сидевших в углу.
      И. КОРОТКОВА. А. С. Пушкин и симбирские старожилы.  Моск. Ведом.,  1901, • 
242.

      В Симбирске у губернатора я видел Пушкина Ал. Сер-ча. Он сказал мне, что 
был в Казани у Фукса и стоял вместе с Баратынским.
      И. А. ВТОРОВ -- Н. И. ВТОРОВУ, 9 сент. 1833 г.  Рус. Вестн.,  1875, авг., 
стр. 610.

      Пишу тебе из деревни поэта Языкова, к которому заехал и не нашел дома. 
Меня очень беспокоят твои обстоятельства, денег у тебя слишком мало. Того и 
гляди сделаешь новые долги, не расплатясь со старыми . Я путешествую, кажется, с 
пользою, но еще не на месте и ничего не написал. Я сплю и вижу приехать в 
Болдино и там запереться.
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, 12 сент. 1833 г., из села Языкова.

       (Дом языковской усадьбы).  Из прихожей посетители входят в довольно 
обширный зал, и направо из соседней комнаты дверь ведет в комнату, где 
останавливался Пушкин. Она средней величины, с одним большим окном в сад, 
обставлена мебелью красного дерева, черною, деревянною кроватью и в углу 
типичным украшением камина в форме усеченной колонны... По сохранившемуся в доме 
и семье Языковых рассказу, Пушкин, не застав в первый раз своего посещения 
Николая Михайловича дома, вырезал ему алмазным перстнем на память на одном из 
стекол окна свое имя.
      В. Н. ПОЛИВАНОВ. Село Языково.  Ист. Вестн.,  1896, • 12, стр. 988. 
Фотографии с языковского дома --  Ист. Вестн ., 1889, • 8, в статье того же 
автора "Пушкин в Симбирске".

      Опять я в Симбирске. Третьего дня, выехав ночью, отправился я к Оренбургу. 
Только выехал на большую дорогу, заяц перебежал мне ее. Черт его побери, дорого 
бы дал я, чтобы его затравить. На третьей станции стали закладывать мне лошадей 
-- гляжу: нет ямщиков -- один слеп, другой пьян и спрятался. Пошумев изо всей 
мочи, решился я возвратиться и ехать другой дорогой; по этой на станциях везде 
по 6 лошадей, а почта ходит четыре раза в неделю. Повезли меня обратно -- я 
заснул -- просыпаюсь утром -- что же? не отъехал я и пяти верст. Гора -- лошади 
не везут -- около меня человек 20 мужиков. Черт знает, как бог помог -- наконец 
взъехали мы, и я воротился в Симбирск. Дорого бы дал я, чтобы быть борзой 
собакой; уж этого зайца я бы отыскал. Теперь еду опять другим трактом. Авось без 
приключений.
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, 14 сент. 1833 г., из Симбирска.

      Насилу доехал  (до Оренбурга) --  дорога прескучная, погода холодная, 
завтра еду к яицким казакам, пробуду у них дня три -- и отправлюсь в деревню 
через Саратов и Пензу. Мне тоска без тебя. Кабы не стыдно было, воротился бы 
прямо к тебе, ни строчки не написав. Да нельзя, мой ангел, -- взялся за гуж, не 
говори, что недюж; то есть уехал писать, так пиши же роман за романом, поэму за 
поэмой. А уж чувствую, что дурь на меня находит, я и в коляске сочиняю: что же 
будет в постеле? Одно меня сокрушает: человек мой. Вообрази себе тон московского 
канцеляриста, глуп, говорлив, через день пьян, ест мои холодные дорожные 
рябчики, пьет мою мадеру, портит мои книги и по станциям называет меня то 
графом, то генералом. Бесит меня, да и только. Свет-то мой Ипполит! Кстати о 
хамовом племени; как ты ладишь своим домом? боюсь, людей у тебя мало; не наймешь 
ли ты кого? На женщин надеюсь, но с мужчинами как тебе ладить. Все это меня 
беспокоит -- я мнителен, как отец мой.
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, 19 сент. 1833 г., из Оренбурга.

      *В один из субботних вечеров, когда небольшая семья моего директора 
Артюхова  (директора неплюевско-го оренбургского кадетского корпуса)  
усаживались за чайный стол, на дворе послышался скрип подрезов дорожного 
экипажа<1.
      -- Генерал Пушкин изволил приехать! -- прокричал вошедший со двора 
мальчик, одетый в черкеску из верблюжьего сукна.
      Дверь отворилась,, и на пороге показался довольно полный господин в 
дорожной шубе и укутанный шарфом. Тотчас подбежали его раздевать.
      -- Какой-то вихрь, а не мальчишка прокричал мне: "дома барин".
      -- Дома, дома, -- подхватил хозяин, -- и просит дорогого гостя в кабинет. 
-- Здравствуй, здравствуй!
      -- Здравствуй, трегубый (у хозяина с детства верхняя губа делилась 
надвое). -- Только дайте ему, -- проговорил "генерал", указывая на своего 
человека, -- прежде распеленать своего младенца. А то мои бакенбарды останутся 
на шарфе.
      При входе в залу опять посыпались приветы. Гость спросил умыться, но 
хозяин тотчас же предложил Ал. Серг-чу в баню, а потом чай.
      -- Согласен, если только недалеко баня; мне надоела езда, -- отвечал, 
потирая руки, гость.
      -- Так, значит, идем; двадцать шагов по коридору -- и мы будем в теплушке. 
Распорядись-ка, -- сказал мне К. Д.  (Артюхов), --  чтобы там найти нам людей и 
свечи.
      Захватив кучера и мальчика, которые внесли из саней вещи, я велел зажечь 
лампу, а сам поторопился сбросить с себя курточку и сапоги, чтобы не быть 
отосланным в комнату, так как я был уже в казенной бане.
      За хозяином вошел гость. Кучер и мальчик проворно принялись за раздевание 
их.
      -- Да как, брат К. Д., у тебя славно здесь! Даже андреем пахнет (ambree), 
-- заметил Александр Сергеевич с улыбкою, почесываясь и поглядывая рассеянно по 
сторонам: -- очень порядочно, здесь скорее гостиная, нежели баня.
      Хозяин, как человек очень полный, кряхтел и, видимо, радовался первому 
впечатлению гостя.
      -- Очень рад, старый товарищ, что могу служить; да спасибо, что ты не 
сбился с дороги и не мимо меня проехал. А не раз, я думаю, плутал по этим 
дорогам. В наших местах теперь дорога ведь страшная, а?
      -- Да, я бросил возок и купил сани.
      А дорога ваша -- сад для глаз,
      Повсюду лес, канавы,
      Работы было много, много славы,
      Да жаль, проезду нет подчас.
      От деревьев, на часах стоящих,
      Проезжим мало барыша.
      Дорога, скажут, хороша,
      Но я скажу: для проходящих! <2
      От этой правды, так верно и скоро выраженной им в стихах, все как бы 
остолбенели. Хозяин рассмеялся, подал мне карандаш и велел записать на стене. А. 
С. поправил мои знаки, и на другой день стихи были вделаны в раму под стекло.
      Пока Ал. С-ч декламировал, он стоял перед трюмо, правою рукою расправляя 
кудрявые волосы, а левою прикрываясь, так как был совершенно раздет. На это 
Артюхов заметил, смеясь:
      -- А видел ли ты, Ал. С-ч, свое сейчас сходство с Венерой Медицейской?
      Последний взглянул в зеркало, как бы для поверки сходства, и отвечал:
      -- Да, правда твоя. Только ты должен вообразить ее степенство, когда она 
была во второй половине своего интересного положения.
      Н. П. ИВАНОВ. Хивинская экспедиция 1839 -- 1840 гг. Рассказы. СПб., 1873, 
стр. 20 -- 22.

      <1Пушкин был в Оренбурге 18 -- 20 сент. 1833 г., но ни один из этих дней 
на субботу не приходится.  М. Л. Юдин.  (Труды Оренб. Учен. Арх. Ком., вып. VI, 
с. 209). Снега в то время еще не было и ездили на колесах.
      <2 Стихотворение кн. П. А. Вяземского "Станция" (1828 г.):
      Дороги наши, сад для глаз,
      Деревья, с дерном вал, канавы;
      Работы много, много славы,
      Да жаль: проезда нет подчас.
      С деревьев, на часах стоящих,
      Проезжим мало барыша,
      Дорога, скажешь, хороша --
      И вспомнишь стих: для проходящих!

      В Оренбурге Пушкину захотелось сходить в баню. Я свел его в прекрасную 
баню к инженер-капитану Артюхову, добрейшему, умному, веселому и чрезвычайно 
забавному собеседнику. В предбаннике расписаны были картины охоты, любимой 
забавы хозяина. Пушкин тешился этими картинами, когда веселый хозяин, 
круглолицый, голубоглазый, в золотых кудрях, вошел, упрашивая Пушкина ради 
первого знакомства откушать пива или меду. Пушкин старался быть крайне любезным 
со своим хозяином и, глядя на расписной предбанник, завел речь об охоте. "Вы 
охотитесь, стреляете?" -- "Как же-с, понемножку занимаемся и этим; не одному 
долгоносому довелось успокоиться в нашей сумке". -- "Что же вы стреляете, уток?" 
-- "Уто-ок-с?" -- спросил тот, вытянувшись и бросив какой-то сострадательный 
взгляд. -- "Что же? разве вы уток не стреляете?" -- "Помилуйте-с, кто будет 
стрелять эту падаль! Это какая-то гадкая старуха, валяется в грязи -- ударишь ее 
по загривку, она свалится боком, как топор с полки, бьется, валяется в грязи, 
кувыркается... тьфу!" -- "Так что же вы стреляете?" -- "Нет-с, не уток. Вот как 
выйдешь в чистую рощицу, как запустишь своего Фингала, -- а он нюх-нюх направо -
- нюх налево, -- и стойку: вытянулся, как на пружине, -- одеревенел, окаменел! 
Пиль, Фингал! Как свечка загорелся, столбом взвился"... -- "Кто, кто?" -- 
перебил Пушкин с величайшим вниманием и участием. -- "Кто-с? разумеется кто: 
слука, вальдшнеп. Тут царап его по сарафану... А он (продолжал Артюхов, раскинув 
руки врозь, как на кресте), -- а он только раскинет крылья, головку набок -- 
замрет на воздухе, умирая, как Брут!"
      Пушкин расхохотался и, прислав ему через год на память "Истор. Пугач. 
бунта", написал:
      "Тому офицеру, который сравнивает вальдшнепа с Валенштейном"
      В. И. ДАЛЬ. Из неизданных материалов для биографии Пушкина.  Рус. Стар.,  
1907. т. 131, стр. 165.

       (В Оренбурге Пушкин остановился в доме оренбургского военного губернатора 
В. А. Перовского).  Перовский в то время квартировал в доме мурзы полковника 
Тимашева, на Губернской, что ныне Николаевская улица (главная в городе), как раз 
против Благовещенской (теперь Вознесенской) церкви.
      П. Л. ЮДИН.  Рус. Арх.,  1899, II, 138.

      По показанию старожилов, В. А. Перовский квартировал в доме полк. 
Тимашева, находившемся на Николаевской ул. в 1 части, в 5 квартале, против 
алтаря церкви Вознесения Христова, между соседними домами Пенькова и Козина. Дом 
этот, сохранившийся и доселе (1900 г.), -- двухэтажный с мезонином; нижний этаж 
его каменный, а верхний и мезонин -- деревянные... В настоящее время дом 
принадлежит мещанину Ив. Вас. Ладыгину.
      М. Л. ЮДИН.  Труды Оренб. Учен. Арх. Ком.,  вып. VI, 1900, стр. 219.

      Пушкин приехал в Оренбург. Вслед за тем из Нижнего Новгорода от тамошнего 
губернатора Бутурлина пришла к Перовскому бумага с извещением о путешествии 
Пушкина, который состоял под надзором полиции. С Перовским Пушкин был на  ты  и 
приехал прямо к нему; но в доме генерал-губернатора поэту было не совсем ловко, 
и он перешел к Далю; обедать они ходили вместе к Перовскому.
      В. И. ДАЛЬ по записи БАРТЕНЕВА.  Рассказы о Пушкине,  21.

      С.-Петербургский обер-полицмейстер от 20 сент. уведомил меня, что... был 
учрежден в столице секретный полицейский надзор за образом жизни и поведением 
известного поэта, титулярного советника Пушкина, который 14 сентября выбыл в 
имение его, состоящее в Нижегородской губернии. Известись, что он, Пушкин, 
намерен был отправиться из здешней в Казанскую и Оренбургскую губернию, я долгом 
считаю о вышесказанном известить ваше прев-во, покорнейше прося, в случае 
прибытия его в Оренбургскую губернию, учинить надлежащее распоряжение в 
учреждении за ним во время его пребывания в оной секретного полицейского надзора 
за образом жизни и поведением его.
      М. П. БУТУРЛИН, нижегородский военный губернатор, в секретном отношении 
оренб. воен. губернатору В. А. ПЕРОВСКОМУ, 9 окт. 1833 г.

       На этой бумаге рукою Перовского сделана следующая пометка:  Отвечать, что 
сие отношение получено через месяц по отбытии г. Пушкина отсюда, а потому, хотя 
во время кратковременного его в Оренбурге пребывания и не было за ним 
полицейского надзора, но как он останавливался в моем доме, то я тем лучше могу 
удостоверить, что поездка его в Оренбургский край не имела другого предмета, 
кроме нужных ему исторических изысканий.
       Рус. Старина,  1833, т. 37, стр. 78.

       Пушкин прибыл нежданный и нечаянный и остановился в загородном доме у 
военного губернатора Василия Алексеевича Перовского, на другой день перевез я 
его оттуда, ездил с ним в историческую Берлинскую станицу, толковал, сколько 
слышал и знал местность, обстоятельства осады Оренбурга Пугачевым. Пушкин слушал 
все это с большим жаром и хохотал от души следующему анекдоту: Пугач, ворвавшись 
в Берды, где испуганный народ собрался в церкви и на паперти, вошел также в 
церковь. Народ расступался в страхе, кланялся, падал ниц. Приняв важный вид, 
Пугач прошел прямо в алтарь, сел на церковный престол и сказал вслух: "Как я 
давно не сидел на престоле!" В мужицком невежестве своем он воображал, что 
престол церковный есть царское седалище. Пушкин назвал его за это свиньей и 
много хохотал.
      Мы поехали в Берды, бывшую столицу Пугача, который сидел там -- как мы 
сейчас видели -- на престоле. По пути в Берды Пушкин рассказывал мне, чем он 
занят теперь, что еще намерен и надеется сделать. Он усердно убеждал меня 
написать роман и повторял: -- "Я на вашем месте сейчас бы написал роман, сейчас; 
вы не поверите, как мне хочется написать роман, но нет, не могу: у меня начато 
их три, -- начну прекрасно, а там недостает терпения, не слажу". Слова эти 
вполне согласуются с пылким духом поэта и думным творческим долготерпением 
художника; эти два редкие качества соединялись в Пушкине, как две крайности, 
которые дополняют друг друга и составляют одно целое. Он носился во сне и наяву 
целые годы с каким-нибудь созданием, и когда оно дозревало в нем, являлось перед 
духом его уже созданным вполне, то изливалось пламенным потоком в слова и речь: 
металл мгновенно стынет в воздухе, и создание готово. Пушкин потом воспламенился 
в полном смысле слова, коснувшись Петра Великого, и говорил, что непременно, 
кроме дееписания об нем, создаст и художественное в память его произведение...
      -- Я еще не мог доселе постичь и обнять вдруг умом этого исполина: он 
слишком огромен для нас близоруких, и мы стоим еще к нему близко, -- надо 
отодвинуться на два века, -- но постигаю его чувством; чем более его изучаю, тем 
более изумление и подобострастие лишают меня средств мыслить и судить свободно. 
Не надобно торопиться; надобно освоиться с предметом и постоянно им заниматься; 
время это исправит. Но я сделаю из этого золота что-нибудь. О, вы увидите: я еще 
много сделаю! Ведь даром что товарищи мои все поседели да оплешивели, а я только 
что перебесился; вы не знали меня в молодости, каков я был; я не так жил, как 
жить бы должно; бурный небосклон позади меня, как оглянусь я.
      В Бердах мы отыскали старуху, которая знала, видела и помнила Пугача. 
Пушкин разговаривал с нею целое утро; ему указали, где стояла изба, обращенная в 
золотой дворец, где разбойник казнил несколько верных долгу своему сынов 
отечества; указали на гребни, где, по преданию, лежит огромный клад Пугача, 
зашитый в рубаху, засыпанный землей и покрытый трупом человеческим, чтобы 
отвесть всякое подозрение и обмануть кладоискателей, которые, дорывшись до 
трупа, должны подумать, что это -- простая могила. Старуха спела также несколько 
песен, относившихся к тому же предмету, и Пушкин дал ей на прощание червонец.
      Мы уехали в город, но червонец наделал большую суматоху. Бабы и старики не 
могли понять, на что было чужому приезжему человеку расспрашивать с таким жаром 
о разбойнике и самозванце; но еще менее постигли они, за что было отдать 
червонец. Дело показалось им подозрительным: чтобы-де после не отвечать за такие 
разговоры, чтобы опять не дожить до греха да напасти! И казаки на другой же день 
снарядили подводу в Оренбург, привезли и старуху, и роковой червонец и донесли: 
"Вчера-де приезжал какой-то чужой господин, приметами: собой не велик, волос 
черный, кудрявый, лицом смуглый, и подбивал под "пугачевщину" и дарил золотом; 
должен быть антихрист, потому что вместо ногтей на пальцах когти". Пушкин много 
тому смеялся.
      В. И. ДАЛЬ. Воспоминания о Пушкине.  Л. Майков,  416 -- 419.

      Осенью 1833 года приехал в Оренбург А. С. Пушкин для собирания сведений о 
пугачевском бунте и пожелал посетить Бердо. По этому случаю Ив. Вас. 
Гребеньщиков  (сотник оренбургского казачьего войска, начальник станции Бердо)  
пригласил меня посмотреть на Пушкина. Я с радостью принял предложение, и мы 
отправились с вечера, чтобы к утру собрать стариков и старух, помнящих Пугачева. 
Утром приезжает Пушкин, сам-друг, кажется, если не ошибаюсь, с В. И. Далем... Он 
среднего роста, смуглый, лицо кругловатое с небольшими бакенбардами, волосы на 
голове черные, курчавые, недолгие, глаза живые, губы довольно толсты. Одет был в 
сюртук, плотно застегнутый на все пуговицы; сверху шинель суконная с бархатным 
воротником и обшлагами, на голове измятая поярковая шляпа. На руках: левой на 
большом, а правой на указательном пальцах по перстню. Ногти на пальцах длинные 
лопатками. В фигуре и манерах было что-то чрезвычайно оригинальное.
      По входе в комнату Пушкин сел к столу, вынул записную книжку и карандаш и 
начал расспрашивать стариков и старух, и их рассказы записывал в книжку. Одна 
старушка, современница Пугачева, много ему рассказывала и спела или проговорила 
песню, сложенную про Пугачева, которую Пушкин и просил повторить. Наконец, 
расспросы кончились, он встал, поблагодарил Гребеньщикова и стариков, которым 
раздал несколько серебряных монет, и отправился в Оренбург.
      Он суеверным старикам, а особенно старухам, не понравился и произвел на 
них неприятное впечатление тем, что, вошедши в комнату, не снял шляпы и не 
перекрестился на иконы и имел большие ногти; за то его прозвали "антихристом"; 
даже некоторые не хотели принять от него деньги (которые были светленькие и 
новенькие), называя их антихристовыми и думая, что они фальшивые. Об этом 
обстоятельстве сообщил мне И. В. Гребеньщиков.
      Н. А. К.АЙДАЛОВ. Воспоминания.  Труды Оренб. Ученой Арх. Комиссии,  вып. 
VI. Оренбург, 1900, стр. 214 -- 215.

       (Старуха казачка про посещение Пушкина). --  "Приезжали господа, и один 
все меня заставлял рассказывать... Он наградил меня за рассказы; тут же с ним 
был и приятель наш, полковник Артюхов. Песни я ему пела про Пугачева. Показал он 
мне патрет: красавица такая написана... -- "Вот, -- говорит, -- она станет твои 
песни петь".
      ЕВГ. ЗАХ. ВОРОНИНА -- Е. Л. ЭНГЕЛЬКЕ, 26 ноября 1833 г., из Оренбурга.  
Рус. Арх.,  1900, II, 660.

      M-me Даль рассказывала, как всем дамам хотелось видеть Пушкина, когда он 
был здесь. Он приезжал не надолго и бывал только у нужных ему по его делу людей 
или у прежних знакомых. Две ее знакомые барышни узнали от нее, что Пушкин будет 
вечером у ее мужа, и что они будут вдвоем сидеть в кабинете Даля. Окно этого 
кабинета было высоко, но у этого окна росло дерево; эти барышни забрались в сад, 
влезли на это дерево и из ветвей его смотрели на Пушкина, следили за всеми его 
движениями, как он от души хохотал; но разговора не было слышно, так как рамы 
были уже двойные.
      Е. З. ВОРОНИНА -- Е. Л. ЭНГЕЛЬКЕ, 20 ноября 1833 г., из Оренбурга.  Рус. 
Арх.,  1902, II, 658.

      И. В. Чернов в 1833 г. поступил в приходское училище и в сентябре того же 
года имел счастие видеть в стенах этого заведения А. С. Пушкина, приезжавшего в 
Оренбург. Поэт даже спрашивал Ив. Вас-ча что-то, но за давностью лет он упомнить 
не мог.
      С. Н. СЕВАСТЬЯНОВ. Памяти ген.-майора И. В. Чернова.  Труды Оренб. Уч. 
Арх. Комиссии,  вып. XVIII, 1907, стр. 6.

      Из Оренбурга поехал я в Уральск. Тамошний атаман и казаки приняли меня 
славно, дали мне два обеда, подпили за мое здоровье, наперерыв давали мне все 
известия, в которых имел нужду, и накормили меня свежей икрой, при мне 
изготовленной. При выезде моем (23 сент.) вечером пошел дождь, первый по моем 
выезде. Надобно тебе знать, что нынешний год была всеобщая засуха, и что бог 
угодил на одного меня, уготовя мне везде прекраснейшую дорогу. На возвратный же 
путь послал он мне этот дождь, и через полчаса сделал дорогу непроходимой. Того 
мало: выпал снег, и я обновил зимний путь, проехав верст 50 на санях. Проезжая 
мимо Языкова, я к нему заехал, застал всех трех братьев, отобедал с ними очень 
весело, ночевал и отправился сюда.
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, 2 октября 1833 г., из Болдина.

       (29 сент. 1833 г.).  Семейное предание рассказывает, что Ал. Серг. застал 
братьев Языковых  (в селе Языкове Симб. губ.)  одетых по-домашнему, в халаты, и 
на первых же порах пристыдил и разбранил их за азиатские привычки.
      Д. Н. САДОВНИКОВ. Отзывы о Пушкине.  Ист. Вестн.,  1883, XIV, 537.

      Вчера был у нас Пушкин, возвращавшийся из Оренбурга и с Яика в свою 
нижегородскую деревню, где пробудет месяца два, занимаясь священнодействием 
перед алтарем Камен. Из питерских новостей он прочитал мне свою сказку "Гусар" 
(ее купил дескать у него Смирдин за 1.000 руб. сто стихов...). Мы от него первые 
узнали, что он и Катенин избраны членами российской академии, и что последнее 
производит там большой шум, оживляя сим сонных толкачей, иереев и моряков. Во 
второй уже раз дошло до того, что ему прочли параграф устава, которым велено 
выводить из заседания членов, непристойно себя ведущих. Старики видят свою 
ошибку, но делать уже нечего; зло посреди них; вековое спокойствие нарушено 
навсегда, или по крайней мере надолго.
      А. М. ЯЗЫКОВ -- В. Д. КОМОВСКОМУ, 1 октября 1833 г.  Ист. Вестн.,  1883, 
XIV, 537.

      Отец мой и я ехали через Нижегородскую губернию. На одной станции, по пути 
от Арзамаса до Лукоянова, в селе Шатках, отец мой, во время смены лошадей, вошел 
в станционную избу позавтракать, а я, не совсем еще освобожденный от слабости 
вследствие только что перенесенной желудочной болезни, остался в карете. Когда 
отец вошел в станционную избу, то тотчас обратил внимание на ходившего там из 
угла в угол господина. Это был Пушкин. Ходил он задумчиво, наконец позвал 
хозяйку и спросил у нее чего-нибудь пообедать, вероятно ожидая найти порядочные 
кушанья по примеру некоторых станционных домов на больших трактах. Хозяйка, 
простая крестьянская баба, с хладнокровием отвечала ему; "У нас ничего не 
готовили сегодня, барин". Пушкин все-таки, имея лучшее мнение о станционном 
дворе, спросил подать хоть щей да каши. "Батюшка, и этого нет, ныне постный 
день, я ничего не стряпала, кроме холодной похлебки". Пушкин, раздосадованный 
вторичным отказом бабы, остановился у окна и ворчал сам с собою: "Вот я всегда 
бываю так наказан, черт возьми! Сколько раз я давал себе слово запасаться в 
дорогу какой-нибудь провизией, и вечно забывал и часто голодал, как собака". В 
это время отец мой приказал принести из кареты свой дорожный завтрак и вина и 
предложил Пушкину разделить с ним дорожный завтрак. Пушкин с радостью, по 
внушению сильным аппетитом, тотчас воспользовался предложением отца и скоро 
удовлетворил своему голоду, и когда, в заключение, запивал вином соленые 
кушанья, то просил моего отца хоть сказать ему, кого он обязан поблагодарить за 
такой вкусный завтрак, чтобы выпить за его здоровье дорожною флягою вина. Когда 
отец сказал ему свою фамилию, то он тотчас спросил, не родня ли я ему, назвавши 
меня по имени, и когда он узнал, что я сын его и что я сижу в карете, то с этим 
словом послано было за мною.
      Отец мой прислал непременно звать меня войти в избу для какой-то особенной 
надобности. Едва я отворил дверь станционного приюта, весьма некрасивого, как 
Пушкин бросился мне на шею, и мы крепко обнялись после долгой разлуки. В это 
время мы провели вместе целые сутки. Пушкин заехал ко мне в дом и с большим 
интересом рассказывал свежие впечатления о путешествии своем по Оренбургской 
губернии, только что возвратившись оттуда, где он собирал истор. памятники, 
устные рассказы многих свидетелей того времени стариков и старух о Пугачеве. 
Доверие, произведенное к себе этим историческим злодеем во многих невеждах, 
говорил Пушкин, до такой степени было сильно, что некоторые самовидцы говорили 
ему лично с полным убеждением, что Пугачев был не бродяга, а законный царь Петр 
III и что он только напрасно потерпел наказание от злобы и зависти людей. Пушкин 
в эти часы был чрезвычайно любезен, говорлив и весел. На покойного отца моего 
сделал он удивительное впечатление, так что он, вспоминая о Пушкине, часто 
говорил, что в жизнь свою он не встречал такого умного и очаровательного 
разговора, как у Пушкина.
      К И. САВОСТЬЯНОВ. Письмо к ВЛ. ПЕТР. ГОРЧАКОВУ.  П-н и его совр-ки,  
XXXVII, 149 -- 151.

      Въехав в границы Болдинские, встретил я попов и так же озлился на них, как 
на симбирского зайца. Недаром все эти встречи.
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, 2 октября 1833 г., из Болдина.

      Вот уже неделю, как я в Болдине, привожу в порядок мои Записки о Пугачеве, 
а стихи пока еще спят. Я что-то сегодня не очень здоров. Животик болит.
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, 8 октября 1833 г., из Болдина.

      Не мешай мне, не стращай меня, будь здорова, смотри за детьми, не 
кокетничай с царем... Я пишу, я в хлопотах, никого не вижу -- и привезу тебе 
пропасть всякой всячины. Знаешь ли, что обо мне говорят в соседних губерниях? 
Вот как описывают мои занятия: как Пушкин стихи пишет -- перед ним стоит штоф 
славнейшей настойки -- он хлоп стакан, другой, третий -- и уж начнет писать! -- 
Это слава!
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, И октября 1833 г., из Болдина.

      Через Михайлу Иванова  (болдинского старосту)  крестьяне ваши совсем 
разорились; в бытность же вашу прошлого года в вотчинах, крестьяне ваши хотели 
вам на его жаловаться и были уже на дороге, но он их встретил, не допустил до 
вас и наказал, и я обо всем оном действительно узнал не только от ваших 
крестьян, но и от посторонних, по близости находящихся соседей.
      КАРЛ РЕЙХМАН -- ПУШКИНУ, 22 июня 1834 г.  Переп. Пушкина,  III, 136.

      Пушкин занимался по ночам; все на селе и в доме спят, а он пишет; он был 
живой, порывистый, вскочит и ходит, ходит из угла в угол задумчиво, заложив руку 
за спину; вдруг садится к столу и пишет, пишет; всегда перед ним на столе чай с 
ромом в бокале... Ходит, подойдет, -- выпьет глоток, опять ходит, вдруг к столу 
и пишет, пишет...
      Был у Пушкина в Болдине лакей, из Болдинских крепостных, по фамилии 
Торгашев. Пушкин часто беседовал с ним, шутил, брал с собою на прогулки. Один 
раз Пушкин обратился к нему со словами: "Торгашев, остриги меня, сними усы и 
бороду", -- потом засмеялся и пригласил его с собой ехать верхом в "Лучинник" 
(рощу). Но едва они успели завернуть за гумно, -- откуда-то взялся заяц и 
перебежал дорогу. Пушкин тотчас же вернулся домой. Дело было лунной ночью; 
Пушкин любил в такие ночи ездить в "Лучинник" (в двух верстах от Болдина).
      Однажды Пушкин пригласил к себе причт отслужить молебен (было ли это в 
храмовой праздник 8 ноября или в какой-нибудь "фамильный" день, -- неизвестно), 
а после молебна предложил чай и закуску; когда члены причта уселись за столы, он 
вынул из кармана тетрадку и начал читать "насмешливые" (сатирические) стихи на 
духовенство..
      КИР. СЕМ. РАЕВСКИЙ, болдинский диакон: со слов его сына Ф. К. Раевского 
записал А. И. Звездин. О  болдинском имении Пушкина.  Н. Новг., 1912, стр. 23 -- 
24.

      Вчера такое горе взяло, что и не запомню, чтоб на меня находила такая 
хандра... Я работаю лениво, через пень колоду валю. Все эти дни голова болела, 
хандра грызла меня. Нынче легче. Начал многое, но ни к чему нет охоты; бог 
знает, что со мною делается. Старам стала, и умом плохам! Приеду оживиться твоею 
молодостью. Но не жди меня прежде конца ноября; не хочу к тебе с пустыми руками 
явиться; взялся за гуж, не скажу, что не дюж.
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, 21 октября 1833 г., из Болдина.

      Я не ревнив, да и знаю, что ты во вс° тяжкое не пустишься; но ты знаешь, 
как я не люблю все, что пахнет московской барышнею, все, что не comme il faut, 
все, что vulgar... Если при моем возвращении я найду, что твой милый, простой, 
аристократический тон изменился, разведусь, вот-те Христос, и пойду в солдаты с 
горя. Ты спрашиваешь, как я живу и похорошел ли я? Во-первых, отпустил я себе 
бороду;  Ус да борода -- молодцу похвала; выйду на улицу, дядюшкой зовут.  2) 
Просыпаюсь в 7 часов, пью кофе, и лежу до 3-х часов. Недавно расписался и уже 
написал пропасть. В 3 часа сажусь верхом, в 5 -- в ванну, и потом обедаю 
картофелем да грешневой кашей. До 9 часов читаю. Вот тебе мой день, и все на 
одно лицо.
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, 30 октября 1833 г., из Болдина.

      Головная боль, хозяйственные хлопоты, лень -- барская, помещичья лень так 
одолели меня, что не приведи боже.
      ПУШКИН -- кн. В. Ф. ОДОЕВСКОМУ, 30 октября 1833 г., из Болдина.

      Я скоро выезжаю, но несколько времени останусь в Москве по делам. Женка, 
женка! я езжу по большим дорогам, живу по 3 месяца в степной глуши, 
останавливаюсь в пакостной Москве, которую ненавижу -- для чего? Для тебя: чтоб 
ты была спокойна и блистала себе на здоровье, как прилично в твои лета и с твоею 
красотою. Побереги же и ты меня. К хлопотам, неразлучным с жизнью мужчины, не 
прибавляй беспокойств семейственных, ревности и т. д.
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, 6 ноября 1833 г., из Болдина,

      Сим имею честь донести, что г. Пушкин пребывание имел Лукояновского уезда 
в селе Болдине, имеющем расстояние от вверенного мне уезда не более трех верст, 
во все время пребывания его, как известно мне, занимался единственно только 
одним сочинением, ни к кому господам не ездил и к себе никого не принимал, в 
жизни его предосудительного ничего не замечено, а сего 9 числа он Пушкин 
отправился чрез Москву в С.-Петербург.
      Сергачский земский исправник ЗВАНЦОВ в донесении нижегородскому военному 
губернатору М. П. БУТУРЛИНУ от 11 ноября 1833 г.  Газета "Известия",  1934 г., 
•245.
       (1833 г., середина ноября?).  Когда Пушкин проезжал через Москву, его 
никто почти не видал. Он никуда не показывался, потому что ехал с бородой, в 
которой ему хотелось показаться жене.
      П. В. КИРЕЕВСКИЙ -- поэту ЯЗЫКОВУ, от 17 янв. 1834 г.,  Ист. Вестн.,  XIV, 
538.

      Познакомилась я с Пушкиным в Москве, в доме отца моего, А. Нарского. Это 
было в 1834 году<1, когда я была объявлена невестой П. В. Нащокина, впоследствии 
моего мужа. Привез его к нам в дом мой жених. Своею наружностью и простыми 
манерами, в которых, однако, сказывался прирожденный барин, Пушкин сразу 
расположил меня в свою пользу. Нескольких минут разговора с ним было достаточно, 
чтобы робость и волнение мои исчезли. Пушкин был невысок ростом, шатен, с сильно 
вьющимися волосами, с голубыми глазами необыкновенной привлекательности. Я 
видела много его портретов, но должна сознаться, что ни один из них не передал и 
сотой доли духовной красоты его облика -- особенно его удивительных глаз. Это 
были особые поэтические задушевные глаза, в которых отражалась вся бездна дум и 
ощущений, переживаемых его душой. Других таких глаз я за всю мою долгую жизнь ни 
у кого не видала. Говорил он скоро, острил всегда удачно, был необыкновенно 
подвижен, весел, смеялся заразительно и громко, показывая два ряда ровных зубов, 
с которыми белизной могли равняться только перлы. На пальцах он отращивал 
предлинные ногти. В первое свое посещение Пушкин довольно долго просидел у нас и 
почти все время говорил со мной (одной). Когда он уходил, мой жених, с улыбкой 
кивая на меня, спросил его: -- Ну что, позволяешь на ней жениться? -- Не 
позволяю, а приказываю, -- ответил Пушкин. В объяснение я должна сказать 
следующее: в молодости, будучи холостыми, они жили в Москве на одной квартире и 
во всех важных вопросах жизни всегда советовались друг с другом. Так, когда 
Пушкин задумал жениться на Н. Н. Гончаровой, то спросил Нащокина, что он думает 
о его выборе? Тот посоветовал жениться. Когда несколько лет спустя Нащокину 
предстояло сделать то же, он привез своего друга в дом моего отца, чтобы поэт 
познакомился со мною и высказал свое мнение.
      В. А. НАЩОКИНА. Воспоминания.  Новое Время,  1898, • 8115, иллюстр. 
прилож.

      <1Это было в ноябре 1833 г., -- когда Пушкин, по пути из Бoдина в 
Петербург, останавливался на несколько дней в Москве у Нащокина. Нащокин в то 
время жил с цыганкою Ольгою Андреевною. По-видимому, в феврале 1834 г. он бежал 
от нее и тайком обвенчался с Верою Александровною. В течение 1834 года Пушкин не 
мог видеться с Нащокиным.

