А.С. Пушкин


-- "Ну, а ведь вам подарили шубы?" -- спрашивал опять Пушкин и такими вопросами 
преследовал Свиньина довольно долго, представляя себя любопытствующим, тогда как 
знал, что речь о бессарабских приключениях была для Свиньина -- нож острый!
      Уважение Пушкина к поэтическому гению Мицкевича можно видеть из слов его, 
сказанных мне в 1828 году, когда и Мицкевич, и Пушкин жили оба уже в 
Петербурге... Невольно увлекшись в похвалы Мицкевичу, Пушкин сказал, между 
прочим: "Недавно Жуковский говорит мне: знаешь ли, брат, ведь он заткнет тебя за 
пояс. -- Ты не так говоришь, -- отвечал я: -- он уже  заткнул меня". --  У 
Пушкина был рукописный подстрочный перевод "Конрада Валенрода", потому что наш 
поэт, восхищенный красотами подлинника, хотел, в изъявление своей дружбы к 
Мицкевичу, перевести всего "Валенрода". Он сделал попытку, перевел начало, но 
увидел, как говорил он сам, что не  умеет  переводить, т. е. не умеет подчинить 
себя тяжелой работе переводчика.
      КС. А. ПОЛЕВОЙ. Записки, стр. 171 -- 174, 268, 273 -- 277.

      Однажды мой старый друг Мицкевич, переехавший из Москвы в Петербург на 
постоянное жительство, пригласил меня на обед в Екатерингофском вокзале. Я 
поехал. Войдя в зал, я застал уже там и амфитриона, и несколько человек гостей, 
из которых один, стоявший так, что на него падал свет, сразу же обратил на себя 
мое внимание сходством с портретом, который я незадолго до того видел у 
Ваньковича. Это был Пушкин. Мицкевич тотчас познакомил нас. Этот обед он давал 
своим московским друзьям, а заодно позвал и петербургских литераторов. Тут были: 
князь Вяземский, Дельвиг, Муханов, Полевой, приехавший на несколько дней из 
Москвы, и много других. Из поляков были только Францишек Малевский и я. Я не 
спускал глаз с Пушкина, сидевшего против меня. Небрежность его одежды, 
растрепанные (он немного был плешив) волосы и бакенбарды, искривленные в 
противоположные стороны подошвы и в особенности каблуки свидетельствовали не 
только о недостатке внимания к себе, но и о неряшестве. Мицкевич также не любил 
щегольства, но в небрежности его заметно было достоинство, благородство, что-то 
высокое. Цветом лица Пушкин отличался от остальных. Объяснялось это тем, что в 
его жилах текла арапская кровь Ганнибала, которая даже через несколько поколений 
примешала свою сажу к нашему славянскому молоку.
      Беседа была веселая, непринужденная. Очень мало говорили о науке, кое-что 
о литературе и поэзии, впрочем, без присущего литераторам злословия, немножко 
городских сплетен, больше о театре. С тем и разошлись после тонкого, со вкусом 
составленного обеда. С тех пор я часто встречал Пушкина. За исключением одного 
раза, на балу, никогда я его не видел в нестоптанных сапогах. Манер у него не 
было никаких. Вообще держал он себя так, что я никогда бы не догадался, что это 
Пушкин, что это дворянин древнего рода. В обхождении он был очень приветлив. 
Роста был небольшого; идя, неловко волочил ноги, и походка у него была 
неуклюжая. Все портреты его, в общем, похожи, но несколько приукрашены. Его речь 
отличалась плавностью, в ней часто мелькали грубые выражения. Когда мне 
случалось немножко побыть с ним, я неизменно чувствовал, что мне трудно было бы 
привязаться к нему, как к человеку. В то время вся столичная публика относилась 
к нему с необыкновенным энтузиазмом, восхищением, восторгом.
      Д-р СТАНИСЛАВ МОРАВСКИЙ. "Воспоминания",  Красная Газета,  1928, • 318  
(пол.).

      Демутов трактир до наших дней не сохранился, и петербуржец, проходя по 
набережной Мойки, мимо дома • 24, где красуется вывеска ресторана Донона, и не 
подозревает, что этот ресторан существует на месте Демутова трактира... Купец 
Демут приобрел сквозной участок с Мойки на Конюшенную улицу и в 1796 году 
построил на Конюшенной улице новый каменный, на сводах, дом. Гостиница Демут 
или, как ее тогда звали, трактир Демутов, была, особенно по тому времени, 
значительная, число номеров превышало несколько десятков... В трактире была и 
большая зала, в которой устраивали аукционы и концерты. В 1823 г. дом Демута 
перешел к метрдотелю Рекету, а с конца 20-х или начала 30-х годов стал 
принадлежать купцам Калугиным, сохраняя долгое время старое прозвище Демутов 
Трактир.
      П. ЗЕТ (П. Н. СТОЛПЯНСКИЙ). В старом Петербурге.  Новое Время,  1912, • 
12889.

      Ты ничего не пишешь мне о 2100 р., мною тебе должных, а пишешь о M-de 
Керн, которую с помощью божьей (...).
      ПУШКИН -- С. А. СОБОЛЕВСКОМУ, в конце карта 1828 г., из Петербурга.

      (Псковский помещик И. Е. Великопольский, мало даровитый поэт и страстный 
картежный игрок, выпустил в свет стихотворную "Сатиру на игроков", в которой 
живописал страшные последствия картежной игры. Пушкин напечатал в булгаринской 
"Северной Пчеле" "Послание к В., сочинителю Сатиры на игроков", где высмеивал 
проповедников, учащих свет тому, в чем сами грешны:
      Некто мой сосед,
      На игроков, как ты, однажды
      Сатиру злую написал
      И другу с жаром прочитал.
      Ему в ответ его приятель
      Взял карты, молча стасовал,
      Дал снять, и нравственный писатель
      Всю ночь, увы! понтировал.
      Тебе знаком ли сей проказник? и т. д.
      Великопольский написал стихотворный ответ Пушкину и отправил его Булгарину 
для помещения в "Северной Пчеле". Булгарин передал стихи Пушкину с запросом, 
согласен ли он на их напечатание.)
      Булгарин показал мне очень милые ваши стансы ко мне в ответ на мою шутку. 
Он сказал мне, что цензура не пропускает их, как личность, без моего согласия. К 
сожалению, я не могу согласиться:
      Глава Онегина втора
      Съезжала скромно на тузе _
      и ваше примечание -- конечно, личность и неприличность. И вся станса 
недостойна вашего пера. Мне кажется, что вы немножко мною недовольны. Правда ли? 
По крайней мере, отзывается чем-то горьким ваше последнее стихотворение. Неужели 
вы хотите со мною поссориться не на шутку и заставить меня, вашего миролюбивого 
друга, включить неприязненные строфы в восьмую главу Онегина? N.B. Я не 
проигрывал второй главы, а ее экземплярами заплатил свой долг, так точно, как вы 
заплатили мне свой -- родительскими алмазами и 35-ю томами энциклопедии. Что, 
если напечатать мне сие благонамеренное возражение? Но я надеюсь, что я не 
потерял вашего дружества и что мы при первом свидании мирно примемся за карты и 
за стихи.
      ПУШКИН -- И. Е. ВЕЛИКОПОЛЬСКОМУ, в конце марта -- начале апр. 1828 г., из 
Петербурга. <1

      <1По этому поводу Великопольский писал Булгарину: "А разве его ко мне 
послание не личность? В чем оного цель и содержание? Не в том ли, что сатирик на 
игроков сам игрок? Не в обнаружении ли частного случая, долженствовавшего 
остаться между нами? Почему же цензура полагает себя вправе пропускать личности 
на меня, не сказав ни слова, и не пропускает личности на Пушкина без его 
согласия?.. Пушкин, называя свое послание одною шуткою, моими стихами огорчается 
более, нежели сколько я мог предполагать. Он дает мне чувствовать, что 
следствием напечатания оных будет непримиримая вражда. Надеюсь, что он ко мне 
имеет довольно почтения, чтобы не предполагать во мне боязни".

      Сегодня праздник Преполовения, праздник в крепости. В хороший день Нева 
усеяна яликами, ботиками и катерами, которые перевозят народ. Сегодня и праздник 
ранее, и день холодный, и лед шел по Неве из Ладожского озера, т. е. не льдины, 
а льдинки, но однако же народу было довольно. Мы садились с Пушкиным в лодочку, 
две дамы сходят, и одна по-французски просит у нас позволения ехать с нами, от 
страха ехать одним. Мы, разумеется, позволяем. Что же выходит? Это была сводня с 
девкою. Сводня узнала Пушкина по портрету его, выставленному в Академии. И вот 
как русский бог подшутил над нашим набожным и поэтическим странствием. У 
пристани крепости расстались мы avec notre vile prose  (с нашей низкой прозой),  
у которой однако же Пушкин просил позволения быть в гостях, и пошли бродить по 
крепости и бродили часа два. Крестный ход обходит все стены крепости, и народ 
валит за ним... Много странного и мрачно и грозно-поэтического в этой прогулке 
по крепостным валам и по головам сидящих внизу в казематах. Мы с Пушкиным, 
встреча с девкою в розовом капоте, недавно приехавшей из Франкфурта, и прочее, и 
прочее, все это послужить может для любопытной главы в записках наших.
      Вчера немного восплясовали мы у Олениных. Ничего, потому что никого 
замечательного не было. Девица Оленина довольно бойкая штучка. Пушкин называет 
ее "драгунчиком" и за этим драгунчиком ухаживает.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ -- жене своей В. Ф. ВЯЗЕМСКОЙ, 18 апр. 1828 г.  Лит.-
худ. сборник "Красный Панорамы",  1929, ноябрь, стр. 48.

      Здесь Пушкин ведет жизнь самую рассеянную, и Петербург мог бы погубить 
его. Ратная жизнь переварит его и напитает воображение существенностью. До сей 
поры главная поэзия его заключалась в нем самом. Онегин хорош Пушкиным, но, как 
создание, оно слабо.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ -- А. И. ТУРГЕНЕВУ, 18 апр. 1828 г., из Петербурга.  
Арх. бр. Тургеневых,  вып. VI. Пг_ 1921, стр. 65.

      Вы говорите, что писатель Пушкин и князь Вяземский просят о дозволении 
следовать за главной императорской квартирой. Поверьте мне, любезный генерал, 
что, ввиду прежнего их поведения, как бы они ни старались выказать теперь свою 
преданность службе его величества, они не принадлежат к числу тех, на кого можно 
бы было в чем-нибудь положиться; точно также нельзя полагаться на людей, которые 
придерживались одинаких с ними принципов и число которых перестало увеличиваться 
лишь благодаря бдительности правительства.
      Вел. кн. КОНСТАНТИН ПАВЛОВИЧ -- А. X, БЕНКЕНДОРФУ, 14 апреля 1828 г., из 
Варшавы.  Рус. Арх.,  1884, II, 319  (фр.).

      Началась турецкая война. Пушкин пришел к Бенкендорфу проситься волонтером 
в армию. Бенкендорф отвечал ему, что государь строго запретил, чтобы в 
действующей армии находился кто-либо, не принадлежащий к ее составу, но при этом 
благосклонно предложил средство участвовать в походе: хотите, сказал он, я 
определю вас в мою канцелярию и возьму с собою? Пушкину предлагали служить в 
канцелярии 3-го Отделения!
      Н. В. ПУТЯТА Из записной книжки.  Рус. Арх.,  1899, 1, 351.

      В половине апреля 1828 года Пушкин обратился к А. X. Бенкендорфу с 
просьбою об исходатайствовании у государя милости к определению его в турецкую 
армию. Когда ген. Бенкендорф объявил Пушкину, что его величество не изъявил на 
это соизволения, Пушкин впал в болезненное отчаяние, сон и аппетит оставили его, 
желчь сильно разлилась в нем, и он опасно занемог.  (21 апреля, накануне 
заболевания, он написал Бенкендорфу письмо, в котором просился в Париж. 
Бенкендорф поручил автору, знакомому с Пушкиным, заехать к нему и его 
успокоить.)  Тронутый вестию о болезни поэта, я поспешил к нему. В этот час 
обыкновенно заезжал ко мне приятель мой, А. П. Бочков. -- "Едем вместе к 
Пушкину". -- "Очень рад", -- отвечал мой приятель, и мы отправились.
      Пушкин квартировал в трактире Демута, по канаве направо, в той части 
нумеров, которые обращены были окнами на двор, к северо-западу (теперь эти 
номера уже не существуют). Человек поэта встретил нас в передней словами, что 
Александр Сергеевич очень болен и никого не принимает.
      -- Кроме сожаления об его положении, мне необходимо сказать ему несколько 
слов. Доложи Александру Сергеевичу, что  Ивановский  хочет видеть его.
      Лишь только выговорил я эти слова, Пушкин произнес из своей комнаты:
      -- Андрей Андреевич, милости прошу!
      Мы нашли его в постели худого, с лицом и глазами, совершенно пожелтевшими.
      -- Правда ли, что вы заболели от отказа в определении вас в турецкую 
армию?
      -- Да, этот отказ имеет для меня обширный и тяжкий смысл, -- отвечал 
Пушкин. -- В отказе я вижу то, что видеть должно, -- немилость ко мне государя.
       (Автор убеждает Пушкина, что подозрения его несправедливы, что царь 
отказал ему, потому что его пришлось бы определять в войска юнкером, что царь не 
хочет подвергать опасности его, "царя скудного царства родной поэзии".)
      При этих словах Пушкин живо поднялся на постели, глаза и улыбка его 
заблистали жизнью и удовольствием; но он молчал, погруженный в глубину отрадной 
мысли. Я продолжал:
      -- Если б вы просили о присоединении вас к одной из походных канцелярий: 
Александра Христофоровича  (Бенкендорфа),  или графа К. В, Нессельроде, или П. 
И. Дибича -- это иное дело, весьма сбыточное, вовсе чуждое неодолимых 
препятствий.
      -- Ничего лучшего я не желал бы!.. И вы думаете, что это можно еще 
сделать? -- воскликнул он с обычным своим одушевлением.
      -- Конечно, можно.
      -- Вы не только вылечили и оживили меня, вы примирили с самим собою, со 
всем и раскрыли предо мною очаровательное будущее! Я уже вижу, сколько 
прекрасных вещей написали бы мы с вами под влиянием бусурманского неба для 
второй книжки вашего альбома "Альбома Северных Муз"!
       (Автор подает Пушкину мысль отправиться в кавказскую армию Паскевича.)
      --  Превосходная мысль! Об этом надо подумать! -- воскликнул Пушкин, 
очевидно оживший.
      -- Итак, теперь можно быть уверенным, что вы решительно отказались от 
намерения своего -- ехать в Париж?
      Здесь печально-угрюмое облако пробежало по его челу.
      -- Да, после неудачи моей я не знал, что делать мне с своею особою, и 
решился на просьбу о поездке в Париж.
      ...Мы обнялись.
      -- Мне отрадно повторить вам, что вы воскресили и тело, и душу мою!
      Товарищ мой, в первый раз увидевший Пушкина и зорко в эти минуты 
наблюдавший его, был поражен удивлением при очевидности столь раздражительной 
чувствительности поэта, так тяжко заболевшего от отказа в удовлетворении его 
желания и так мгновенно воскресшего от верных, гармонировавших с его 
восприимчивою душою представлений .
      А. А. ИВАНОВСКИЙ (чиновник III Отделения) "А. С. Пушкин. 21 и 23 апр. 1828 
г.".  Рус. Стар.,  1874, т. IX, стр. 394 -- 399.

      Неужели вы думаете, что Пушкин и князь Вяземский, действительно, 
руководствовались желанием служить его величеству, как верные подданные, когда 
они просили позволения следовать за главной императорской квартирой? Нет, не 
было ничего подобного; они уже так заявили себя и так нравственно испорчены, что 
не могли питать столь благородного чувства. Поверьте мне, что в своей просьбе 
они не имели другой цели, как найти новое поприще для распространения своих 
безнравственных принципов, которые доставили бы им в скором времени множество 
последователей среди молодых офицеров.
      Вел. кн. КОНСТАНТИН ПАВЛОВИЧ -- ген. А. X. БЕНКЕНДОРФУ, 27 апр. 1828 г., 
из Варшавы.  Рус. Арх.,  1884, II, 319  (фр.).