      При выезде моем из Москвы, Гаврила мой так был пьян и так меня взбесил, 
что я велел ему слезть с козел и оставил его на большой дороге в слезах и 
истерике; но это все на меня не подействовало. Дома нашел я все в порядке. Жена 
была на бале, я за нею поехал -- и увез к себе, как улан уездную барышню с 
именин Городничихи. Денежные мои обстоятельства без меня запутались, но я их 
думаю распутать.
      ПУШКИН -- П. В. НАЩОКИНУ, 24 ноября 1833 г., из Петербурга.

      Возвратившись в Петербург, Пушкин не застал жену дома. Она была на бале у 
Карамзиных. Ему хотелось видеть ее возможно скорее и своим неожиданным 
появлением сделать ей сюрприз. Он едет к квартире Карамзиных, отыскивает карету 
Натальи Николаевны, садится в нее и посылает лакея сказать жене, чтобы она ехала 
домой по очень важному делу, но наказал отнюдь не сообщать ей, что он в карете. 
Посланный возвратился и доложил, что Наталья Николаевна приказала сказать, что 
она танцует мазурку с кн. Вяземским. Пушкин посылает лакея во второй раз 
сказать, чтобы она ехала домой безотлагательно. Наталья Николаевна вошла в 
карету и прямо попала в объятия мужа. Поэт об этом факте писал нам и, помню, с 
восторгом упоминал, как жена его была авантажна в этот вечер в своем роскошном 
розовом платье.
      В. А. НАЩОКИНА. Воспоминания.  Новое Время,  1898, • 8122,

      Однажды вечером, в ноябре 1833 г., я пришел к В. Ф. Одоевскому... Вдруг, -
- никогда этого не забуду, -- входит дама, стройная, как пальма, в платье из 
черного атласа, доходящем до горла (в это время был придворный траур). Это была 
жена Пушкина, первая красавица того времени. Такого роста, такой осанки я 
никогда не видывал! Благородные, античные черты ее лица напоминали мне Евтерпу 
Луврского Музея. Князь Григорий  (Волконский)  подошел ко мне, шепнул на ухо: 
"не годится слишком на нее засматриваться"... Я собрался с духом и сел около 
Пушкина. К моему удивлению, он заговорил со мною очень ласково: должно быть, был 
в хорошем расположении духа. Гофмана фантастические сказки в это самое время 
были переведены на французский язык и сделались известны в Петербурге. Пушкин 
только и говорил, что про Гофмана. Наш разговор был оживлен и продолжался долго. 
-- "Одоевский пишет тоже фантастические пьесы", -- сказал Пушкин с неподражаемым 
сарказмом в тоне. Я возразил совершенно невинно: -- "К несчастью, мысль его не 
имеет пола", и Пушкин неожиданно показал мне весь ряд своих прекрасных зубов: 
такова была его манера улыбаться.
      (В. В. ЛЕНЦ). Приключения лифляндца в Петербурге.  Рус. Арх.,  1878, I, 
441 -- 442.

      На вечерах Одоевского бывал, и довольно часто Пушкин, на которого молодые 
литераторы с благоговением выглядывали издалека, потому что он всегда сидел в 
кругу светских людей и дам, и князь Вяземский, появлявшийся обыкновенно часа в 
два ночи.
      И. И. ПАНАЕВ. Литер. воспоминания.  Полн. собр. соч.,  VI, 93.

       (3 дек. 1833 г.) --  Вчера Гоголь читал мне сказку "Как Ив. Ив. 
поссорился с Ив. Тимоф."  (Никифоровичем), --  очень оригинально и очень смешно.
      ПУШКИН. Дневник.

      Пушкин привез с собою из Болдина, по слухам, три новых поэмы. Смирдин, 
возвратившись при мне от него в свою лавку, с прискорбием жаловался на него: за 
эти три пьески, в которых-де не более трех печатных листов будет, требует 
Александр Сергеевич 15 000 руб. У этого барона не дурна фантазия! Он же написал 
какую-то повесть в прозе: или "Медный Всадник" или "Холостой выстрел", не помню 
хорошенько. Одна из этих пьес прозой, другая -- в стихах<1.
      В.Д. КОМОВСКИЙ -- А. М.ЯЗЫКОВУ, 10 декабря 1833 г.  Истор. Вестн.,  1883, 
т. XIV, стр. 538.

      <1В стихах, мы теперь знаем, -- "Медный Всадник". Что за повесть в прозе -
- "Холостой выстрел"? По-видимому, таково было первоначальное название "Пиковой 
дамы". Она впервые появилась в третьей книжке "Библиотеки для чтения" за 1834 
г., вышедшей в свег 1 марта (см.  Синявский и Цявловский. Пушкин в печати,  с. 
128). Кладя месяца два на прохождение повести через цензуру и на печатание, 
можно с уверенностью думать, что написана она была в 1833 году, -- всего 
вероятнее в Болдине, откуда Пушкин писал жене: "Недавно расписался и уже написал 
пропасть".

      Пушкин привез с собою несколько тысяч новых стихов, в двух или трех 
маленьких поэмах, и поделился с нами своею странническою котомкою.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ -- И. И. ДМИТРИЕВУ, 23 дек. 1833 г., из Петербурга.  
Рус. Арх.,  1868, стр. 635.

      Упомяну, что я слышала в 40 году от книгопродавца Смирдина.
      -- Я пришел к А. С-чу за рукописью и принес деньги-с: он поставил мне 
условием, чтобы я всегда платил золотом, п. ч. их супруга, кроме золота, не 
желала брать других денег в руки. Вот А. С. мне и говорит, когда я вошел в 
кабинет: "рукопись у меня взяла жена, идите к ней, она хочет сама вас видеть", и 
повел меня; постучались в дверь; она ответила "входите". А. С. отворил двери, а 
сам ушел... -- "Я вас для того призвала к себе, -- сказала она, -- чтобы вам 
объявить, что вы не получите от меня рукописи, пока не принесете мне сто золотых 
вместо пятидесяти. Мой муж дешево продал вам свои стихи. В шесть часов принесите 
деньги, тогда получите рукопись... Прощайте"... Я поклонился, пошел в кабинет к 
А. С-чу и застал его сидящим у письменного стола с карандашом в одной руке, 
которым он проводил черту по листу бумаги, а другой рукой подпирал голову, и они 
сказали мне: "Что? С женщиной труднее поладить, чем с самим автором? Нечего 
делать, надо вам ублажить мою жену; ей понадобилось заказать новое бальное 
платье, где хочешь, подай денег... Я с вами потом сочтусь".
      -- Что же принесли деньги в шесть часов? -- спросил Панаев.
      -- Как же было не принести такой даме?<1
      А. Я. ГОЛОВАЧЕВА-ПАНАЕВА. Воспоминания, стр. 247.

      <1По весьма вероятной догадке Н. О. Лернера, дело было со стихотворением 
П-на "Гусар". См.  Соч. Пушкина, изд. Брокгауза , VI, 437.

      Смирдин платил Пушкину по 11 р. за стих и 1000 заплатил за "Гусара". -- 
Смирдин предлагал 2 000 в год Пушкину, лишь бы писал, что хотел.
      П. В. АННЕНКОВ. Записи.  Б. Модзалевский. Пушкин,  340.

      Будучи в Петербурге, я посетил одного литератора и застал у него Пушкина. 
Поэт читал ему свою балладу "Будрыс и его сыновья". Хозяин чрезвычайно хвалил 
этот прекрасный перевод. "Я принимаю похвалу вашу, -- сказал Пушкин, -- за 
простой комплимент. Я не доволен этими стихами. Тут есть многие недостатки". -- 
Например? -- "Например, Полячка  младая". --  Так что ж? -- "Это небрежность, 
надобно было сказать  молодая,  но я поленился переделать три стиха для одного 
слова". Но хозяин утверждал, что это прекрасно. Пушкин никак с ним не 
соглашался, и ушел, уверяя, что все подобные отступления от настоящего русского 
языка "лежат у него на совести".
      О. И. СЕНКОВСКИЙ. Собрание сочинений. СПб., 1859, т. 8,233.

      За эпоху 1833 -- 1834 гг. встречается довольно много шуточных 
стихотворений в бумагах кн. Вяземского, между ними и стихотворения, которые 
Мятлев назвал "Poesies maternelles". Этому шуточному направлению кн. Вяземский и 
Пушкин с особенно выдающимся рвением предавались в 33 -- 34 года, как будто с 
горя, что им не удалось устроить серьезный орган для пропагандирования своих 
мыслей.
      Кн. П. П. ВЯЗЕМСКИЙ. Соч., 542.

      В числе поклонников моей бабушки М. Р. Кикиной были мечтательный кн. 
Одоевский, адмирал Дюгамель и А. С. Пушкин, к которому не особенно благоволила 
бабушка за его безосновательную ревность к очаровательной жене Н. Н., 
принужденной иногда среди фигуры lancier покидать бал по капризу мужа.
      П. А. Кикин с увлечением рассказывал, что, пригласив однажды на lancier 
очаровательную Н. Н. Пушкину, находил удовольствие изводить бросавшего на него 
негодующие взгляды стоявшего неподалеку ревнивого поэта. Наталья Николаевна, в 
изящном туалете, с классическою прическою, необыкновенно грациозная, была в этот 
вечер особенно привлекательна. Пушкин на этот раз был так благодушно настроен, 
что не увез жену с вечера (583).
      МАРИНА. В дворянском гнезде на Арбате.  Рус. Стар.,  1909 т. 140, с. 581.



В. Вересаев.
Пушкин в жизни.

      В придворном плену

      Несмотря на то, что блеск балов, роскошь мундиров мужчин и туалетов дам, 
звучные имена лучших русских фамилий всегда по большей части прикрывали 
пошлость, разврат и внутреннее холопство, прежде светская жизнь не была лишена 
для поэта своей привлекательности. Он любил "и тесноту, и блеск, и радость" 
балов, встречи со стариками, помнившими времена Елизаветы и Екатерины, с 
европейскими дипломатами, общество красивых, умных, образованных женщин, 
блестящий европейский салон гр. Фикельмон и ее матери, литературно-музыкальный 
салон князя Одоевского. Картина светской жизни казалась ему в молодости 
принадлежащей поэзии, а школа светского общежития обязательной для поэта: 
"Остроумие и вкус воспитываются только в кругу лучшего общества; а многие ли из 
наших писателей имеют счастие принадлежать к нему?"
      Теперь, напротив, годы, проведенные в Михайловской ссылке, воспринимаются 
как годы истинного счастья: жизнь в "лучшем обществе" становится помехой для 
творческого труда. В то же время порвать придворную цепь не удается.
      Растет число незавершенных произведений, этих "недостроенных дворцов", по 
выражению современного пушкиниста. Их масштаб, их разнообразие рисуют перед нами 
увлекательную перспективу творений колоссального значения и красоты. Пушкиным 
владеет мысль о большом романе со сложным приключенческим сюжетом, действие 
которого должно происходить на кавказских водах -- это произведение, видимо, 
предвосхищало во многом "Героя нашего времени". В 1834 -- 1836 гг. он задумывает 
авантюрно-психологический роман "Русский Пелам", который должен был дать широкую 
панораму русской жизни -- от декабристских кружков до притонов лесных 
разбойников. Поэт работает также над "Повестью из римской жизни", полной 
автобиографических намеков -- о трагическом конце писателя Петрония, 
прикрепленного Нероном к двору и затем обреченного им смерти; романом в письмах 
"Мария Шонинг", удивляющим неожиданным сходством со зрелым Достоевским; над 
исполинским по историко-философскому содержанию замыслом "Сцен из рыцарских 
времен"; над повестью об искусстве и его жрецах "Египетские ночи", во многом 
автобиографической, и проч. Наряду с этим создаются последние лирические циклы, 
исполненные горестной глубины и задушевности. Одна за одной появляются новые 
статьи -- о Вольтере, о Радищеве, Мильтоне, современной русской, европейской 
литературах. Пушкина привлекают имена новых писателей: Стендаля, Бальзака, 
Мюссе, Гюго, Гейне, Мериме. Наконец в эти же годы завершается "Капитанская 
дочка". Трудно было бы назвать другой исторический роман с такой предельной 
экономией композиционных и образных средств и такой большой эмоциональной 
насыщенностью: русская старина дана "домашним образом" (выражение Пушкина о 
романах Вальтера Скотта) -- через семейные записки раскрыта картина эпохи в ее 
частном и государственном быту. Лепка персонажей отличается тонкостью и 
точностью, отношение к ним автора -- теплотой и серьезностью; этим созданиям его 
воображения суждено навсегда остаться в жизни русского народа.
      Особое место в литературной деятельности Пушкина с 1836 г. занимает 
"Современник". Вместо разрешенной когда-то правительственной газеты, от которой 
он отказался, чтобы не быть в лагере людей типа Уварова, он издает чисто 
литературный журнал. Видя в себе главу отечественной словесности и чувствуя 
личную ответственность за ее будущее, он смотрит на журнал как на средство 
осуществления своего влияния. В ближайшие сотрудники поэт приглашает Гоголя. Не 
может не поражать странная прохладность читателей к пушкинскому журналу. По 
блестящему качеству литературных материалов он стоял на исключительной высоте не 
только среди русских периодических изданий. "Скупой рыцарь", "Путешествие в 
Арзрум", "Капитанская дочка", "Пир Петра Великого", "Полководец" Пушкина, "Нос", 
"Утро делового человека" Гоголя, стихи Вяземского, Жуковского, Кольцова, первая 
серьезная публикация лирики Тютчева. С первых же номеров на одно из главных мест 
выдвигается мемуарный жанр и жанр путешествий (записки "кавалерист-девицы" Н. А. 
Дуровой, воспоминания Д. Давыдова о взятии Дрездена, письма А. Тургенева о 
Париже). Вырабатывая новый тип русского журнала, Пушкин считал необходимым 
публиковать и серьезные статьи по научным вопросам (по теории вероятности, 
экономике, паровым двигателям). В "Современнике" получает окончательное развитие 
деятельность Пушкина-критика, напечатавшего в нем и готовившего для него свои 
мнения по важнейшим вопросам текущей литературы.
      Незаметно для невнимательного большинства современников и порой для 
чересчур внимательных врагов Пушкин тихо и твердо строил огромное культурное 
дело.


      Служащего в министерстве ин. дел. тит. сов. Александра Пушкина 
всемилостивейше пожаловали мы в звание камер-юнкера двора нашего.
      ВЫСОЧАЙШИЙ УКАЗ Придворной Конторе, от 31 дек. 1833 г.  Гастфрейнд.  
Документы, 37.

      1 января 1834 г. Третьего дня я пожалован в камер-юнкеры (что довольно 
неприлично моим летам). Но двору хотелось, чтобы Наталья Николаевна танцевала в 
Аничкове...Меня спрашивали, доволен ли я моим камер-юнкерством? Доволен, потому 
что государь имел намерение отличить меня, а не сделать смешным -- а по мне, 
хоть в камер-пажи, только б не заставили меня учиться французским вокабулам и 
арифметике.
      ПУШКИН. Дневник.

      Друзья, Вельегорский и Жуковский, должны были обливать холодною водою 
нового камер-юнкера: до того он был взволнован этим пожалованием! Если б не они, 
он будучи вне себя, разгоревшись, с пылающим лицом, хотел идти во дворец и 
наговорить грубостей самому царю. (Пустяки: Пушкин был слишком благовоспитан.  
Примеч. Соболевского на полях).  Многие его обвиняли в том, будто он домогался 
камер-юнкерства. Говоря об этом, он сказал Нащокину, что мог ли он добиваться, 
когда три года до этого сам Бенкендорф предлагал ему камергера, желая его ближе 
иметь к себе, но он отказался, заметив: "Вы хотите, чтоб меня так же упрекали, 
как Вольтера".
      П. И. БАРТЕНЕВ со слов П. В. НАЩОКИНА.  Рассказы о Пушкине,  42.

      Император Николай I желал, чтобы Пушкина, блистающая молодостью и 
красотой, появлялась на придворных вечерах и балах. Однажды, заметив ее 
отсутствие, он спросил, какая тому причина? Ему сказали, что, так как муж ее не 
имеет права посещать эти вечера, то понятно, он не пускает и жену свою. И вот, 
чтобы сделать возможным присутствие Пушкиной, вместе с мужем, государь решил 
дать ему звание камер-юнкера. Некоторые из противников Пушкина распускали слух и 
даже печатали, что Пушкин интригами и лестью добился этого звания. Но вот что 
рассказал мне брат его Лев Сергеевич, которого чуть не каждую неделю посещал я в 
Одессе. "Брат мой, -- говорил он, -- впервые услыхал о своем камер-юнкерстве на 
балу у гр. А. Ф. Орлова. Это взбесило его до такой степени, что друзья его 
должны были отвести его в кабинет графа и там всячески успокаивать. Не нахожу 
удобным повторить здесь всего того, что говорил, с пеной у рта, разгневанный 
поэт по поводу его назначения..."
      Я. П. ПОЛОНСКИЙ. Кое-что о Пушкине. Cosmopolis, 1898, март, стр. 109 -- 
200.

      Пушкина сделали камер-юнкером; это его взбесило, ибо сие звание точно было 
неприлично для человека 34 лет, и оно тем более его оскорбило, что иные 
говорили, будто оно было дано, чтоб иметь повод приглашать ко двору его жену. 
Притом на сей случай вышел мерзкий пасквиль, в котором говорили о перемене 
чувств Пушкина, будто он сделался искателем, малодушен, и он, дороживший своею 
славою, боялся, чтоб сие мнение не было принято публикою и не лишило его 
народности. Словом, он был огорчен и взбешен и решился не воспользоваться своим 
мундиром, чтоб ездить ко двору, не шить даже мундира. В этих чувствах он пришел 
к нам однажды. Жена моя, которую он очень любил и очень уважал, и я стали 
опровергать его решение, представляя ему, что пожалование в сие звание не может 
лишить его народности, ибо все знают, что он не искал его; что его нельзя было 
сделать камергером по причине чина его; что натурально двор желал иметь 
возможность приглашать его и жену его к себе, и что государь пожалованием его в 
сие звание имел в виду только иметь право приглашать его на свои вечера, не 
изменяя старому церемониалу, установленному при дворе. Долго спорили, убеждали 
мы Пушкина; наконец полуубедили. Он отнекивался только неимением мундира, и что 
он слишком дорого стоит, чтоб заказать его. На другой день, узнав от портного о 
продаже нового мундира князя Витгенштейна, перешедшего в военную службу, и что 
он совершенно будет в пору Пушкину, я ему послал его, написав, что мундир мною 
куплен для него, но что представляется его воле взять его или ввергнуть меня в 
убыток, оставив его на моих руках. Пушкин взял мундир и поехал ко двору.
      Н. М. СМИРНОВ. Из памятных заметок.  Рус. Арх.,  1882, I, 239.

      Сообщу вам новость: Александр назначен камер-юнкером. Натали в восторге, 
потому что это открывает ей доступ ко двору; в ожидании этого, она танцует 
повсюду каждый день.
      Н. О. ПУШКИНА (мать поэта) -- бар. Е. Н. ВРЕВСКОЙ, 4 янв. 1834 г., из 
Петербурга.  Рус. Вест.,  1869, стр. 90  (фр.).

      Государь сказал княгине Вяземской: "я надеюсь, что Пушкин принял в хорошую 
сторону свое назначение -- до сих пор он держал мне свое слово и я был им 
доволен" и т. д. и т.д. Великий князь намедни поздравил меня в театре: 
"покорнейше благодарю, ваше высочество; до сих пор все надо мною смеялись, вы 
первый меня поздравили".
      ПУШКИН. Дневник, 7 января 1834 г.  (фр.-рус.).

      Пушкин крепко боялся дурных шуток над его неожиданным камер-юнкерством, но 
теперь успокоился, ездит по балам и наслаждается торжественною красотою жены, 
которая, несмотря на блестящие успехи в свете, часто и преискренно страдает 
мучением ревности, потому что посредственная красота и посредственный ум других 
женщин не перестают кружить поэтическую голову ее мужа.
      С. Н. КАРАМЗИНА (дочь историка) -- И. И. ДМИТРИЕВУ, 20 января 1834 г.  
Письма Карамзина к Дмитриеву.  СПб., 1866, стр. 439 (датировка письма см.:  
Пушкин и его совр-ки,  XXIX -- XXX, стр. 33).

      Нужно сознаться, -- Пушкин не любил камер-юнкерского мундира. Он не любил 
в нем не придворную службу, а мундир камер-юнкера. Несмотря на мою дружбу к 
нему, я не буду скрывать, что он был тщеславен и суетен. Ключ камергера был бы 
отличием, которое бы он оценил, но ему казалось неподходящим, что в его годы, в 
середине его карьеры, его сделали камер-юнкером на подобие юношей и людей, 
только что вступающих в общество. Вот вся истина об его предубеждениях против 
мундира. Это происходило не из оппозиции, не из либерализма, а из тщеславия и 
личной обидчивости.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ -- вел. кн. МИХАИЛУ ПАВЛОВИЧУ, 14 февр. 1837 г.  Рус. 
Арх.,  1879, I, стр. 390.

       (Январь 1834 г., в Петербурге).  Сидя в Демутовом доме, у Н. Н. 
Раевского, я изъявил сожаление, что не знал еще лично Пушкина. Он жил 
неподалеку. Раевский послал его просить и, к живому удовольствию моему, Пушкин 
пришел. Мы обедали и провели несколько часов втроем. К досаде моей, Пушкин часто 
сбивался на французский язык, а мне нужно было его чистое, поэтическое русское 
слово. Русской плавной, свободной речи от него я что-то не припомню; он как 
будто сам в себя вслушивался. Вообще пылкого, вдохновенного Пушкина уже не было. 
Какая-то грусть лежала на его лице.
      Граф П. X. ГРАББЕ. Из памятных записок.  Рус. Арх.,  1873,1,785.

      Несмотря на задетое честолюбие  (пожалованием в .камер-юнкеры),  Пушкин 
был постоянно весел и принимал живое участие, по крайней мере, в интимном 
кружке. Что касается крайней раздражительности Пушкина в сношениях с приятелями, 
то я, в течение десяти лет, видя его иногда почти каждый день, был свидетелем 
одной только его неприличной выходки. В 1833 или 1834 году после обеда у моего 
отца много ораторствовал старый приятель Пушкина Раевский, сколько помнится, 
Николай, человек вовсе отцу моему не близкий и редкий гость в Петербурге. Пушкин 
с заметным нетерпением возражал Раевскому; выведенный как будто из терпения, 
чтобы положить конец разговору, Пушкин сказал Раевскому:
      -- На что Вяземский снисходительный человек, а и он говорит, что ты 
невыносимо тяжел.
      Кн. ПАВЕЛ ВЯЗЕМСКИЙ. Соч., 543.

       (17 янв.) --  Бал у графа Бобринского один из самых блистательных. 
Государь мне о моем камер-юнкерстве не говорил, а я не благодарил его. Говоря о 
моем Пугачеве, он сказал мне: -- "Жаль, что я не знал, что ты о нем пишешь; я бы 
тебя познакомил с его сестрицей, которая тому три недели умерла в крепости" (с 
1774-го года!). Правда, она жила на свободе в предместии, но далеко от своей 
донской станицы, на чужой, холодной стороне. Государыня спросила у меня, куда я 
ездил летом. Узнав, что в Оренбург, осведомилась о Перовском с большим 
добродушием.
      ПУШКИН. Дневник.

      Представление Натали ко двору прошло с огромным успехом, -- только о ней и 
говорят. На балу у Бобринских император танцовал с ней, а за ужином он сидел 
рядом с нею. Говорят, что на Аничковом балу она была восхитительна. Итак, наш 
Александр, не думав об этом никогда, оказался камер-юнкером. Он собирался уехать 
с женой на несколько месяцев в деревню, чтобы сократить расходы, а теперь 
вынужден будет на значительные траты.
      Н. О. ПУШКИНА -- О. С. ПАВЛИЩЕВОЙ, 26 янв. 1834 г.  Литерат. Наследство,  
т. 16 -- 18, стр. 784.

      Император Николай был очень живого и веселого нрава, а в тесном кругу даже 
и шаловлив. При дворе весьма часто бывали, кроме парадных балов, небольшие 
танцовальные вечера, преимущественно в Аничкинском дворце, составлявшем личную 
его собственность еще в бытность великим князем. На эти вечера приглашалось 
особое привилегированное общество, которое называли в свете "аничковским 
обществом" и которого состав, определявшийся не столько лестницею служебной 
иерархии, сколько приближенностью к царственной семье, очень редко изменялся. В 
этом кругу оканчивалась обыкновенно масленица и на прощание с нею в folle 
journee//безумный день  (фр.) //, завтракали, плясали, обедали и потом опять 
плясали. В продолжение многих лет принимал участие в танцах и сам государь, 
которого любимыми дамами были: Бутурлина, урожденная Комбурлей, княгиня 
Долгорукая, урожд. графиня Апраксина, и, позже, жена поэта Пушкина, урожденная 
Гончарова.
      Граф М. А. КОРФ. Из записок.  Рус. Стар.,  1899, т. 99, стр. 8.

      В прошедший вторник зван я был в Аничков. Приехал в мундире. Мне сказали, 
что гости во фраках -- я уехал, оставя Наталью Николаевну, и, переодевшись, 
отправился на вечер к С. В. Салтыкову. Государь был недоволен и несколько раз 
принимался говорить обо мне: "он мог бы потрудиться переодеться во фрак и 
воротиться, передайте ему мое неудовольствие".
      Барон д`Антес и маркиз де Пина, два шуана -- будут приняты в гвардию прямо 
офицерами. Гвардия ропщет.
      В четверг бал у кн. Трубецкого. Государь приехал неожиданно. Был на 
полчаса. Сказал жене: -- "В прошлый раз муж ваш не приехал из-за ботинок или из-
за пуговиц?" (Мундирные пуговицы.) Старуха графиня Бобринская извиняла меня тем, 
что у меня не были они нашиты.
      ПУШКИН. Дневник, 26 января 1834 г.  (рус.-фр.).

      Дантес приехал в Петербург в 1833 г. и обратил на себя презрительное 
внимание Пушкина. Принятый в кавалергардский полк, он до появления приказа 
разъезжал на вечера в черном фраке и серых рейтузах с красной выпушкой, не желая 
на короткое время заменять изношенные штаны новыми.
      Кн. П. П. ВЯЗЕМСКИЙ. Сочинения, 558.

      Дантес носил на руке перстень с именем Генриха IV  (пятого; внука франц. 
короля Карла X, свергнутого июльской революцией)  и любил показывать его. Он был 
сначала так беден, что сидел большею частью дома. Императрица Александра 
Федоровна, шеф кавалергардов, назначила ему денег из своей шкатулки.
      П. И. БАРТЕНЕВ.  Русский Арх.,  1906, III, 619.

      Удостоился я лицезреть супругу А. Пушкина, о красоте коей молва далеко 
разнеслась. Как всегда это случается, я нашел, что молва увеличила многое. 
Самого же поэта я нашел малоизменившимся от супружества, но сильно негодующим на 
царя за то, что он одел его в мундир, его, написавшего теперь повествование о 
бунте Пугачева и несколько новых русских сказок. Он говорит, что он возвращается 
к оппозиции, но это едва ли не слишком поздно; к тому же ее у нас нет, разве 
только в молодежи.
      А. Н. ВУЛЬФ. Дневник, 19 февр. 1834 г.  Л. Майков,  208.

      Вообрази, что жена моя на днях чуть не умерла. Нынешняя зима была ужасно 
изобильна балами. На маслянице танцовали уж два раза в день. Наконец настало 
последнее воскресение перед великим постом. Думаю: слава богу! балы с плеч 
долой! Жена во дворце. Вдруг, смотрю -- с нею делается дурно, -- я увожу ее и 
она, приехав домой, -- выкидывает. Теперь она (чтоб не сглазить) слава богу 
здорова и едет на днях в Калужскую деревню к сестрам, которые ужасно страдают от 
капризов моей тещи. Обстоятельства мои затруднились еще вот по какому случаю: на 
днях отец мой посылает за мною. Прихожу -- нахожу его в слезах, мать в постели -
- весь дом в ужасном беспокойстве. -- "Что такое?" -- "Имение описывают". -- 
"Надо скорее заплатить долг". -- "Уж долг заплачен. Вот и письмо управителя". -- 
"О чем же горе?" -- "Жить нечем до октября". -- "Поезжайте в деревню". -- "Не с 
чем". -- Что делать? Надобно взять имение в руки и отцу назначить содержание. 
Новые долги, новые хлопоты! А надобно: я желал бы и успокоить старость отца, и 
устроить дела брата Льва. Вот тебе другие новости: я камер-юнкер с января 
месяца. Конечно, сделав меня камер-юнкером, государь думал о моем чине, а не о 
моих летах -- и верно не думал уж меня кольнуть.
      ПУШКИН -- П. В. НАЩОКИНУ, начало марта 1834 года, из Петербурга.

      От Сидонского услышал я забавный анекдот о том, как Филарет жаловался 
Бенкендорфу на один стих Пушкина в "Онегине", там, где он, описывая Москву, 
говорит: "и стая галок на крестах". Здесь Филарет нашел оскорбление святыни. 
Цензор, которого призывали к ответу по этому поводу, сказал, что "галки, сколько 
ему известно, действительно, садятся на крестах московских церквей, но что, по 
его мнению, виноват здесь всего более московский полицмейстер, допускающий это, 
а не поэт и цензор". Бенкендорф отвечал учтиво Филарету, что это дело не стоит 
того, чтобы в него вмешивалась такая почтенная духовная особа: "еже писах, 
писах".
      Сегодня было большое собрание литераторов у Греча. Здесь находилось, я 
думаю, человек семьдесят. Предмет заседания -- издание энциклопедии на русском 
языке. Это предприятие типографщика А. А. Плюшара. В нем приглашены участвовать 
все сколько-нибудь известные ученые и литераторы. Греч открыл заседание 
маленькою речью о пользе этого труда и прочел программу энциклопедии. Засим 
каждый подписывал свое имя на приготовленном листе под наименованием той науки, 
по которой намерен представить свои труды. Пушкин и кн. В. Ф. Одоевский сделали 
маленькую неловкость, которая многим не понравилась, а иных и рассердила. Все 
присутствующие, в знак согласия, просто подписывали свое имя, а те, которые не 
согласны, просто не подписывали. Но князь Одоевский написал: "Согласен, если это 
предприятие и условия оного будут сообразны с моими предположениями". А Пушкин к 
этому прибавил: "С тем, чтобы моего имени не было выставлено". Многие приняли 
эту щепетильность за личное оскорбление.
      А. В. НИКИТЕНКО. Дневник, 16 марта 1834 г., I, 239.

      Вчера было совещание литературное у Греча об издании русского 
энциклопедического словаря. Нас было человек со сто, большею частью неизвестных 
мне русских великих людей. Греч сказал мне предварительно: "Плюшар в этом деле 
есть шарлатан, а я паяс: пью его лекарство и хвалю его". Так и вышло. Я 
подсмотрел много шарлатанства и очень мало толку. Предприятие в миллион, а 
выгоды... Не говорю уже о чести. Охота лезть в омут, где полощутся Булгарин, 
Полевой и Свиньин. Гаевский подписался, но с условием. Князь Одоевский и я 
последовали его примеру.
      ПУШКИН. Дневник, 17 марта 1834  г.

      Кн. Одоевский, д-р Гаевский, Зайцевский и я выключены из числа издателей 
Энциклопедического словаря. Прочие были обижены нашею оговоркою; но честный 
человек, говорит Одоевский, может быть однажды обманут; но в другой раз обманут 
только дурака. Этот лексикон будет не что иное, как Северная Пчела и Библиотека 
для Чтения, в новом порядке и объеме.
      ПУШКИН. Дневник, 2 апр. 1834  г.

      Моя "Пиковая дама" в большой моде, -- игроки понтируют на тройку, семерку 
и туза. При дворе нашли сходство между старой графиней и кн. Нат. Петр. 
Голицыной и, кажется, не сердятся.
      Гоголь по моему совету начал историю русской критики.
      ПУШКИН. Дневник, 7 апр. 1834 г.

      Представлялся. Ждали царицу часа три. Нас было человек двадцать... Я по 
списку был последний. Царица подошла ко мне смеясь: "Нет, это курьезно! Я ломала 
себе голову, что это за Пушкин будет мне представлен. Оказывается, это вы!.. Как 
поживает ваша жена? Ее тетя с большим нетерпением ждет, когда она поправится, -- 
дочь ее сердца, ее приемная дочь"... и перевернулась.
      ПУШКИН. Дневник, 8 апреля 1834 г.  (фр.-рус.).

       11 апр. 1834 г.  Случилось нечто, расстроившее меня с Пушкиным. Он просил 
меня рассмотреть его "Повести Белкина", которые он хочет печатать вторым 
изданием. Я ответил ему следующее: -- "С душевным удовольствием готов исполнить 
ваше желание теперь и всегда. Да благословит вас гений ваш новыми вдохновениями, 
а мы готовы (Что сказать? -- Обрезывать крылья ему? По крайней мере, рука моя не 
злоупотребит этим). Потрудитесь мне прислать все, что означено в записке вашей, 
и уведомьте, к какому времени вы желали бы окончание этой тяжбы политического 
механизма с искусством, говоря просто, "процензурованья" и т. д. Между тем, к 
нему дошел его "Анджело" с несколькими, урезанными министром стихами. Он 
взбесился: Смирдин платит ему за каждый стих по червонцу, следовательно, Пушкин 
теряет здесь несколько десятков рублей. Он потребовал, чтобы на место 
исключенных стихов были поставлены точки, с тем, однако ж, чтобы Смирдин все-
таки заплатил ему деньги и за точки!
       14 апр. --  Был у Плетнева. Он начал бранить, и довольно грубо, 
Сенковского за статьи его, помещенные в "Библиотеке для Чтения", говоря, что они 
написаны для денег и что Сенковский грабит Смирдина. -- "Что касается до 
грабежа, -- возразил я, -- то могу вас уверить, что ни один из знаменитых наших 
литераторов не уступит в том Сенковскому". Он понял и замолчал.
      А. В. НИКИТЕНКО. Дневник, I, 241.

      Пушкин в то время был уже женат, камер-юнкер и много ездил в большой свет 
и ко двору, сопровождая свою красавицу-жену. Этот образ жизни часто был ему в 
тягость, и он жаловался друзьям, что это не только не согласуется с его 
наклонностями и призванием, но ему и не по карману. Часто забегал он к моим 
родителям, оставался, когда мог, обедать и, как школьник, радовался, что может 
провести несколько часов в любимом кружке искренних друзей. Тогда он превращался 
в прежнего Пушкина; лились шутки и остроты, раздавался его заразительный смех, и 
всякий раз он оставлял после себя долгий след самых приятных, незабвенных 
воспоминаний. Однажды после обеда, когда перешли в кабинет и Пушкин, закурив 
сигару, погрузился в кресло у камина, матушка начала ходить взад и вперед по 
комнате. Пушкин долго и молча следил за ее высокою и стройною фигурою и наконец 
воскликнул: "Ах, Софья Федоровна, как посмотрю я на вас и на ваш рост, так мне 
все и кажется, что судьба меня, как лавочник, обмерила". А матушка была, 
действительно, необыкновенного для женщины роста (2 арш. 8 1/2 вершков).
      Ф. И. ТИМИРЯЗЕВ. Страницы прошлого.  Рус. Арх.,  1884, I, 313.

      А. С-вич однажды пришел к своему приятелю II. С. Тимирязеву. Слуга сказал 
ему, что господа ушли гулять, но скоро возвратятся. В зале у Тимирязевых был 
большой камин, а на столе лежали орехи. Перед возвращением Тимирязевых домой 
Пушкин взял орехов, залез в камин и, скорчившись обезьяною, стал их щелкать. Он 
любил такие проказы.
      П. И. БАРТЕНЕВ со слов С. Ф. ТИМИРЯЗЕВОЙ.  Рус. Арх.,  1899, II, 355.