      С 1826 года я довольно часто встречался с Пушкиным в Москве и Петербурге, 
куда он скоро потом переселился. Он легко знакомился, сближался, особенно с 
молодыми людьми, вел, по-видимому, самую рассеянную жизнь, танцовал на балах, 
волочился за женщинами, играл в карты, участвовал в пирах тогдашней молодежи, 
посещал разные слои общества. Среди всех светских развлечений он порой бывал 
мрачен; в нем было заметно какое-то грустное беспокойствие, какое-то неравенство 
духа; казалось, он чем-то томился, куда-то порывался. По многим признакам я мог 
убедиться, что покровительство и опека императора Николая Павловича тяготили его 
и душили.
      Н. В. ПУТЯТА. Из записной книжки.  Рус. Арх.,  1899, II, 350.

      Пушкин читал своего Годунова, еще немногим известного, у Алексея 
Перовского. В числе слушателей был и Крылов. По окончании чтения, -- я стоял 
тогда возле Крылова, -- Пушкин подходит к нему и, добродушно смеясь, говорит: -- 
"Признайтесь, Иван Андреевич, что моя трагедия вам не нравится и на глаза ваши 
нехороша". -- "Почему же нехороша? -- отвечает он. -- А вот что я вам расскажу: 
проповедник в проповеди своей восхвалял божий мир и говорил, что все так 
создано, что лучше созданным быть не может. После проповеди подходит к нему 
горбатый: не грешно ли вам, пеняет он ему, насмехаться надо мною и в присутствии 
моем уверять, что в божьем создании все хорошо и все прекрасно? Посмотрите на 
меня". -- "Так что же, -- возражает проповедник, -- для горбатого и ты очень 
хорош". Пушкин расхохотался и обнял Крылова<1.
      П. А. ВЯЗЕМСКИЙ. Полн. собр. соч., т. I, 184.

      <1В письме к А. И. Тургеневу от 17 мая 1828 г.  ("А. С. Пушкин". Сборник 
Бартенева, т. II, 39)  Вяземский сообщает о чтении Пушкиным своей трагедии, но 
это чтение происходило у гр. Лаваль, и в числе присутствовавших Вяземский не 
упоминает Крылова. Он пишет, что слушал трагедию "несколько раз". А так как в 
20-х числах мая или в начале июня Вяземский уже уехал из Петербурга, то, 
очевидно, чтение у Перовского происходило раньше.

      Апреля 24. 1828. Вторник, Виделся с Пушкиным -- Алекс. Серг., и был 
разговор весьма замечательный... Пушкин пересматривал со мною весь мой разбор<2 
-- и со множеством мест согласился. "Чувствий -- у Баратынского, Языкова и 
Дельвига не найдете. Баратынский и Языков мои ученики -- я уж у них учиться не 
буду". (Вот голос самолюбия). Лакея сам Пушкин не защищает, это выражение  пышет 
бурно --  правда, что дурно.
      Б. М. ФЕДОРОВ. Из дневника.  Русский Библиофил,  1911, • 5, стр. 34.

      <2Разбор четвертой и пятой глав "Онегина" напечатан в • 1  С.-
Петербургского Зрителя за 1828 г.  В описании сна Татьяны Федоров находил 
неудачным выражение "косматый лакей" (о медведе) и по поводу стихов: "пышет 
бурно, в ней тайный жар, ей душно, дурно", -- замечает: "Дурно! Особенно --  
пышет бурно".

      Третьего дня провели мы вечер и ночь у Пушкина с Жуковским, Крыловым, 
Хомяковым, Мицкевичем, Плетневым и Николаем Мухановым. Мицкевич импровизировал 
на французской прозе и поразил нас, разумеется, не складом фраз своих, но силою, 
богатством и поэзией своих мыслей. Между прочим, он сравнивал мысли и чувства 
свои, которые нужно выражать ему на чужом языке, с младенцем, умершим во чреве 
матери, с пылающей лавой, кипящей под землей, не имея вулкана для своего 
извержения. Удивительное действие производит эта импровизация. Сам он был весь 
растревожен, и все мы слушали с трепетом и слезами.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ -- жене, 2 мая 1828 г., из Петербурга.  "Пушкин. 1834 
год".  Л., изд. Пушкинского общества, 1934, стр. 89.

      Был я у Олениной, праздновали день рождения старушки. У них очень добрый 
дом. Мы с Пушкиным играли в кошку и мышку, то есть волочились за Зубовой-
Щербатовой, сестрою покойницы Юсуповой, которая похожа на .кошку, и малюткой 
Олениной, которая мала и резва, как мышь.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ -- жене, 3 мая 1828 г. Лит.-худ.  сборник Кр. 
Панорамы,  1929, ноябрь, стр. 49.

      День 5 мая я окончил балом у наших Мещерских  (дочь Карамзина, Ек. Ник-на, 
только что вышла замуж за кн. Мещерского).  С девицей Олениной танцовал я по-
пурри и хвалил ее кокетство... Пушкин думает и хочет дать думать ей и другим, 
что он в нее влюблен, и вследствие моего по-пурри играет ревнивого. Зато вчера 
на балу у Авдулиных совершенно отбил он меня у Закревской, но я не ревновал.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ -- жене, 7 мая 1828 г.  Лит.-худ. сб. Кр. Панорамы,  
1929, ноябрь, стр. 49.

      Мая 6. 1828. Воскресенье. Ходил в Летнем Саду. Видел Пушкина, Плетнева и 
Вяземского. Пушкин взял под руку --  походите с нами,  и я ходил в саду. Вы 
здесь гуляете в качестве чиновника, а не в качестве наблюдателя и поэта (на мне 
орден). "У меня нет детей, а все (......). Не присылайте ко мне вашего журнала"  
(Федоров в то время издавал журнал: "Новая детская Библиотека").
      Б. М. ФЕДОРОВ. Из дневника.  Русский Библиофил.  1911, • 5, стр. 34.

       (1828 г.).  Пушкин Озерова не любил... Из всего Озерова затвердил он одно 
полустишье: "я Бренского не вижу". Во время одной из своих молодых страстей, это 
было весною, он почти ежедневно встречался в Летнем Саду с тогдашним кумиром 
своим. Если же в саду ее не было, он кидался ко мне или к Плетневу и жалобным 
голосом восклицал:
      Где Бренский?
      Я Бренского не вижу!
      Разумеется, с того времени и красавица пошла у нас под прозванием 
Бренской.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ. Полн. собр. соч., I, 58.

       (По поводу стихотворений "Город пышный" и "Ты и вы", написанных к. А. А. 
Олениной).  Несмотря на чувство, которое проглядывает в этих прелестных стихах, 
Пушкин никогда не говорил об Олениной с нежностью и однажды, рассуждав о 
маленьких ножках, сказал: "вот, напр., у ней вот какие маленькие ножки, да черт 
ли в них?" В другой раз, разговаривая со мною, он сказал: "Сегодня Крылов 
просил, чтобы я написал что-нибудь в ее альбом". -- "А вы что сказали?" -- 
спросила я. -- "А я сказал: ого!" В таком роде он часто выражался о предмете 
своих вздыханий.
      А. П. КЕРН.  Л. Майков,  252.

       (По поводу стихотворения "Ты и вы.").  Анна Алексеевна Оленина ошиблась, 
говоря Пушкину  вы,  и на другое воскресенье он привез эти стихи.
      А. А. ОЛЕНИНА. Заметка на собственноручной копии этого стихотворения.  
Рус. Стар.,  1890, т. 67, 398.

      С тех пор, как я себя помню, я помню себя в доме Олениных...
      У него я в первый раз видел Пушкина, влюбленного в дочь Оленина.
      Гр. В. А. СОЛОГУБ. Из воспоминаний,  Рус. Арх.,  1865, стр. 738.