      Третьего дня возвратился из Царского Села в 5 часов вечера, нашел на своем 
столе два билета на бал 29 апреля и приглашение явиться на другой день к Литте  
(обер-камергер); я  догадался, что он собирается мыть мне голову за то, что я не 
был у обедни. В самом деле, в тот же вечер узнаю от забежавшего ко мне 
Жуковского, что государь был недоволен отсутствием многих камергеров и камер-
юнкеров, и что он велел нам это объявить. Я извинился письменно. Говорят, что мы 
будем ходить попарно, как институтки. Вообрази, что мне с моей седой бородкой 
придется выступать с Безобразовым или Реймарсом -- ни за какие благополучия... 
Поутру сидел я в моем кабинете, читая Гримма, как явился ко мне Соболевский с 
вопросом, где мы будем обедать? Тут вспомнил я, что я хотел говеть, а между тем 
уж оскоромился. Делать нечего, решились отобедать у Дюме, и покаместь стали 
приводить в порядок библиотеку, тетка приехала спросить о тебе, и, узнав, что я 
в халате и оттого к ней не выхожу, сама вошла ко мне. Потом явился я к Дюме, где 
появление мое произвело общее веселие: холостой, холостой Пушкин! Стали 
подчивать меня шампанским и пуншем и спрашивать, не поеду ли я к Софье 
Астафьевне  (содержательнице великосветского дома терпимости).  Все это меня 
смутило, так что я к Дюме являться уже более не намерен, и обедаю сегодня дома, 
заказав Степану ботвинью и beafsteaks. Вечер провел я дома, сегодня проснулся в 
7 часов.
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, 17 апреля 1834 г., из Петербурга.

      Однажды Пушкин шел по Невскому проспекту с Соболевским. Я шел с ними, 
восхищаясь обоими. Вдруг за Полицейским мостом заколыхался над коляской высокий 
султан. Ехал государь. Пушкин и я повернули к краю тротуара, тут остановились и, 
сняв шляпы, выждали проезда. Смотрим, Соболевский пропал. Он тогда только что 
вернулся из-за границы и носил бородку и усы цветом ярко-рыжие<1. Заметив 
государя, он юркнул в какой-то магазин, точно в землю провалился. Это было у 
Полицейского моста. Мы стоим, озираемся, ищем. Наконец, видим, Соболевский, с 
шляпой на бекрень, в полуфраке изумрудного цвета, с пальцем, задетым подмышкой 
за выемку жилета, догоняет нас, горд и величав, черту не брат. Пушкин рассмеялся 
своим звонким, детским смехом и покачал головою; -- "Что, брат, бородка-то 
французская, а душонка-то все та же русская?"
      Гр. В. А. СОЛОГУБ. Пережитые дни.  Русский Мир,  1874, • 117,

      <1В николаевское время ношение дворянами бороды преследовалось.

      Я сижу дома, обедаю дома, никого не вижу, а принимаю только Соболевского; 
третьего дня сыграл я славную штуку со Львом Сергеевичем  (брат Пушкина).  
Соболевский, будто ненарочно, зовет его ко мне обедать. Лев Серг. является. Я 
перед ним извинился, как перед гастрономом, что, не ожидая его, заказал себе 
только ботвинью да beafsteaks. Лев Серг. тому и рад. Садимся за стол, подают 
славную ботвинью; Лев Серг. хлебает две тарелки, убирает осетрину; наконец 
требует вина, ему отвечают: нет вина. -- Как нет? Александр Сергеевич не 
приказал на стол подавать. И я объявляю, что с отъезда Натальи Николаевны я на 
диэте -- и пью воду. Надобно было видеть отчаяние и сардонический смех Льва 
Сергеевича, который уж ко мне, вероятно, обедать не явится. Во все время 
Соболевский подливал себе воду то в стакан, то в рюмку, то в длинный бокал и 
потчивал Льва Серг., который чинился и отказывался. Вот тебе пример моих 
невинных упражнений.
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, 19 апреля 1834 г., из Петербурга.

      Соболевский прибавляет, что Лев Сергеевич рассердился. Этого Соболевского 
Наталья Николаевна не очень жаловала.
      П. В. АННЕНКОВ со слов вдовы поэта. Записи.  Б. Модзалевский. Пушкин,  
стр. 365.

      Я репортуюсь больным и боюсь царя встретить. Все эти праздники просижу 
дома. К наследнику являться с поздравлениями и приветствиями не намерен; 
царствие его впереди, и мне, вероятно, его не видать. Видел я трех царей: первый 
велел снять с меня картуз и пожурил за меня мою няньку; второй меня не жаловал; 
третий хоть и упек меня в камер-пажи под старость лет, но променять его на 
четвертого не желаю: от добра добра не ищут. Посмотрим, как-то наш Сашка будет 
ладить с порфирородным своим теской; с моим теской я не ладил. Не дай бог ему 
итти по моим следам, писать стихи, да ссориться с царями.
      Воскресенье. Нынче великий князь присягал; я не был на церемонии, потому 
что репортуюсь больным, да и в самом деле не очень здоров.
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, 20 -- 22 апр. 1834 г., из Петербурга.

      У меня голова кругом идет. Не рад жизни, что взял имение; но что же 
делать? Не для меня, так для детей. Сюда ожидают прусского принца и много других 
гостей, Надеюсь не быть ни на одном празднике. Одна мне и есть выгода от 
отсутствия твоего, что не обязан на балах дремать да жрать мороженое.
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, первая половина мая 1834 г., из Петербурга.

      Жизнь моя очень однообразна. Обедаю у Дюме часа в 2, чтоб не встретиться с 
холостою шайкою. Вечером бываю в клобе.
      ПУШКИН -- жене, первая пол. мая 1834 г.

      Александр очень занят по утрам, потом он идет в (Летний) сад, где 
прогуливается со своею Эрминией  (Ел. Мих. Хитрово, безнадежно влюбленной в 
Пушкина; ей в то время было уже за пятьдесят лет).  Такое постоянство молодой 
особы выдержит всякие испытания, и твой брат очень смешон.
      Н. О. ПУШКИНА (мать поэта) -- дочери своей О. С. ПАВЛИЩЕВОЙ, 9 мая 1834 
г., из Петербурга.  Письма Пушкина к Е. М. Хитрово. Лгрд. Изд. Акад. Наук,  
1927, стр. 181.

      К. К. Данзас  (лицейский товарищ Пушкина, будущий его секундант)  
познакомился с Дантесом в 1834 году, обедая с Пушкиным у Дюме, где за общим 
столом обедал и Дантес, сидя рядом с Пушкиным. По словам Данзаса, Дантес, при 
довольно большом росте и приятной наружности, был человек не глупый, и хотя 
весьма скудно образованный, но имевший какую-то врожденную способность нравиться 
всем с первого взгляда.
      А. АММОСОВ со слов К. К. ДАНЗАСА. Последние дни Пушкина. СПб., 1863, стр. 
5.

      Кн. П. А. Вяземский, Жуковский, Ал. Ив. Тургенев, сенатор П. И. Полетика 
часто у нас обедали. Пугачевский бунт, в рукописи, был слушаем после такого 
обеда. За столом говорили, спорили; кончалось всегда тем, что Пушкин говорил 
один и всегда имел последнее слово. Его живость, изворотливость, веселость 
восхищали Жуковского, который, впрочем, не всегда с ним соглашался. Когда все 
после кофия уселись слушать чтение, то сказали Тургеневу: "смотри, если ты 
заснешь, то не храпеть". Александр Иванович, отнекиваясь, уверял, что никогда не 
спит: и предмет, и автор бунта, конечно, ручаются за его внимание. Не прошло и 
десяти минут, как наш Тургенев захрапел на всю комнату. Все рассмеялись, он 
очнулся и начал делать замечания как ни в чем не бывало. Пушкин ничуть не 
оскорбился, продолжал чтение, а Тургенев преспокойно проспал до конца.
      А. О. СМИРНОВА. Воспоминания.  Рус. Арх.,  1872, II, 1882.

      В один месяц из моих денег я уплатил уже 866 р. за батюшку, а за Льва Сер-
ча  (брата)  1.300; более не могу.
      ПУШКИН -- Н. И. ПАВЛИЩЕВУ, 4 мая 1834 г.

      Несколько дней тому получил я от Жуковского записочку из Царского Села. Он 
уведомлял меня, что какое-то письмо мое ходит по городу и что государь об нем 
ему говорил. Я вообразил, что дело идет о скверных стихах, исполненных 
отвратительного похабства и которые публика благосклонно приписала мне. Но вышло 
не то. Московская почта распечатала письмо, писанное мною Наталье Николаевне, и 
нашед в нем отчет о присяге великого князя, писанный, видно, слогом не 
официальным, донесла обо всем полиции. Полиция, не разобрав смысла, представила 
письмо государю, который сгоряча также его не понял. К счастью, письмо показано 
было Жуковскому, который и объяснил его. Все успокоились. Государю не угодно 
было, что о своем камер-юнкерстве отзывался я не с умилением и благодарностью, -
- но я могу быть подданным, даже рабом, -- но холопом и шутом не буду и у царя 
небесного. Однако, какая глубокая безнравственность в привычках нашего 
правительства! Полиция распечатывает письма мужа к жене и приносит их читать к 
царю (человеку благовоспитанному и честному) и царь не стыдится в том признаться 
-- и давать ход интриге, достойной Видока и Булгарина! что ни говори, мудрено 
быть самодержавным.
      ПУШКИН. Дневник, 10 мая 1834 г.

      Письмо Пушкина  (Н. Н. Пушкиной, от 20 -- 22 апр. 1834 г., см. выше)  было 
перехвачено в Москве почт-директором Булгаковым и отправлено в III отделение к 
графу Бенкендорфу.  (Узнав об этом, Пушкин написал жене письмо.)  Содержание 
этого письма, приблизительно, состояло в том, что Александр Сергеевич просит 
свою жену быть осторожною в своих письмах, так как в Москве состоит почт-
директором негодяй Булгаков, который не считает грехом ни распечатывать чужие 
письма, ни торговать собственными дочерьми. Письмо это, как оказалось по 
справкам, действительно не дошло по назначению, но и в III отделение переслано 
не было.
      Ф. М. ДЕЛАРЮ со слов отца своего М. Д. ДЕЛАРЮ.  Рус. Стар.,  1880, т. 29

      Я тебе не писал, потому что был зол -- не на тебя, на других. Одно из моих 
писем попалось полиции, и так далее. Я никого не вижу, нигде не бываю; принялся 
за работу и пишу по утрам. Без тебя так мне скучно, но поминутно думаю к тебе 
поехать, хоть на неделю. Дай бог тебя мне увидеть здоровою, детей целых и живых! 
да плюнуть на Петербург, да подать в отставку, да удрать в Болдино, да жить 
барином! Неприятна зависимость; особенно когда лет 20 человек был независим. Это 
не упрек тебе, а ропот на самого себя.
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, 18 мая 1834 г., из Петербурга.

      Дома сижу до 4-х часов и работаю. В свете не бываю; от фрака отвык; в 
клобе провожу вечера. Книги из Парижа приехали, и моя библиотека растет и 
теснится. Хлопоты по имению меня бесят; с твоего позволения, надобно будет, 
кажется, выдти мне в отставку и со вздохом сложить камер-юнкерский мундир, 
который так приятно льстил моему честолюбию и в котором, к сожалению, не успел я 
пощеголять. Ты молода, но ты уже мать семейства, и я уверен, что тебе не труднее 
будет исполнить долг доброй матери, как исполняешь ты долг честной и доброй 
жены. Зависимость и расстройство в хозяйстве ужасны в семействе; и никакие 
успехи тщеславия не могут вознаградить спокойствия и довольства. Тетка  (Натальи 
Николаевны, Ек. Ив. Загряжская)  меня все балует -- для моего рождения прислала 
мне корзину с дынями, с земляникой, клубникой, так что боюсь поносом встретить 
36-й год бурной моей жизни. У меня желчь, так извини сердитые письма.
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, 29 мая 1834 г., из Петербурга.

      Я не писал тебе потому, что свинство почты так меня охолодило, что я пера 
в руки взять был не в силе. Мысль, что кто-нибудь нас с тобой подслушивает, 
приводит меня в бешенство а la lettre//буквально  (фр.) //. В прошлое 
воскресенье представлялся я к вел. княгине  (Елене Павловне, жене вел. кн. 
Михаила Павловича).  Я поехал к ее высочеству на Кам. Остров в том приятном 
расположении духа, в котором ты меня привыкла видеть, когда надеваю свой 
великолепный мундир. Но она так была мила, что я забыл и свою нещастную роль и 
досаду... Я большею частию дома и в клобе. Веду себя порядочно, только то не 
хорошо, что расстроил себе желудок и что желчь меня так и волнует. Да от желчи 
здесь не убережешься.
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, 3 июня 1834 г., из Петербурга.

      У меня решительно сплин. Скучно жить без тебя и не сметь даже писать тебе 
все, что придет на сердце. Ты говоришь о Болдине. Хорошо бы туда засесть, да 
мудрено. Об этом успеем еще поговорить. Не сердись, жена, и не толкуй моих жалоб 
в худую сторону. Никогда не думал я упрекнуть тебя в своей зависимости. Я должен 
был на тебе жениться, потому что всю жизнь был бы без тебя нещастлив; но я не 
должен был вступать на службу, и что хуже еще, опутать себя денежными 
обязательствами. Зависимость жизни семейственной делает человека более 
нравственным. Зависимость, которую налагаем на себя из честолюбия или из нужды, 
унижает нас. Теперь они смотрят на меня, как на холопа, с которым можно им 
поступать, как им угодно. Опала легче презрения. Я, как Ломоносов, не хочу быть 
шутом ниже у господа бога. Но ты во всем этом не виновата, а виноват я из 
добродушия, коим я преисполнен до глупости, несмотря на опыты жизни. Денег тебе 
еще не посылаю. Принужден был снарядить в дорогу своих стариков. Теребят меня 
без милосердия... Вероятно, послушаюсь тебя и скоро откажусь от управления 
имения. Пускай они его коверкают, как знают; на их век станет, а мы Сашке и 
Машке постараемся оставить кусок хлеба. Петербург пуст, все на дачах, а я сижу 
дома до 4 часов и пишу. Обедаю у Дюме. Вечером в клобе. Вот и весь мой день. Для 
развлечения вздумал было я в клобе играть, но принужден был остановиться. Игра 
волнует меня, а желчь не унимается.
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, 8 июня 1834 г., из Петербурга.

      Сегодня едут мои  (родители)  в деревню, и я их еду проводить до кареты. 
Уж как меня теребили. А делать нечего. Если не взяться за имение, то оно 
пропадет же даром; Ольга Сергеевна и Лев Сергеевич останутся на подножном корму, 
а придется взять их мне же на руки, тогда-то наплачусь и наплачусь, а им и горя 
мало! Меня же будут цыганить. Ох, семья, семья!
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, 11 июня 1834 г., из Петербурга.

      Здесь меня теребят и бесят без милости. И мои долги, и чужие мне покоя не 
дают. Имение расстроено, и надобно его поправить, уменьшая расходы, а они 
обрадовались и на меня насели. То то, то другое.
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, вторая половина июня 1834 г., из Петербурга.

      У Александра Сергеевича был самый счастливый характер для семейной жизни: 
ни взысканий, ни капризов. Одним могли рассердить его не на шутку. Он требовал, 
чтоб никто не входил в его кабинет от часа до трех: это время он проводил за 
письменным столом или ходил по комнате, обдумывая свои творения, и встречал 
далеко не гостеприимно того, кто стучался в его дверь. Его кабинет был над моей 
комнатой, и в часы занятия или уединения Пушкина мне часто слышался его мерный 
или тревожный шаг. Но раз, к моему удивлению, раздались наверху звуки нестройных 
и крикливых голосов. Стало быть, Пушкин был не один. Однако я не решился идти к 
нему и узнать, почему он допустил нарушение привычки, которой так строго 
держался. Когда все собрались к обеду, я спросил у него, что происходило сегодня 
в его кабинете. -- "Жаль, что ты не пришел, -- отвечал Пушкин, -- у меня был 
вантрилок  (чревовещатель)".  Тут он распространился об его выходках. По 
окончании обеда он сел со мною к столу и, продолжая свой рассказ, открыл 
машинально Евангелие, лежавшее перед ним, и напал на слова: "Что ти есть имя? Он 
же рече: легеон: яко беси мнози внидоша в онь". Лицо его приняло незнакомое мне 
до тех пор выражение; он поднял голову, устремил взор вперед и, после 
непродолжительного молчания, сказал мне: "принеси скорей клочок бумаги и 
карандаш". Он принялся писать, останавливаясь, от времени до времени задумываясь 
и часто вымарывая написанное. Так прошел с небольшим час; стихотворение было 
окончено. Ал. Серг. пробежал его глазами, потом сказал: "слушай". Слова 
Евангелия он взял эпиграфом, а стихи относились к вантрилоку. Я пришел в 
восторг, но попросить стихотворения, чтоб его списать, не посмел, п. ч. Пушкин 
этого никогда не дозволял. Он выдвинул ящик стола, у которого сидел, и бросил в 
него исписанную бумагу. Вечером, когда семейство разошлось, я вернулся в 
гостиную с надеждой, что найду стихотворение в столе и перепишу его, но ящик был 
пуст.
      С. Н. ГОНЧАРОВ (брат жены П-на) в передаче ТОЛЫЧЕВОЙ.  Рус. Арх.,  1877, 
II, 98.

      Сейчас послал я к графу Литта извинение в том, что не могу быть на 
Петергофском празднике по причине болезни. Я крепко думаю об отставке. Должно 
подумать о судьбе наших детей. Имение отца, как я в том удостоверился, 
расстроено до невозможности и только строгой экономией может еще поправиться. Я 
могу иметь большие суммы, но мы много и проживаем. Умри я сегодня, что с вами 
будет!.. Петербург ужасно скучен. Меня здесь удерживает одно: типография. 
Виноват, еще другое: залог имения. Но можно ли будет его заложить? как ты права 
была в том, что не должно мне было принимать на себя эти хлопоты, за которые 
никто мне спасибо не скажет, а которые испортили мне столько уж крови, что все 
пиявки дома нашего ее мне не высосут. -- Кстати о доме нашем: надобно тебе 
сказать, что я с нашим хозяином побранился, и вот почему. На днях возвращаюсь 
ночью домой -- двери заперты. Стучу, стучу; звоню, звоню. Насилу добудился 
дворника. А я ему уже несколько раз говорил, прежде моего приезда не запирать. 
Рассердясь на него, дал я ему отеческое наказание. На другой день узнаю, что 
Оливье на своем дворе декламировал противу меня и велел дворнику меня не 
слушаться и двери запирать с 10 часов, чтоб воры не украли лестницы. Я тотчас 
велел прибить к дверям объявление, писанное рукою Сергея Николаевича, о сдаче 
квартиры, а к Оливье написал письмо, на которое дурак до сих пор не отвечал. 
Война же с дворником не прекращается, и вчера еще я с ним повозился. Мне его 
жаль, но делать нечего: я упрям и хочу переспорить весь дом -- включая тут и 
пиявок. Я перед тобой кругом виноват в отношении денежном. Были деньги -- и 
проиграл их. Но что делать? я так был желчен, что надобно было развлечься чем-
нибудь. Все  тот (царь)  виноват; но бог с ним; отпустил бы лишь меня восвояси.
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, вторая половина июня 1834 г., из Петербурга.

      Ввиду того что семейные обстоятельства требуют моего присутствия то в 
Москве, то в провинции, я вынужден выйти в отставку и умоляю ваше 
превосходительство получить для меня разрешение на это. Как последней милости, я 
просил бы, чтобы я не был лишен всемилостивейше данного мне права посещать 
архивы.
      ПУШКИН -- графу А. X. БЕНКЕНДОРФУ, 25 июня 1834 г.  (фр.).

      Милостивый Государь Александр Сергеевич. Письмо ваше ко мне от 25-го сего 
июня было мною представлено государю императору в подлиннике, и его 
императорское величество, не желая никого удерживать против воли, повелел мне 
сообщить г. вице-канцлеру об удовлетворении вашей просьбы, что и будет мною 
исполнено.
      Затем на просьбу вашу о предоставлении вам и в отставке права посещать 
государственные архивы для извлечения справок государь император не изъявил 
своего соизволения, так как право сие может принадлежать единственно людям, 
пользующимся особенно доверенностью начальства.
      Граф А. X. БЕНКЕНДОРФ -- ПУШКИНУ, 30 июня 1834 г., из Петергофа.  Переп. 
Пушкина,  III, 140.

      Каждое 1-е июля весь Петербург устремлялся в Петергоф, большой сад 
которого очаровательно иллюминовали в честь императрицы, и весь двор длинной 
вереницей линеек совершал процессию среди этого моря огней. На одном из этих 
диванов на колесах я увидел Пушкина, смотревшего угрюмо. Он только что получил 
звание камер-юнкера. Кроме членов двора никто не имел права на место в линейках. 
Может быть, ему не нравилось это<1.
      (В. В. ЛЕНЦ), Приключения лифляндца в Петербурге.  Рус. Арх.,  1878, I, 
451.

      <1Ленц эту встречу относит к 1834 году. Хронологию он иногда путает, и 
возможно, что на петергофском празднике он видел Пушкина не в этом году: как мы 
выше читали, Пушкин послал обер-камергеру гр. Литта извинение, что, по болезни, 
не может быть на празднике. Возможно, однако, и другое: смущенный неожиданными 
результатами своего прошения об отставке, Пушкин не решился при таком положении 
дел манкировать служебными обязанностями и явился на праздник. И уж конечно, 
смотрел невесело.

      Пушкина я видел в мундире только однажды, на петергофском празднике. Он 
ехал в придворной линейке, в придворной свите. Известная его несколько потертая 
альмавива драпировалась по камер-юнкерскому мундиру с галунами. Из-под 
треугольной его шляпы лицо его казалось скорбным, суровым и бледным. Его видели 
десятки тысяч народа не в славе первого народного поэта, а в разряде начинающих 
царедворцев.
      Гр. В. А. СОЛОГУБ. Воспоминания.  Изд. "Академии".  М-Л., 1931, стр. 594.

      Государь говорил со мной о тебе. Если бы я знал наперед, что побудило тебя 
взять отставку, я бы ему объяснил все, но так как я и сам не понимаю, что могло 
тебя заставить сделать глупость, то мне и ему нечего было отвечать. Я только 
спросил: "Нельзя ли как это поправить?" -- "Почему ж нельзя? -- отвечал он. -- Я 
никогда не удерживаю никого и дам ему отставку. Но в таком случае все между нами 
кончено. Он может, однако, еще возвратить письмо свое". Это меня истинно 
трогает. А ты делай, как разумеешь. Я бы на твоем месте ни минуты не усумнился, 
как поступить. Спешу только уведомить о случившемся.
      ЖУКОВСКИЙ -- ПУШКИНУ, 2 июля 1834 г., из Царского Села.  Переп. Пушкина,  
III, 142.

      Несколько дней назад я имел честь обратиться к вашему превосходительству с 
просьбою об отставке. Ввиду неприличия этого шага я умоляю вас, граф, не давать 
моей просьбе хода. Я предпочитаю казаться непоследовательным, чем неблагодарным. 
Однако отпуск на несколько месяцев был бы для меня необходимым .
      ПУШКИН -- графу А. X. БЕНКЕНДОРФУ, 3 июля 1834 г.  (фр.).

      Ты человек глупый, теперь я в этом совершенно уверен. Не только глупый, но 
и поведения непристойного: как мог ты, приступая к тому, что ты так искусно 
состряпал, не сказать мне о том ни слова, ни мне, ни Вяземскому -- не понимаю! 
Глупость досадная, эгоистическая, неизглаголанная глупость! Вот что бы я теперь 
на твоем месте сделал (ибо слова государя крепко бы расшевелили и повернули мое 
сердце): я написал бы к нему прямо, со всем прямодушием, какое у меня только 
есть, письмо, в котором бы обвинил себя за сделанную глупость, потом так же бы 
прямо объяснил то, что могло заставить меня сделать эту глупость; и все это 
сказал бы с тем чувством благодарности, которое государь вполне заслуживает. 
Напиши немедленно письмо и отдай графу Бенкендорфу. Я никак не воображал, чтобы 
была еще возможность поправить то, что ты так безрассудно соблаговолил 
напакостить. Если не воспользуешься этой возможностью, то будешь то щетинистое 
животное, которое питается желудями и своим хрюканьем оскорбляет слух всякого 
благовоспитанного человека; без галиматьи, поступишь дурно и глупо, повредишь 
себе на целую жизнь и заслужишь свое и друзей своих неодобрение, по крайней 
мере, мое.
      ЖУКОВСКИЙ -- ПУШКИНУ, 3 июля 1834 г., из Царского Села.  Переписка 
Пушкина,  III, 145.

      Получив первое письмо твое, я тотчас написал графу Бенкендорфу, прося его 
остановить мою отставку. Но вслед за тем получил официальное извещение о том, 
что отставку я получу, но что вход в архивы будет мне запрещен. Это огорчило 
меня во всех отношениях. Подал я в отставку в минуту хандры и досады на всех и 
на все. Домашние обстоятельства мои затруднительны, положение мое невесело, 
перемена жизни почти необходима. Изъяснить это все гр. Бенкендорфу мне не 
доставало духа -- от этого и письмо мое должно было показаться сухо, а оно 
просто глупо. Впрочем, я уж верно не имел намерения произвести, что вышло. 
Писать письмо прямо к государю, ей-богу, не смею, особенно теперь. Оправдания 
мои будут похожи на просьбы, а он уж и так много сделал для меня. Что ж мне 
делать? Буду еще писать к гр. Бенкендорфу А.
      ПУШКИН -- В. А. ЖУКОВСКОМУ, 4 июля 1834 г., из Петербурга.

      Крайне огорчен я, что необдуманное прошение мое, вынужденное от меня 
неприятными обстоятельствами и досадными мелочными хлопотами, могло показаться 
безумной неблагодарностью и супротивлением воле того, кто доныне был более моим 
благодетелем, нежели государем. Буду ждать решения участи моей, но во всяком 
случае ничто не изменит чувства глубокой преданности моей к царю и сыновней 
благодарности за прежние его милости.
      ПУШКИН -- гр. А. X. БЕНКЕНДОРФУ, 4 июля 1834 г., из Петербурга.

      Я право не понимаю, что с тобою сделалось: ты точно поглупел; надобно тебе 
или пожить в желтом доме, или велеть себя хорошенько высечь, чтобы привести 
кровь в движение. Бенкендорф прислал мне твои письма, первое и последнее. В 
первом есть кое-что живое, но его нельзя употребить в дело, ибо в нем не пишешь 
ничего о том, хочешь ли оставаться в службе или нет; последнее, в коем просишь, 
чтобы все осталось по-старому, так сухо, что оно может показаться государю новою 
неприличностью. Разве ты разучился писать? Разве считаешь ниже себя выразить 
какое-нибудь чувство к государю? Зачем ты мудришь? Действуй просто. Государь 
огорчен твоим поступком; он считает его с твоей стороны неблагодарностью. Он 
тебя до сих пор любил и искренно хотел тебе добра. По всему видно, что ему 
больно тебя оттолкнуть от себя. Что же тут думать? Напиши то, что скажет сердце. 
А тут право есть о чем ему поразговориться. Я стою на том, что ты должен 
написать прямо государю и послать свое письмо через гр. Бенкендорфа. Это одно 
может поправить испорченное. Оба последние письма твои теперь у меня; несу их 
через несколько минут к Бенкендорфу, но буду просить его погодить их показывать.
      В. А. ЖУКОВСКИЙ -- ПУШКИНУ, 6 июля 1834 г., из Царского Села.  Переписка 
Пушкина,  III, 147.

      Я право сам не понимаю, что со мною делается. Итти в отставку, когда того 
требуют обстоятельства, будущая судьба всего моего семейства, собственное мое 
спокойствие -- какое тут преступление, какая неблагодарность? Но государь может 
видеть в этом что-то похожее на то, чего понять все-таки не могу. В таком случае 
я не подаю в отставку и прошу оставить меня в службе. Теперь, отчего письма мои 
сухи? Да зачем же быть им сопливыми? В глубине сердца моего я чувствую себя 
правым перед государем; гнев его меня огорчает, но чем хуже положение мое, тем 
язык мой становится связаннее и холоднее. Что мне делать? просить прощения? 
Хорошо; да в чем? К Бенкендорфу я явлюсь и объясню ему, что у меня на сердце, но 
не знаю, почему письма мои неприличны. Попробую написать третье.
      ПУШКИН -- ЖУКОВСКОМУ, 6 июля 1834 г., из Петербурга.

      Граф, позвольте мне говорить с вами совершенно чистосердечно. Прося об 
отставке, я думал только о своих семейных делах, затруднительных и тяжких. Я 
имел в виду только неудобство, истекающее из связанности со службой в то время, 
когда я принужден много путешествовать. Клянусь богом и душою моею, это было 
моею единственною мыслью; с глубокою болью вижу я, как жестоко она 
перетолкована. Император осыпал меня милостями с первой минуты, как его 
царственная мысль направилась на меня. Есть среди них такие, о которых я не могу 
думать без глубокого волнения: столько он вложил в них прямодушия и 
благородства. Он всегда был для меня провидением, и если в течение этих восьми 
лет мне случалось роптать, никогда, клянусь, чувство горести не примешивалось к 
чувствам, которые я к нему испытывал. И в настоящую минуту меня наполняет болью 
не мысль потерять всемогущего покровителя, а мысль, что я могу оставить в его 
душе впечатление, которого, к счастью, я не заслужил. Я повторяю, граф, мою 
нижайшую просьбу не давать хода прошению, которое я подал так легкомысленно.
      ПУШКИН -- гр. А. X. БЕНКЕНДОРФУ, 6 июля 1834 года  (фр.).

      Был я у Фикельмон. Надо тебе знать, что с твоего отъезда я кроме как в 
клобе нигде не бываю. Вот вчерась, как я ввалил в освещенную залу с нарядными 
дамами, то и смутился, как немецкий профессор; насилу хозяйку нашел, насилу 
слово вымолвил. Потом, осмотревшись, увидел я, что народу не так-то много и что 
бал это запросто, а не раут. Вот, наелся я мороженого и приехал себе домой -- в 
час... Тетка заезжала вчера ко мне и беседовала со мною в карете; я ей жаловался 
на свое житье-бытье; а она меня утешала. На днях я чуть беды не сделал: с тем  
(царем)  чуть было не побранился -- и трухнул-то я, да и грустно стало. С этим 
поссорюсь -- другого не наживу. А долго на него сердиться не умею, хотя и он не 
прав.
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, 11 июля 1834 г., из Петербурга.

      Письмо Пушкина ко мне и другое от него же к Жуковскому. Так как он 
сознается в том, что просто сделал глупость, то я предполагаю, что вашему 
величеству благоугодно будет смотреть на его первое письмо, как будто его вовсе 
не было. Перед нами мерило человека; лучше, чтобы он был на службе, нежели 
предоставлен самому себе.
      Гр. А. X. БЕНКЕНДОРФ -- ИМПЕРАТОРУ НИКОЛАЮ I.  Старина и Новизна,  VI, 
СПб., 1903, стр. 10.

      Я ему прощаю, но позовите его, чтобы еще раз объяснить ему всю 
бессмысленность его поведения, и чем все это может кончиться; то, что может быть 
простительно 20-летнему безумцу, не может применяться к человеку 35-ти лет, мужу 
и отцу семейства.
      Имп. НИКОЛАЙ I -- гр. А. X. БЕНКЕНДОРФУ.  Старина и Новизна,  VII, стр. 
10.

      Я сплю и вижу, чтоб к тебе приехать; да кабы мог остаться в одной из ваших 
деревень под Москвою, так бы богу свечку поставил; рад бы в рай, да грехи не 
пускают. Дай сделаю деньги, не для себя, для тебя. Я деньги мало люблю, но 
уважаю в них единственный способ благопристойной независимости. Надобно тебе 
поговорить о моем горе. На днях хандра меня взяла, подал я в отставку, но 
получил от Жуковского такой нагоняй, а от Бенкендорфа такой сухой абшид, что я 
вструхнул, и Христом и богом прошу, чтобы мне отставку не давали. А ты и рада, 
не так?.. Хорошо, коли проживу я лет еще 25; а коли свернусь прежде? Ну, делать 
нечего. Бог велик; главное то, что я не хочу, чтобы могли меня подозревать в 
неблагодарности. Это хуже либерализма.
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, первая половина июля 1834 г., из Петербурга.

      Если ты в самом деле вздумала сестер своих сюда привезти, то у Оливье 
оставаться нам невозможно: места нет. Но обеих ли ты сестер к себе берешь? Эй, 
женка! смотри... Мое мнение: семья должна быть  одна под одной  кровлей: муж, 
жена, дети покамест малы, родители, когда уже престарелы; а то хлопот не 
оберешься, и семейственного спокойствия не будет.
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, 14 июля 1834 г., из Петербурга.

      Прошедший месяц был бурен. Чуть было не поссорился я со двором -- но все 
перемололось. -- Однако это мне не пройдет.
      ПУШКИН. Дневник, 22 июля 1834 г.

      Я беру этаж, занимаемый теперь Вяземскими. Княгиня едет в чужие края, дочь 
ее больна не на шутку: боятся чахотки... Какие же вы помощницы или работницы? Вы 
работаете только ножками на балах и помогаете мужьям мотать. И за то спасибо. 
Пожалуйста, не сердись на меня за то, что медлю к тебе явиться. Право, душа 
просит, да мошна не велит. Я работаю до низложения риз. Держу корректуру двух 
томов вдруг, пишу примечания, закладываю деревни, -- Льва Сергеевича 
выпроваживаю в Грузию... В свете я не бываю. Смирнова велела мне сказать, что 
она меня впишет в разряд иностранцев, которых велено не принимать.
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, конец июля 1834 года, из Петербурга.

      Я очень занят. Работаю целое утро, до 4 часов, никого к себе не пускаю, 
потом обедаю у Дюме, потом играю на бильярде в клубе; возвращаюсь домой рано. С 
кн. Вяземским я уже условился. Беру его квартиру. К 10 августу припасу ему 2.500 
рублей -- и велю перетаскивать пожитки; а сам поскачу к тебе.
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, конец июля 1834 г., из Петербурга.

      Благодарю тебя за то, что ты богу молишься на коленях посреди комнаты. Я 
мало богу молюсь и надеюсь, что твоя чистая молитва лучше моих как для меня, так 
и для нас.
      ПУШКИН -- H. Н. ПУШКИНОЙ, 3 августа 1834 г., из Петербурга.

      Предпоследняя квартира Пушкина была на нынешней Французской набережной, в 
то время она звалась Дворцовой, в доме Баташева, третий дом от угла Фонтанки, в 
настоящее время это дом г. Скалон • 32. (Рис. 5).
      П. ЗЕТ (П. Н. СТОЛПЯНСКИЙ). Квартиры Пушкина.  Новое Время.  1912, • 
12889.
&_1005_300_360_0

      Дом гг. Баташевых -- третий по Гагаринской набережной, идя от Прачешного 
моста, между домом княжны Гагариной и Ф. К. Опочинина. Сколько нам известно, 
Пушкин жил там в нижнем этаже.
      Бар. Ф. А. БЮЛЕР.  Рус. Арх.,  1872, 201.

      Выехал из Петербурга за пять дней до открытия Александровской Колонны  
(открыта 30 авг. 1834 г.),  чтоб не присутствовать при церемонии вместе с камер-
юнкерами -- моими товарищами -- был в Москве несколько часов -- видел А. 
Раевского, которого нашел поглупевшим от ревматизма в голове. -- Может быть это 
пройдет. -- Отправился потом в Калугу на перекладных, без человека. В Тарутине 
пьяные ямщики чуть меня не убили. Но я поставил на своем. -- Какие мы 
разбойники? -- говорили мне они. -- Нам дана вольность и поставлен столп нам в 
честь... В Заводе  (Полотняный Завод, имение Гончаровых)  прожил я две недели.
      ПУШКИН. Дневник, 28 ноября 1834 г.