      21-го ездил я с Мицкевичем вечером к Олениным в деревню в Приютино, верст 
за семнадцать. Там нашли мы и Пушкина с его любовными гримасами. Деревня 
довольно мила, особливо же для Петербурга: есть довольно движения в видах, 
возвышенная, вода, лес. Но зато комары делают из этого места сущий ад. Я никогда 
не видал подобного множества. Нельзя ни на минуту не махать руками поневоле 
пляшешь камаринскую. Я никак не мог бы прожить тут и день один. На другой я 
верно сошел бы с ума и проломил себе голову об стену. Мицкевич говорил, что это 
кровавый день. Пушкин был весь в прыщах и, осаждаемый комарами, нежно восклицал: 
сладко.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ -- жене, 21 мая 1828 г.  Лит.-худ. сб. Кр. Панорамы,  
1929, ноябрь, стр. 49.

      А. Н. Оленин был чрезвычайно общительный и гостеприимный человек. О 
количестве гостей, посещающих семейство Оленина, можно судить по тому, что на 
даче Алексея Николаевича, Приютино, за Пороховыми заводами, находилось 17 коров, 
а сливок никогда недоставало. Гостить у Олениных, особенно на даче, было очень 
привольно: для каждого отводилась особая комната, давалось все необходимое и 
затем объявляли: в 9 час. утра пьют чай, в 12 -- завтрак, в 4 часа обед, в 6 
часов полудничают, в 9 -- вечерний чай; для этого все гости созывались ударом в 
колокол; в остальное время дня и ночи каждый мог заниматься чем угодно: гулять, 
ездить верхом, стрелять в лесу из ружей, пистолетов и из лука, причем Алексей 
Николаевич показывал, как нужно натягивать тетиву. Как на даче, так и в 
Петербурге игра в карты у Олениных никогда почти не устраивалась, разве в каком-
нибудь исключительном случае: зато всегда, особенно при Алексее Николаевиче, 
велись очень оживленные разговоры. А. Н. Оленин никогда не просил гостей-
художников рисовать, а литераторов читать свои произведения.
      Ф. Г. СОЛНЦЕВ. Моя жизнь и худ.-археол. труды.  Рус. Стар..  1876, т. 15, 
610.

      Кружок Олениных состоял, с одной стороны, из представителей высшей 
аристократии, -- и писателей, художников и музыкантов -- с другой, никакого 
раздвоения в этом кружке не было; все жили дружно, весело, душа в душу; особенно 
весело проводил время оленинский кружок в Приютине, -- так называлась дача 
Елизаветы Марковны  (Олениной)  около Петербурга, за Охтой; дача эта отличалась 
прекрасным местоположением: барский дом стоял здесь над самою рекою и прудом, 
окаймленным дремучими лесами. Из забав была здесь особенно в ходу игра в шарады, 
которая в даровитой семье оленинского кружка являлась особенно интересною; 
особенно уморителен был в этой игре Крылов, когда он изображал героев своих 
басен. Между играми тут же часто читали молодые писатели свои произведения, а М. 
И. Глинка разыгрывал свои произведения.
      Семнадцати лет Анна Алексеевна была назначена фрейлиною к императрицам: 
Марии Федоровне и Елизавете Алексеевне; при дворе она считалась одною из 
выдающихся красавиц, выделяясь, кроме того, блестящим и игривым умом и особенною 
любовью ко всему изящному.
      П. М. УСТИМОВИЧ. А. А. Андро.  Рус. Стар.,  1890, т. 67, стр. 389.

      Подобно тому, как в черновых тетрадях южных Пушкин беспрестанно рисовал 
женские ножки в стременах и без стремян, так в той тетради, которою он 
пользовался в 1828 году, он беспрестанно чертил анаграмму имени и фамилии 
Олениной: Aninelo, Etenna, Aninelo рассыпаны в тетради. На одной странице нам 
попалась даже тщательно зачеркнутая, но все же поддающаяся разбору запись Annete 
Pouschkine.
      П. Е. ЩЕГОЛЕВ. Пушкин. Очерки. СПб., 1912, стр. 177.

      О Пушкине m-me Андро  (рожденная Оленина, Анна Алексеевна)  говорит, что 
он был замечательно остроумен и весел только в маленьком интимном кружке добрых 
знакомых; в большом же обществе он, по словам Анны Алексеевны, казался 
напыщенным -- желая привлечь внимание всех своими остротами и шутками. Он хотел 
"briller",//блестеть  (фр.) // -- пояснила мне Анна Алексеевна .
      П. М. УСТИМОВИЧ.  Рус. Стар,  1887, т. 55, стр. 129.

      Когда я был еще в младшем курсе лицея, весною 28 или 29 года (вернее 28), 
Пушкин однажды навестил нас. Мы следовали за ним тесной толпой, ловя каждое 
слово его. Пушкин был в черном сюртуке и белых летних панталонах. На лестнице 
оборвалась у него штрипка; он остановился, отстегнул ее и бросил на пол; я с 
намерением отстал и завладел этою драгоценностью, которая после долго хранилась 
у меня.
      Я. К. ГРОТ. Автобиографические заметки. Несколько данных к биографин Я. К. 
Грота, СПб., 1895, стр. 20.

      Шурин Александр заглядывает к нам, но или сидит букою, или на жизнь 
жалуется; Петербург проклинает, хочет то за границу, то к брату на Кавказ.
      Н. И. ПАВЛИЩЕВ (зять Пушкина) -- своей матери Л. М. ПАВЛИЩЕВОЙ, 1 июня 
1828 г. Л. Павлищев, 97.

       (В июне 1828 г. три дворовых человека отставного штабс-капитана Митькова 
подали петербургскому митрополиту Серафиму жалобу, что господин их развращает их 
в понятиях православной веры, прочитывая им некоторое развратное сочинение под 
заглавием "Гаврилиада". 4 июля Митьков был арестован.)
      Комиссия в заседании 25 июля... между прочим, положила... предоставить с.-
петербургскому генералу-губернатору, призвав Пушкина к себе, спросить: им ли 
была писана поэма Гаврилиада? В котором году? Имеет ли он у себя оную, и если 
имеет, то потребовать, чтоб он вручил ему свой экземпляр. Обязать Пушкина 
подпискою впредь подобных богохульных сочинений не писать под опасением строгого 
наказания.
      ВЫПИСКА ИЗ ЖУРНАЛА ЗАСЕДАНИЯ КОМИССИИ 25 июля 1828 г.  Дела III Отделения 
об А. С. Пушкине.  СПб., 1906, стр. 326.

      Слышу от Карамзиных жалобы на тебя, что ты пропал для них без вести, а 
несется один гул, что ты играешь не на живот, а на смерть. Правда ли?
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ -- ПУШКИНУ, 26 июля 1828 г.  Переп. Пушкина,  II, 69.

      С. Д. Полторацкий несколько раз просил у Пушкина писем к нему Рылеева, 
чтобы списать их. Пушкин все отказывался, обещаясь подарить ему самые письма. 
Раз за игрою Полторацкий ставил 1000 р. асс. и предлагал Пушкину против этой 
суммы поставить письма Рылеева. В первую минуту Пушкин было согласился, но 
тотчас же опомнился, воскликнув: "Какая гадость! Проиграть письма Рылеева в 
банк! Я подарю вам их!" Но Пушкин все откладывал исполнение своего обещания, так 
что Полторацкий решился как-то перехватить их у него и списал. После этого 
Пушкин все еще не отступался от намерения подарить их ему, но, как говорит 
Полторацкий, вероятно, все забывал.
      А. И. ГЕРЦЕН. Полярная Звезда на 1861 год. Лондон, 1861, стр. 33.  Цит. по 
Б. Модзалевскому. Письма.  Т. II. Гос. изд., 1927, стр. 248.

      Рассказывают, что в Петербурге Мицкевич застал Пушкина у одного общего 
знакомого за банком и что Пушкин очень замешался от неожиданной встречи с ним.
      М. А. МАКСИМОВИЧ по записи БАРТЕНЕВА.  Рус Арх.,  1898, II, 480.

      Я бывал у Пушкина и видел, как он играет, Пушкин меня гладил по головке и 
говорил: "Ты паинька, в карты не играешь и любовниц не водишь". На этих вечерах 
был Мицкевич, большой приятель Пушкина. Он и Соболевский тоже не играли.
      Н. Д. КИСЕЛЕВ по записи А. О. СМИРНОВОЙ. Смирнова.  Автобиография,  175.

      Иван Головин  (впоследствии известный публицист-эмигрант)  писал мне, что 
его брат Николай рассказал ему, что он случайно был свидетелем первой (?) 
встречи Адама Мицкевича и Пушкина. Их знакомство произошло за карточной игрой. 
Пушкин любил волнения, вызываемые выигрышем и проигрышем, тогда как Адам 
Мицкевич не имел никакой склонности к азартным играм. По словам Николая 
Головина, "у Пушкина была в полном разгаре игра в фараон, когда вошел Мицкевич и 
занял место за столом. Дело было летом. Пушкин, с засученными рукавами рубашки, 
погружал свои длинные ногти в ящик, полный золота, и редко ошибался в 
количестве, какое нужно было каждый раз захватить. В то же время он следил за 
игрою своими большими глазами, полными страсти. Мицкевич взял карту, поставил на 
нее пять рублей ассигнациями, несколько раз возобновил ставку и простился с 
обществом без какого-либо серьезного разговора".
      ВЛАДИСЛАВ МИЦКЕВИЧ. Ladislas Mickiewicz. Adam Mickiewicz, sa vie et son 
oeuvre. Paris, 1888, p. 81 -- 82.

      Ты прыгал бы и катался от смеха.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ -- ПУШКИНУ, 26 июля 1828 г.  Переп. Пушкина,  II, 69.

      Г. С.-Петербургский военный генерал-губернатор представляет, что г. Пушкин 
в допросе о поэме, известной под заглавием "Гаврилиада", решительно отвечал: что 
сия поэма писана не им, что он в первый раз видел ее в Лицее в 1815 или 1816 
году, и переписал ее, но не помнит, куда девал сей список, и что с того времени 
он не видал ее.
      Ген. П. В. ГОЛЕНИЩЕВ-КУТУЗОВ, .в авг. 1828 г.  Дела III Отдел.,  328.

      Пушкин учится английскому языку, а остальное время проводит на дачах.
      П. А. МУХАНОВ -- М. П. ПОГОДИНУ, 11 авг. 1828 г. Н. Барсуков. Жизнь и 
труды М. П. Погодина, II, 185. Ср. М. Цявловский.  Пушкин и его совр-ки,  вып. 
XVII -- XVIII, 70.

      По докладной вашего сиятельства записке о допросах, сделанных чиновнику 
10-го класса Пушкину, касательно поэмы, известной под заглавием "Гаврилиада", -- 
последовало высочайшее соизволение, чтобы вы, милостивый государь, поручили г. 
военному генерал-губернатору, дабы он, призвав снова Пушкина, спросил у него, от 
кого получил он в 15-м или 16-м году, как тот объявил, находясь в Лицее, 
упомянутую поэму, изъяснив, что открытие автора уничтожит всякое мнение по 
поводу обращающихся экземпляров сего сочинения под именем Пушкина: о последующем 
же донести его величеству.
      Секретное отношение статс-секретаря Н. А. МУРАВЬЕВА главнокомандующему в 
столице гр. П. А, ТОЛСТОМУ, 12 авг. 1828 г.  Дела III Отделения,  329.

      По уголовному делу, о кандидате 10-го класса Леопольдове, производившемуся 
и в Государственный Совет по порядку поступившему, замешан был известный 
стихотворец Александр Пушкин  (дело об отрывке из элегии "Андрей Шенье", 
озаглавленной кем-то "На 14 декабря").  Правительствующий сенат, освобождая его 
от суда и следствия силою всемилостивейшего манифеста 22 августа 1826 года, 
определил обязать подпискою, дабы впредь никаких своих творений без рассмотрения 
и пропуска цензуры не осмеливался выпускать в публику, под опасением строгого по 
законам взыскания. Таковое Положение Правительствующего Сената удостоено 
высочайшего утверждения. Но вместе с сим Государственный Совет признал нужным к 
означенному решению Сената присовокупить: чтобы по неприличному выражению 
Пушкина в ответах насчет происшествия 14 декабря 1825 года и по духу самого 
сочинения его, в октябре месяце того года напечатанного, поручено было иметь за 
ним в месте его жительства секретный надзор.
      Гр. В. п КОЧУБЕИ (председагель Госуд. Совета) -- графу П, А. ТОЛСТОМУ 
(главнокомандующему в столице), 13 августа 1828 года.  Дело III Отделения,  75. 
Ср. П-н и его совр-ки, XI, 49.

      Рукопись  ("Гаврилиады")  ходила между офицерами гусарского полка, но от 
кого из них именно я достал оную, я никак не упомню. Мой же список сжег я, 
вероятно, в 20-м году. Осмеливаюсь прибавить, что ни в одном из моих сочинений, 
даже из тех, в коих я наиболее раскаиваюсь, нет следов духа безверия или 
кощунства над религиею. Тем прискорбнее для меня мнение, приписывающее мне 
произведение жалкое и постыдное.
      10-го класса АЛЕКСАНДР ПУШКИН. Показание петербургскому военному 
губернатору 19 августа 1828 года,  Дела III Отделения,  332.

      Во исполнение высочайше утвержденного положения Государственного Совета  
(по делу об отрывке из "Андрея Шенье"),  известный стихотворец Пушкин обязан 
подпискою в том, чтоб он впредь никаких сочинений без рассмотрения и пропуска 
оных цензурою не выпускал в публику. Между тем учрежден за ним секретный со 
стороны полиции надзор.
      П. В. ГОЛЕНИЩЕВ-КУТУЗОВ (петерб. военный ген.-губернатор) -- гр. П. А. 
ТОЛСТОМУ (главнокомандующему в столице), 28 авг. 1828 г.  Дела III Отделения,  
80.

      Твое письмо застало меня посреди хлопот и неприятностей всякого рода... 
Пока Киселев и Полторацкий были здесь, я продолжал образ жизни, воспетый мною 
таким образом:
      А в ненастные дни собирались они часто,
      Гнули, ... их ..., от 50 на 100.
      И выигрывали, и отписывали мелом.
      Так в ненастные дни занимались они делом.
      Но теперь мы все разбрелись... Я пустился в свет, потому что бесприютен. 
Если б не твоя медная Венера  (Агр. Фед. Закревская),  то я бы с тоски умер, но 
она утешительно смешна и мила. Я ей пишу стихи, а она произвела меня в свои 
сводники (к чему влекли меня всегда и всегдашняя склонность, и нынешнее 
состояние моего Благонамеренного, о коем можно сказать то же, что было сказано о 
его печатном тезке: ей-ей, намеренье благое, да исполнение плохое).
      Ты зовешь меня в Пензу, а того и гляди что я поеду далее, "прямо, прямо на 
восток". Мне навязалась на шею преглупая шутка. До правительства дошла, наконец, 
Гаврилиада; приписывают ее мне; донесли на меня, и я, вероятно, отвечу за чужие 
проказы, если кн. Дм. Горчаков не явится с того света отстаивать права на свою 
собственность. Это да будет между нами. Все это не весело.
      ПУШКИН -- кн. П. А. ВЯЗЕМСКОМУ, 1 сент. 1828 г., из Петербурга.

      Закревская была очень хороша собой, что доказывает ее портрет, написанный 
Дау. Тетка моя изображена на нем в голубом бархатном платье александровского 
времени с короткой талией и в необыкновенных жемчугах. И, глядя на нее теперь, 
всякий скажет, что Закревская была смолоду красавица. Кроме того, она была 
бесспорно умная, острая женщина (немного легкая на слово), но это не мешало 
тому, чтоб Пушкин любил болтать с ней, читал ей свои произведения и считал ее 
другом.
      М. Ф. КАМЕНСКАЯ. Воспоминания.  Истор. Вестник,  1894, окт., стр. 94.

      Графиня Закревская была женщина умная, бойкая и имевшая немало 
приключений, которым была обязана, как говорили, своей красоте. Графиня вполне 
властвовала над своим мужем.
      Кн. АЛ. ВАС. МЕЩЕРСКИЙ. Воспоминания. Москва, 1901, стр. 135 -- 136.