       (Полотняный Завод, имение Гончаровых в Медынском уезде Калужской губ., 
где живал Пушкин после своей женитьбы).  Тут когда-то был полотняный завод, 
которого ныне нет и следов. Обширное торговое и промышленное село, торговою 
своею деятельностью и базарами оно издавна служит значительным торговым центром 
на довольно большом районе. Здесь -- писчебумажная фабрика Гончаровых. 
Местоположение Полотняного Завода -- прелестное. Помещичья усадьба с 
великолепным старинным господским домом на самом берегу реки. Не так далеко от 
него стоит на берегу реки деревянный флигель, слывущий до сих пор в народе под 
названием дома Пушкина. В нем поэт постоянно живал после своего брака, приезжая 
гостить к Гончаровым. Внутренние стены этого строения, имеющего вид маленького 
помещичьего Дома, были исписаны Пушкиным; теперь от этого не осталось никакого 
следа. Подле этого дома была прежде пристройка, нарочно сделанная для Пушкина; 
когда семейство его разрослось, в ней жили его дети.
      В. П. БЕЗОБРАЗОВ -- Я. К. ГРОТУ, 17 мая 1880 года,  Я. Грот,  175 -- 180.

      Площадь усадьбы Полотняного Завода теперь сократилась; громадный Красный 
сад вместе с парком, окаймлявший пруды перед фабрикой, частью совершенно 
уничтожен и уступил место торгу, где в настоящую минуту расположена ярмарка, 
частью в нижней своей части, у прудов, превратился в пустырь. А между тем с 
Красным домом, уцелевшим и поныне лишь в меньшей своей пристройке, -- теперешнем 
театре, -- и связаны главным образом воспоминания о Пушкине; по преданию, он там 
останавливался. Этот Красный дом представлял собою довольно большое деревянное 
здание, включавшее в себе 14 комнат; внизу они были большие и просторные, 
наверху более мелкие и низкие. -- Со стороны теперешней площади, -- раньше сада, 
-- был подъезд со ступенями и двумя висячими фонарями. Просторными крытыми 
сенями дом соединялся с пристройкой, теперешним зрительным залом. Посреди 
обширного зала стоял круглый стол и висели великолепные золоченые люстры, с 
золотыми снопами колосьев наверху. Тут, по рассказам, любил вечерами сидеть с 
гостями Афанасий Николаевич  (дед Н. Н. Пушкиной);  Красный дом служил его 
излюбленным местом пребывания. Около дома на теперешней площади торга были аллеи 
старых берез, а в углу у ограды была расположена остроконечная горка с дорожкой 
винтом, обсаженная акациями, так наз. "улита", тип, доныне сохранившийся в 
некоторых подмосковных имениях. Старожилы описывают этот сад, как какой-то 
земной рай, напоенный ароматами многочисленных цветов, с гладкими, усыпанными 
песком дорожками, развесистыми деревьями и кустами сирени. Красный дом 
расположен был на обрыве и фасадом обращен к прудам; от самых сеней вели вниз 
широкие каменные ступени. По обрыву росли ели, подстригавшиеся причудливыми 
фигурами. Пруды в виде буквы П были обсажены ивами, а посредине оставляли род 
полуострова; тут были разбиты радиально расходящиеся дорожки и посредине -- 
куртины с плодовыми деревьями. Тут же была устроена большая беседка, и другие 
были по углам ограды вокруг прудов. Дом был окрашен в красный цвет, что и дало 
повод названию его, а прис

тройка снаружи была украшена белыми столбами наподобие колонн, пустыми внутри и 
обитыми отштукатуренным парусом. -- Обширный парк поддерживался в строгом 
порядке. В прежние дни здесь пребывало еще небольшое стадо оленей; и долго после 
липы еще тщательно подстригались, дорожки ежедневно усыпались красным песком, а 
вверху зеленой луговины, сбегавшей к реке, высилась беседка. По рассказам 
стариков, собранным Д. Д. Гончаровым, она была довольно обширная и представляла 
собою две осьмиугольные башни, диаметром около шести аршин; они соединялись 
крытым переходом со столбами, поддерживавшими кровлю и расположенными полукругом 
ступенями. Таким образом выходило подобие террасы и две комнаты с обеих сторон, 
уставленные по стенам низенькими турецкими диванами. Башенки были островерхие и 
заканчивались шпилем с шариками; они освещались длинными, сверху полукруглыми 
окнами. Эта "Пушкинская" беседка была окрашена в темно-красный цвет так же, как 
и Красный дом. По преданию, на стенах долго сохранялись стихотворения, 
написанные рукою Пушкина. -- Большой дом в общих чертах сохранился нетронутым; 
небольшие исправления в нем были сделаны Дм. Н. Гончаровым в 40-х гг. Во время 
Пушкина еще был двухсветный концертный зал, где в конце XVIII в. так много 
бывало концертов, балов и увеселений.
      Первая поездка Пушкина на Полотняный Завод должна быть отнесена к концу 
мая 1830 г., останавливался он, вероятно, в Красном доме. О вторичном пребывании 
его на Полотняном Заводе (поздно осенью 1834 г.) известно также весьма мало. 
Есть предположение, что он тогда останавливался в Большом доме. На это указывает 
рассказ, что его видели однажды несущим ворох книг из Красного в Большой дом; в 
Красном тогда помещалась библиотека. Подтверждением тому, что он занимался в 
кабинете Большого дома, приводили и следующий рассказ (по записи Д. Д. 
Гончарова). Однажды Пушкин работал в кабинете; по-видимому, он был всецело 
поглощен своей работой, как вдруг резкий стук в соседней столовой заставил его 
вскочить. Насильственно отторгнутый от интересной работы, он выбежал в столовую, 
сильно рассерженный. Там он увидал виновника шума, маленького казачка, который 
рассыпал ножи, накрывая на стол. Вероятно, вид взбешенного Пушкина испугал 
мальчика, и он, спасаясь от него, юркнул под стол. Это так рассмешило Пушкина, 
что он громко расхохотался и тотчас спокойно вернулся к своей работе. Еще 
недавно один из оставшихся стариков, бывший крепостной, художник Макаров, 
говорил так: "еще бы не знать Пушкина, бывало, сидят они на балконе, в Красном, 
а мы детьми около бегаем. Черный такой был, конопатый, страшный из себя". -- В 
те дни сложилось предание, что Пушкин ведался с нечистою силою, оттого и писал 
он так хорошо, а писал он когтем.
      А. В. СРЕДИН. Пушкин и Полотняный Завод.  Известия Калужской Уч. Архивной 
Комиссии.  Вып. XXI, Калуга. 1911.

      Поздравляю вас со днем 26 августа  (день ангела Наталии);  и сердечно 
благодарю вас за 27-е  (день рождения жены Пушкина).  Жена моя прелесть, и чем 
доле я с ней живу, тем более люблю это милое, чистое, доброе создание, которого 
я ничем не заслужил перед богом.
      ПУШКИН -- теще Н. И. ГОНЧАРОВОЙ, в конце августа 1834 г., из Полотняного 
Завода.

      После смерти Дельвига мать его с детьми осталась в очень бедном положении. 
Пушкин вызвался продолжать издание "Северных Цветов" в их пользу, о чем и было 
заявлено. "Северные Цветы" были изданы только один раз на 1832 г. и сколько 
очистилось от их издания, я никогда не мог узнать. Без сомнения, не было 
недостатка в желании помочь семье Дельвига, но причину неисполнения обещания 
поймет всякий, кто знал малую последовательность Пушкина во многом из того, что 
он предпринимал вне его гениального творчества. В 1834 г., когда Пушкин приехал 
на время в Москву, он встретил меня в партере Малого театра, где давался тогда 
французский спектакль, и дружески меня обнял, что произвело сильное впечатление 
на всю публику, бывшую в театре, с жадностью наблюдавшую за каждым движением 
Пушкина. Из театра  мы  вместе поехали ужинать в гостиницу Коппа, где теперь 
помещается гостиница "Дрезден". Пушкин в разговорах со мною скорбел о том, что 
не исполнил обещания, данного матери Дельвига, уверял при том, что у него много 
уже собрано для альманаха на следующий новый год, что он его издаст в пользу 
матери Дельвига, о чем просил ей написать, но ничего из обещанного Пушкиным 
исполнено не было.
      Бар. А. И. ДЕЛЬВИГ. Мои воспоминания, т. I, стр. 56.

      Я приехал третьего дня, в четверг, поутру, -- вот как тихо ездят по 
губернским трактам -- а я еще платил почти везде двойные прогоны. В деревне 
встретил меня первый снег, и теперь двор перед моим окошком белешенек; однако я 
еще писать не принимался. Я рад, что добрался до Болдина; кажется, менее будет 
мне хлопот, чем я ожидал. Написать что-нибудь мне бы очень хотелось; не знаю, 
придет ли вдохновение... Сейчас у меня были мужики с челобитьем; я с ними 
принужден был хитрить; но эти наверное меня перехитрят, хотя я сделался ужасным 
политиком... Мне здесь хорошо, да скучно, а когда мне скучно, меня так и тянет к 
тебе, как ты жмешься ко мне, когда тебе страшно. Писать я еще не принимался.
      ПУШКИН -- жене, 15 сент. 1834 г., из Болдина.

      Государь Александр Сергеевич! Просим вас, государь, в том, что вы таперя 
наш господин, и мы вам с усердием нашим будем повиноваться и выполнять в 
точности ваши приказания, но только в том просим вас, государь, сделайте великую 
с нами милость, избавьте нас от нынешнего правления, прикажите выбрать нам 
своего начальника и прикажите ему, и мы будем все исполнять ваши приказания.
      ЧЕЛОБИТНАЯ болдинских крестьян Пушкину.  Литерат. Газета.  1931, •. 30.

      Скучно. И стихи в голову нейдут, и роман не переписываю. Читаю Вальтер-
Скотта и библию, а все об вас думаю. Много вещей, о которых беспокоюсь. Видно, 
нынешнюю осень мне долго в Болдине не прожить. Дела мои я кой-как уладил. Погожу 
еще немножко, не распишусь ли; коли нет -- так с богом и в путь. В Москве 
останусь дня три, у Нат. Ив. (в Яропольце) сутки -- и приеду к тебе. Да и в 
самом деле: неужто близ тебя не распишусь? Пустое.
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, конец сент. 1834 года, из села Болдина.

      А. М. Языков заехал в Болдино 26 сентября, всего на несколько часов, и 
звал Пушкина в Языково, на свою свадьбу. Поэт, при всем желании, не мог однако 
исполнить его просьбы, ссылаясь на то, что у него жена и дети. "Он мне 
показывал, -- пишет Языков, -- историю Пугачева, несколько сказок в стихах, в 
роде Ершова, и историю рода Пушкиных".
      Д. Н. САДОВНИКОВ.  Ист. Вестн.,  1883, т. XIV, стр. 593.

      Пушкин выезжал из Болдина в тяжелой карете, на тройке лошадей. Его 
провожала дворня и духовенство, которым предлагалось угощение в доме. В 
последний отъезд из Болдина имел место такой случай. Когда лошади спустились с 
горы и вбежали на мост, перекинутый через речку, -- ветхий мост не выдержал 
тяжести и опрокинулся, но Пушкин отделался благополучно. Сейчас же он вернулся 
пешим домой, где еще застал за веселой беседой и закуской провожавших его, и 
попросил причт отслужить благодарственный молебен.
      КИРИЛЛ СЕМ. РАЕВСКИЙ, болдинский диакон; со слов его сына Ф. К. РАЕВСКОГО 
записал А. И. ЗВЕЗДИН. О Болдинском имении Пушкина. Н. Новг., 1912, стр. 24.

      Некоторые болдинские старожилы уверяют, что Пушкин приезжал в Болдино 
весною и ходил в рощу слушать, "о чем птицы поют".
      А. И. ЗВЕЗДИН. О Болдинском имении Пушкина.

      18 октября -- возвращение Пушкина в Петербург.
      Н. О. ЛЕРНЕР. Труды и дни Пушкина, 2 изд., стр. 320.

      О профессорстве Гоголя были слышны спорные мнения, и как бы для того, 
чтобы их проверить, В. А. Жуковский и А. С. Пушкин решили неожиданно побывать на 
его лекции. Зная день и час, они оба вместе пришли прослушать лекцию Гоголя. Что 
их посещение было совершенною неожиданностью для нашего профессора, ясно 
выразилось в том, что обоим знаменитым посетителям пришлось вместе с нами, 
студентами, прождать с полчаса времени: лекции в то время продолжались по уставу 
полтора часа; Гоголь находил это время слишком долгим, утомительным и только на 
своей первой лекции проговорил во все положенное время; потом он сокращал 
продолжительность своих лекций, и для того, чтобы не прерывать их слишком рано, 
он обыкновенно опаздывал приходить на полчаса, иногда и на три четверти часа. 
Таким образом Жуковский и Пушкин провели несколько времени в беседе со 
студентами, ожидавшими своего профессора, который тогда произнес одну из лучших 
своих лекций, художественно охарактеризовав норманских витязей, завоевателей 
Сицилии, заселителей Исландии, грозных на морях и Черном, и Каспийском, на 
берегах и Франции, и Англии.
      С. И. БАРАНОВСКИЙ -- Я. К. ГРОТУ.  Рус. Арх.,  1906, II, 276.

      Однажды, -- это было в октябре, -- ходим мы  (студенты)  по сборной зале и 
ждем Гоголя. Вдруг входит Пушкин и Жуковский, От швейцара, конечно, они уж 
знали, что Гоголь еще не приехал, и потому, обратясь к нам, спросили только: "в 
которой аудитории будет читать Гоголь?" Мы указали на аудиторию. Пушкин и 
Жуковский заглянули в нее, но не вошли, а остались в сборной зале. Через 
четверть часа приехал Гоголь, и мы вслед за тремя поэтами вошли в аудиторию и 
сели по местам. Гоголь вошел на кафедру и вдруг, как говорится, ни с того, ни с 
сего, начал читать взгляд на историю аравитян. Лекция была блестящая. Она вся из 
слова в слово напечатана в "Арабесках"  ("Аль-Мамун").  Видно, что Гоголь знал 
заранее о намерении поэтов приехать на его лекцию, и потому приготовлялся 
угостить их поэтически. После лекции Пушкин заговорил о чем-то с Гоголем, но я 
слышал одно только: "увлекательно!"
      Н. И. ИВАНИЦКИЙ.  Отечеств. Записки,  1853, • 2, Смесь, стр. 120.

      Слухи, постоянно распространяемые насчет Александра, очень меня печалят. 
Знаешь ли ты, что, когда Натали выкинула, говорили, будто это -- от побоев, 
которые он ей нанес? В конце концов, мало ли молодых женщин уезжает проведать 
своих родителей, провести два или три месяца в деревне! Никто в этом не видит 
ничего особенного. Но Александру все ставится в счет...
      Александр нам совсем не пишет. Я не знаю, где он, что он делает. Это 
молчание непростительно ни в каком отношении. Я в некотором роде завишу от него, 
а он меня больше двух месяцев держит в полном неведении насчет моей судьбы.
      С. Л. ПУШКИН (отец поэта) -- О. С. ПАВЛИЩЕВОЙ, 29 опт. 1834 г., из 
Михайловского.  П-н и его совр-ки,  XIV, 17  (фр.).

      Наконец, мы имеем новости от Александра. Натали опять беременна, ее сестры 
живут с нею и нанимают очень хороший дом пополам с ними. Он говорит, что это ему 
удобно в смысле расходов, но немножко стесняет его, потому что он не любит 
нарушать своих привычек хозяина дома.
      Н. О. ПУШКИНА (мать поэта) -- О. С. ПАВЛИЩЕВОЙ, 7 ноября 1834 г., из с. 
Михайловского.  П-н и его совр-ки,  XIX, 21  (фр.).

      В последнее время Наталия Ив. Гончарова  (теща Пушкина)  поселилась у себя 
в Яропольце и стала очень несносна; просто-напросто пила. По лечебнику пила. 
"Зачем ты берешь этих барышен?" -- спросил у Пушкина Соболевский. -- "Она целый 
день пьет и со всеми лакеями (......)".
      П. И. БАРТЕНЕВ.  Рассказы о П-не,  64.

      Подозрительность и суровость Наталии Ивановны все росли с годами... Всякий 
был в праве осуждать ее, что она хоронит лучшие годы дочерей в деревенской глуши 
Яропольца, и этих соображений было достаточно, чтобы вымещать на неповинных 
девушках накипевшую горечь: якорем спасения всем являлась Наталия Николаевна... 
Пушкин согласился выручить своячениц из тяжелого положения, приняв их обеих под 
свой кров. Вероятно, этому решению много способствовало побуждение прекратить 
одиночество, выпавшее на долю жены и в первое время тоскливо переносимое ею.
      А. П. АРАПОВА.  Новое Время,  1907, • 11413, стр. 5.

      Около этого времени (1834 г.) Пушкин узнал, что какой-то молодой человек  
(Э. И. Губер)  переводил Фауста, но сжег свой перевод, как неудачный. Пушкин, 
как известно, встречал радостно всякое молодое дарование, всякую попытку, от 
которой литература могла ожидать пользы. Он отыскал квартиру Губера, не застал 
его дома, и можно себе представить, как был удивлен Губер, возвратившись домой и 
узнав о посещении Пушкина. Губер отправился сейчас к нему, встретил самый 
радушный прием и стал посещать часто Пушкина, который уговорил его опять 
приняться за Фауста, читал его перевод и делал на него замечания. Пушкин так 
нетерпеливо желал окончания этого труда, что объявил Губеру, что не иначе будет 
принимать его, как если он каждый раз будет приносить с собой хоть несколько 
стихов Фауста. Пушкин обнадежил его в преодолении трудностей, казавшихся 
невозможными для его сил.
      М. Н. ЛОНГИНОВ. Воспоминание об Э. И. Губере.  Соч.,  т. I, 1915, стр. 
316.

      Пушкин заставил меня взглянуть на дело серьезно. Он уже давно склонял меня 
приняться за большое сочинение и наконец, один раз, после того, как я прочел 
одно небольшое изображение небольшой сцены, но которое, однако ж, поразило его 
больше всего мной прежде читанного, он мне сказал: "Как с этой способностью 
угадывать человека и несколькими чертами выставлять его вдруг всего, как живого, 
с этой способностью не приняться за большое сочинение! Это, просто, грех!" Вслед 
за этим начал он представлять мне слабое мое сложение, мои недуги, которые могут 
прекратить мою жизнь рано; привел мне в пример Сервантеса, который, хотя и 
написал несколько очень замечательных и хороших повестей, но если бы не принялся 
за "Донкишота", никогда бы не занял того места, которое занимает теперь между 
писателями, и, в заключение всего, отдал мне свой собственный сюжет, из которого 
он хотел сделать сам что-то в роде поэмы и которого, по словам его, он бы не 
отдал другому никому. Это был сюжет "Мертвых душ". (Мысль "Ревизора" принадлежит 
также ему.)
      Н. В. Гоголь. Авторская исповедь.

      "Мертвые души" -- это прямо идея Пушкина, возникшая в его уме в то время, 
когда он жил в Новороссии. И если он не претендовал на то, что Гоголь ее похитил 
у него, то лишь потому, как говорил он сам мне потом, "что я, может быть, и не 
осуществил бы ее, потому что у меня много было другого дела".
      В. И. ЛЮБИЧ-РОМАНОВИЧ по записи С. И. ГЛЕБОВА.  Ист. Вестн.,  1902, февр., 
553.

      Мысль о "Мертвых душах" принадлежала Пушкину. В Москве Пушкин был с одним 
приятелем на бегу. Там был также некто П. (старинный франт). Указывая на него 
Пушкину, приятель рассказал про него, как он скупил себе мертвых душ, заложил их 
и получил большой барыш, Пушкину это очень понравилось. -- "Из этого можно было 
бы сделать роман", -- сказал он между прочим. Это было еще до 1828 г.
      П. И. БАРТЕНЕВ.  Рус. Арх.,  1865, стр. 745.

      На вечера Н. К. Загряжской являлся по временам поэт Пушкин; но он не 
производил там эффекта, говорил немного, больше о вещах самых обыкновенных. 
Пушкин составлял какое-то загадочное, двуличное существо. Он кидался в знать -- 
и хотел быть популярным, являлся в салоны -- и держал себя грязно, искал 
расположения к себе людей влиятельных и высшего круга -- и не имел ничего 
грациозного в манерах и вел себя надменно. Он был и консерватор, и революционер. 
С удовольствием принял звание камер-юнкера, а вертелся в кругу людей, не слишком 
симпатизировавших двору. Толкался по гостиным и занимался сочинениями. 
Избалованный похвалами своих современников и журналистов, он вносил в свое 
общество какую-то самоуверенность, которая отталкивала от него знакомых. Он не 
принадлежал к числу людей, которые могут увлечься откровенностию и 
задушевностию: всегда в нем видно было стремление быть авторитетом. В высшем 
кругу этого ему не удавалось: там обыкновенно принимают поэтов совсем с другою 
целью и не столько им желают услуждать, сколько сами требуют от них угождений. К 
сожалению, многие подчиняются этому требованию, и едва ли не было заметно это в 
Пушкине.
      В. И. САФОНОВИЧ.  Рус. Арх.,  1903, l, 492.

      Отличительным характером Пушкина в большом обществе была задумчивость или 
какая-то такая грусть, которую даже трудно выразить. Он казался при этом 
стесненным, попавшим не на свое место. Зато в искреннем, небольшом кругу, с 
людьми по сердцу, не было человека разговорчивее, любезнее, остроумнее. Тут он 
любил и посмеяться, и похохотать, глядел на жизнь только с веселой стороны и с 
необыкновенною ловкостью мог открывать смешное. Одушевленный разговор его был 
красноречивой импровизацией, так что он обыкновенно увлекал всех, овладевал 
разговором, и это всегда кончалось тем, что другие смолкали невольно, а говорил 
он. Если бы записан был хоть один такой разговор Пушкина, похожий на 
рассуждение, перед ним показались бы бледны профессорские речи Вильмена и Гизо. 
Вообще Пушкин обладал необычайными умственными способностями. Уже во время славы 
своей он выучился, живя в деревне, латинскому языку, которого почти не знал, 
вышедши из лицея. Потом, в Петербурге, изучил он английский язык в несколько 
месяцев, так что мог читать поэтов. Французский знал он в совершенстве. "Только 
с немецким не могу я сладить! -- сказал он однажды. -- Выучусь ему, и опять все 
забуду: это случалось уже не раз". Он страстно любил искусства и имел в них 
оригинальный взгляд. Тем особенно был занимателен и разговор его, что он обо 
всем судил умно, блестяще и чрезвычайно оригинально.
      (КС. А. ПОЛЕВОЙ). Некролог Пушкина.  Живописное Обозрение,  1837, III, 
стр. 10, 80. Цит, по  Рус. Арх.,  1901, II, 251.

      Пушкин был застенчив и более многих нежен в дружбе. Общество, особенно, 
где он бывал редко, почти всегда приводило его в замешательство, и от того 
оставался он молчалив и как бы недоволен чем-нибудь. Он не мог оставаться там 
долго. Прямодушие, также отличительная черта характера его, подстрекало к 
свободному выражению мысли, а робость противодействовала. Притом же совершенную 
привычку он сделал только к высшему обществу, или к самому тесному кругу 
приятелей. В обоих случаях он чувствовал себя на своем месте.
      Собою не владел он только при таких обстоятельствах, от которых все должно 
было обрушиться на него лично. Он почти не умел распоряжаться ни временем своим, 
ни другою собственностью. Иногда можно было подумать, что он без характера: так 
он слабо уступал мгновенной силе обстоятельств. Между тем ни за что он столько 
не уважал другого, как за характер... Пылкость его души и слияние с ясностью ума 
образовала из него это необыкновенное, даже странное существо, в котором все 
качества приняли вид крайностей.
      П. А. ПЛЕТНЕВ,  Соч. и переписка,  т. III, СПб., 1885, стр. 242 -- 243.

      В обществе посторонних людей Пушкин был или совершенно молчалив, или 
слишком блистателен. Лучшие движения сердца своего считал он домашним делом и 
потому не любил выказывать их. Он хранил их для тесного круга друзей, 
преимущественно для своих лицейских товарищей, которых любил неизменно.
      П. А. ПЛЕТНЕВ.  Соч..  III, 743.

      Золотые слова Пушкина насчет существующих и принятых многими правил о 
дружеских сношениях. "Все, -- говорил в негодовании Пушкин, -- заботливо 
исполняют требования общежития в отношении к посторонним, т. е. к людям, которых 
мы не любим, а чаще и не уважаем, и это единственно потому, что они для нас -- 
ничто. С друзьями же не церемонятся, оставляют без внимания обязанности свои к 
ним, как к порядочным людям, хотя они для нас -- все. Нет, я так не хочу 
действовать. Я хочу доказывать моим друзьям, что не только их люблю и верую в 
них, но признаю за долг и им, и себе, и посторонним показывать, что они для меня 
первые из порядочных людей, перед которыми я не хочу и боюсь манкировать, чем бы 
то ни было, освященным обыкновениями и правилами общежития".
      П. А. ПЛЕТНЕВ -- Я. К. ГРОТУ, 1 апр. 1844 г.  Переп. Грота с Плетневым,  
П, 221.

      Я не встречал людей, которые были бы вообще так любимы, как Пушкин; все 
приятели его делались скоро его друзьями. Он знакомился скоро, и, когда ему кто 
нравился, он дружился искренно. В большом кругу он был довольно молчалив, 
серьезен, и толстые губы давали ему вид человека надувшегося, сердитого; он 
стоял в углу, у окна, как будто не принимая участия в общем веселии. Но в кругу 
приятелей он был совершенно другой человек; лицо его прояснялось, он был 
удивительной живости разговорчив, рассказывал много, всегда ясно, сильно, с 
резкими выражениями, но как будто запинаясь и часто с нервическими движениями, 
как будто ему неловко было сидеть на стуле. Он любил также слушать, принимал 
участие в рассказах и громко, увлекательно смеялся, показывая свои прекрасные 
белые зубы. Когда он был грустен, что часто случалось в последние годы его 
жизни, ему не сиделось на месте: он отрывисто ходил по комнате, опустив руки в 
карманы широких панталон, протяжно напевал: "грустно! тоска!" Но веселый 
анекдот, остроумное слово развеселяли его мгновенно: он вскрикивал с 
удовольствием "славно!" и громко хохотал. Он был самого снисходительного, 
доброго нрава; обыкновенно он выказывал мало колкости, в своих суждениях не был 
очень резок; своих друзей он защищал с необыкновенным жаром; зато несколькими 
словами уничтожал тех, которых презирал, и людей, его оскорбивших. Но самый гнев 
его был непродолжителен и, когда сердце проходило, он делался только 
хладнокровным к своим врагам. Некоторая беспечность нрава позволяла часто им 
овладеть; так, например  (Е. М. Хитрово),  женщина умная, но странная (ибо на 50 
году не переставала оголять свои плечи и любоваться их белизною и полнотою), 
возымела страсть к гению Пушкина и преследовала его несколько лет своей страстью 
(Пушкин звал ее Пентефрихой).0на надоедала ему несказанно, но он никогда не мог 
решиться огорчить ее, оттолкнуть от себя, хотя смеясь бросал в огонь, не читая, 
ее ежедневные записки; но чтоб не обидеть ее самолюбия, он не переставал часто 
навещать ее в приемные час

ы ее перед обедом.
      Н. М. СМИРНОВ. Из памятных заметок.  Рус. Арх.,  1882, I, 238.

      Завтра надобно будет явиться во дворец -- у меня еще нет мундира. -- Ни за 
что не поеду представляться с моими товарищами камер-юнкерами -- молокососами 
18-летними. Царь рассердится -- да что мне делать?
      ПУШКИН. Дневник, 5 декабря 1834 г.

      ...Я все-таки не был 6-го во дворце -- и рапортовался больным. За мною 
царь хотел прислать фельдегеря или Арнта  (лейб-медика).
      ПУШКИН. Дневник, декабрь 1834 г.

      Третьего дня я наконец в Аничковом. Опишу все в подробности. Придворный 
лакей поутру явился ко мне с приглашением: быть в восемь с половиной в 
Аничковом, мне в мундирном фраке, Наталье Николаевне как обыкновенно.
      В 9 часов мы приехали. На лестнице встретил я старую гр.Бобринскую, 
которая всегда за меня лжет и выводит меня из хлопот. Она заметила, что у меня 
треугольная шляпа с плюмажем (не по форме: в Аничков ездят с круглыми шляпами). 
Гостей было уже довольно, бал начался контрдансами. Гр. Бобринский, заметя мою 
треугольную шляпу, велел принести мне круглую. Мне дали одну такую засаленную 
помадой, что перчатки у меня промокли и пожелтели. Вообще бал мне понравился.
      Утром того же дня встретил я в Дворцовом саду великого князя  (Михаила 
Павловича):  "Что ты один здесь философствуешь?" -- "Гуляю". -- "Пойдем вместе". 
Разговорились о плешивых: "Вы не в родню, в вашем семействе мужчины молоды 
оплешивливают". -- "Государь Александр и Константин Павлович оттого рано 
оплешивели, что при отце моем носили пудру и зачесывали волоса; на морозе сало 
леденело, -- и волоса лезли. Нет ли новых каламбуров?" -- "Есть, да нехороши, не 
смею представить их вашему высочеству". -- "У меня их также нет, я замерз". 
Доведши великого князя до моста, я ему откланялся (вероятно против этикета).
      ПУШКИН. Дневник, 18 декабря 1834 г.

       (22 дек. Суббота). --  В середу был я у Хитровой, имел долгий разговор с 
великим князем  (Михаилом Павловичем).  Началось журналами:
      Вообрази, какую глупость напечатали в "Северной Пчеле". Дело идет о 
пребывании государя в Москве. "Пчела" говорит: "государь император, обошед 
соборы, возвратился во дворец и с высоты красного крыльца низко (низко!) 
поклонился народу". Этого не довольно. Журналист-дурак продолжает: "как 
восхитительно было видеть великого государя, преклоняющего священную главу перед 
гражданами московскими!" Не забудь, что это читают лавочники.
      Великий князь прав, а журналист, конечно, глуп. Потом разговорились о 
дворянстве... Я заметил: что значит наше старинное дворянство с имениями, 
уничтоженными бесконечными раздроблениями, с просвещением, с ненавистью противу 
аристократии и со всеми притязаниями на власть и богатства? Эдакой страшной 
стихии мятежей нет и в Европе, Кто был на площади 14 декабря? Одни дворяне, 
сколько же их будет при первом новом возмущении? Не знаю, а кажется много. 
Говоря о старом дворянстве, я сказал: "Мы, которые такие же родовитые дворяне, 
как император и вы..." и т, д. Великий князь был очень любезен и откровенен. -- 
"Вы настоящий представитель вашего семейства, -- сказал я ему: -- все Романовы -
- революционеры и уравнители". -- "Спасибо: так ты меня жалуешь в якобинцы! 
Благодарю, вот репутация, которой мне не доставало". Разговор обратился к 
воспитанию, любимому предмету его высочества. Я успел высказать ему многое. Дай 
бог, чтобы слова мои произвели хоть каплю добра!
      ПУШКИН. Дневник  (фр.-рус.).

      Натали много выезжает, танцует ежедневно. Вчера я провела день по-
семейному; все мои дети обедали у нас. Только и слышишь разговору, что о 
праздниках, балах и спектаклях.
      Н. О. ПУШКИНА -- бар. Е. Н. ВРЕВСКОЙ, 26 дек. 1834 г., из Петербурга.  
Рус. Вестн.,  1869, т. 84, стр. 90  (фр).

      Здесь все по горло в праздниках, Натали  (жена Пушкина)  много выезжает со 
своими сестрами; она привезла ко мне однажды Машу  (старшая дочь поэта),  
которая настолько привыкла видеть только изящно одетых, что, увидев меня, начала 
громко кричать; ее спросили, почему она не хотела поцеловать бабушку; она 
ответила, что у меня скверный чепчик и скверное платье.
      Н. О. ПУШКИНА -- О. С. ПАВЛИЩЕВОЙ, 4 января 1835 г.  П-н и его совр-ки,  
XIV, 25  (фр.).


      Вчера приехали мы сюда, остановились у Пушкиных  (родители поэта)...  
Пушкин-поэт обещал мне на пятницу билет на "Роберта Дьявола"; но я не думаю, 
чтоб можно было на него рассчитывать... Поэт очень смешон. Как он растерялся, 
увидев меня! Можно было умереть со смеху.
      Бар. Е. Н. ВРЕВСКАЯ -- мужу своему Б. А-ЧУ, 21 янв. 1835 г., из 
Петербурга.  П-н и его совр-ки,  XXI -- XXII, 388  (фр.-рус.).

      Поэт находит, что я нисколько не изменилась фигурою и что, несмотря на мою 
беременность, он меня любит всегда. Он меня спросил, примем ли мы его, если он 
приедет в Голубово; я ему ответила, что очень на него сердита: какого он об нас 
мнения, если задает мне подобный вопрос!.. Я сегодня подарила г-же Пушкиной  
(матери поэта)  мантилью, которая доставила ей много удовольствия. Правда, она 
стоила немножко дорого, -- 60 рублей, но что делать? Она все эти дни ходила в 
кацавейке, и потом, я хотела ей доставить чем-нибудь удовольствие. Здоровье ее 
очень плохо; доктор требует консультации, но у них нет денег, чтоб заплатить 
докторам, и консультация откладывается со дня на день.
      Бар. Е. Н. ВРЕВСКАЯ -- мужу Б. А-ЧУ, 25 янв. 1835 г., из Петербурга,  П-н 
и его совр-ки,  XXI -- XXII, 388  (фр.).

      Пушкин решительно поддался мистификации Мериме  (выдавшего сочиненные им 
"Песни западных славян" за подлинные),  от которого я должен был выписать 
письменное подтверждение, чтобы уверить Пушкина в истине пересказанного мной 
ему, чему он не верил и думал, что я ошибаюсь. После этой переписки Пушкин часто 
рассказывал об этом, говоря, что Мериме не одного его надул, но что этому 
поддался и Мицкевич. -- Я дал себя мистифицировать в очень хорошей компании, -- 
прибавлял он всякий раз.
      С. А. СОБОЛЕВСКИЙ -- М. Н. ЛОНГИНОВУ, в 1855 г.  П-н и его совр-ки,  XXXI 
-- XXXII, 42  (рус.-фр.).

      С генваря я очень занят Петром. На балах был раза 3; уезжал с них рано. 
Придворными сплетнями мало занят.
      ПУШКИН. Дневник, 18 февраля 1835 г.

      Когда Пушкин писал историю Петра I, он просил представить его графине В. 
Н. Ягужинской, старухе-невестке одного из ближайших друзей Петра; она отказалась 
принять Пушкина и сказала, что у нее нет в обычае делить общество с рифмачами и 
писаришками. Ей возражали, что Пушкин принадлежит к одной из древнейших фамилий 
русского дворянства; на это она ответила, что охотно приняла бы его, если бы он 
не был прикосновенен к писательству, и прибавила: "он напечатает, что я могла бы 
ему рассказать или сообщить, и бог знает, что из этого может выйти. Моя бедная 
свекровь умерла в Сибири, с вырезанным языком, высеченная кнутом; а я хочу 
спокойно умереть в своей постели, в Сафорине".
      Кн. П. В. ДОЛГОРУКОВ. Memoires Geneve, 1867, стр. 190  (фр.).

      В публике очень бранят моего Пугачева, а что хуже, -- не покупают. Уваров  
(министр народного просвещения)  большой подлец. Он кричит о моей книге, как о 
возмутительном сочинении. Его клеврет Дундуков (дурак и бардаш) преследует меня 
своим ценсурным комитетом. Он не соглашается, чтоб я печатал свои сочинения с 
одного согласия государя. Царь любит, да псарь не любит. Кстати об Уварове; это 
большой негодяй и шарлатан. Разврат его известен. Низость до того доходит, что 
он у детей Канкрина был на посылках. Об нем сказали, что он начал тем, что был 
б..., потом нянькой, и попал в президенты Академии Наук, как княгиня Дашкова в 
президенты Российской Академии. -- Он крал казенные дрова и до сих пор на нем 
есть счеты (у него 11.000 душ), казенных слесарей употреблял в собственную 
работу и т. д. Дашков  (министр),  встретив Жуковского под руку с Уваровым, 
отвел его в сторону, говоря: "Как тебе не стыдно гулять публично с таким 
человеком!"
      ПУШКИН. Дневник. Февраль 1835.

      Пушкин остался должен Жадимировскому по контракту за наем в доме его 
квартиры 1.063 р. 33 1/2 к., по неплатежу коих, решением С.-Пб. Надворного суда 
4-го Департамента 15 апреля 1835 г. искомую с Пушкина сумму присуждено с него 
взыскать, а в случае неплатежа описать его имение, о чем сообщено было в Управу 
Благочиния; по желанию же Пушкина об обращении такового взыскания с имения его 
Нижегородской губ. Лукояновского уезда в сельце Кистеневе, 4-й Департамент суда 
и сообщил в Лукояновский Земский Суд, чтобы он из свободного в сельце Кистеневе 
имения, заключающегося в 7 душах крестьян, описал следующее количество душ на 
удовлетворение иска 1.063 р. 33 1/2 к. и штрафных 106 р. 30 к.
      Объявление купца П. А. ЖАДИМИРОВСКОГО от 3 марта 1837 г. в Опеку над 
детьми и имуществом Пушкина,  П-н  и  его совр-ки,  XIII, 95.
      Дела мои не в хорошем состоянии. Думаю оставить Петербург и ехать в 
деревню, если только этим не навлеку на себя неудовольствия.
      ПУШКИН -- Н. И. ПАВЛИЩЕВУ, 2-го мая 1835 г., из Петербурга.

      Александр вчера уехал в Тригорское и должен возвратиться прежде десяти 
дней, чтобы поспеть к родам Наташи. Ты подумаешь, быть может, что он отправился 
по делу, -- совсем нет; а единственно ради удовольствия путешествовать, да еще в 
дурную погоду! Мы очень были удивлены, когда Александр пришел с нами проститься 
накануне отъезда, и его жена очень опечалена; надо сознаться, что твои братья 
оригиналы, которые никогда не перестанут быть таковыми.
      Н. О. ПУШКИНА (мать поэта) -- О. С. ПАВЛИЩЕВОЙ, 7 мая 1835 г., из 
Петербурга.  Л. Павлищев,  385.

      Д-р Кошец встретил Александра на боровичской станции, когда он отправился 
в Тригорское; твой брат был, по словам Кошеца, очень озабочен, рассеян, и я 
почти уверена, что мой "старший" не расслышал ничего, о чем ему толковал доктор, 
потому что вчера, когда я ему сообщала о Кошеце, Александр удивился и стал 
раскаиваться в оказанном холодном приеме доктору. Думаю, что Александр не 
пустился с ним на станции в беседу, принимая его за одного из многих любопытных 
пассажиров, добивающихся его знакомства.
      Н. О. ПУШКИНА -- О. С. ПАВЛИЩЕВОЙ, 17 мая 1835 г.  Л. Павлищев,  387.

      Кажется, в 1835 г., -- да, так точно, -- приехал он сюда (в Тригорское) 
дня на два всего, -- пробыл 8 и 9 мая -- приехал такой скучный, утомленный: -- 
"Господи, -- говорит, -- как у вас тут хорошо! А там-то, там-то в Петербурге, 
какая тоска зачастую душит меня!"
      М. И. ОСИПОВА в передаче М. И. СЕМЕВСКОГО.  СПб. Вед.,  1866, • 139.

      Ты была удивлена приездом Пушкина и не можешь понять цели его путешествия. 
Но я думаю, -- это просто было для того, чтобы проехаться, повидать тебя и 
маменьку, Тригорское, Голубово и Михайловское, потому что никакой другой 
благовидной причины я не вижу. Возможно ли, чтоб он предпринял это путешествие в 
подобное время, чтобы поговорить с маменькой о двух тысячах рублей, которые он 
ей должен... Пушкин в восхищении от деревенской жизни и говорит, что это 
вызывает в нем желание там остаться. Но его жена не имеет к этому никакого 
желания, и потом -- его не отпустят. Я думаю, он хочет купить имение, но без 
денег это трудно,
      АННА НИК. ВУЛЬФ -- сестре своей бар. ЕВПР. НИК. ВРЕВСКОЙ, 24 мая 1835 г., 
из Петербурга,  П-н и его совр-ки,  XXI -- XXII, 325  (фр.).

      Наташа родила накануне приезда Александра, и радость свидания с мужем ее 
так расстроила, что проболела весь день.
      Н. О. ПУШКИНА -- О. С. ПАВЛИЩЕВОЙ, 17 мая 1835 г.  Л. Павлищев,  387.

      Мать рассказала, что когда родился второй сын, она хотела назвать его 
Николаем, но Пушкин пожелал почтить память одного из своих предков, казненных в 
смутное время, и предоставил ей выбор между двумя именами: Гаврила и Григорий. 
Она предпочла последнее.
      А. П. АРАПОВА (дочь Н. Н. Пушкиной-Ланской).  Новое Время.  1908, • 11425.

      Я вижу себя вынужденным положить конец тратам, которые ведут только к 
долгам и которые готовят мне будущее, полное беспокойства и затруднений, если не 
нищеты и отчаяния. Три или четыре года пребывания в деревне мне доставят снова 
возможность возвратиться в Петербург и взяться за занятия, которыми я обязан 
доброте его величества. Я был осыпан благодеяниями государя, я был бы в 
отчаянии, если бы его величество увидел в моем желании уехать из Петербурга 
другой мотив кроме мотива абсолютной необходимости . Малейший признак 
неудовольствия или подозрения был бы достаточен, чтобы удержать меня в 
положении, в котором я нахожусь; в конце концов я предпочитаю испытывать 
затруднения в своих делах, чем потерять во мнении того, кто был моим 
благодетелем, не как государь, не из чувства долга и справедливости, но из 
свободного чувства благородного и великодушного благоволения.
      ПУШКИН -- гр. А. X. БЕНКЕНДОРФУ, 1 июня 1835 г.  (фр.).

      Нет препятствий ему ехать, куда хочет, но не знаю, как разумеет он 
согласить сие со службою. Спросить, хочет ли отставки, ибо иначе нет возможности 
его уволить на столь продолжительный срок.
      НИКОЛАЙ I. Резолюция на письме Пушкина к Бенкендорфу от 1 июня.  Дела III 
Отд., изд. "Всемирного Вестника",  1905, стр. 302.

      П. В. Киреевский один раз вместе с Жуковским был у Пушкина. Киреевский 
хорошо помнит большую комнату, со шкапами по бокам и с длинным столом 
посередине, заваленным бумагами. Пушкин говорил им, между прочим, о своем 
сильном желании совсем оставить Петербург и уехать совсем в деревню, читал 
Жуковскому свое письмо к Бенкендорфу, которого просил о позволении выехать из 
Петербурга, где ему очень было тяжело жить. Рассказами своими о Петре Пушкин 
удивлял Жуковского. Пушкин с великою радостью смотрел на труды Киреевского, 
перебирал с ним его собрание, много читал из собранных им песен и обнаруживал 
самое близкое знакомство с этим предметом. Еще прежде, через Соболевского, он 
доставил Киреевскому тетрадку Псковских песен, записанных с голоса, частью 
собственною рукою Пушкина, частью другою рукою (около 40 пьес).
      П. И. БАРТЕНЕВ со слов П. В. КИРЕЕВСКОГО.  Рассказы о Пушкине,  52.

      Обещая Киреевскому собранные им  (народные)  песни, Пушкин прибавил: "там 
есть одна моя, угадайте!" Но Киреевский думает, что он сказал это в шутку, ибо 
ничего поддельного не нашел в песнях этих.
      П. И. БАРТЕНЕВ.  Р-зы  о  Пушкине,  53.

      П. В. Киреевский заявлял, что Пушкин доставил ему замечательную тетрадь 
песен, собранных им в Псковской губернии, и прибавил: "когда-нибудь, от нечего 
делать, разберите-ка, которые поет народ и которые смастерил я сам". Сколько 
Киреевский ни старался разгадать эту загадку, никак не мог сладить.
      Ф. И. БУСЛАЕВ.  Мои воспоминания.  М_ 1897, стр. 293.

      Прасковье Александровне  (Осиповой)  вздумалось состроить partie fine 
//тайный кутеж с участием дам  (фр.) //, и мы обедали вместе все у Дюме, а 
угощал нас Александр Сергеевич и ее сын Алексей Николаевич Вульф. Пушкин был 
любезен за этим обедом, острил довольно зло, и я не помню ничего особенно 
замечательного в его разговоре. За десертом ("les quatres mendiants")//"четверо 
нищих"  (фр.) --  название блюда.// г-н Дюме, воображая, что этот обед и в самом 
деле une partie fine, вошел в нашу комнату un peu cavalierement//несколько 
развязно  (фр.) // и спросил: "Comment cela va ici?" //Ну, как дела?  (фр.) // У 
Пушкина и Алексея Николаевича немножко вытянулось лицо от неожиданной любезности 
француза, и он сам, увидя чинность общества и дам в особенности, нашел, что его 
возглас и явление были не совсем приличны, и удалился. Вероятно, в прежние годы 
Пушкину случалось у него обедать и не совсем в таком обществе.
      А. П. КЕРН.  П-н и его современники,  V, 155 -- 156.

      Третьего дня д-р Кошец, вместе с Александром, провожал обеих Аннет Вульф и 
Керн. Обе уехали... Наташа  (жена Пушкина)  слаба, недавно вышла из спальни и не 
может ни читать, ни писать, ни работать; между тем у нее большие планы 
повеселиться на петергофском празднике 1 июля -- в день рождения императрицы, 
ездить верхом со своими сестрами на острова, нанять дачу на Черной речке, и не 
хочет отправиться дальше, как желал бы Александр. В конце концов, "чего женщина 
хочет, того хочет 6or".
      H. О. ПУШКИНА -- О. С. ПАВЛИЩЕВОЙ, 8 июня 1835 г.  Л. Павлищев,  388.

      Пушкину дал бог второго сына, по имени Григорий... Давно с ним не видался 
и потому не знаю, что с ним делается, знаю только, что он давно ничего не пишет 
и нуждается в деньгах.
      М. Л. ЯКОВЛЕВ -- В. Д. ВОЛЬХОВСКОМУ, 11 июня 1935 г.  Н .  Гастфрейнд. 
Товарищи Пушкина по лицею,  СПб., 1912, т. I, 154.

      Государю угодно было отметить на письме моем к вашему сиятельству, что 
нельзя мне будет отправиться на несколько лет в деревню иначе, как взяв 
отставку. Предаю совершенно судьбу мою в царскую волю и желаю только, чтоб 
решение его величества не было для меня знаком немилости и чтобы вход в архивы, 
когда обстоятельства позволят мне оставаться в Петербурге, не был мне запрещен.
      ПУШКИН -- гр. А. X. БЕНКЕНДОРФУ, 4 июля 1835 г., из Петербурга.

      Мы с братом ходили каждый день купаться в большую купальню, устроенную на 
Неве против Летнего сада; один раз, барахтаясь в воде и кой-как еще тогда 
плавая, я не заметил, как ко мне подплыл какой-то кудрявый человек и звонким, 
приветливым голосом сказал: "позвольте мне вам показать, как надо плавать, вы не 
так размахиваете руками, надо по-лягушечьему", и тут кудрявый человек стал нам 
показывать настоящую манеру; но вдруг от нас отплыв, сказал вошедшему в купальню 
господину; "А, здравствуй, Вяземский!" Мы с братом будто обомлели и в одно слово 
сказали: это должен быть Пушкин. После этой встречи я не видел Пушкина до 
Петергофского праздника. Государь с царской фамилией и придворными ехал в 
линейке и, увидав шедшего близ дороги Пушкина, закричал ему: "Bonjour, 
Pouchkine!" -- "Bonjour, Sir!" -- почтительно, но непринужденно отвечал ему 
Пушкин.
      С. (С. М. СУХОТИН). Из воспоминаний молодости. Рус.  Арх.,  1864, 981, Ср.  
Рус. Арх..  1894, III, 71.

      Петергофский праздник удался как нельзя лучше. Александр был на празднике 
с Наташей. Наташа была, говорят, очаровательна, чему я вполне верю: после ее 
последних родов красота ее в полном блеске.
      Н. О. ПУШКИНА -- О. С. ПАВЛИЩЕВОЙ. 3 июля 1835 г.  Л.Павлищев,  391.

      Т. Н. Грановский, познакомившийся с Пушкиным у Плетнева, раз шел с ним 
пешком с дачи в Петербург. Они говорили, и этот разговор Грановский причисляет к 
приятнейшим в своей жизни. Говоря о Булгарине, Пушкин сказал, что напрасно его 
слишком бранят, что где-нибудь в переулке он с охотою с ним встретится, но чтоб 
остановиться и вступить с ним в разговор на улице, на видном месте, на это он, 
Пушкин, никак не решится.
      П. И. БАРТЕНЕВ,  Рассказы о П-не,  31.

      О знакомстве с Пушкиным А. С. Данилевский  (близкий друг Гоголя)  
припоминал следующее. Однажды летом отправились они с Гоголем в Лесной на дачу к 
Плетневу, у которого довольно часто бывали запросто. Через несколько времени, 
почти следом за ними, явились Пушкин с Соболевским. Они пришли почему-то пешком 
с зонтиками на плечах. Вскоре к Плетневу приехала еще вдова Н. М. Карамзина, и 
Пушкин затеял с нею спор. Карамзина выразилась о ком-то: "она в интересном 
положении". Пушкин стал горячо возражать против этого выражения, утверждая с 
жаром, что его напрасно употребляют вместо коренного, чисто русского выражения: 
"она брюхата", что последнее выражение совершенно прилично, а напротив, 
неприлично говорить: "она в интересном положении". -- После обеда был любопытный 
разговор. Плетнев сказал, что Пушкина надо рассердить, и тогда только он будет 
настоящим Пушкиным, и стал ему противоречить. Впечатление, произведенное на 
Данилевского Пушкиным, было то, что он и в обыкновенном разговоре являлся 
замечательным человеком, каждое слово его было веско и носило печать 
гениальности; в нем не было ни малейшей натянутости или жеманства; но особенно 
поражал его долго не выходивший из памяти совершенно детский, задушевный смех. 
Он бывал с женой у Плетнева.
      В. И. ШЕНРОК. Материалы для биографии Гоголя, М., 1892, т. I, стр. 362.

      У Пушкина был дальний родственник, некто Оболенский, человек без правил, 
но не без ума. Он постоянно вел игру. Раз Пушкин в Петербурге (жил тогда на 
Черной речке; дочери его Марье тогда было не более 2 лет) не имел вовсе денег; 
он пешком пришел к Оболенскому просить взаймы. Он застал его за игрою в банк. 
Оболенский предлагал ему играть. Не имея денег, Пушкин отказывается, но 
принимает вызов Оболенского играть пополам. По окончании игры Оболенский остался 
в выигрыше большом и по уходе проигравшего, отсчитывая Пушкину следующую ему 
часть, сказал: "Каково! Ты не заметил, ведь я играл наверное!" Как ни нужны были 
Пушкину деньги, но, услышав это, он, как сам выразился, до того пришел вне себя, 
что едва дошел до двери и поспешил домой.
      П. В. НАЩОКИН по записи БАРТЕНЕВА.  Рассказы о Пушкине,  46.

      Император, удостоив взять меня на свою службу, сделал милость определить 
мне жалование в 5.000 руб. Эта сумма огромна, но тем не менее не хватает мне для 
проживания в Петербурге, где я принужден тратить 25.000 р. и иметь возможность 
жить, чтоб заплатить свои долги, устроить свои семейные дела, и, наконец, 
получить свободу отдаться без забот моим работам и занятиям. За четыре года, как 
я женат, я сделал долгов на 60.000 рублей.
      ПУШКИН в черновиках писем своих к гр. А. X. БЕНКЕНДОРФУ в середине июля 
1835 г.  (фр.).

      Единственные способы, которыми я мог бы упорядочить мои дела, были -- либо 
уехать в деревню, либо получить взаймы сразу большую сумму денег... 
Благодарность для меня не является чувством тягостным, и моя преданность персоне 
государя не затемнена никакими задними мыслями стыда или угрызений, но я не могу 
скрывать от себя, что я не имею решительно никакого права на благодеяния его 
величества и что мне невозможно чего-нибудь просить.
      ПУШКИН -- гр. А. X. БЕНКЕНДОРФУ, 22 июля 1835 г.  (фр.).

       (По просьбе Пушкина, ему было выдано взаймы из казны тридцать тысяч 
рублей, на погашение которых должно было удерживаться получаемое им жалование).
      В  августе, по возвращении гвардии из лагеря, на Черной речке, на водах, 
давались еженедельные балы, куда собирался le monde elegant//изысканное общество  
(фр.) // и где в особенности преобладало общество кавалергардских офицеров. 
Расхаживая по зале, вдруг увидел я входящую даму, поразившую меня своей грацией 
и прелестью: возле нее шел высокий белокурый господин, ей что-то весело 
рассказывавший, а сзади Пушкин, очень быстро оглядывавший залу, с веселым лицом, 
и принимавший, по-видимому, участие в разговоре предшествовавшей ему дамы. Это 
была его жена, а белокурый господин С. А. Соболевский, Это трио подошло к 
танцующему кругу, из которого вышел Дантес и, как мне помнится, пригласил 
Пушкину на какой-то танец. Дантес очень много суетился, танцовал ловко, болтал, 
смешил публику и воображал себя настоящим героем бала: это был белокурый, 
плотный и коренастый офицер среднего роста; на меня произвел он неприятное 
впечатление своим ломанием и самонадеянностью, так что я, кажется, уподобил его 
а un garcon d`ecurie//молодому конюху  (фр.) //.
      С. (С. M. СУХОТИН). Из воспоминаний молодости.  Рус. Арх.,  1864, стр. 
982<1.

      <1С. М. Сухотин в июле 1833 г. приехал в Петербург с родителями для 
определения старшего брата в школу гвардейских подпрапорщиков; в конце лета, по 
его словам, он возвратился в Москву и переехал в Петербург через два года, в 
1835 г., для поступления в ту же школу гвардейских подпрапорщиков. Все свои 
встречи с Пушкиным (в купальне, на петергофском гуляньи, -- см. выше, -- и на 
балу на минеральных водах) Сухотин относит к 1833 г. Но в то время Дантес еще не 
приехал в Россию; в 1833 г. Пушкин жил на углу Б. Морской и Гороховой, -- ходить 
купаться к Летнему саду было бы ему далеко. В 1835 же году он жил около 
Прачешного моста, -- до Летнего сада два шага. Все эти соображения приводят нас 
к заключению, что описанные встречи происходили в 1835 г.

       (В двадцатых числах августа).  Мы поехали к Александру и встретили его на 
подъезде с кипой бумаг подмышкой. Он обрадовался, воротился со мной, представил 
своим женам: теперь у него целых три, как тебе известно. Его свояченицы красивы, 
но они -- ничто в сравнении с Натали, которую я нашла очень похорошевшей: у ней 
теперь красивый цвет лица, и она немного пополнела, -- единственное, что ей 
недоставало.
      О. С. ПАВЛИЩЕВА -- Н. И. ПАВЛИЩЕВУ, 12 сент. 1835 г.  П-н и его совр-ки,  
XVII -- XVIII, 168  (фр.).

      Вчера Александр со своей женой посетил меня. Они уже больше не едут в 
нижегородскую деревню, как располагал Monsieur, потому что Madame не хочет об 
этом и слышать. Он удовольствуется тем, что поедет на несколько  дней  в 
Тригорское, а она не тронется из Петербурга.
      О.С.ПАВЛИЩЕВА -- Н.И. ПАВЛИЩЕВУ, 31 авг. 1835 г., из Павловска.  П-н и его 
современники,  XVII -- XVIII, 162  (фр.).

      Александр уехал в Тригорское и хочет там пробыть три месяца.
      О. С. ПАВЛИЩЕВА -- Н. И. ПАВЛИЩЕВУ, 12 сент. 1835 г.  П-н и его совр-ки,  
XV, 164.

      Писать стихи любил он преимущественно осенью. Тогда он до такой степени 
чувствовал себя расположенным к этому занятию, что и из Петербурга в половине 
сентября нарочно уезжал в деревню, где оставался до половины декабря. Редко не 
успевал он тогда оканчивать всего, что у него заготовлено было в течение года. 
Теплую и сухую осень называл он негодною, потому что не имел твердости 
отказываться от лишней рассеянности. Туманов, сереньких тучек, продолжительных 
дождей ждал он, как своего вдохновения. Странно, что приближение весны, сияние 
солнца всегда наводили на него тоску. Он это изъяснял расположением своим к 
чахотке.
      Летнее купанье было в числе самых любимых его привычек, от чего не 
отставал он до глубокой осени, освежая тем физические силы, изнуряемые 
пристрастием к ходьбе. Он был самого крепкого сложения, и к этому много 
способствовала гимнастика, которою он забавлялся иногда с терпеливостью атлета. 
Как бы долго и скоро ни шел, он дышал всегда свободно и ровно. Он дорого ценил 
счастливую организацию тела и приходил в некоторое негодование, когда замечал в 
ком-нибудь явное невежество в анатомии.
      П. А. ПЛЕТНЕВ. Соч., т. I, стр. 375, 384.

      По свидетельству лиц, близко наблюдавших Пушкина, он иногда чувствовал 
такую горячность и приливы крови, что должен был освежать себе голову водою, для 
чего вдруг посреди оживленной беседы убегал в другую комнату. Вертлявый и 
непосестный, Пушкин был весь жизнь и движение.
      П. И. БАРТЕНЕВ.  Рус. Арх.,  1889, III, 112.

      Вот уже неделя, как я тебя оставил, а толку в том не вижу. Писать не 
начинал и не знаю, когда начну. Зато беспрестанно думаю о тебе, и ничего путного 
не надумаю. Что у нас за погода! Вот уж три дня, как я только что гуляю, то 
пешком, то верхом. Эдак я и осень мою прогуляю, и коли бог не пошлет нам 
порядочных морозов, то возвращусь к тебе не сделав ничего. Сегодня видел я месяц 
с левой стороны и очень о тебе стал беспокоиться.
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, 14 сент. 1835 г., из села Михайловского.

      Какой он был живой! Да чего, уж впоследствии, когда он приезжал сюда из 
Петербурга, едва ли уж не женатый, сидит как-то в гостиной, шутит, смеется; на 
столе свечи горят; он прыг с дивана, да через стол, и свечи-то опрокинул... Мы 
ему говорим: "Пушкин, что вы шалите так, пора остепениться", -- а он смеется 
только.
      М. И. ОСИПОВА в передаче М. И. СЕМЕВСКОГО.  СПб. Ведом.,  1866, • 139.

      Мой ангел, как мне жаль, что я вас уже не застал, и как обрадовала меня 
Евпраксия Николаевна, сказав, что вы опять собираетесь приехать в наши края! 
Приезжайте, ради бога; хоть к 23-му. У меня для вас три короба признаний, 
объяснений и всякой всячины. Можно будет, на досуге, и влюбиться, Я пишу к вам, 
а наискось от меня сидите вы сами во образе Марии Ивановны  (младшей ее сестры).  
Вы не поверите, как она напоминает прежнее время и путешествия в Опочку и 
прочая. Простите мне мою дружескую болтовню. Целую ваши ручки.
      ПУШКИН -- А. И. БЕКЛЕШОВОЙ (урожд. ОСИПОВОЙ), середина сентября 1835 г., 
из села Михайловского.

      Поэт по приезде сюда был очень весел, хохотал и прыгал по-прежнему, но 
теперь, кажется, впал опять в хандру. Он ждал Сашеньку  (Ал. Ив. Беклешову) с  
нетерпением, надеясь, кажется, что пылкость ее чувств и отсутствие ее мужа 
разогреет его состаревшие физические и моральные силы.
      Бар. ЕВПР. Н. ВРЕВСКАЯ -- брату А. Н. ВУЛЬФУ, 4 окт. 1835 г.  П-н и его 
совр-ки,  XIX -- XX, 107.

      Ты не можешь вообразить, как живо работает воображение, когда сидим одни 
между четырех стен, или ходим по лесам, когда никто не мешает нам думать, думать 
до того, что голова закружится. А о чем я думаю? Вот о чем: чем нам жить будет? 
Отец не оставит мне имения; он его уже споловину промотал; ваше имение на 
волоске от погибели. Царь не позволяет мне ни записаться в помещики, ни в 
журналисты. Писать книги для денег, видит бог, не могу. У нас ни гроша верного 
дохода, а верного расхода 30.000. Все держится на мне да на тетке  (Ек. Ив. 
Загряжской, тетке Нат. Ник-ны).  Но ни я, ни тетка не вечны. Что из этого будет, 
бог знает. Покамест, грустно. Был я у Вревских третьего дня и там ночевал. 
Вревская  (Евпраксия Николаевна, урожденная Вульф)  очень добрая и милая 
бабенка, но толста, как Мефодий, наш псковский архиерей. И незаметно, что она уж 
не брюхата: все та же, как когда ты ее видела. Я взял у них Вальтер-Скотта и 
перечитываю его. Сегодня погода пасмурная. Осень начинается. Авось засяду. Я 
много хожу, много езжу верхом, на клячах, которые очень тому рады, ибо им за то 
дают овес, к которому они не привыкли. Ем я печеный картофель, как маймист  
(петербургское название чухон),  и яйца всмятку, как Людовик XVIII. Вот мой 
обед. Ложусь в 9 часов, встаю в 7.
      ПУШКИН -- H. Н. ПУШКИНОЙ, 21 сент. 1835 г., из села Михайловского.

      Вообрази, что до сих пор не написал я ни строчки, а все потому, что 
неспокоен. В Михайловском нашел я все по-старому, кроме того что нет уж в нем 
няни моей, и что около знакомых старых сосен поднялась, во время моего 
отсутствия, молодая сосновая семья, на которую досадно мне смотреть, как иногда 
досадно мне видеть молодых кавалергардов на балах, на которых уже не пляшу. Но 
делать нечего; все кругом меня говорит, что я старею, иногда даже чистым русским 
языком. Например, вчера мне встретилась знакомая баба, которой не мог я не 
сказать, что она переменилась. А она мне: да и ты, мой кормилец, состарился и 
подурнел. Хотя могу я сказать вместе с покойной няней моей: хорош никогда не 
был, а молод был. В Тригорском стало просторнее -- Евпраксия Ник. и Ал. Ив. 
замужем, но Пр. Ал. все та же, и я очень люблю ее. Веду себя скромно и 
порядочно. Гуляю пешком и верхом, читаю романы В. Скотта, от которых в 
восхищении, да охаю о тебе.
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, 25 сент. 1835 г., из Тригорского.

      Государь обещал мне Газету, а там запретил: заставляет меня жить в 
Петербурге, а не дает мне способов жить моими трудами. Я теряю время и силы 
душевные, бросаю за окошки деньги трудовые и не вижу ничего в будущем. Отец 
мотает имение без удовольствия, как без расчета; твои теряют все. Что из этого 
будет? Господь ведает. Ты мне прислала записку от m-me Kern; дура вздумала 
переводить Занда и просит, чтоб я сосводничал ее со Смирдиным. Черт побери 
обоих! Я поручил Ан. Ник. отвечать ей за меня, что если перевод ее будет так же 
верен, как она сама верный список с m-me Sand, то успех ее несомнителен, а что 
со Смирдиным дела я никакого не имею. Я провожу время очень однообразно. Утром 
дела не делаю, а так, из пустова в порожнее переливаю. Вечером езжу в 
Тригорское, роюсь в старых книгах да орехи грызу. А ни стихов, ни прозы писать и 
не думаю.
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, конец сентября 1835 г., из Михайловского.

      Со вчерашнего дня начал я писать (чтоб не сглазить только). Погода у нас 
портится, кажется, осень наступает не на шутку. Авось распишусь.
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, 2 октября 1835 г., из села Михайловского.

       (Голубово <1,  имение бар. Б. А. Вревского, женившегося в 1831 г. на 
Евпраксии Вульф).  В устройстве сада и постройках принимал Пушкин, по фамильному 
преданию, самое горячее участие: сам копал грядки, рассадил множество деревьев, 
что, как известно, было его страстью; рассаживал он и цветы и принимал даже 
участие в рытье пруда.
      В. П. ОСТРОВСКИЙ,  Мир Божий.  1898, IX, 206.

      <1В 16 верстах от Тригорского.  Рус. Вест.,  1869, • 11, с. 91. "На самом 
деле имение Вревских Голубово находилось от Тригорского в 35 -- 40 верстах", -- 
пишет мне П. М. Устимович.

      В свой приезд осенью 1835 г. Пушкин много времени проводил в Голубове, 
принимая участие даже в хозяйственных хлопотах (по семейным преданиям, 
голубовский сад разбивался под его руководством).
      М. Л. ГОФМАН. Из Пушкинских мест.  П-н и его совр-ки,  XIX -- XX, 104.

      Я сделал визит поэту, который вот уже три недели поселился в Михайловском 
и несколько уже раз был у нас в Голубове. Я застал его в час по полудни еще в 
халате, что-то пишущим, -- может быть, свою историю Петра Великого, потому что 
вокруг него были кипы огромных рукописей. В Тригорском и Голубове мы играем в 
шахматы, а так как я играю очень плохо, он мне дает вперед офицера. Однажды он 
нам рассказал о счастливом времени, которое провел в Твери, и это единственный 
раз, когда я его видел таким разговорчивым.
      Бар. Б. А. ВРЕВСКИЙ -- А. Н. ВУЛЬФУ, 4 октября 1835 г.  П-н и его совр-ки,  
XIX -- XX,  106 (фр.).

      Такой бесплодной осени отроду мне не выдавалось. Пишу, через пень колоду 
валю. Для вдохновения нужно сердечное спокойствие, а я совсем не спокоен.
      ПУШКИН -- П. А. ПЛЕТНЕВУ, первая половина октября 1835 г., из села 
Михайловского.

      Пушкин, когда узнал, что я опять брюхата, насмешливо улыбнулся и сказал: 
"как это смешно!" -- на что я ответила, что с его приездом то же будет и с его 
женою, и отгадала, потому что она уже брюхата.
      Бар. ЕВПР. Н.ВРЕВСКАЯ -- брату своему А. Н. ВУЛЬФУ.  П-н и его совр-ки,  
XIX -- XX, 107  (фр.-рус.).

      Александр вчера возвратился, потому что до смерти соскучился в Тригорском. 
Г-жа Осипова постоянно хворает, и Аннета  (АН. Ник. Вульф)  оплакивают свою 
кузину Netty  (умершую от родов),  в Голубове. Г-жа Вревская  (Евпраксия Ник-на)  
все время окружена детьми, которые без умолку кричат и горланят с утра до 
вечера, и он говорит: "поверить не можешь, что за скучный дом".
      О. С. ПАВЛИЩЕВА -- мужу, 24 октября 1835 г., из Петербурга,  П-н и его 
совр-ки,  XVII -- XVIII, 184  (фр.-рус.).

      Гоголь при разговоре, между прочим, заметил, что первую идею к "Ревизору" 
подал ему Пушкин, рассказав о Павле Петровиче Свиньине, как он, в Бессарабии, 
выдавал себя за какого-то петербургского важного чиновника и только зашедши уж 
далеко (стал было брать прошения от колодников), был остановлен. -- "После 
слышал я, -- прибавил он, -- еще несколько подобных проделок, напр., о каком-то 
Волкове".
      О. М. БОДЯНСКИЙ. Дневник.  Рус. Стар.,  1889, окт., 134.

      Пушкин рассказал Гоголю про случай, бывший в городе Устюжне Новгородской 
губ., о каком-то проезжем господине, выдавшем себя за чиновника министерства и 
обобравшем всех городских жителей. Кроме того, Пушкин, сам будучи в Оренбурге, 
узнал, что о нем получена гр. В. А. Перовским секретная бумага, в которой 
Перовский предостерегался, чтоб был осторожен, так как история Пугачевского 
бунта была только предлогом, а поездка Пушкина имела целью обревизовать секретно 
действия оренбургских чиновников. На этих двух данных задуман был "Ревизор", 
коего Пушкин называл себя всегда крестным отцом<1.
      Гр. В. А. СОЛОГУБ. Из воспоминаний.  Рус. Арх.,  1865, стр. 744.

      <1Обычно принимают, что "Ревизор" писался Гоголем в течение 1834 -- 1835 
гг. (Тихонравов, Шенрок, Кирпичников), -- следовательно, Пушкин должен был дать 
Гоголю сюжет в начале 1834 г. Однако нигде, ни в письмах Гоголя за эти годы, ни 
в воспоминаниях о нем, мы не встречаем ни одного несомненного свидетельства, 
говорящего о работе Гоголя именно над "Ревизором". О "Ревизоре" мы имеем только 
одно бесспорное свидетельство -- сообщение Гоголя Погодину от 6 декабря 1835 г. 
об окончании пьесы "третьего дня", т. е. 4 декабря. А за два месяца перед тем, 7 
октября 1835 г., Гоголь, прося Пушкина возвратить данную ему на прочтение 
комедию свою "Женитьба", писал ему: "Сделайте милость, дайте какой-нибудь сюжет, 
хоть какой-нибудь смешной или несмешной, но русский чисто анекдот. Рука дрожит 
написать тем временем комедию. Если ж сего не случится, то у меня пропадет даром 
время, и я не знаю, что делать тогда с моими обстоятельствами. Я, кроме моего 
скверного жалования университетского 600 рублей, никаких не имею теперь мест. 
Сделайте же милость, дайте сюжет, духом будет комедия из пяти актов, и клянусь, 
-- куда смешнее черта! Ради бога, ум и желудок мой оба голодают"  (Письма 
Гоголя, ред. Шенрока, I, 354).  Если Гоголь в это время, как думают, уже 
оканчивал своего "Ревизора", то письмо его к Пушкину совершенно непонятно. 
"Женитьбу" Гоголь был "не намерен давать в театр"  (Письма, I, 385).  Раз он 
оканчивал "Ревизора", то гораздо естественнее было ему ждать "насыщения желудка" 
от этой, уже заканчиваемой комедии, чем от новой, для которой у него не было еще 
даже сюжета. И как могла у него "дрожать рука написать комедию" в то время, 
когда он как раз был занят писанием комедии? Мы считаем очень вероятным, что 
только в ответ на просьбу Гоголя от 7 октября Пушкин подарил ему уже бывший у 
него готовым сюжет "Ревизора" (не так давно найденная в бумагах Пушкина 
программа: "Криспин (Свиньин) приезжает в губернию на ярмарку, его принимают 
за... Губернатор честный дурак, губернаторша с ним проказит. Кр

испин сватается за дочь"). Гоголь, за время своего профессорства изголодавшийся 
по творческой работе, с одушевлением взялся за обработку сюжета. В связи с этим 
появилась надежда и на улучшение материального состояния. 10 ноября Гоголь пишет 
матери: "Сестры растут и учатся. Я тоже надеюсь кое-что получить приятное. Итак, 
не более, как годка через два, я приду в такую возможность, что, может быть, 
приглашу вас в Петербург посмотреть на них"  (Письма, I, 355).  Работа была 
исключительная по своей интенсивности. Нужно еще иметь в виду, что Пушкин 
воротился в Петербург 23 октября, значит, только в конце октября мог дать Гоголю 
просимый сюжет. А уже 4 декабря, как мы видели, пьеса была готова, -- 
действительно, "духом" была готова, как обещал Гоголь Пушкину. Против нашей 
догадки самый сильный, бесспорно, довод, -- что такая быстрота писания 
совершенно несвойственна Гоголю. Но в письмах своих Гоголь чрезвычайно скуп на 
сообщения о процессе своего творчества (особенно в первый период литературной 
своей деятельности), и мы очень мало знаем о том, как у него зарождались и 
писались его произведения. Однако в одном позднем письме к Жуковскому (от 1850  
г -- Письма, IV, 292)  Гоголь пишет: "Покуда писатель молод, он пишет много и 
скоро".