      Я больше всего на свете боюсь порядочных женщин и возвышенных чувств. Да 
здравствуют гризетки, -- это и гораздо короче, и гораздо удобнее. Я не прихожу к 
вам оттого, что очень занят и могу выходить из дому лишь весьма поздно. Мне 
нужно бы было видеть тысячу людей, а между тем я их не вижу. -- Хотите, чтоб я 
говорил с вами откровенно? Быть может, я изящен и порядочен в моих писаниях, но 
сердце мое совсем вульгарно, и все наклонности у меня вполне мещанские. Я 
пресытился интригами, чувствами, перепиской и т. п. Я имею несчастие быть в 
связи с особой умной, болезненной и страстной, которая доводит меня до 
бешенства, хотя я ее и люблю всем сердцем. Этого более, чем достаточно для моих 
забот и моего темперамента. Вас ведь не рассердит моя откровенность, правда?
      ПУШКИН -- Е. М. ХИТРОВО (в 1828 году?).  Письма Пушкина к Хитрово,  33  
(фр.).

      Стихи "Как в ненастные дни" Пушкин написал у князя Голицына, во время 
карточной игры, мелом на рукаве. Пушкин очень любил карты и говорил, что это 
единственная его привязанность. Он был, как все игроки, суеверен, и раз, когда я 
попросила у него денег для одного бедного семейства, он, отдавая последние 
пятьдесят рублей, сказал: "счастье ваше, что я вчера проиграл".
      А. П. КЕРН. Воспоминания,  Л. Майков,  252.

      Пушкин, сказывают, поехал в деревню: теперь самое время случки его с 
музою: глубокая осень. Целое лето кружился он в вихре петербургской жизни, 
воспевал Закревскую; вот четыре стиха, которые дошли до меня:
      И мимо всех условий света
      Стремится до утраты сил,
      Как беззаконная комета
      В кругу расчисленном светил.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ -- А. И. ТУРГЕНЕВУ, 15 окт. 1828 г. Ост. Арх., III, 
179.

      Пушкин был необыкновенно впечатлителен и при этом имел потребность 
высказаться первому встретившемуся ему человеку, в котором предполагал 
сочувствия или который мог понять его. Так, я полагаю, рассказал он мне 
ходатайство свое у графа Бенкендорфа и разговор с государем  (осенью 1829 г., по 
возвращении с Кавказа, -- см. ниже).  Такую же необходимость имел он сообщать 
только что написанные им стихи. Однажды утром я заехал к нему в гостиницу 
Демута, и он тотчас начал читать мне свои великолепные стихи из "Египетских 
Ночей": "Чертог сиял" и пр. На вечере, в одном доме на островах, он подвел меня 
к окну и в виду Невы, озаряемой лунным светом, прочел наизусть своего 
"Утопленника" чрезвычайно выразительно. У меня на квартире читал он свои стихи; 
"Таи, таи свои мечты"  (Наперсник: "Твоих признаний, жалоб нежных"...)  и, по 
просьбе моей, тут же написал мне их на память.
      Н. В. ПУТЯТА. Из записной книжки.  Рус. Арх.,  1899, II, 352.

      Однажды Пушкин прислал мне французскую записку со своим кучером и 
дрожками. Содержание записки меня смутило, вот она:
      Когда я вчера подошел к одной даме, которая разговаривала с г. де-Лагрене  
(секретарь французского посольства),  он сказал ей достаточно громко, чтобы мне 
услышать: "прогоните его!" Будучи вынужден потребовать удовлетворения за эти 
слова, я прошу Вас, Милостивый Государь, не отказаться отправиться к г. де-
Лагрепе и переговорить с ним.
      Пушкин.
      Я тотчас сел на дрожки Пушкина и поехал к нему. Он с жаром и негодованием 
рассказал мне случай, утверждал, что точно слышал обидные для него слова, 
объяснил, что записка написана им в такой форме и так церемонно именно для того, 
чтобы я мог показать ее Лагрене, и настаивал на том, чтоб я требовал у него 
удовлетворения. Нечего было делать: я отправился к Лагрене, с которым был хорошо 
знаком, и показал ему записку. Лагрене, с видом удивления, отозвался, что он 
никогда не произносил приписываемых ему слов, что, вероятно, Пушкину дурно 
послышалось, что он не позволил бы себе ничего подобного, особенно в отношении к 
Пушкину, которого глубоко уважает, как знаменитого поэта России, и рассыпался в 
изъявлениях этого рода. Пользуясь таким настроением, я спросил у него, готов ли 
он повторить то же самое Пушкину. Он согласился, и мы тотчас отправились с ним к 
Ал. Сер-чу. Объяснение произошло в моем присутствии, противники подали руку друг 
другу, и дело тем кончилось<1.
      Н. В. ПУТЯТА. Из записной книжки.  Рус. Арх.,  1899, II, 353.

      <1На основании указания Бартенева  (Рус. Арх., 1903, кн. 10, обложка, с. 
3)  редакторы новейших изданий Пушкина приурочивают приведенную записку Пушкина 
к июлю -- октябрю 1828 г. или  к  январю -- марту 1829, причем записку помещают 
под 1829 г.  (Акад. изд., Венгеров).  Мы думаем, правильнее приурочить записку к 
первому из указанных сроков. Путята разъезжает "на дрожках". В начале 1829 г. 
Пушкин пробыл в Петербурге от 18 января до 9 марта. Навряд ли в эту пору можно 
было разъезжать на дрожках.

      11 -- 12 сент. 1828 г. Я видел Пушкина, который хочет ехать с матерью в 
Малинники, что мне весьма неприятно, ибо от того пострадает доброе имя и сестры, 
и матери, а сестре и других ради причин это вредно.
      Ал. H. ВУЛЬФ. Дневник,  Пушкин и его совр-ки,  XXI -- XXII, 9.

      В Костроме узнал я, что ты проигрываешь деньги Каратыгину. Дело нехорошее. 
По скверной погоде, я надеялся, что ты уже бросил карты и принялся за стихи.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ -- ПУШКИНУ, 18 сент. 1828 г.  Переп. Пушкина,  II, 76.

      Стихи Пушкина "К друзьям" -- просто дрянь. Этакими стихами никого не 
выхвалишь, никому не польстишь, и доказательством тонкого вкуса в ныне 
царствующем государе есть то, что он не позволил их напечатать.
      Н. М. ЯЗЫКОВ (поэт) -- А. М. ЯЗЫКОВУ, 20 сент. 1828 г. Истор. Вестн., 
1883, • 12, 527.

      Когда Пушкин решался быть любезным, то ничего не могло сравниться с 
блеском, остротой и увлекательностью его речи. В одном из таких настроений он, 
собравши нас в кружок, рассказал сказку про черта, который ездил на извозчике на 
Васильевский остров. Эту сказку с его же слов записал некто Титов. Пушкин был 
невыразимо мил, когда задавал себе тему угощать и занимать общество.
      А. П. КЕРН. Воспоминания.  Л. Майков.  241.

       (Рассказ "Уединенный домик на Васильевском Острове").  В строгом смысле 
это не продукт Тита Космократова, а А. С. Пушкина, мастерски рассказавшего всю 
эту чертовщину уединенного домика на Васильевском Острове, поздно вечером, у 
Карамзиных, к тайному трепету всех дам, и в том числе обожаемой тогда самим 
Пушкиным и всеми нами Екат. Никол., позже бывшей женою кн. П. И. Мещерского. 
Апокалипсическое число 666, игроки-черти, метавшие на карту сотнями душ, с 
рогами, зачесанные под  высокие  парики, -- честь всех этих вымыслов и главной 
нити рассказа принадлежит Пушкину. Сидевший в той же комнате Космократов 
подслушал; воротясь домой, не мог заснуть почти всю ночь и несколько времени 
спустя положил с памяти на бумагу. Не желая, однако, быть ослушником заповеди 
"не укради", пошел с тетрадью к Пушкину в гостиницу Демут, убедил его послушать 
от начала до конца, воспользовался многими, поныне очень памятными его 
поправками и потом, по настоятельному желанию Дельвига, отдал в "Северные 
Цветы".
      В. П. ТИТОВ (ТИТ КОСМОКРАТОВ) -- А. В. ГОЛОВНИНУ, 29 авг. 1879 г. Бар. А. 
И. Дельвиг. Мои воспоминания, т, I,158.