      Известно, что Гоголь взял у Пушкина мысль "Ревизора" и "Мертвых душ", но 
менее известно, что Пушкин не совсем охотно уступил ему свое достояние. В кругу 
своих домашних Пушкин говорил, смеясь: -- "С этим малороссом надо быть 
осторожнее: он обирает меня так, что и кричать нельзя".
      П. В. АННЕНКОВ. Гоголь в Риме.  Литературные воспоминания.  СПб., 1909, 
стр. 20.

      Я застал мою бедную мать в крайне тяжелом положении; она приехала из 
Павловска искать квартиру, и неожиданно ею овладела сильнейшая слабость у г-жи 
Княжниной, у которой она остановилась. Врачи не имеют никакой надежды. В этих 
печальных обстоятельствах я еще имею горе видеть мою бедную Наташу предметом 
ненависти света. Повсюду говорят, что это ужасно: она так изящно одевается, а ее 
свекру и свекрови нечего есть, и свекровь ее умирает у чужих людей. Вызнаете, 
как обстоит дело. Нельзя серьезно говорить о нищете человека, имеющего 1200 душ. 
Это у отца есть кое-что, это у меня ничего нет. И во всяком случае, Наташа тут 
не при чем; за это должен ответить я. Если бы мать моя захотела поселиться у 
меня, Наташа, разумеется, приняла бы ее, но холодный дом, наполненный 
ребятишками и запруженный народом, мало подходит для больной ... Что до меня, то 
у меня желчь, и голова моя идет кругом. -- Поверьте мне, милая m-me Осипова, 
жизнь, какою бы она ни была "сладкою привычкою", содержит в себе горечь, которая 
в конце концов делает ее отвратительною, и свет -- это скверное озеро грязи. Я 
предпочитаю Тригорское.
      ПУШКИН -- П. А. ОСИПОВОЙ в исходе октября 1835 г., из Петербурга  (фр.-
рус.).

      Жена Александра опять беременна. Вообрази, что на нее, бедняжку, напали, 
отчего и почему мать у ней не остановилась по приезде из Павловского?.. На месте 
моей невестки я поступила бы так же: их дом, правда, большой, но расположение 
комнат неудобное, и потом -- две ее сестры и трое детей, и потом, -- как бы к 
этому отнесся Александр, которого не было в Петербурге, и потом моя мать не 
захотела бы этого. Г-жа Княжнина -- ее друг детства; это лучше, чем невестка, и 
моя невестка не лицемерка, -- мать моя ее стеснила бы, это тоже очень просто. По 
этому поводу стали кричать, -- почему у нее ложа в театре и почему она так 
элегантно одевается, тогда как родители ее мужа так плохо одеты, -- одним 
словом, нашли очень заманчивым ее ругать... Впрочем, Александр и его жена имеют 
довольно и приверженцев.
      О. С. ПАВЛИЩЕВА -- мужу, 9 ноября 1835 г.  П-н и его совр-ки,  XVII -- 
XVIII, 186  (фр.-рус.)...

      Болезнь матери моей заставила меня воротиться в город... Мое семейство 
умножается, растет, шумит около меня. Теперь, кажется, и на жизнь нечего 
роптать, и старости нечего бояться. Холостяку в свете скучно: ему досадно видеть 
новые, молодые поколения; один отец семейства смотрит без зависти на молодость, 
его окружающую. Из этого следует, что мы хорошо сделали, что женились.
      ПУШКИН -- П. В. НАЩОКИНУ, исход октября 1835 г., из Петербурга.

      Потом я встретила Пушкина с женой у матери, которая начинала хворать: 
Наталья Николаевна сидела в креслах у постели больной и рассказывала о светских 
удовольствиях, а Пушкин, стоя за ее креслом, разводя руками, сказал шутя: "Это 
последние штуки Натальи Николаевны: посылаю ее в деревню". Она, однако, не 
поехала, кажется, потому, что в ту же зиму Надежде Осиповне сделалось хуже, и я 
его раз встретила у родителей одного. Это было как раз во время обеда, в четыре 
часа. Старики потчевали его то тем, то другим из кушаньев, но он от всего 
отказывался и, восхищаясь аппетитом батюшки, улыбнулся, когда отец сказал ему и 
мне, предлагая гуся с кислой капустою: "c`est un plat ecossais  (это шотландское 
блюдо)", --  заметив при этом, что никогда ничего не ест до обеда, а обедает в 
шесть часов.
      А. П. КЕРН.  П-н и его совр-ки,  V, 150.

      Когда я начал читать Пушкину первые главы из "Мертвых душ", в том виде, 
как они были прежде, то Пушкин, который всегда смеялся при моем чтении (он же 
был охотник до смеха), начал понемногу становиться все сумрачнее, сумрачнее, а 
наконец сделался совершенно мрачен. Когда же чтение кончилось, он произнес 
голосом тоски: "Боже, как грустна наша Россия!" Меня это изумило. Пушкин, 
который так знал Россию, не заметил, что все это карикатура и моя собственная 
выдумка!
      Н. В. ГОГОЛЬ. Четыре письма к разным лицам по поводу "Мертвых душ".  Выбр. 
места из переписки  с  друзьями,  XVIII.

      Аннета Керн переводит Жорж Занда. Не для удовольствия, а для заработка. 
Она просила Александра замолвить за нее словечко Смирдину, но Александр не 
церемонится, когда дело идет об отказе. Он ей сказал, что совсем не знает 
Смирдина.
      О. С. ПАВЛИЩЕВА -- мужу, 9 ноября 1835 г.  П-н и его совр-ки,  XVII -- 
XVIII, 188  (фр.).

      Александр дает розги своему мальчику, которому только два года; он также 
тузит свою Машу  (дочь),  впрочем, он нежный отец. -- Знаешь, что? Он очень 
порядочный и дела понимает, хотя неделовой... Александр не может быть без 
Соболевского.
      О. С. ПАВЛИЩЕВА -- Н. И. ПАВЛИЩЕВУ, 22 ноября 1835 г.  П-н и его совр-ки,  
XVII -- XVIII, 193 -- 194  (фр. -рус.).

      Пушкин был строгий отец, фаворитом его был сын, а с дочерью Машей, большой 
крикуньей, часто и прилежно употреблял розгу.
      П. В. АННЕНКОВ со слов НАТ. НИК. ПУШКИНОЙ (?).  Б. Модзалевский, Пушкин,  
336.

      Пушкин воображал себя практиком.
      П. И. БАРТЕНЕВ. Из записной книжки.  Р. А.,  1906, III, 619.

      В Пушкине замечательно было соединение необычайной заботливости к своим 
выгодам с такою же точно непредусмотрительностью и растратой своего добра. В 
этом заключается и весь характер его.
      П. В. АННЕНКОВ.  Материалы,  182.

      Моя невестка и ее сестры выезжают каждый день; я их вижу редко.
      О. С. ПАВЛИЩЕВА -- мужу, 6 декабря 1835 г.  Пушкин и его совр-ки,  XVII -- 
XVIII, 197  (фр.).

      Гостиная моих родителей получила в 1836 г., по возвращении их из-за 
границы, более великосветский характер. Мне весьма памятно тогдашнее 
впечатление, что подобная же перемена произошла и в обстановке Пушкина с 
приездом в дом Баташева в 1835 г.
      Кн. ПАВЕЛ ВЯЗЕМСКИЙ. Сочинения, 565.

      Я не могла найти минуты, чтобы поговорить с Александром о делах, я не 
хотела делать этого в присутствии родителей, а он приходил всякий раз, когда мы 
сидели за столом. Он присутствовал при нашем обеде и потом тотчас уходил. 
Соболевский находился в курсе всех наших семейных дел: Александр ничего не 
скрывает от него и, благодаря ему, читал письма, которые ты ему писал. Часто у 
него не хватало терпения, тогда Соболевский давал себе труд прочитать их ему до 
конца и заставлял его обратить на них внимание; это случилось два раза, как он 
мне сказал.
      Александр чрезвычайно рассеян: он слишком думает о своем хозяйстве, о 
своих ребятах и о туалетах своей жены.
      Жена Коссаковского не любит Александра; она вздумала говорить с ним о его 
стихах, он отвечал сухо; она насмешливо сказала ему: "Знаете ли, что ваш Годунов 
может показаться интересным в России?" -- "Сударыня, так же, как вы можете сойти 
за хорошенькую женщину в доме вашей матушки". С тех пор она равнодушно на него 
смотреть не могла.
      О. С. ПАВЛИЩЕВА -- мужу, 20 декабря 1835 г.  П-н и его совр-ки,  XVII -- 
XVIII, 199 -- 203  (фр.).

      Однажды, часа в три, я зашел в книжный магазин Смирдина, который помещался 
тогда на Невском проспекте, в бельэтаже дома Лютеранской церкви. В одно почти 
время со мною вошли в магазин два человека: один большого роста, с весьма 
важными и смелыми приемами, полный, с рыжеватой эспаньолкой, одетый франтовски. 
Другой среднего роста, одетый без всяких претензий, даже небрежно, с курчавыми 
белокурыми (sic!) волосами, с несколько арабским профилем, толстыми 
выдававшимися губами и с необыкновенно живыми и умными глазами. Когда я взглянул 
на последнего, сердце мое так и замерло. Я узнал в нем Пушкина, по известному 
портрету Кипренского. Я преодолел робость, подошел к прилавку, у которого Пушкин 
остановился, и начал внимательно и в подробности рассматривать поэта. Прежде 
всего меня поразили огромные ногти Пушкина, походившие более на когти. Выражение 
лица его показалось мне очень симпатическим, а улыбка чрезвычайно приятной и 
даже добродушной. Он спросил у Смирдина не помню какую-то книгу и, перелистывая 
ее, обратился к своему спутнику с каким-то замечанием. Спутник, заложив руку за 
жилет, отвечал громко и не смотря на Пушкина, и потом, с улыбкой обратившись к 
Смирдину, начал с некоторою торжественностью:
      К Смирдину как ни придешь... --
      и остановился.
      Смирдин заюлил и начал ухмыляться. Пушкин взглянул на своего спутника с 
полуулыбкой и покачал головою. Я думал, глядя на господина с рыжей эспаньолкой: 
"как счастлив этот господин, обращающийся с великим человеком так небрежно и 
просто, тогда как у меня от одного взгляда на Пушкина замирает дыхание. Кто же 
такой этот счастливец, так близкий к Пушкину?" С этим вопросом обратился я к 
Смирдину, когда Пушкин вышел из лавки.
      -- Это С. А. Соболевский, -- отвечал Смирдин, -- прекраснейший человек и 
друг Александра Сергеевича. Он пишет на всех удивительнейшие эпиграммы в стихах-
с. После я уже узнал, что стих, произнесенный Соболевским у Смирдина, был первый 
стих известного экспромта Пушкина:
      К Смирдину как ни зайдешь...
      Ничего не купишь,
      Иль Сенковского найдешь,
      Иль в Булгарина наступишь.
      Я и не смел думать о знакомстве с Пушкиным, да и какое право имел я на 
знакомство с ним? Я только завидовал моему приятелю Дирину, который познакомился 
с ним по случаю своего отдаленного родства с Вильгельмом Кюхельбекером. Родные 
Дирина получали через III Отделение письма от ссыльного Кюхельбекера, в которых 
всегда почти упоминалось о Пушкине, и Дирин носил обыкновенно эти письма 
показывать Пушкину. Дирин занимался тогда переводом сочинения Сильвио Пеллико 
"Об обязанностях человека" и сообщил об этом Пушкину, который одобрил его мысль 
и обещал ему даже написать предисловие к его переводу.
      Дирин был в восхищении от приемов Пушкина, от его приветливости и 
внимательности. Пушкин действительно, по словам всех литераторов, имевших с ним 
сношения, был очень прост, любезен и до утонченности вежлив в обхождении, никому 
не давая чувствовать своего авторитета. Якубович гордился тем, что Пушкин всегда 
выпрашивал у него стихов для своих изданий.
      Через несколько лет после смерти Дирина я как-то завел речь о нем и об его 
отношениях к Пушкину с П. А. Плетневым.
      -- А знаете ли, почему Пушкин был так внимателен и вежлив к нему?
      -- Почему же? Ведь он был со всеми таков.
      -- Нет, -- отвечал Плетнев, -- с ним он был особенно внимателен -- и вот 
почему. Я как-то раз утром зашел к Пушкину и застаю его в передней провожающим 
Дирина. Излишняя внимательность его и любезность к Дирину несколько удивили 
меня, и, когда Дирин вышел, я спросил Пушкина о причине ее.
      -- С такими людьми, братец, излишняя любезность не вредит, -- отвечал, 
улыбаясь, Пушкин.
      -- С какими людьми? -- спросил я с удивлением.
      -- Да ведь он носит ко мне письма от Кюхельбекера... Понимаешь? Он служит 
в III Отделении.
      Я расхохотался и объяснил Пушкину его заблуждение. Дирин, разумеется, 
ничего не знал о подозрении Пушкина; он пришел бы от этого в отчаяние, но Пушкин 
после этого обнаружил к нему действительное участие, что доказывает и 
предисловие к его переводу Сильвио Пеллико.
      И. И. ПАНАЕВ. Литературные воспоминания.  Полн. собр. соч.  СПб., 1888, т. 
VI, стр. 40 -- 42.

      Года протекали. Время ли отозвалось пресыщением порывов сильной страсти, 
или частые беременности вызвали некоторое охлаждение в чувствах Ал. Сер-ча, -- 
но чутким сердцем жена следила, как с каждым днем ее значение стушевывалось в 
его кипучей жизни. Его тянуло в водоворот сильных ощущений... Пушкин только с 
зарей возвращался домой, проводя ночи то за картами, то в веселых кутежах в 
обществе женщин известной категории. Сам ревнивый до безумия, он даже мысленно 
не останавливался на сердечной тоске, испытываемой тщетно ожидавшей его женою, и 
часто, смеясь, посвящал ее в свои любовные похождения.
      А. П. АРАПОВА.  Новое Время,  1907, • 11413.

      Пушкины едут на несколько лет в деревню. Муж, сказывают, в пух проигрался.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ -- А. И. ТУРГЕНЕВУ, 29 дек 1835 г.  Ост. Арх..  III, 
282.

      По словам Арк. Ос. Россет, Пушкин, играя в банк, заложит, бывало, руки в 
карманы и припевает солдатскую песню с заменою слова  солдат.
      Пушкин бедный человек,
      Ему негде взять,
      Из-за эвтава бездель
      Не домой ему идтить.
      П. И. БАРТЕНЕВ.  Рус. Арх.,  1899, II, 356.

      (1834 -- 1836). В числе гулявшей по Невскому публики почасту можно было 
приметить и А. С. Пушкина, но он, останавливая и привлекая на себя взоры всех и 
каждого, не поражал своим костюмом, напротив, шляпа его далеко не отличалась 
новизною, а длинная бекешь его тоже старенькая. Я не погрешу перед потомством, 
если скажу, что на его бекеши сзади на талии недоставало одной пуговки. 
Отсутствие этой пуговки меня каждый раз смущало, когда я встречал А. С-ча и 
видел это. Ясно, что около него не было ухода. Прогуливался он то с графом 
Нессельроде, бывшим министром иностр. дел, то с Воронцовым-Дашковым, которого, 
по улыбающейся фигуре, белому жилету и галстуху, называли вечным именинником. 
Тут же почасту гулял и отец Пушкина, Сергей Львович. Красноватое его лицо и, 
кажись, рябоватое было далеко не привлекательно, но то замечательно, что я 
никогда не встречал его вместе с сыном.
      Н. М. КОЛМАКОВ. Очерки и воспоминания.  Рус. Стар.,  1891, т. 70, стр. 
665.

      Пушкин был характера весьма серьезного и склонен, как Байрон, к мрачной 
душевной грусти, чтоб умерять, уравновешивать эту грусть, он чувствовал 
потребность смеха; ему не надобно было причины, нужна была только придирка к 
смеху! В ярком смехе его почти всегда мне слышалось нечто насильственное, и 
будто бы ему самому при этом невесело на душе. Неожиданное, небывалое, 
фантастически-уродливое, не в натуре, а в рассказе, всего скорее возбуждало в 
нем этот смех; и когда кто-либо другой не удовлетворял его потребности в этом 
отношении, так он сам, при удивительной и, можно сказать, ненарушимой стройности 
своей умственной организации, принимался слагать в уме странные стихи, -- 
умышленную, но гениальную бессмыслицу! Сколько мне известно, он подобных стихов 
никогда не доверял бумаге. Но чтоб самому их не сочинять, он всегда желал иметь 
около себя человека милого, умного, с решительною наклонностью к 
фантастическому: -- "скажешь ему: пожалуйста, соври что-нибудь! И он тотчас 
соврет, чего никак не придумаешь, не вообразишь!"
      Бар. Е. Ф. РОЗЕН. Ссылка на мертвых.  Сын Отечества,  1847, кн. 6, отд. 
III, стр. 27.

      Брюлов говорил про Пушкина: "какой Пушкин счастливец! Так смеется, что 
словно кишки видны!"
      АРК. ОС. РОССЕТ.  Рус. Арх.,  1882, I, 246.

      Когда Пушкин хохотал, звук его голоса производил столь же чарующее 
действие, как и его стихи.
      А. С. ХОМЯКОВ по записи БАРТЕНЕВА.  Рус. Арх.,  1899, II, 146.

      Лев Серг. Пушкин... засмеялся вдруг своим быстрым, гортанным смехом, 
чрезвычайно сходным, -- как говорил он сам, -- со смехом его брата.
      Б. М. МАРКЕВИЧ.  Л. Майков,  28.


      Пушкин был небольшого роста, сухощав, с курчавыми, весьма темно-русыми, 
почти черными волосами, с глазами темно-голубыми. В облике лица сохранились еще 
черты африканского происхождения, но в легком уже напоминании. Даже во множестве 
нельзя было не заметить Пушкина: по уму в глазах, по выражению лица, 
высказывающему какую-то решимость характера, по едва ли унимаемой природной 
живости, какого-то внутреннего беспокойства, по проявлению с трудом сдерживаемых 
страстей. Таким, по крайней мере, казался мне Пушкин в последние годы своей 
жизни. К этому можно еще сказать, что также нельзя было не заметить невнимание 
Пушкина к своему платью и его покрою на больших балах. В обществе, сколько мне 
случалось его видеть, я всегда находил его весьма молчаливым, избегающим всякого 
высказывания.
      Неоднократно я слышал, как Пушкин, со свойственною ему откровенностью, 
говорил, что не читал многих из называемых ему даже весьма известных сочинений 
по части древних и новых философий, политики и историй. Зато, при большой 
памяти, познания Пушкина собственно в произведениях словесности европейской и 
отечественной были обширны.
      Я помню, как однажды Пушкин говорил мне, что он терпеть не может, когда 
просят у него не на водку, а на чай. Причем не мог скрыть своего легкого 
неудовольствия, когда я сказал, что распространяющийся в наших сословиях народа 
обычай пить чай благодетелен для нравственности и что этому нельзя не 
радоваться. -- "Но пить чай, -- возразил Пушкин с живостью, -- не русский 
обычай".
      Н. И. ТАРАСЕНКО-ОТРЕШКОВ. Воспоминания.  Рус. Стар.,  1906, т. 133, стр. 
430, 431, 433.

      А. С. Пушкин среднего роста, худощавый, имел в младенчестве белокурые, 
курчавые волосы, сделавшиеся потом темно-русыми; глаза светло-голубые; улыбку 
насмешливую и вместе приятную; носил на умном лице отпечаток африканского своего 
происхождения, которому соответствовали живость и пылкость характера, 
раздражительного, но доброго, услужливого, чувствительного. Он, в особенности, 
отличался большими своими бакенбардами и длинными ногтями, которыми щеголял. 
Любезность, острый ум, необыкновенная память и заманчивый веселый рассказ делали 
его украшением, душою общества.
      (Д. Н.) БАНТЫШ-КАМЕНСКИЙ.  Словарь достопамятных людей русской земли.  
СПб., 1847, часть II, прибавл., стр. 104.

      Нрав у Пушкина был страстный, порывистый, вспыльчивый. Он любил игру и 
искал сильных ощущений, особенно в молодости, ибо годы начали смягчать в нем пыл 
страстей; он был рассеян, беседа его полна очарования для слушателей. Нелегко 
было заставить Пушкина говорить, но раз вступив в беседу, он выражался 
необычайно изящно и ясно, нередко прибегая к французской речи, когда хотел 
придать фразе более убедительности. Ум у него был злой и насмешливый, тем не 
менее все знавшие его считают его образцовым другом.
      Заметка о Пушкине, приложенная к депешам вюртембергского посла кн. X. Г. 
ГОГЕНЛОЭ-КИРХБЕРГА о смерти Пушкина.  Щеголев,  371,

      Пушкин был малого роста, в отца. Вообще в движениях, в приемах его было 
много отцовского. Но африканский отпечаток матери видимым образом отразился на 
нем. Другого сходства с нею он не имел.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ. Полн. собр. соч., VIII, 238.

      Пушкин был невысокого роста и наружности непривлекательной. Курчавые 
волосы, впрочем, более каштанового цвета, чем совершенно черного, широкий нос и 
живые мышиные глаза напоминали о его арапском происхождении. Движения его были 
быстры и страстны. Говорил также живо и отрывисто. Был остроумен, блестящ, без 
особенной глубины; склад ума его был более французский, чем немецкий... Из 
страстей Пушкина первая -- его чувственная и ревнивая любовь. Самый брак не спас 
его от страсти к чувственным наслаждениям и от ревности, хотя в первой он не 
имел никакого извинения, а для последней -- основания. Другою его страстью была 
игра, впрочем, это больше в ранние годы его жизни. Тысячи острот его, а еще 
больше глупых сплетней о нем ходит в народе; ибо все, что только касалось 
Пушкина, быстро разносилось от одного к другому.
      КЕНИГ со слов Н. А. МЕЛЬГУНОВА.  Кениг. Очерки русской литературы  (1837).  
Пер. с немец.  СПб., 1862, стр. 113 -- 114.

      Отличительною чертою Пушкина была память сердца; он любил старых знакомых 
и был благодарен за оказанную ему дружбу -- особенно тем, которые любили в нем 
его личность, а не его знаменитость; он ценил добрые советы, данные ему вовремя, 
не в перекор первым порывам горячности, проведенные рассудительно и основанные 
не на общих местах, а сообразно с светскими мнениями о том, что есть честь, и о 
том, что называется честью.
      С. А. СОБОЛЕВСКИЙ. Из воспоминаний о Пушкине.  Новые материалы о дуэли и 
смерти Пушкина.  Изд. "Атеней", СПб., 1924, стр. 123.

      Портрет Мазера относится к последним годам жизни Пушкина... Интересна 
подробность на этом портрете, которая не встречается в других портретах Пушкина: 
на нем совершенно ясно видно, что Пушкин, независимо от бак, с которыми он 
представлен на других портретах, носил еще соединяющую баки ниже подбородка, 
выше адамова яблока, узкую полосу волос, в том роде, как носил бороду Мицкевич.
      СИГИЗМУНД ЛИБРОВИЧ. Пушкин в портретах. СПб., 1890, стр. 60.

      Пушкин тщательно берег свои рукописи не только неизданные, но и черновые, 
в которых были места нецензурные, либо искаженные цензурою, либо первоначальные 
наброски.
      П. БАРТЕНЕВ.  Рус. Арх.,  1903, • 6, обложка.

      Ошибка, будто А. Пушкин после учился по-польски. Он не учился этому языку, 
а мог понимать столько, сколько все русские понимают другие славянские наречия. 
Справедливее бы прибавить, что он выучился в зрелом возрасте по-испански.
      С. Л. ПУШКИН (отец поэта). Замечания.  Отеч. Записки,  1841, т. XV, особ. 
прилож., 2.

      Однажды у Плетнева зашла речь о Кукольнике. Пушкин, по обыкновению, грызя 
ногти или яблоко -- не помню, сказал: -- А что, ведь у Кукольника есть хорошие 
стихи? Говорят, что у него есть и мысли. -- Это было сказано тоном двойного 
аристократа: аристократа природы и положения в свете. Пушкин иногда впадает в 
этот тон и тогда становится крайне неприятным.
      А. НИКИТЕНКО. Дневник, 10 января 1836 г., I, 270.

       17 января 1836 г.  Пушкин написал род пасквиля на министра народного 
просвещения, на которого он очень сердит за то, что тот подвергнул его сочинения 
общей цензуре. Прежде его сочинения рассматривались в собственной канцелярии 
государя, который и сам иногда читал их. Пасквиль Пушкина называется 
"Выздоровление Лукулла": он напечатан в "Московском наблюдателе". Он как-то 
хвалился, что непременно посадит на гауптвахту кого-нибудь из здешних цензоров. 
Этой цели он теперь, кажется, достигнет в Москве, ибо пьеса наделала много шуму 
в городе. Все узнают в ней, как нельзя лучше, Уварова.
      А. В. НИКИТЕНКО, I, стр. 270.

       20 января 1836 г.  Весь город занят "Выздоровлением Лукулла". Враги 
Уварова читают пьесу с восхищением, но большинство образованной публики 
недовольно своим поэтом. В самом деле, Пушкин этим стихотворением не много 
выиграл в общественном мнении, которым, при всей своей гордости, однако очень 
дорожит. Государь, через Бенкендорфа, приказал сделать ему строгий выговор. Но 
дня за три до этого Пушкину уже было разрешено издавать журнал, в роде 
"Эдинбурского трехмесячного обозрения", он будет называться "Современником". 
Цензором нового журнала попечитель назначил Крылова, самого трусливого, а, 
следовательно, и самого строгого из нашей братии. Хотел меня назначить, но я 
убедительно просил уволить меня от этого: с Пушкиным слишком тяжело иметь дело.
      А. В. НИКИТЕНКО, I, стр. 271.

      А. Пушкин решился издавать свой журнал, в коем он и прочие литераторы, 
одинаково с ним судившие о литературе, могли бы печатать свои труды. Он вовсе не 
полагал больших надежд на успех этого издания, он был слишком беспечен, слишком 
поэт в душе и в действиях своих для замышления подобной спекуляции.
      С. Л. ПУШКИН (отец поэта).  Отеч. Записки,  1841, т. XV, особ. прилож., 3.

      Пушкин хотел сделать из "Современника" четвертное обозрение в роде 
английских, в котором могли бы помещаться статьи более обдуманные и полные, чем 
какие могут быть в еженедельниках и ежемесячниках, где сотрудники, обязанные 
торопиться, не имеют даже времени пересмотреть то, что написали сами. Впрочем, 
сильного желания издавать этот журнал в нем не было, и он сам не ожидал от него 
большой пользы. Получивши разрешение на издание его, он уже хотел было 
отказаться. Грех лежит на моей душе: я умолил его. Я обещался быть верным 
сотрудником. В статьях моих он находил много того, что может сообщить журнальную 
живость изданию, какой он в себе не признавал... Моя настойчивая речь и обещанье 
действовать его убедили.
      Н. В. ГОГОЛЬ -- И. А. ПЛЕТНЕВУ.  Письма Гоголя, изд. Маркса,  III, 268.

      Когда в разговоре о стихотворении "На выздоровление Лукулла" Бенкендорф 
хотел добиться от Пушкина, на кого оно написано, то он отвечал: "на вас", и, 
видя недоумение усмехнувшегося графа, прибавил: "Вы не верите? Отчего же другой 
уверен, что это на него?"
      Я. К. ГРОТ, 290. Подробнее этот разговор Пушкина с Бенкендорфом передает 
со слов П. В. Нащокина Н. И. Куликов  (Рус. Стар.,  1881, авг., 616 -- 618). Ср. 
еще К. И. Фишер. Записки сенатора.  Ист. Вестн.,  1908, • 1, стр. 49.

      Павел (бар. П. А. Вревский) мне пишет, что на балах дворянства жена 
Пушкина замечательнейшая из замечательных среди столичных красавиц.
      Бар. Е. Н. ВРЕВСКАЯ -- А. Н. ВУЛЬФУ, 25 янв. 1836.  П-н и его совр-ки,Х1Х 
--  XX, 107  (фр.).

      Накануне моего отъезда  (в Тверь) я  был на вечере вместе с Натальей 
Николаевной Пушкиной, которая шутила над моею романической страстью и ее 
предметом. Я ей хотел заметить, что она уже не девочка, и спросил, давно ли она 
замужем. Затем разговор коснулся Ленского, очень милого поляка, танцовавшего 
тогда превосходно мазурку на петербургских балах. Все это было до крайности 
невинно и без всякой задней мысли. Но присутствующие дамы соорудили из этого 
разговора целую сплетню: что я будто оттого говорил про Ленского, что он будто 
нравится Наталье Николаевне (чего никогда не было), и что она забывает о том, 
что она еще недавно замужем<1. Наталья Николаевна, должно быть, сама рассказала 
Пушкину про такое странное истолкование моих слов, так как она вообще ничего от 
мужа не скрывала, хотя и знала его пламенную, необузданную натуру. Пушкин 
написал тотчас ко мне письмо, никогда ко мне не дошедшее, и, как мне было 
передано, начал говорить, что я уклоняюсь от дуэли... В Ржеве я получил от 
Андрея Карамзина письмо, в котором он меня спрашивал, зачем же я не отвечаю на 
вызов А. С. Пушкина: Карамзин поручился ему за меня, как за своего дерптского 
товарища, что я от поединка не откажусь. Для меня это было совершенной загадкой. 
Пушкина я знал очень мало, встречался с ним у Карамзиных, смотрел на него, как 
на полубога. Н вдруг, ни с того, ни с сего, он вызывает меня стреляться, тогда 
как перед отъездом я с ним не виделся вовсе... Я переехал в Тверь. С Карамзиным 
я списался и узнал, наконец, в чем дело. Получив объяснение, я написал Пушкину, 
что я совершенно готов к его услугам, когда ему будет угодно, хотя не чувствую 
за собой никакой вины по таким-то и таким-то причинам. Пушкин остался моим 
письмом доволен и сказал С. А. Соболевскому: "немножко длинно, молодо, а 
впрочем, хорошо".
      Гр. В. А. СОЛОГУБ. Из воспоминаний.  Рус. Арх  1865 стр. 749.

      <1Черновик письма гр. В. А. Сологуба к Пушкину: "Я говорил вашей супруге о 
г. Ленском, потому что я с ним только что обедал у гр. Нессельроде...  
Зачеркнуто:  не получив от вашей супруги никакого ответа и видя, что она вместе 
с княгиней Вяземской смеется надо мной... Если я предлагал вашей супруге другие 
нескромные, может быть, вопросы, то это было, может быть, по причинам личным, в 
которых я не считаю себя обязанным отдавать отчет".  (Отчет Импер. Росс. 
Исторач. Музея за 1913 г.  М., 1914, с. 110). Ср. Записку гр. Сологуба, бывшую в 
распоряжении П. В. Анненкова:
      "Бывши с Н. Н. Пушкиной у Карамзиных, имел я причину быть недовольным 
разными ее колкостями, почему я и спросил у нее: "давно ли вы замужем?" Тут была 
Вяземская, впоследствии вышедшая за Валуева, и сестра ее, которые из этого 
вопроса сделали ужасную дерзость".  (Б. Модзалевский, Пушкин, 374).

      В ту пору через Тверь проехал Валуев и говорил мне, что около Пушкиной 
увивается сильно Дантес. Мы смеялись тому, что когда Пушкин будет стреляться со 
мной, жена будет кокетничать с своей стороны. От Пушкина привез мне ответ 
Хлюстин.
      Гр. В. А. СОЛОГУБ. Записка.  Б. Модзалевский. Пушкин,  375.

      Пушкин написал мне по-французски письмо следующего содержания: "М. г. Вы 
приняли на себя напрасный труд, сообщив мне объяснения, которых я не спрашивал. 
Вы позволили себе невежливость относительно жены моей. Имя, вами носимое, и 
общество, вами посещаемое, вынуждает меня требовать от вас сатисфакции за 
непристойность вашего поведения. Извините меня, если я не мог приехать в Тверь 
прежде конца настоящего месяца" и пр. Делать было нечего, я стал готовиться к 
поединку, купил пистолеты, выбрал секунданта, привел бумаги в порядок и начал 
дожидаться и прождал так напрасно три месяца. Я твердо, впрочем, решился не 
стрелять в Пушкина, но выдерживать его огонь, сколько ему будет угодно. Пушкин 
все не приезжал, но расспрашивал про дорогу.
      Гр. В. А. СОЛОГУБ. Из воспоминаний.  Рус. Арх.,  1865, стр. 750.

       (28 янв. 1836 г.) <1. Пушкин за обедом сидел против меня. Он был нехорош 
собою: смугловат, неправильные черты лица, но нельзя было представить себе 
физиономии более выразительной, более оживленной, более говорящей, и слышать 
более приятного, более гармонического голоса, как будто нарочно созданного для 
его стихов... Много толковали о мнимом открытии обитаемости луны. Пушкин 
доказывал нелепость этой выдумки, считал ее за дерзкий пуф, каким она 
впоследствии и оказалась, и подшучивал над легковерием тех, которые падки 
принимать за наличную монету всякую отважную выдумку. Так как я не спускала глаз 
с Пушкина, то ни одно движение его не ускользнуло от моей наблюдательности. Я 
заметила, между прочим, что он мало ел за обедом, беспрестанно щипал и клал в 
рот виноград, который в вазе стоял перед ним... Пушкин сказал, что в Кукольнике 
жар не поэзии, а лихорадки.
      (Е. А. ДРАШУСОВА). "Жизнь прожить не поле перейти". Записки неизвестной.  
Рус. Вестн.,  1881, т. 155, стр. 151 -- 152.

      <1В подлиннике очевидная описка или опечатка -- 1837 г. Из рассказа 
Дратусовой видно, что в то время Пушкин собирался издавать свой "Современник", 
что было в начале 1836 г., -- 28 янв. 1837 г. Пушкин уже умирал от раны, 
полученной на дуэли.

      Я очень недовольна, что ты писал Александру; это привело только к тому, 
что разволновало его желчь; я никогда не видела его в таком отвратительном 
расположении духа: он кричал до хрипоты, что лучше отдаст все, что у него есть 
(в том числе, может быть, и свою жену?), чем опять иметь дело с Болдином, с 
управляющим, с ломбардом и т.д., и т.д. Он не прочел твоего письма, распечатав, 
он возвратил мне его, не бросив на него взгляда. Гнев его, в конце концов, 
показался мне довольно комичным, -- до того, что мне хотелось смеяться: у него 
был вид, как будто он передразнивал отца... Как тебе угодно, я больше не буду 
говорить с Александром; если ты ему будешь писать по его адресу, он будет 
бросать твои письма в огонь не распечатывая, поверь мне.
      Ему же не до того теперь: он издает на днях журнал, который ему приносить 
будет, не меньше, он надеется, 60.000! Хорошо и завидно.
      О. С. ПАВЛИЩЕВА -- мужу, 3) января 1836 г.  П-н и его совр-ки,  XXIII -- 
XXIV, 210 -- 211  (фр.-рус.).

      1 февраля 1836 г. взято Пушкиным у Шишкина 1.200 р. под залог шалей, 
жемчуга и серебра.
      Б. Л. МОДЗАЛЕВСКИЙ. Архив опеки над имуществом Пушкина.  П-н и его совр-
ки,  XIII, 98.