      Живо воспринимая добро, Пушкин, однако, как мне кажется, не увлекался им в 
женщинах; его гораздо более очаровывало в них остроумие, блеск и внешняя 
красота. Кокетливое желание ему понравиться не раз привлекало внимание поэта 
гораздо более, чем истинное и глубокое чувство, им внушенное. Сам он почти 
никогда не выражал чувств; он как бы стыдился их и в этом был сыном своего века. 
Острое, красное словцо, la repartie vive  (удачный ответ), --  вот что 
несказанно тешило его. Впрочем, Пушкин увлекался не одними остротами: ему, 
напр., очень понравилось однажды, когда я на его резкую выходку отвечала 
выговором: "Pourquoi vous attaquer а moi, qui suis si inoffensive?" И он 
повторял: "Comme cest reellement cela; si inoffensive!" //Зачем вы на меня 
нападаете, я так безобидна?.. Да, действительно: так безобидна!  (фр.) // 
Продолжая далее, он заметил: "Да, с вами невесело и ссориться: voilа votre 
cousine (Анна Николаевна Вульф), avec elle on trouve а qui sen prendre".//...вот 
ваша кузина... с ней быстро узнаешь, кто ты есть  (фр.) // Причина того, что 
Пушкин скорее очаровывался блеском, нежели достоинством и простотой в характере 
женщин, заключалась, конечно, в его невысоком о них мнении, бывшем совершенно в 
духе того времени. При этом мне пришла на память еще одна забавная сцена, 
разыгранная Пушкиным в квартире Дельвига, занимаемой мною с семейством по случаю 
отсутствия хозяев. Сестра его и я сидели у окна, читая книгу. Пушкин подсел ко 
мне и между прочими нежностями сказал: "Дайте ручку, cest si satin!" Я отвечала: 
"Satan!" //Она как атлас... Дьявол!  (фр.) (игра слов:  satin  (атлас) -- satan 
(дьявол)  звучат очень близко  друг к другу). // Тогда сестра поэта заметила, 
что не понимает, как можно отказывать просьбам Пушкина, и это так понравилось 
поэту, что он бросился перед нею на колени; в эту минуту входит Алексей Ник. 
Вульф и хлопает в ладоши... Сюда же можно отнести и отзыв поэта о постоянстве в 
любви, кото

рою он, казалось, всегда шутил, как и поцелуем руки; но это, по всей 
вероятности, было притворною данью веку... Однажды, говоря о женщине, которая 
его страстно любила, он сказал: "Et puis, vous savez qu`il n`y a rien de si 
insipide que la patience et la resignation".//И затем, вы знаете, нет ничего 
безвкуснее, чем терпение и самообречение  (фр.) //
      А. П. КЕРН. Воспоминания.  Л. Майков,  263 -- 264.

      Из всех времен года Пушкин любил более всего осень, и чем хуже она была, 
тем для него было лучше. Он говорил, что только осенью овладевал им бес 
стихотворства, и рассказывал по этому поводу, как была им написана "Полтава". 
Это было в Петербурге. Погода стояла отвратительная. Он уселся дома, писал целый 
день. Стихи ему грезились даже во сне, так что он ночью вскакивал с постели и 
записывал их впотьмах. Когда голод его прохватывал, он бежал в ближайший 
трактир, стихи преследовали его и туда, он ел на скорую руку, что попало, и 
убегал домой, чтоб записать то, что набралось у него на бегу и за обедом. Таким 
образом слагались у него сотни стихов в сутки. Иногда мысли, не укладывавшиеся в 
стихи, записывались им прозой. Но затем следовала отделка, при которой из 
набросков не оставалось и четвертой части. Я видел у него черновые листы, до 
того измаранные, что на них нельзя было ничего разобрать: над зачеркнутыми 
строками было по нескольку рядов зачеркнутых же строк, так что на бумаге не 
оставалось уже ни одного чистого места. Несмотря, однако ж, на такую работу, он 
кончил "Полтаву", помнится, в три недели.
      Он был склонен к движению и рассеянности. Когда было хорошо под небом, ему 
не сиделось под кровлей, и потому его любовь к осени, с ее вдохновительным на 
него влиянием, можно объяснить тем, что осень, с своими отвратительными 
спутницами, дождем, слякотью, туманами и нависшим до крыш свинцовым небом, 
держала его как бы под арестом, дома, где он сосредоточивался и давал свободу 
своему творческому бесу.
      М. В. ЮЗЕФОВИЧ. Воспоминания о Пушкине.  Рус. Арх.,  1880, III, 441.

      Недавно, заходя к Пушкину, застал я его пишущим новую поэму, взятую из 
истории Малороссии: донос Кочубея на Мазепу и похищение последним его дочери.
      АЛ. Н. ВУЛЬФ. Дневник, 4 -- 5 окт. 1828 г.  П-н и его совр-ки,  XXI -- 
XXII, 13.

      Полтаву написал я в несколько дней; далее не мог бы ею заниматься и бросил 
бы все.
      ПУШКИН -- П. А. ПЛЕТНЕВУ, окт. 1829 г.

      Был у Пушкина, который мне читал почти уже конченную свою поэму. Она будет 
под названием  Полтава,  потому что ни  Кочубеем,  ни  Мазепой  ее назвать 
нельзя по частным причинам.
      АЛ. Н. ВУЛЬФ. Дневник, 13 октября 1828 г.  П-н и его совр-ки,  XXI -- 
XXII, 15.

      Зимой  (осенью)  1828 года Пушкин писал "Полтаву", и, полный ее 
поэтических образов и гармонических стихов, часто входил ко мне в комнату, 
повторяя последний, написанный им стих; так он раз вошел, громко произнося:
      Ударил бой, Полтавский бой!
      Он это делал всегда, когда его занимал какой-нибудь стих, удавшийся ему 
или почему-нибудь запавший ему в душу. Он, напр., в Тригорском беспрестанно 
повторял:
      Обманет, не придет она!
      По отъезде отца и сестры из Петербурга я перешла на маленькую квартирку в 
том же доме, где жил Дельвиг, и была свидетельницей свидания его с Пушкиным. 
Последний, узнавши о приезде Дельвига (7  окт. 1828 г.),  тотчас приехал, быстро 
пробежал через двор и бросился в его объятия; они целовали друг у друга руки и, 
казалось, не могли наглядеться один на другого. Они всегда так встречались и 
прощались: была обаятельная прелесть в их встречах и расставаниях.
      Посещая меня, Пушкин рассказывал иногда о своих беседах с друзьями и 
однажды, встретив у меня Дельвига с женою, передал свой разговор с Крыловым, во 
время которого, между прочим, был спор о том, можно ли сказать: "бывывало". Кто-
то заметил, что можно даже сказать "бывывывало". -- "Очень можно, -- проговорил 
Крылов, -- да только этого и трезвому не выговорить". Рассказав это, Пушкин 
много шутил. Во время этих шуток ему попался под руку мой альбом, совершенный 
слепок с того уездной барышни альбома, который описал Пушкин в "Онегине", и он 
стал переводить в нем французские стихи на русский язык и русские на 
французский. Так несколько часов было проведено среди самых живых шуток, и я 
никогда не забуду его игривой веселости, его детского смеха, которым оглашались 
в тот день мои комнаты.
      А. П. КЕРН.  Л. Майков,  249 -- 253.

      Пушкин и Дельвиг всегда гордились тем преимуществом, что родились в 
Москве, утверждая, что тот из русских, кто не родился в Москве, не может быть 
судьею ни по части хорошего выговора на русском языке, ни по части выбора 
истинно-русских выражений. Вот почему Пушкин бесился, слыша, если кто про 
женщину скажет, "она тяжела" или даже "беременна", а не  брюхата, --  слово 
самое точное и на чистом русском языке обыкновенно употребляемое. Пушкин тоже 
терпеть не мог, когда про доктора говорили "он у нас пользует". Надобно просто 
"лечит".
      П. А. ПЛЕТНЕВ -- Я. К. ГРОТУ. Переписка Грота с Плетневым, III, 400.