      На балу у княгини Бутеро. На лестнице рядами стояли лакеи в богатых 
ливреях. Редчайшие цветы наполняли воздух нежным благоуханием. Роскошь 
необыкновенная! Поднявшись наверх, мы очутились в великолепном саду, -- перед 
нами анфилада салонов, утопающих в цветах и зелени. В обширных апартаментах 
раздавались упоительные звуки музыки невидимого оркестра. Совершенно волшебный 
очарованный замок. Большая зала с ее беломраморными стенами, украшенными 
золотом, представлялась храмом огня, -- она пылала.
      Оставались мы в ней не долго; в этих многолюдных, блестящих собраниях 
задыхаешься... В толпе я заметил Дантеса, но он меня не видел. Возможно, 
впрочем, что просто ему было не до того. Мне показалось, что глаза его выражали 
тревогу, -- он искал кого-то взглядом и, внезапно устремившись к одной из 
дверей, исчез в соседней зале. Через минуту он появился вновь, но уже под руку с 
г-жею Пушкиной. До моего слуха долетело:
      -- Уехать -- думаете ли вы об этом -- я этому не верю -- вы этого не 
намеревались сделать...
      Выражение, с которым произнесены эти слова, не оставляло сомнения насчет 
правильности наблюдений, сделанных мною ранее, -- они безумно влюблены друг в 
друга! Пробыв на балу не более получаса, мы направились к выходу: барон танцовал 
мазурку с г-жею Пушкиной. Как счастливы они казались в эту минуту!
      Н. К. МЕРДЕР. Листки из дневника, 5 февраля 1836 г. Среда.  Рус. Стар.,  
1900, т. 103, стр. 383  (фр.).

      Князь! с сожалением вижу себя вынужденным докучать вашему 
превосходительству; но, как дворянин и отец семейства, я обязан оберегать свою 
честь и имя, которое должен оставить моим детям. Я не имею чести лично быть с 
вами знакомым. Не только никогда я вас не оскорблял, но, по причинам мне 
известным, я питал к вам до сего времени истинное чувство уважения и 
благодарности. Тем не менее некий г-н Боголюбов публично повторял оскорбительные 
для меня слова, якобы исходящие от вас. Я прошу ваше превосходительство не 
отказать осведомить меня, что мне об этом думать<1. Больше, чем кто-нибудь, я 
знаю расстояние, отделяющее меня от вас; но вы, который не только вельможа, но 
еще и представитель нашего древнего и истинного дворянства, к которому 
принадлежу и я, -- вы, надеюсь, без труда поймете повелительную необходимость, 
которая вынуждает меня к этому шагу.
      ПУШКИН -- кн. Н. Г. РЕПНИНУ, 5 февр.1836г.С.  (фр.) .

      <1 В черновиках:  ничтожный человек по имени Боголюбов недавно повторял в 
кофейнях замечания, позорящие меня... Я прошу, князь, взять обратно замечания 
Боголюбова, или я знаю, как мне поступить...  (Цявловский М. Письма Пушкина  и  
к Пушкину. М., 1925, с. 194).

      Милостивый государь Александр Сергеевич! Г-на Боголюбова я единственно 
вижу у С. С. Уварова и с ним никаких сношений не имею и никогда ничего на ваш 
счет в присутствии его не говорил, а тем паче прочтя послание Лукуллу, вам же 
искренно скажу, что гениальный талант ваш принесет пользу отечеству и вам славу, 
воспевая веру и верность русскую, а не оскорблением частных людей. Простите мне 
сию правду русскую, она послужит вернейшим доказательством тех чувств отличного 
почтения, с коим имею честь быть вашим покорнейшим слугой.
      Кн. Н. Г. РЕПНИН -- ПУШКИНУ, 10 февр. 1836 г.  Переписка Пушкина,  III, 
277.

      Милостивый государь, князь Николай Григорьевич! Приношу вашему сиятельству 
искреннюю, глубочайшую мою благодарность за письмо, коим изволили меня 
удостоить. Не могу не сознаться, что мнение вашего сиятельства касательно 
сочинений, оскорбительных для чести частного лица, совершенно справедливо. 
Трудно их извинить, даже когда они написаны в минуту огорчения и слепой досады; 
как забава суетного или развращенного ума, они были бы непростительны.
      ПУШКИН -- кн. Н. Г. РЕПНИНУ, 11 февр. 1836 г.

      Наряды и выезды поглощали все время  (Натальи Николаевны и ее старшей 
сестры Екатерины Николаевны).  Хозяйством и детьми должна была заниматься вторая 
сестра, Александра Николаевна. Пушкин подружился с нею...
      П. И. БАРТЕНЕВ со слов кн. В. Ф. ВЯЗЕМСКИЙ.  Русс. Арх.,  1888, II, 309.

      Я слышала, что, далеко не красавица, Екатерина Николаевна представляла 
собою довольно оригинальный тип -- скорее южанки, с черными волосами.
      А. П. АРАПОВА.  Нов. Время,  1907, • 11413, илл. прилож., стр. 6.

      Екатерина Гончарова была высока ростом и стройна. Ее черные, слегка 
близорукие глаза оживляли лицо с изящным овалом, с матовым цветом кожи. Ее 
улыбка раскрывала восхитительные зубы. Стройная походка, покатые плечи, красивые 
руки делали ее очаровательной женщиной.
      ЛУИ МЕТМАН. Ж. Ш. Дантес. Биографический очерк,  Щеголев,  336.

      Александра Николаевна высоким ростом и безукоризненным сложением более 
подходила к Наталье Николаевне, но черты лица, хотя и напоминавшие правильность 
гончаровского склада, являлись как бы его карикатурою. Матовая бледность кожи 
Натальи Николаевны переходила у нее в некоторую желтизну, чуть приметная 
неправильность глаз, придающая особую прелесть вдумчивому взору младшей сестры, 
перерождалась у ней в несомненно косой взгляд, -- одним словом, люди, видевшие 
обеих сестер рядом, находили, что именно это предательское сходство служило в 
явный ущерб Александре Николаевне... Александра Николаевна, прожившая под кровом 
сестры большую часть своей жизни, положительно мучила ее своим тяжелым, 
строптивым характером и внесла немало огорчений и разлада в семейный обиход... 
Александра Николаевна принадлежала к многочисленной плеяде восторженных 
поклонниц поэта: совместная жизнь, увядшая молодость, не пригретая любовью, 
незаметно для нее самой могли переродить родственное сближение в более пылкое 
чувство.
      А. П. АРАПОВА.  Новое Время,  1907, • 11413, иллюстр. прилож., стр. 6.

      Воротившись в Петербург, Пушкин уверял, что он очень скучал в деревне и 
поэтому воротился раньше. Ольга  (сестра Пушкина)  утверждает, что он очень 
сильно ухаживает за своею свояченицею Александрой и что его жена стала большою 
кокеткою.
      АННА НИК. ВУЛЬФ -- бар. Е.Н. ВРЕВСКОЙ, 12 февр. 1836 г., из Петербурга.  
П-н и его современники,  XXI -- XXII, 331.

      Александра Гончарова. Холодна, благоразумна (?). Кажется, что в последние 
годы Пушкин влюбился в нее.
      Кн. Е. А. ДОЛГОРУКАЯ (?).  Рассказы о Пушкчне, 60.

      Натали выезжает в свет больше, чем когда-либо, а муж ее с каждым днем 
становится все эгоистичнее и все скучнее.
      АННА НИК. ВУЛЬФ -- сестре бар. ЕВПР. НИК. ВРЕВСКОЙ, 9 марта 1836 г., из 
Петербурга.  П-н и его совр-ки.  XXI -- XXII, 330.

      В обхождении Пушкина была какая-то удивительная простота, выпрямлявшая 
человека и с первого раза установлявшая самые благородные отношения между 
собеседниками. Поэт Кольцов, введенный в общество петербургских литераторов, был 
поражен дружелюбною откровенностью приема, сделанного ему Пушкиным. С робостью 
явился он к знаменитому поэту и не встретил ни тени величавого благоволения, ни 
тени покровительственного тона. Пушкин крепко сжал руку Кольцова в своей руке и 
заговорил с ним, как с давним знакомым, как с равным себе.
      П. В. АННЕНКОВ.  Материалы,  157.

      Матери очень плохо, может быть, жить ей всего несколько дней. Отчаяние 
отца мучит меня свыше всякой меры: он не может сдержаться, рыдает около нее, -- 
это пугает ее и мучит. Я ему попробовала это сказать, -- он накричал на меня, он 
забыл, что ведь я -- я теряла мать. Право, не знаю, что делать: Александр  
(Пушкин)  является только изредка, так же, как и другие; я совсем одна с нею. 
Счастье, что Александр не уехал, как собирался: плохие дороги его напугали.
      О. С. ПАВЛИЩЕВА -- мужу, II марта 1836 г.  П-н и его совр-ки.  XXIII -- 
XXIV, 220 -- 221  (фр.).

      13 марта 1836 г. взято Пушкиным у Шишкина 650 руб. под залог шалей, 
жемчуга и серебра.
      Б. Л. МОДЗАЛЕВСКИЙ. Архив опеки над имуществом Пушкина.  П-н и его совр-
ки,  XIII, 98.

      "Современник" подготовляется и явится в свет в первых днях апреля. Теперь 
бедный Пушкин печально озабочен тяжкою и едва ли не смертельною болезнью матушки 
своей.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ -- И.И. ДМИТРИЕВУ, 15 марта 1836 г.  Рус. Арх.,  1868, 
стр. 646.

      Потом я его еще раз встретила с женою у родителей, незадолго до смерти 
матери и когда она уже не вставала с постели, которая стояла посреди комнаты, 
головами к окнам: они сидели рядом на маленьком диване у стены, и Надежда 
Осиповна смотрела на них ласково, с любовью, а Александр Сергеевич держал в руке 
конец боа своей жены и тихонько гладил его, как будто тем выражая ласку к жене и 
ласку к матери. Он при этом ничего не говорил. Наталья Николаевна была в 
папильотках: это было перед балом.
      А. П. КЕРН.  П-н и его совр-ки,  V, 151.

      Так как просьбы, с которыми мы к вам обращались много раз, всегда 
оставались без результата, мы принуждены повторить попытку, которая не может 
быть более докучною для вас, чем неприятною для нас. Из прилагаемого счета 
следует, что вы должны нам 1100 р. еще за поставки 1834 года. И приблизительно 
такую же сумму за поставки 1835 г. ...По настоящий день вы должны нам 2172 р. 90 
к., каковую сумму просим вас, если возможно, уплатить.
      Ф. БЕЛЛИЗАР (владелец французского книжного магазина в Петербурге) -- 
ПУШКИНУ, 24 марта 1836 г.  П-н и его совр-ки,  III, 116 (фр.).

       (А. Жобар, профессор Казанского университета, обиженный министром 
Уваровым, перевел на французский язык стихотворение Пушкина "На выздоровление 
Лукулла" и прислал свой перевод Пушкину). --  Я жалею, что напечатал пьесу, 
которую я написал в минуту дурного расположения духа. Ее опубликование вызвало 
неудовольствие лица  (царя),  мнение которого мне дорого и которому я не могу 
оказывать неуважение, если не хочу быть неблагодарным или сумасшедшим. Будьте 
добры, пожертвуйте удовольствием опубликовать ваш перевод -- мысли обязать 
вашего сотоварища. Не оживляйте с помощью вашего таланта произведения, которое 
без этого падет в забвение, которого заслуживает.
      ПУШКИН -- А. ЖОБАРУ, 24 марта 1836 г.

      Живо помню восторг Пушкина в то время, как прочитал он стихотворение 
Языкова к Давыдову, напечатанное в журнале. В первый раз увидел я тогда слезы на 
лице Пушкина. (Пушкин никогда не плакал; он сам о себе сказал в послании к 
Овидию: "суровый славянин, я слез не проливал, не понимаю их".)
      Н. В. ГОГОЛЬ. Выбран. места из переп. с друзьями.  Соч. Гоголя, изд. 15, 
Маркс,  VII, 185.

      Пушкин, когда прочитал следующие стихи из оды Державина к Храповицкому:
      За слова меня пусть гложет,
      За дела сатирик чтит, _
      сказал так: "Державин не совсем прав: слова поэта суть уже его дела".
      Н. В. ГОГОЛЬ. Выбр. места из переписки с друзьями, IV. О том, что такое 
слово.

       (Яким, бывший камердинер и повар Гоголя). --  Бывало, снег, дождь и 
слякоть, а они  (Пушкин)  в своей шинельке бегут сюда в Мещанскую. По целым 
ночам у барина просиживали, слушая, как наш-то читал им свои сочинения, либо 
читая ему свои стихи.
      По словам Якима, Пушкин, заходя к Гоголю и не заставая его, с досадою 
рылся в его бумагах, желая знать, что он написал нового. Он все твердил ему: 
"пишите, пишите!", а от его повестей хохотал и уходил от Гоголя всегда веселый в 
духе.
      Г. П. ДАНИЛЕВСКИЙ. Знакомство с Гоголем.  Сочинения.  Изд. 7, 1892, т. V, 
302.

      Пушкин признавал высокую образованность первым, существенным качеством 
всякого истинного писателя в России. Я сам слышал от Гоголя о том, как 
рассердился на него Пушкин за легкомысленный приговор Мольеру: "Пушкин, -- 
говорил Гоголь, -- дал мне порядочный выговор и крепко побранил за Мольера. Я 
сказал, что интрига у него почти одинакова и пружины схожи между собой. Тут он 
меня поймал и объяснил, что писатель, как Мольер, надобности не имеет в пружинах 
и интригах, что в великих писателях нечего смотреть на форму и что куда бы он ни 
положил добро свое, -- бери его, а не ломайся".
      П. В. АННЕНКОВ.  Материалы,  361.

      По словам Нащокина, Гоголь никогда не был близким человеком к Пушкину. 
Пушкин, радостно и приветливо встречавший всякое молодое дарование, принимал к 
себе Гоголя, оказывал ему покровительство, заботился о внимании к нему публики, 
хлопотал лично о постановке на сцену "Ревизора", одним словом, выводил Гоголя в 
люди. -- Нащокин, уважая талант Гоголя, не уважает его, как человека, 
противопоставляя его искание эффектов, самомнение -- простодушию и доброте, 
безыскусственности Пушкина.
      П. И. БАРТЕНЕВ.  Рассказы  о  Пушкине,  44.

      *Пушкин, нарезавши из бумаги ярлыков, писал на каждом по заглавию, о чем 
когда-либо потом ему хотелось припомнить. На одном писал "Русская изба", на 
другом: "Державин", на третьем имя тоже какого-нибудь замечательного предмета и 
т. д. Все эти ярлыки накладывал он целою кучею в вазу, которая стояла на его 
рабочем столе, и потом, когда случалось ему свободное время, он вынимал наудачу 
первый билет; при имени, на нем написанном, он вспоминал вдруг все, что у него 
соединялось в памяти с этим именем, и записывал о нем тут же, на том же билете, 
все, что знал. Из этого составились те статьи, которые печатались потом в 
посмертном издании и которые так интересны именно тем, что всякая мысль его там 
осталась живьем, как вышла из головы.
      Н. В. ГОГОЛЬ -- С. Т. АКСАКОВУ, 21 дек. 1844 г.  Письма под ред. Шенрока, 
т.  II, стр. 562.

      Пушкин всегда ездил на пожары и любил смотреть, как кошки ходят по 
раскаленной крыше. Пушкин говорил, что ничего нет смешнее этого вида.
      Пушкин был необыкновенно умен. Если он чего и не знал, то у него чутье 
было на все. И силы телесные были таковы, что их достало бы у него на девяносто 
лет жизни.
      Я уверен, что Пушкин бы совсем стал другой. И как переменился. Он хотел 
оставить Петербург и переехать в деревню; жена и родные уговорили остаться.
      Н. В. ГОГОЛЬ по записи неизвестной. Дневник.  Рус. Арх..  1902, I, 551, 
554.

      Кажется, за год до кончины своей Пушкин говорил одному из друзей своих: 
"Меня упрекают в изменчивости мнений. Может быть: ведь одни глупцы не 
переменяются".
      П. В. АННЕНКОВ.  Материалы,  152.

      Матушка моей жены  (Н. О. Пушкина)  скончалась в первый день светлого 
воскресения, в самую заутреню...  (29 марта).
      Н. И. ПАВЛИЩЕВ -- своей матери Л. М. ПАВЛИЩЕВОЙ. 9 апреля 1836 г.  Л. 
Павлищев,  416.

      У Пушкина умерла мать его, он все это время был в печальных заботах, а 
сегодня отправился в псковскую деревню, где будет погребена его мать.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ -- А. И. ТУРГЕНЕВУ, 8 апр. 1836 г.  Сборник Бартенева 
"Пушкин",  II, 63.

      Пушкин чрезвычайно был привязан к своей матери, которая, однако, 
предпочитала ему второго своего сына  (Льва),  и притом до такой степени, что 
каждый успех старшего делал ее к нему равнодушнее и вызывал с ее стороны 
сожаление, что успех этот не достался ее любимцу. Но последний год ее жизни, 
когда она была больна несколько месяцев, Александр Сергеевич ухаживал за нею с 
такою нежностью и уделял ей от малого своего состояния с такой охотой, что она 
узнала свою несправедливость и просила у него прощения, сознаваясь, что она не 
умела его ценить. Он сам привез ее тело в Святогорский монастырь, где она 
похоронена. После похорон он был чрезвычайно расстроен и жаловался на судьбу, 
что она и тут его не пощадила, дав ему такое короткое время пользоваться 
нежностью материнскою, которой до того времени он не знал. Между тем, как он сам 
мне рассказывал, нашлись люди в Петербурге, которые уверяли, что он при 
отпевании тела матери неприлично весел был.
      Бар. Е. Н. ВРЕВСКАЯ -- в заметке, бывшей в распоряжении М. И. Семевского.  
Русск. Вестник,  1869, • 11, 89.

      1  апреля 1836 г. --  Пушкина жестоко жмет цензура. Он жаловался на 
Крылова и просил себе другого цензора, в подмогу первому. Ему назначили 
Гаевского. Пушкин раскаивается, но поздно. Гаевский до того напуган гауптвахтой, 
на которой просидел восемь дней, что теперь сомневается, можно ли пропускать в 
печать известия, вроде того, что такой-то король скончался.
      А. В. НИКИТЕНКО, I, стр. 273.

      Пишу к вам из той стороны, "где вольные живали вы", где ровно тому десять 
лет пировали мы втроем -- вы, Вульф и я, где звучали наши стихи и бокалы с 
°мкой<1, где теперь вспоминаем мы вас -- и старину. Поклон вам от холмов 
Михайловского, от сеней Тригорского, от волн голубой Сороти, от Евпраксии 
Николаевны, некогда полувоздушной девы, ныне дебелой жены, в пятый раз уже 
брюхатой, и у которой я в гостях. Алексей Вульф здесь же, отставной студент и 
гусар, усатый агроном, тверской ловелас -- по-прежнему милый, но уже 
перешагнувший за тридцатый год. -- Пребывание мое в Пскове не так шумно и весело 
ныне, как во время моего заточения, во дни, как царствовал Александр; но оно так 
живо мне напомнило вас, что я не мог не написать вам несколько слов.
      ПУШКИН -- Н. М. ЯЗЫКОВУ, 14 апреля 1836 г., из Голубова.

      <1¦мкой называется то "слияние рома и вина", о котором говорит Пушкин в 
своем послании Языкову.  (Ак. Изд. соч. П-на, IV, с. 373).

      Милостивый государь Александр Сергеевич! Его сиятельство граф Александр 
Христофорович просит вас доставить к нему письмо, полученное вами от 
Кюхельбекера  (лицейский товарищ Пушкина, ссыльный декабрист),  и с тем вместе 
желает непременно знать, через кого вы его получили.
      А. Н. МОРДВИНОВ -- ПУШКИНУ, 27 апреля 1836 года.  Переп. Пушкина,  III, 
304.

      Спешу препроводить к вашему превосходительству полученное мною письмо. Мне 
вручено оное тому с неделю, по моему возвращению с прогулки, оно было просто 
отдано моим людям без всякого словесного препоручения неизвестно кем. Я полагал, 
что письмо доставлено мне с вашего ведома.
      ПУШКИН -- А. Н. МОРДВИНОВУ, 28 апреля 1836 года, Петербург.

      Я не видела Александра Пушкина после его возвращения из Михайловского, 
потому что он сейчас же уехал в Москву. Как вы находите его журнал 
("Современник")? Здесь он не пользуется большим успехом. А жена его уж на 
будущие барыши наняла дачу на Каменном острове еще вдвое дороже прошлогоднего.
      АН. Н. ВУЛЬФ -- П. А. ОСИПОВОЙ, 6 мая 1836 г., из Петербурга.  П-н и его 
совр-ки,  XXI -- XXII, 336.

      Пушкин одно время, очень непродолжительное, был журналистом. Но журнальное 
дело не было его делом. Срочная работа была не по нем. Он принялся за журнал 
вовсе не из литературных видов, а из экономических. Ему нужны были деньги, и он 
думал, что найдет их в журнале. Он обчелся и в литературном, и в денежном 
отношении. Пушкин тогда не был уже повелителем и кумиром двадцатых годов. По 
мере созревания и усиливающейся мужественности таланта своего, он соразмерно 
утрачивал чары, коими опаивал молодые поколения и критику. Пушкин не только не 
заботился о своем журнале с родительской нежностью, он почти пренебрегал им. 
Однажды прочел он мне свое новое поэтическое произведение. -- "Что же, -- 
спросил я, -- ты напечатаешь его в следующей книжке?" -- "Да, как бы не так, -- 
отвечал он, -- я не такой дурак: подписчиков баловать нечего. Нет, я приберегу 
стихотворение для нового тома сочинений моих".
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ.  Полн. собр. соч.,  II, 370.

      4 мая, Москва, у Нащокина -- против Старого Пимена, дом г-жи Ивановой. 
Путешествие мое было благополучно. 1-го мая переночевал я в Твери, а 2-го ночью 
приехал сюда. Я остановился у Нащокина. Жена его очень мила. Он счастлив и 
потолстел. Мы, разумеется, друг другу очень обрадовались и целый вчерашний день 
проболтали бог знает о чем.
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, 4 мая 1836 г., из Москвы.

      Мы с мужем квартировали тогда в Пименовском пер., в доме Ивановой. Пушкин 
во время своих приездов в Москву останавливался у нас. Для него была даже особая 
комната в верхнем этаже, рядом с кабинетом мужа. Она даже и называлась 
"Пушкинской". Муж мой имел обыкновение каждый вечер проводить в Английском 
клубе. На этот раз он сделал то же. Так как помещение клуба было недалеко от 
нашей квартиры, то Павел Войнович, уходя, спросил нас, что нам прислать из 
клуба. Мы попросили варенца и моченых яблок. Это были любимые кушанья поэта. 
Через несколько минут клубовский лакей принес просимое нами. Мы остались с 
Пушкиным вдвоем, и тотчас же между нами завязалась одушевленная беседа. Можно 
было подумать, что мы -- старые друзья, когда на самом деле мы виделись во 
второй раз в жизни. Впрочем, говорил больше Пушкин, а я только слушала. Он 
рассказывал о дружбе с Павлом Войновичем, об их молодых проказах, припоминал 
смешные эпизоды. Более привлекательного человека и более милого и интересного 
собеседника я никогда не встречала. В беседе с ним я не заметила, как пролетело 
время до 5 часов утра, когда мой муж вернулся из клуба.
      -- Ты соскучился небось с моей женой? -- спросил Павел Войнович, входя.
      -- Уезжай, пожалуйста, каждый вечер в клуб! -- ответил всегда любезный и 
находчивый поэт.
      -- Вижу, вижу. Ты уж ей насплетничал на меня?! -- сказал Павел Войнович.
      -- Было немножко... -- ответил Пушкин смеясь.
      В. А. НАЩОКИНА. Воспоминания.  Новое Время,  1898, • 8115.

      После женитьбы Нащокин вел жизнь уже не на цыганский лад, игру вел только 
в английском клубе, где от графа Мусина-Пушкина, проигравшего огромные суммы, на 
долю Нащокина достался порядочный куш. Тогда нанимается в приходе Старого Пимена 
прекрасный двухэтажный дом, мебель Гамбса, отличные обеды, вина и сигары первого 
сорта. Из прежних гостей остались только кн. Гагарин, артисты Московского 
театра, да приезжавшие из Петербурга или из-за границы иностранцы, которых он и 
угощал и дарил. Вьетану, например, он подарил скрипку, с которою знаменитый 
артист объехал всю Европу; В. А. Каратыгину устраивал овации, обед в английском 
клубе... Деньги он бросал и на добрые дела, и на глупости. Чего стоил ему один 
"Домик"! Предположив себе людей в размер среднего роста детских кукол, он, по 
этому масштабу, заказывал первым мастерам все принадлежности к этому дому: 
генеральские ботфорты на колодках делал лучший петербургский сапожник Пель; 
рояль в 7 1/2 октав -- Вирт: Вера Александровна палочками играла на нем 
всевозможные пьесы; мебель, раздвижной обеденный стол работал Гамбс; скатерти, 
салфетки, фарфоровую и хрустальную посуду, все, что потребно на 24 куверта, -- 
все делалось на лучших фабриках. Несколько измененное общество постоянно 
посещало радушного хозяина с утра до полудня, так как он на все вечера и на 
известные обеденные дни уезжал в английский клуб. Ему были приятелями все 
замечательные люди того времени: Д. В. Давыдов, Толстой (американец). Он знал 
множество анекдотов, и исторических, и частных, умел рассказывать их и сообщал 
Пушкину о курьезных новостях Москвы. Пушкина забавляли его сообщения. -- Но чем 
мог Нащокин привлекать к себе таких людей, как Пушкин, Гоголь, кн. Вяземский и 
др.? -- Умом. Да, умом необыкновенным, переполненным врожденной, природной 
логикой и здравым смыслом; а рассудок, несмотря на его страсть к игре, во всех 
остальных перипетиях жизни, -- рассудок царствовал в его умной голове и даже был 
полезен для других людей, обращавшихся к его совету или суду, при крайних 
столкновениях в жизни.
      Н. И. КУЛИКОВ. Воспоминания.  Рус. Стар.,  1880 дек. 993.

      Весной 1836 г. Пушкин приехал в Москву, Нащокина не было дома. Дорогого 
гостя приняла жена его. Рассказывая ей о недавней потере своей, Пушкин, между 
прочим, сказал, что, когда рыли могилу для его матери в Святогорском монастыре, 
он смотрел на работу могильщиков и, любуясь песчаным, сухим грунтом, вспомнил о 
Войныче (так он звал его иногда): "Если он умрет, непременно его надо похоронить 
тут; земля прекрасная, ни червей, ни сырости, ни глины, как покойно ему будет 
здесь лежать". -- Жена Нащокина очень опечалилась этим рассказом, так что сам 
Пушкин встревожился и всячески старался ее успокоить, подавая воды и пр.
      Пушкин несколько раз приглашал Нащокина к себе в Михайловское и имел 
твердое намерение совсем его туда переманить и зажить с ним вместе и оседло.
      Женку называл Бенкендорфом, потому, что она, подобно ему, имеет 
полицейское, усмиряющее и приводящее все в порядок влияние на желудок.
      П. И. БАРТЕНЕВ.  Рассказы о Пушкине,  49.

      Весной я поехал из Твери в деревню на два дня; вечером в Тверь приехал 
Пушкин. На всякий случай я оставил письмо, которое отвез ему мой секундант князь 
Козловский. Пушкин жалел, что не застал меня, извинялся и был очень любезен и 
разговорчив с Козловским. На другой день он уехал в Москву. На третий я вернулся 
в Тверь и с ужасом узнал, с кем я разъехался. Первой моей мыслью было, что он 
подумает, пожалуй, что я от него убежал. Тут мешкать было нечего. Я послал 
тотчас за почтовой тройкой и без оглядки поскакал прямо в Москву, куда приехал 
на рассвете, и велел вести себя прямо к П. В. Нащокину, у которого 
останавливался Пушкин. В доме все еще спали. Я вошел в гостиную и приказал 
человеку разбудить Пушкина. Через несколько минут он вышел ко мне в халате, 
заспанный и начал чистить необыкновенно длинные ногти. Первые взаимные 
приветствия были очень холодны. Он спросил меня, кто мой секундант. Я отвечал, 
что секундант мой остался в Твери, что в Москву я только приехал и хочу просить 
быть моим секундантом известного генерала князя Ф. Гагарина<1. Пушкин извинился, 
что заставил меня так долго дожидаться, и объявил, что его секундант П. В. 
Нащокин. Затем разговор несколько оживился, и мы начали говорить об начатом им 
издании "Современника". "Первый том был очень хорош, -- сказал Пушкин. -- Второй 
я постараюсь выпустить поскучнее: публику баловать не надо". Тут он рассмеялся, 
и беседа между нами пошла почти дружеская, до появления Нащокина. Павел Войнович 
явился в свою очередь заспанный, с взъерошенными волосами, и, глядя на мирный 
его лик, я невольно пришел к заключению, что никто из нас не ищет кровавой 
развязки, а что дело в том, как бы всем выпутаться из глупой истории, не уронив 
своего достоинства. Павел Войнович тотчас приступил к роли примирителя. Пушкин 
непременно хотел, чтоб я перед ним извинился. Обиженным он, впрочем, себя не 
считал, но ссылался на мое светское значение и как будто боялся компрометировать 
себя в обществе, если оставить без удовлетворения дело, получившее уже в 
небольшом кругу некоторую оглас


ку. Я с своей стороны объявил, что извиняться перед ним ни под каким видом не 
стану, так как я не виноват решительно ни в чем; что слова мои были 
перетолкованы превратно и сказаны в таком-то смысле. Спор продолжался довольно 
долго. Наконец, мне было предложено написать несколько слов Наталье Николаевне. 
На это я согласился, написал прекудрявое французское письмо, которое Пушкин взял 
и тотчас же протянул мне руку, после чего сделался чрезвычайно весел и 
дружелюбен. Это выказывает одну странную сторону его характера, а именно его 
пристрастие к светской молве, к светским отличиям, толкам и условиям. И тут, как 
и после, жена его была только невинным предлогом, а не причиной его взрывочного 
возмущения против судьбы. И, несмотря на то, он дорожил своим великосветским 
положением. Письмо же мое Пушкин, кажется, изорвал, так как оно никогда не дошло 
по своему адресу.
      Граф В. А. СОЛОГУБ. Из воспоминаний.  Рус. Арх.,  1865, стр. 752-753.

      <1Он меня спрашивал: кто мой секундант? -- "У меня нет, -- говорил я. -- А 
так как дуэль эта для вас важнее, чем для меня, потому что последствия у нас 
опаснее, чем самая драка, то я предлагаю вам выбрать и моего секунданта". Он не 
соглашался. Решили просить кн. Ф. Гагарина. Впрочем, разговор был дружелюбный. -
- "Неужели вы думаете, что мне весело стреляться? -- говорил Пушкин. -- Да что 
делать? j`ai le malheur d`etre un homine publique et vous savez que c`est pire 
que d`etre une femme publique". (Я имею несчастие быть публичным человеком, и, 
вы знаете, это еще хуже, чем быть публичной женщиной)  (фр.) (Гр. В. А. Сологуб. 
Записка. Б. Модзалевский. Пушкин, 375).

      Пушкин просил, чтобы я написал его жене. Я написал следующее  (по-
французски):  "Милостивая государыня! Я, конечно, не ожидал, что буду иметь 
честь писать вам. Дело в несчастной фразе, которую я произнес в припадке дурного 
расположения духа. Вопрос, с которым я к вам обратился, обозначал, что шалости 
молодой девушки не соответствуют достоинству царицы общества. Я был в отчаянии, 
что этим словам было придано значение, недостойное порядочного человека". Пушкин 
говорил, что это слишком...  (пропуск в рукописи Анненкова).  Письмо он желал, 
как доказательство в случае, что ему упрекать будут, что оскорбили его жену, и 
просил, чтоб в конце я просил у жены извинения. На это я долго не соглашался. 
Пушкин говорил: "Можно всегда просить извинения у женщины". Нащокин также 
уговаривал. Наконец, я приписал: "и прошу принять мои извинения", -- чему теперь 
душевно радуюсь. Пушкин мне подал руку и был очень доволен.
      Гp. В. А. СОЛОГУБ. Записка, бывшая в распоряжении Анненкова.  Б. 
Модзалевский. Пушкин,  376.

      П. В. Нащокин уладил ссору Пушкина с Сологубом, предотвратив дуэль.
      В. А. НАЩОКИНА.  Нов. Вр.,  1898, • 8115.

      Вот уже три дня, как я в Москве, и все еще ничего не сделал. Архива не 
видал, с книгопродавцами не сторговался, всех визитов не отдал, к Солнцевым  
(семья тетки)  на поклонение не бывал. Что прикажешь делать? Нащокин встает 
поздно, я с ним забалтываюсь -- глядь, обедать пора, а там ужинать, а там спать 
-- и день прошел. Вчера был у Дмитриева, у Орлова, Толстого, сегодня собираюсь к 
остальным. Про тебя, душа моя, идут кой-какие толки, которые не вполне доходят 
до меня, потому что мужья всегда последние в городе узнают про жен своих; однако 
ж видно, что ты кого-то  (царя)  довела до такого отчаяния своим кокетством и 
жестокостью, что он завел себе в утешение гарем из театральных воспитанниц. 
Нехорошо, мой ангел: скромность есть лучшее украшение вашего пола. Жду письма от 
тебя с нетерпением. Что твое брюхо, и что твои деньги? Я не раскаиваюсь в моем 
приезде в Москву, а тоска берет по Петербурге. На даче ли ты? Как ты с хозяином 
управилась? что дети? экое горе! Вижу, что непременно нужно иметь мне 80.000 
доходу. И буду их иметь. Недаром же пустился в журнальную спекуляцию -- а ведь 
это все равно, что золотарство: очищать русскую литературу есть чистить нужники 
и зависеть от полиции. Того и гляди, что... Черт их побери! У меня кровь в желчь 
превращается.
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, 5 мая 1836 г., из Москвы.

      Жизнь пребеспутная. Дома не сижу -- в архиве не роюсь. Сегодня еду во 
второй раз к Малиновскому. На днях обедал я у (М. Ф.) Орлова, у которого 
собрались Московские Наблюдатели. Орлов умный человек и очень добрый малый, но 
до него я как-то не охотник по старым нашим отношениям; Раевский (Ал.), который 
с прошлого раза казался мне приглупевшим, кажется, опять оживился и поумнел. 
Вчера ужинал у кн. Фед. Гагарина и возвратился в 4 часа утра -- в таком добром 
расположении, как бы с бала. Нащокин здесь одна моя отрада. Но он спит до 
полудня, а вечером едет в клуб, где играет до света.
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, 11 мая 1836 г., из Москвы.

      В архивах я был и принужден буду опять в них зарыться месяцев на шесть; 
что тогда с тобою будет? А тебя с собою, как тебе угодно, уж возьму. Жизнь моя в 
Москве степенная и порядочная. Сижу дома -- вижу только мужской пол. Пешком не 
хожу, не прыгаю -- и толстею. С литературой московской кокетничаю, как умею; но 
Наблюдатели меня не жалуют. Любит меня один Нащокин. Но тинтере  (карточная 
игра) --  мой соперник, и меня приносят ему в жертву. Все зовут меня обедать, а 
я всем отказываю. Начинаю думать о выезде. Ты уж, вероятно, в своем загородном 
болоте. Что-то дети мои и книги мои? Каково-то перевезла и перетащила тех и 
других? и как перетащила ты свое брюхо?
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, 14 мая 1836 г., из Москвы.

      У Щепкина  (М. С., знаменитого актера)  хранится лист бумаги, на котором 
великий художник Пушкин своею рукою написал следующее:
      (17 мая 1836 г., Москва). Записки актера Щепкина. Я родился в Курской 
губернии, Обоянского уезда, в селе Красном, что на речке Пенке...
      С. Т. АКСАКОВ. Несколько слов о М. С. Щепкине.  Записки и письма М. С. 
Щепкина.  М., 1864, стр. 5. Ср.  И. Н. Божерянов. Иллюстрир. история русск, 
театра,  т. I, вып. II, примеч., стр. 15.

      Пушкин, которого я видела в пятницу у Свербеевых, очаровал меня 
решительно... Мы вчера только возвратились из Нового Иерусалима... Нас было три 
дамы и вот сколько мужчин: Свербеев, Дюк  (Ал. Мих. Языков),  Павлов  (Н. Ф.),  
Хомяков, Андросов, Венелин  (Ю. И.),  Боборыкин, Скарятин... Пушкин, видно, не 
очень любит московских литераторов и отказался от поездки.
      Е. МИХ. ЯЗЫКОВА -- брату Н. М. ЯЗЫКОВУ (поэту), 19 мая 1836 г., из Москвы.  
"Искусство",  1928, кн. 1 -- 2,  изд. Гос. Ак. Худ. Наук,  стр. 158.

      У меня душа в пятки уходит, как вспомню, что я журналист. Будучи еще 
порядочным человеком, я получал уж полицейские выговоры и мне говорили: vous 
avez trompe//вы обманули  (фр.) //, и тому подобное. Что же теперь со мной 
будет? Мордвинов будет на меня смотреть, как на Фадея Булгарина и Николая 
Полевого, как на шпиона: черт догадал меня родиться в России с душою и талантом! 
Весело, нечего сказать.
      ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, 18 мая 1836 г., из Москвы.

      В нашей семье он положительно был, как родной. Мы проводили счастливые 
часы втроем в бесконечных беседах, сидя вечером у меня в комнате на турецком 
диване, поджавши под себя ноги. Я помещалась обыкновенно посредине, а по обеим 
сторонам мой муж и Пушкин в своем красном архалуке с зелеными клеточками. Я 
помню частые возгласы поэта: -- "Как я рад, что я у вас! Я здесь в своей родной 
семье!" -- Насколько Пушкин любил общество близких ему людей, настолько же не 
любил бывать на званых обедах в честь его. Он часто жаловался мне, что на этих 
обедах чувствовал себя стесненным, точно на параде; особенно неприятно было ему 
то, что все присутствовавшие обыкновенно ждали, что Пушкин скажет, как посмотрит 
и т. п.
      В. А. НАЩОКИНА.  Нов. Вр.,  1898, • 8115 -- 8122.

      Любя тихую домашнюю жизнь, Пушкин неохотно принимал приглашения, неохотно 
ездил на так называемые литературные вечера. Нащокин сам уговаривал его ездить 
на них, не желая, чтобы про него говорили, будто он его у себя удерживает... 
Нащокин и жена его с восторгом вспоминают о том удовольствии, какое они 
испытывали в сообществе и в беседах Пушкина. Он был душа, оживитель всякого 
разговора. Они вспоминают, как любил домоседничать, проводил целые часы на 
диване между ними; как они учили его играть в вист и как просиживали за вистом 
по целым дням; четвертым партнером была одна родственница Нащокина, невзрачная 
собою, над ней Пушкин любил подшучивать.
      П. И. БАРТЕНЕВ.  Рассказы о Пушкине,  33.

      К нам часто приезжала княжна Г., общая "кузина", как ее все называли, 
дурнушка, недалекая старая дева, воображавшая, что она неотразима. Пушкин 
жестоко пользовался ее слабостью и подсмеивался над нею. Когда "кузина" являлась 
к нам, он вздыхал, бросал на нее пламенные взоры, становился перед нею на 
колени, целовал ее руки и умолял окружающих оставить их вдвоем. "Кузина" млела 
от восторга и, сидя за картами (Пушкин неизменно садился рядом с ней), много раз 
в продолжение вечера роняла на пол платок, а Пушкин, подымая, каждый раз жал ей 
ногу.
      В. А. НАЩОКИНА.  Новое Время,  1898, • 8122.

      В пример милой веселости Пушкина Нащокин рассказал следующий случай. Они 
жили у Старого Пимена, в доме Иванова. Напротив их квартиры жил какой-то 
чиновник, рыжий и кривой, жена у этого чиновника была тоже рыжая и кривая, 
сынишка -- рыжий и кривой. Пушкин, для шуток вздумал волочиться за супругой и 
любовался, добившись того, что та стала воображать, будто действительно ему 
нравится, и начала кокетничать. Начались пересылки: кривой мальчик прихаживал от 
матушки узнать от Александра Сергеевича, который час и пр. Сама матушка с 
жеманством и принарядившись прохаживалась мимо окон, давая знаки Пушкину, на 
которые тот отвечал преуморительными знаками. Случилось, что приехал с Кавказа 
Лев Сергеевич и привез с собой красильный порошок, которым можно было совсем 
перекрасить волосы. Раз почтенные супруги куда-то отправились, остался один 
рыжий мальчик. Пушкин вздумал зазвать его и перекрасить. Нащокин, как сосед, 
которому за это пришлось бы иметь неприятности, уговорил удовольствоваться одним 
смехом.
      П. И. БАРТЕНЕВ.  Рассказы о Пушкине,  33.

      Вера Александровна Нащокина рассказала мне еще следующее о Пушкине. Когда 
Пушкин жил у них (в последний приезд его в Москву), она часто играла на гитаре, 
пела. К ним приходил тогда шут Еким Кириллович Загряцкий. Он певал песню, 
которая начиналась так:
      Двое сани с подрезами,
      Одни писаные;
      Дай балалайку, дай гудок.
      Пушкину очень понравилась эта песня; он переписал ее всю для себя своей 
рукою, и хотя вообще мало пел, но эту песню тянул с утра до вечера.
      П. И. БАРТЕНЕВ.  Рассказы о Пушкине,  46.

      К нам часто заходил некто З., из бедных дворян. Жалкий был человек, и 
нужда сделала из него шута. Пушкин любил его кривляния и песни. Время было 
такое. Особенно много поэт смеялся, когда тот пел:
      Двое саней с подрезами.
      Третьи писаные,
      Подъезжали ко цареву кабаку и т. д.
      "Как это выразительно! -- замечал Пушкин. -- Я так себе и представляю 
картину, как эти сани в морозный вечер, скрипя подрезами по крепкому снегу, 
подъезжают "ко цареву кабаку".
      В. А. НАЩОКИНА.  Новое Время,  1898, • 8122, иллюстр. прилож., стр. 7.

      Натура могучая, Пушкин и телесно был отлично сложен, строен, крепок, 
отличные ноги. В банях, куда езжал с Нащокиным тотчас по приезде в Москву, он, 
выпарившись на полке, бросался в ванну со льдом и потом уходил опять на полок. К 
концу жизни у него уже начала показываться лысина, и волосы его переставали 
виться.
      П. И. БАРТЕНЕВ.  Рассказы о Пушкине,  43.

      У Пушкина существовало великое множество всяких примет. Часто, собравшись 
ехать по какому-нибудь неотложному делу, он приказывал отпрягать тройку, уже 
поданную к подъезду, и откладывал необходимую поездку из-за того только, что 
кто-нибудь из домашних или прислуги вручал ему какую-нибудь забытую вещь вроде 
носового платка, часов и т. п. В этих случаях он ни шагу уже не делал из дома до 
тех пор, пока, по его мнению, не пройдет определенный срок, за пределами 
которого зловещая примета теряла силу.
      В. А. НАЩОКИНА,  Новое Время.  1898, • 8122.

      Удостоверяю, что подаренный мною А. А. Карзинкину старинный зеленого 
сафьяна с шитьем из шелка бумажник принадлежал в свое время А. С. Пушкину и 
перешел к моему покойному мужу, П. В. Нащокину, при следующих, насколько 
припоминаю, обстоятельствах. В мае 1836 г. Пушкин гостил у нас в Москве у церкви 
Старого Пимена. Мой муж всякий день почти играл в карты в Английском клубе и 
играл крайне несчастливо. Перед отъездом в Петербург Пушкин предложил однажды 
Павлу Войновичу этот бумажник, говоря: "Попробуй сыграть с ним на мое счастье". 
И как раз Павел Войнович выиграл в этот вечер тысяч пять. Пушкин тогда сказал: 
"Пускай этот бумажник будет всегда счастьем для тебя".
      В. А. НАЩОКИНА.  Русский Библиофил,  1916, • 8, стр. 71.

      Пушкин любил чай и пил его помногу, любил цыганское пение, особенно пение 
знаменитой в то время Тани, часто просил меня играть на фортепиано и слушал по 
целым часам. Любил также шутов, острые слова и карты. За зеленым столом он готов 
был просидеть хоть сутки. В картах ему не везло, и играл он дурно, отчего почти 
всегда был в проигрыше.
      Они часто острили с моим мужем наперебой друг с другом. Я была у обедни в 
церкви Старого Пимена, как называют ее в Москве в отличие от Нового Пимена, что 
близ Селезневской улицы. -- Где же Вера Александровна? -- спросил Пушкин у мужа. 
-- Она поехала к обедне. -- Куда? -- К Пимену. -- А зачем ты к Пимену пускаешь 
жену одну? -- Так я же пускаю к Старому Пимену, а не к молодому, -- ответил мой 
муж.
      Пушкина называли ревнивым мужем. Я этого не замечала. Знаю, что любовь его 
к жене была безгранична. Наталья Николаевна была его богом, которому он 
поклонялся, которому верил всем сердцем, и я убеждена, что он никогда даже 
мыслью, даже намеком на какое-либо подозрение не допускал оскорбить ее. Надо 
было видеть радость и счастье поэта, когда он получал письма от жены. Он весь 
сиял и осыпал их поцелуями. В одном ее письме каким-то образом оказалась 
булавка. Присутствие ее удивило Пушкина, и он воткнул эту булавку в отворот 
своего сюртука. В последние годы клевета и стесненность в средствах омрачали 
семейную жизнь поэта, однако мы в Москве видели его всегда неизменно веселым, 
как и в прежние годы, никогда не допускавшим никакой дурной мысли о своей жене. 
Он боготворил ее по-прежнему.
      В. А. НАЩОКИНА.  Новое Время,  1898, • 8122.

      Какой Пушкин был весельчак, добряк и острослов! Он говорил тенором, очень 
быстро, каламбурил и по-русски, и по-французски... Жена его была добрая, но 
легкомысленная. Ветер, ветер! Право, она какая-то, казалось мне, бесчувственная. 
Пушкин ее любил безумно.
      В. А. НАЩОКИНА по записи Н. ЕЖОВА,  Новое Время,  1899, • 8343. Перепеч. в  
Книге воспоминаний о Пушкине,  316.

      Пушкин не любил Вяземского, хотя не выражал того явно; он видел в нем 
человека безнравственного, ему досадно было, что тот волочился за его женой, 
впрочем, волочился просто из привычки светского человека отдавать долг 
красавице. Напротив, Вяземскую Пушкин любил.  (Примечание М. А. Цявловского:  
сообщение Нащокина о том, что Вяземский волочился за Н. Н. Пушкиной, неожиданно 
подтверждается поступившими в годы революции в Пушкинский Дом письмами кн. П. А. 
Вяземского к вдове поэта. Письма эти, как мне передавал летом 1924 г. Б. Л. 
Модзалевский, говорят о сильном увлечении князя Н. Н. Пушкиной.)
      Пушкин был человек самого многостороннего знания и огромной начитанности. 
Известный египтолог Гульянов, встретясь с ним у Нащокина, не мог надивиться, как 
много он знал даже по такому предмету, каково языковедение. Он изумлял Гульянова 
своими светлыми мыслями, меткими, верными замечаниями. Раз, Нащокин помнит, у 
них был разговор о всеобщем языке. Пушкин заметил, между прочим, что на всех 
языках в словах, означающих  свет, блеск,  слышится буква  л.  С. С. Мальцеву, 
отлично знавшему по-латыни, Пушкин стал объяснять Марциала, и тот не мог 
надивиться верности и меткости его замечаний. Красоты Марциала были ему 
понятнее, чем Мальцеву, изучавшему поэта.
      П. В. НАЩОКИН по записи БАРТЕНЕВА.  Рассказы о Пушкине,  стр. 28, 39, 78.

      Однажды Пушкин зашел к молодому классику Мальцеву и застал его над 
Петронием. Мальцов затруднялся понять какое-то место. Пушкин прочел и тотчас же 
объяснил ему его недоразумение.
      С. А. СОБОЛЕВСКИЙ по записи БАРТЕНЕВА.  Рус. Арх.,  1908, III, 591.

      Нащокин повторяет, что Пушкин был не только образованнейший, но и 
начитанный человек. Так, он очень хорошо помнит, как он почти постоянно держал 
при себе в карманах одну или две книги и в свободное время, затихнет ли 
разговор, разойдется ли общество, после обеда -- принимался за чтение. Читая 
Шекспира, он пленился его драмой "Мера за меру", хотел сперва перевести ее, но 
оставил это намерение, не надеясь, чтобы наши актеры, которыми он не был вообще 
доволен, умели разыграть ее. Вместо перевода, подобно своему Фаусту, он 
переделал Шекспирово создание в своем Анджело. Он именно говорил Нащокину: "Наши 
критики не обратили внимание на эту пьесу и думают, что это одно из слабых моих 
сочинений, тогда как ничего лучше я не написал".
      П. И. БАРТЕНЕВ.  Рассказы о П-не,  47.

      Пушкин хвалил Нащокину "Ревизора", особенно "Тараса Бульбу". О сей 
последней пьесе Пушкин рассказывал Нащокину, что описание степей внушил он. 
Пушкину какой-то знакомый господин (да; это было при мне. Стражинский.  
Примечание С. А. Соболевского)  очень живо описывал в разговоре степи. Пушкин 
дал случай Гоголю послушать и внушил ему вставить в "Бульбу" описание степи<1.
      П. И. БАРТЕНЕВ со слов П. В. НАЩОКИНА.  Рассказы о Пушкине,  45.

      <1Настоящая фамилия господина была Шаржинский. П. А. Кулиш сообщает: "Из 
его рассказов Гоголь заимствовал много красок для "Бульбы", напр.: степные 
пожары и лебеди, летящие в зареве по темному ночному небу, как красные платки"  
(Записки о жизни Гоголя, I, 145).

      Люди, близко знавшие Пушкина (Нащокин, кн. Вяземской, В. А. Жуковский), 
утверждали, что их друг, за что бы ни принялся, во всем был велик и гениален.
      П. И. БАРТЕНЕВ.  Рус. Арх.,  1899, II, 146.

      Никого не знала я умнее Пушкина. Ни Жуковский, ни князь Вяземский спорить 
с ним не могли, -- бывало, забьет их совершенно. Вяземский, которому очень не 
хотелось, чтоб Пушкин был его умнее, надуется и уже молчит, а Жуковский смеется: 
"Ты, брат, Пушкин, черт тебя знает, какой ты, -- ведь вот и чувствую, что вздор 
говоришь, а переспорить тебя не умею, так ты нас обоих в дураках и записываешь".
      Пушкин мне говорил: "У всякого есть ум, мне не скучно ни с кем, начиная с 
будочника и до царя". И действительно, он мог со всеми весело проводить время. 
Иногда с лакеями беседовал.
      А. О. СМИРНОВА-РОССЕТ по записи Я. П. ПОЛОНСКОГО.  Голос Минувшего,  1917, 
• II, 154.

      Будучи членом Академии Русской Словесности (жетоны академии он приваживал 
к Нащокину), Пушкин сильно добивался быть членом Академии Наук, но Уваров не 
допускал его, и это было одною из причин их неудовольствия.
      Ни наших университетов, ни наших театров Пушкин не любил. Не ценил 
Каратыгина, ниже Мочалова. С Сосницким был хорош.
      Пушкин был великодушен, щедр на деньги. Бедному он не подавал меньше 25 
рублей. Но он как будто старался быть скупее и любил показывать, будто он скуп.
      П. В. НАЩОКИН по записи БАРТЕНЕВА.  Рассказы о Пушкине,  43.

      Пушкин у нас здесь. Он много занимается своим Петром Великим.
      П. Я. ЧААДАЕВ -- А. И. ТУРГЕНЕВУ, 25 мая 1836 г., из Москвы.  Соч. и 
письма Чаадаева.  М_ 1914, т. I, стр. 191  (фр.).

      Последний раз Шевырев видел Пушкина весною 1836 г.; он останавливался у 
Нащокина, в Дегтярном переулке. В это посещение он сообщил Шевыреву, что 
занимается "Словом о полку Игореве", и сказал между прочим свое объяснение 
первых слов. Последнее свидание было в доме Шевырева; за ужином он превосходно 
читал русские песни.
      С. П. ШЕВЫРЕВ.  Л. Майков.  331.

      Помню, в последнее пребывание у нас в Москве Пушкин читал черновую 
"Русалки", а в тот вечер, когда он собирался уехать в Петербург, -- мы, конечно, 
и не подозревали, что уже больше никогда не увидим дорогого друга, -- он за 
прощальным ужином пролил на скатерть масло. Увидя это, Павел Войнович с досадой 
заметил:
      -- Эдакий неловкий! За что ни возьмешься, все роняешь!
      -- Ну, я на свою голову. Ничего... -- ответил Пушкин, которого, видимо, 
взволновала эта дурная примета.
      Благодаря этому маленькому приключению, Пушкин послал за тройкой (тогда 
ездили еще на перекладных) только после 12 часов ночи. По его мнению, несчастие, 
каким грозила примета, должно миновать по истечении дня... Последний ужин у нас, 
действительно, оказался прощальным...
      В. А. НАЩОКИНА.  Нов. Вр.,  1898, • 8115.

      Нащокин носил кольцо с бирюзою против насильственной смерти и в последний 
приезд Пушкина настоял, чтоб он принял от него такое же кольцо. Оно было 
заказано. Его долго не несли, и Пушкин не хотел уехать, не дождавшись его. 
Кольцо было принесено позднею ночью. По свидетельству Данзаса, кольца этого не 
было на Пушкине во время предсмертного поединка; но перед самою кончиною он 
велел подать ему шкатулку, вынул из нее бирюзовое кольцо и, подавая Данзасу, 
сказал: "от общего нашего друга".
      П. И. БАРТЕНЕВ со слов П. В. НАЩОКИНА.  Девятнадцатый Век,  I, 393.

      Пушкин взял с собой в Петербург моего меньшого брата Л. А. Нарского... В 
это путешествие случилось маленькое приключение: Нащокин утром другого дня по их 
отъезде на лестнице нашей квартиры нашел камердинера Пушкина спящим. На вопрос 
моего мужа, как он здесь очутился, тот объяснил, что Александр Сергеевич, 
кажется, в селе Всехсвятском, спихнул его с козел за то, что тот был пьян, и 
приказал ему отправиться к Нащокину, что тот и исполнил.
      По возвращении из Петербурга брат рассказывал, что Пушкин в путешествии 
никогда не дожидался на станциях, пока заложат ему лошадей, а шел по дороге 
вперед и не пропускал ни одного встречного мужика или бабы, чтобы не потолковать 
с ними о хозяйстве, о семье, о нуждах, особенно же любил вмешиваться в разговоры 
рабочих артелей. Народный язык он знал в совершенстве и чрезвычайно скоро умел 
располагать к себе крестьянскую серую толпу настолько, что мужики совершенно 
свободно говорили с ним обо всем.
      В. А. НАЩОКИНА. Воспоминания.  Новое Время,  1898, • 8122.

      Пушкин много и подолгу любил ходить; во время своих переездов по России 
нередко целую станцию проходил он пешком, а пройтись около 30 верст от 
Петербурга до Царского Села ему было нипочем.
      П. И. БАРТЕНЕВ.  Рус. Арх.,  1903, • 6, обложка,

      Я приехал к себе на дачу 23-го в полночь и на пороге узнал, что Наталья 
Николаевна благополучно родила дочь Наталью за несколько часов до моего приезда. 
Она спала. На другой день я ее поздравил и отдал вместо червонца твое ожерелье, 
от которого она в восхищении... Деньги, деньги! нужно их до зареза.
      Вот тебе анекдот о моем Сашке. Ему запрещают (не знаю зачем) просить, чего 
ему хочется. На днях говорит он своей тетке: Азя! дай мне чаю: я просить не 
буду.
      ПУШКИН -- П. В. НАЩОКИНУ, 27 мая 1836 г., из Петербурга.

      Наталья Николаевна родила, и Александр Сергеевич приехал опять несколько 
часов позже.
      Бар. Е. Н. ВРЕВСКАЯ -- бар. Б. А. ВРЕВСКОМУ.  П-н и его совр-ки,  XIX -- 
XX, 108.

      Пошли от меня один экземпляр "Современника" Белинскому (тихонько от 
Наблюдателей) и вели сказать ему, что очень жалею, что с ним не успел увидеться 
.
      ПУШКИН -- П. В. НАЩОКИНУ, 27 мая 1836 г., из Петербурга.

      Больше всего меня радуют доселе и будут радовать, как лучшее мое 
достояние, несколько приветливых слов, сказанных обо мне Пушкиным и, к счастью, 
дошедших до меня из верных источников.
      В. Г. БЕЛИНСКИЙ -- Н. В. ГОГОЛЮ, 20 апр. 1842 г. Белинский.  Письма,  II, 
310.

      Борис  (муж Вревской)  хлопочет. Пушкин ему не заплатил, а просил 
подождать, когда журнал ему выручит эти 2 тыс.: так это бог знает когда будет, а 
журнал его, говорят, не имеет большого успеха.
      Бар. Е. Н. ВРЕВСКАЯ -- А. Н. ВУЛЬФУ, 21 мая 1836 г.  П-н и его совр-ки,  
XIX -- XX, .107.

      Уже впоследствии, когда я была замужем и стала матерью, я добилась от 
старой нашей няни объяснения сохранившихся в памяти ее оговоров Александры 
Николаевны. Раз как-то Александра Николаевна заметила пропажу шейного креста, 
которым она очень дорожила. Всю прислугу поставили на ноги, чтобы его отыскать. 
Тщетно перешарив комнаты, уже отложили надежду, когда камердинер, постилая на 
ночь кровать Александра Сергеевича, -- это совпало с родами его жены, -- 
нечаянно вытряхнул искомый предмет. Этот случай должен был неминуемо породить 
много толков, и, хотя других данных обвинения няня не могла привести, она с 
убеждением повторила мне: "Как вы там ни объясняйте, а по-моему, -- грешна была 
тетенька перед вашей маменькой".
      А. П. АРАПОВА.  Нов. Время,  1907, • 11413, илл. прилож_ стр. 6.

      Что Пушкин был в связи с Александрой Николаевной, об этом положительно 
говорила мне княгиня Вера Федоровна  (Вяземская).
      П. И. БАРТЕНЕВ -- П. Е. ЩЕГОЛЕВУ. Щеголев П.Е.  Дуэль и смерть Пушкина,  
2-е изд., стр. 410.

      Александра была очень некрасивая, но весьма умная девушка. Еще до брака 
Пушкина на Nathalie, Alexandrine знала наизусть все стихотворения своего 
будущего зятя и была влюблена в него заочно. Вскоре после брака Пушкин сошелся с 
Александриною) и жил с нею. Факт этот не подлежит сомнению. Александрина 
сознавалась в этом г-же Полетике.
      Кн. А. В. ТРУБЕЦКОЙ. Рассказ об отношении Пушкина к Дантесу. П. Е. 
Щеголев.  Дуэль Пушкина,  2-е изд., стр. 404.

      От сына одного очень почтенного московского старожила я слышал, что 
Александра Николаевна одно время была известна в обществе под названием  
бледного ангела,  что опровергает слова кн. Трубецкого об ее некрасивости.
      А. И. КИРПИЧНИКОВ.  Русск. Стар.,  1901, т. 106, стр. 80.

       "Девица-кавалерист" Н. А. Дурова (Ал. Андр. Александров) приехала из 
Елабуги в Петербург устраивать издание своих "Записок", которыми очень 
интересовался Пушкин). 28 мая 1836 г.  "Что вы не остановились у меня, Александр 
Андреевич?" -- спрашивал меня Пушкин, приехав ко мне на третий день, -- вам 
здесь не так покойно; не угодно ли занять мою квартиру в городе?.. Я теперь живу 
на даче". -- "Много обязан вам, Александр Сергеевич! И очень охотно принимаю 
ваше предложение. У вас, верно, есть кто-нибудь при доме?" -- "Человек, один 
только; я теперь заеду туда, прикажу, чтоб приготовили вам комнаты". Он уехал, 
оставя меня очарованною обязательностью его поступков и тою честью, что буду 
жить у него.
       30 мая.  Сегодня принесли мне записку от Александра Сергеевича; он пишет, 
что прочитал мою рукопись, к этому присоединено множество похвал и заключил 
вопросом: переехала ли я на его квартиру, которая готова уже к принятию меня. Я 
послала узнать, можно ли уже переехать в дом, занимаемый А. С. Пушкиным? и 
получила очень забавный ответ: что квартира эта не только не в моей власти, но и 
не во власти самого Ал. Сергеевича; что, как он переехал на дачу и за наем 
расплатился совсем, то ее отдали уже другому.
       (Начало июня).  Александр Сергеевич приехал звать меня обедать к себе: -- 
из уважения к вашим провинциальным обычаям, -- сказал он усмехаясь, -- мы будем 
обедать в пять часов. -- "В пять часов?.. В котором же часу обедаете вы, когда 
нет надобности уважать провинциальных привычек?" -- В седьмом, осьмом, иногда в 
девятом... Пушкин уехал, сказав, что приедет за мною в три часа с половиною. С 
ужасом и содроганием отвратила я взор свой от места, где несчастные приняли 
достойно заслуженную ими казнь. Александр Сергеевич указал мне его  (место казни 
декабристов).  Каменный остров, где Пушкин нанимает дачу, показался мне 
прелестен. С нами вместе обедал друг Александра Сергеевича, г. Плетнев, да три 
дамы, родственницы жены его, сама она больна после родов и потому не выходила. 
За столом я имела случай заметить странность в моем любезном хозяине; у него 
четверо детей, старшая из них, девочка лет пяти, как мне показалось, сидела с 
нами за столом; друг Пушкина спросил ее: не раздумала ли она идти за него замуж? 
-- Нет, отвечало дитя, не раздумала. -- А за кого ты охотнее пойдешь, за меня 
или за папеньку? -- За тебя и за папеньку. -- Кого же ты больше любишь, меня или 
папеньку? -- Тебя больше люблю и папеньку больше люблю. -- Ну, а этого гостя, -- 
спросил Александр Сергеевич, указывая на меня, -- любишь? хочешь за него замуж? 
-- Девочка отвечала поспешно: "нет! нет!" При этом ответе я увидела, что Пушкин 
покраснел... неужели он думал, что я обижусь словами ребенка?.. Я стала 
говорить, чтоб прервать молчание, которое очень некстати наступило, и спросила 
ее: "как же это! гостя надобно бы больше любить!.." Дитя смотрело на меня 
недоверчиво и наконец стало кушать; тем кончилась эта маленькая интермедия. Но 
Александр Сергеевич!.. Отчего он покраснел?.. или это уже верх его деликатности, 
что даже и в шутку, даже от ребенка, не хотел бы он, чтоб я слышала что-нибудь 
не так вежливое! Или он имел странное понятие о всех живущих в уездных городах?
      АЛЕКСАНДРОВ. Год жизни в Петербурге, или Невыгоды третьего посещения. 
СПб., 1838, стр. 30 -- 32, 40 -- 44.

      Только в последних годах жизни теряет Пушкин ложный стыд и является в свет 
уже как писатель. Важные труды, принятые им на себя, и знаменитость самого имени 
освобождают его от предубеждения, отличавшего его молодые годы.
      П. В. АННЕНКОВ.  Материалы,  185.

      Накануне отъезда Гоголя, в 1836 г.  (6 июня)  за границу, Пушкин, по 
словам Якима  (гоголевского камердинера),  просидел у него в квартире, в доме 
каретника Иохима, на Мещанской, всю ночь напролет.
      Г. П. ДАНИЛЕВСКИЙ. Знакомство с Гоголем.  Сочинения,  7-е изд., т. V, стр. 
302.

      В июне 1836 г., когда Н. М. Смирнов уезжал за границу, Пушкин говаривал, 
что ему тоже очень бы хотелось, да денег нет. Смирнов его убеждал засесть в 
деревню, поработать побольше и приезжать к ним. Смирнов уверен был, что государь 
пустил бы его. Тогда уже, летом 1836 года, шли толки, что у Пушкина в семье что-
то неладно: две сестры, сплетни, и уже замечали волокитство Дантеса.
      АРК. О. РОССЕТ.  Рус. Арх.,  1882, I, 245.

       (Русские песни во французском переводе Пушкина).  Эту работу Пушкин 
сделал для меня одного, за несколько месяцев до своей смерти, на Каменном 
острове, где я провел много хороших минут.
      ЛЕВЕ-ВЕЙМАР -- ФЕЛЬЕ-де-КОНШ, 9 мая 1839 г.  Соч. Пушкина под ред. П. А. 
Ефремова,  т. VIII, 243  (фр.).

      Русские песни, переведенные Александром Пушкиным для его друга Л. де 
Веймара на Невских Островах, дача Бровольского (Brovolsky)  (Добровольского?) <1 
в июне 1836 г.
      ЛЕВЕ-ВЕЙМАР, надпись на рукописи пушкинского перевода  Соч. Пушкина под 
ред. П. А. Ефремова,  т. VIII, 243  (фр.).

      <1Сколько мы знаем, это -- единственное указание, какую именно дачу 
занимал Пушкин на Каменном острове в 1836 г.

      Пушкин никогда не бывал за границей... В разговоре с каким страданием во 
взгляде упоминал он о Лондоне и в особенности о Париже! С каким жаром отзывался 
он об удовольствии посещать знаменитых людей, великих ораторов, великих 
писателей!
      ПЕВЕ-ВЕЙМАР. Некролог Пушкина в "Journal des Debats".  Рус. Стар.,  1900, 
г. 101, стр. 78.

      На даче в Строгановом саду, направо с мосту, на берегу, жил граф Григорий 
Александрович Строганов; супругу его звали Юлия Петровна. Сам он был слепец. У 
них на даче, со стороны сада, на балконе часто можно было видеть А. С. Пушкина, 
беседовавшего со стариком... Фигура графа Григория с седыми вьющимися волосами, 
в бархатном длиннополом черном сюртуке, с добродушною улыбкою, невольно 
останавливала внимание гулявших в саду. Особенно когда вместе с ним был поэт. 
Пушкин считал старика Строганова своим другом.
      Н. М. КОЛМАКОВ. Очерки и воспоминания.  Рус. Старина,  1890, т. 70,  стр.  
671.

      Летом 1834 г. (?) графы Виельгорские наняли на островах Кочубееву дачу. 
Балкон дачи выходил на усаженное березами шоссе, которое вело от 
Каменноостровского моста вдоль реки к Елагину. Здесь я увидел картину, 
выступавшую из пределов действительности и возможную разве в "Обероне" 
Виланда... После обеда доложили, что две дамы, приехавшие верхами, желают 
поговорить с графами. "Знаю, -- весело сказал Виельгорский, -- они мне обещали 
заехать", и вышел со мной на балкон. На высоком коне, который не мог стоять на 
месте и нетерпеливо рыл копытом землю, грациозно покачивалась несравненная 
красавица, жена Пушкина; с нею были ее сестра и Дантес. Граф стал усердно 
приглашать их войти. "Некогда!" был ответ. Прекрасная женщина хлыстнула по 
лошади, и маленькая кавалькада галопом скрылась за березами аллеи. Это было 
словно какое-то идеальное видение! Тою же аллеею, зимою 1837 г., Пушкину суждено 
было отправляться на дуэль с Дантесом<1.
      (В. В. ЛЕНЦ). Приключения лифляндца в Петербурге.  Рус. Арх.,  1878, I, 
454.

      Неизвестно по каким причинам голландский посланник Геккерен усыновил 
Дантеса и объявил его своим наследником (в  мае -- июне 1836 г.).  Дантес 
возымел великий успех в обществе; дамы вырывали его одна у другой. В доме 
Пушкина он очутился своим человеком.
      (В. В. ЛЕНЦ). Приключения лифляндца в Петербурге.  Рус. Арх..  1878, I, 
454.

      <1Автор относит описываемую встречу к 1834 г. Но лето 1834 г. Наталья 
Николаевна провела в Калужской губ., да и вряд ли она в это время была знакома с 
Дантесом. Видеть описанное автор мог только в 1835 или 1836 году -- вернее, в 
1836-м: в этом году Пушкины нанимали дачу как раз на Каменном острове; в 1835-м 
же году жили на Черной речке.

      Пушкин часто бывал в обществе кавалергардов, и Т. В. Шлыкова, вспоминая 
про Пушкина, говаривала, что в театре встречала его постоянно с кавалергардами.
      П. И. БАРТЕНЕВ. Из записной книжки.  Рус. Арх.,  1912, II, 160.

      Здание Минеральных Вод только что было выстроено, и лучшая публика 
посещала их. Являлась сюда и царица Александра Федоровна утром для прогулок и 
вечером во время балов. Тут же было для царской фамилии и особое отделение 
комнат. Помню: на одном из балов был и А. С. Пушкин со своею красавицей-женой. 
Супруги невольно останавливали взоры всех. Бал кончался. Наталья Николаевна, в 
ожидании экипажа, стояла, прислонясь к колонне у входа, а военная молодежь, 
преимущественно из кавалергардов, окружала ее, рассыпаясь в любезностях. 
Несколько в сторону, около другой колонны, стоял в задумчивости Пушкин, не 
принимая ни малейшего участия в этом разговоре.
      Н. М. КОЛМАКОВ. Очерки и воспоминания.  Рус. Стар.,  1891, т. 70, стр. 
671.

      В течение нескольких лет Дантес ухаживал за Пушкиной. По-видимому, муж, 
имевший со своей стороны любовницу, ни о чем не догадывался.
      А. А. ЩЕРБИНИН. Из неизданных записок.  П-н и его совр-ки,  XV, 41.

      Где и как произошло знакомство Дантеса с Натальей Николаевной, я не знаю, 
но с первой встречи она произвела на него впечатление, не изгладившееся во всю 
его жизнь. Наталья Николаевна первое время не обращала никакого внимания на 
явное ухаживание Дантеса, привыкшего к легким победам, и это равнодушие, 
казавшееся ему напускным, только подзадаривало его. Тогда он принялся за 
систематическую атаку. Никто из молодежи не допускался в дом Пушкиных на 
интимную ногу. Чтоб иметь только случай встретить или хотя изредка взглянуть на 
Наталью Николаевну, Геккерен  (Дантес)  пускался на всякие ухищрения. Александра 
Николаевна рассказывала мне, что его осведомленность относительно их прогулок 
или выездов была прямо баснословна и служила темой постоянных шуток и догадок 
сестер. Раз даже дошло до пари. Как-то утром пришла внезапно мысль поехать в 
театр. Достав ложу, Александра Николаевна заметила: -- Ну, на этот раз Геккерен 
не будет! Сам не догадается, и никто подсказать не может. -- А тем не менее мы 
его увидим, -- возразила Екатерина Николаевна, -- всякий раз так бывает, давай 
пари держать! -- И на самом деле, не успели они занять свои места, как блестящий 
офицер, звеня шпорами, входил в партер.
      Этим неустанным преследованием он добился того, что Наталья Николаевна 
стала обращать на него внимание, а Екатерина Николаевна, хотя она и должна была 
понять, что ухаживания относятся к сестре, влюбилась в него, но пыталась скрыть 
это чувство до поры до времени.
      А. П. АРАПОВА.  Новое Время,  • 11416, стр. 6.

Первая
<<<<<: >>>>>:

---

новости мира::Поисковичёк:: Магазин рунета:: Базар в рунете:: Софт Ру:: Блог ЖЖ:: Анекдоты:: Миничат

сайт построен на хостинге Агава - лучшие цены, лучшее качество

Хостинг от uCoz