      По записке комиссии от 28 августа, при коей препровождены были на 
высочайшее усмотрение ответы стихотворца Пушкина на вопросы, сделанные ему 
касательно известной поэмы Гаврилиады, его императорскому величеству угодно было 
собственноручно повелеть: "Г. Толстому призвать Пушкина к себе и сказать ему 
моим именем, что, зная лично Пушкина, я его слову верю. Но желаю, чтоб он помог 
правительству открыть, кто мог сочинить подобную мерзость и обидеть Пушкина, 
выпуская оную под его именем".
      Главнокомандующий в С.-Петербурге и Кронштадте, исполнив вышеупомянутую 
собственноручную его величества отметку, требовал от Пушкина: чтоб он, видя 
такое к себе благоснисхождение его величества, не отговаривался от объяснения 
истины и что Пушкин, по довольном молчании и размышлении, спрашивал: позволено 
ли будет ему написать прямо государю-императору, и, получив на сие 
удовлетворительный ответ, тут же написал к его величеству письмо и, запечатав 
оное, вручил графу Толстому. Комиссия положила, не раскрывая письма сего, 
представить оное его величеству, донося и о том, что графом Толстым комиссии 
сообщено.
      ПРОТОКОЛ ЗАСЕДАНИЯ КОМИССИИ 7 окт. 1828 г. Секретно.  Дела III Отделения,  
стр. 343.

      Пушкин сказал, что не может отвечать на допрос, но так как государь 
позволил ему писать к себе, то он просит, чтобы ему дали объясниться с самим 
царем. Пушкину дали бумаги, и он у самого губернатора написал письмо к царю. 
Вследствие этого письма государь прислал приказ прекратить преследование, ибо он 
сам знает, кто виновник этих стихов .
      П. В. НАЩОКИН по записи БАРТЕНЕВА. Рассказы о Пушкине, 42.

      Ссора между отцом и сыном  (Сергеем Львовичем и Александром Сергеевичем)  
длилась вплоть до 1828 г., когда они примирились, благодаря усилиям Дельвига и 
особенно тому обстоятельству, что Пушкин был уже освобожден от 
правительственного надзора и ласково принят, незадолго перед тем, молодым 
государем. Во второй раз (первый случай относится к 1815 г.) Сергей Львович 
искал сойтись с сыном, озадаченный его успехами и приобретенным положением между 
людьми.
      П. В. АННЕНКОВ. П-н в александр. эпоху, 274.

      18 окт. 1828 г.  (Алексей Вульф на квартире А. П. Керн с баронессой Соф. 
Мих. Дельвиг, женою поэта).  Мы были наедине, исключая несносной девки, 
пришедшей качать ребенка. Я не знал, что говорить, она, кажется, не менее моего 
была в замешательстве, видимо, мы не знали оба, с чего начать, -- вдруг явился 
тут Пушкин. Я почти был рад такому помешательству. Он пошутил, поправил 
несколько стихов, которые он отдает в Северные Цветы, и уехал. Мы начали 
говорить об нем; она уверяла, что его только издали любит, а не вблизи; я 
удивлялся и защищал его; наконец, она, приняв одно общее мнение его о женщинах 
за упрек ей, заплакала, говоря, что это ей тем больнее, что она его заслуживает. 
Странно было для меня положение быть наедине с женщиной, в которую я должен быть 
влюблен, плачущею о прежних своих грехах.
      АЛ. Н. ВУЛЬФ. Дневник.  Пушкин и его совр-ки,  XXI -- XXII, 17.

      19 октября 1828 г. СПб. Собрались на пепелище скотобратца курнофеиуса 
Тыркова (по прозвищу кирпичного бруса) 8 человек скотобратцев, а именно: Дельвиг 
-- Тося, Илличевский -- Олосенька, Яковлев -- Паяс, Корф -- дьячок-мордан, 
Стевен -- Швед, Тырков (смотри выше), Комовский -- лиса, Пушкин -- Француз 
(смесь обезианы с тигром<1):
      a) пели известный лицейский пэан Лето, знойна. N. В. Пушкин-Француз 
открыл, и согласил с ним соч. Олосенька, что должно вместо общеупотребительного 
"Лето знойно" петь, как выше означено, b) вели беседу, с) выпили вдоволь их 
здоровий, d) пели рефутацию г. Беранжера, е) пели песню о царе Соломоне, f) пели 
скотобратские куплеты прошедших шести годов, g) Олосенька в виде французского 
тамбура мажора утешал собравшихся, h) Тырковиус безмолвствовал, j) толковали о 
гимне ежегодном и негодовали на вдохновения скотобратцев, k) Паяс представлял 
восковую персону, l) и завидели на дворе час первый и стражу вторую, скотобратцы 
разошлись, пожелав доброго пути воспитаннику императорского лицея<2 Пушкину-
Французу иже написасию грамоту.  (Следуют собственноручные подписи перечисленных 
восьми друзей с их прозвищами в скобках, а в заключение, опять рукою Пушкина, -- 
его четверостишие):
      Усердно помолившись богу,
      Лицею прокричав  ура,
      Прощайте, братцы: мне в дорогу,
      А вам в постель уже пора.
      ПРОТОКОЛ ПРАЗДНОВАНИЯ ЛИЦЕЙСКОЙ ГОДОВЩИНЫ.  Пушкин и его совр-ки,  XIII, 
47.

      <1Так в 1812 г. называл французов ярый их ненавистник А. С. Шишков.

      <2Выражение "воспитаннику лицея" требует пояснение: Пушкин, уволенный от 
службы с 1824 года и, по недоброжелательству ли начальства или по своей 
беспечности, не имевший письменного вида, предъявлял, при частых своих 
переездах, лицейский аттестат, в котором был назван воспитанником. В.П.  
Гаевский. Празднование лиц. годовщин. Отеч. Зап., 1861, т. 139, стр. 36.
      Здесь мне очень весело. Соседи ездят смотреть на меня, как на собаку 
Мунито. На днях было сборище у одного соседа; я должен был туда приехать. Дети 
его родственницы, балованные ребятишки, хотели непременно туда же ехать; мать 
принесла им изюму и черносливу и думала тихонько от них убраться; но Петр 
Маркович  (отец А. П. Керн)  их взбудоражил; он к ним прибежал: "Дети, дети, 
мать вас обманывает! Не ешьте черносливу, поезжайте с нею; там будет Пушкин: он 
весь сахарный, а зад у него яблочный; его разрежут, и всем вам будет по 
кусочку". Дети разревелись: "Не хотим черносливу, хотим Пушкина!" Нечего делать: 
их повезли, и они сбежались ко мне облизываясь, но увидев, что я не сахарный, а 
кожаный, совсем опешили. -- Здесь очень много хорошеньких девчонок (или девиц, 
как приказывает звать Борис Михайлович); я с ними вожусь платонически, и от того 
толстею и поправляюсь в моем здоровьи.
      ПУШКИН -- бар. А. А. ДЕЛЬВИГУ, в сер. ноября .-1828 г., из Малинников.

      Дети, хотевшие не черносливу, а Пушкина, не кто иные, как дети Павла 
Ивановича Панафидина, женатого на Анне Ивановне, рожд. Вульф, владельца 
Михайловского (в Старицком уезде), именуемого ныне Курово-Покровским. Об этом 
читаем в воспоминаниях Анны Николаевны Панафидиной, внучки Павла Ивановича 
(рукопись): "Эпизод о малолетних избалованных детях одной помещицы касался моего 
отца (Ник. Павловича) и дядей (Ивана и Михаила)".
      С. А. ФЕССАЛОНИЦКИЙ. Пушкин в кругу старицких дворян.  Материалы Об-ва 
Изуч. Тверск. Края,  вып. 6, апр. 1928, стр. 12.

      Здесь мне очень весело, ибо я деревенскую жизнь очень люблю. Здесь думают, 
что я приехал набирать строфы в Онегина, и стращают мною ребят, как букою, а я 
езжу на пароме, играю в вист по восьми гривен роббер, и таким образом 
прилепляюсь к прелестям добродетели и гнушаюсь сетей порока.
      ПУШКИН -- бар. А. А. ДЕЛЬВИГУ, 26 ноября 1828 г., из Малинников.

      Город Петербург полагает отсутствие твое не бесцельным. Первый голос 
сомневается, точно ли ты без нужды уехал, не проигрыш ли какой был причиною, 
второй уверяет, что ты для материалов 7-й песни отправился; третий утверждает, 
что ты остепенился и в Торжке думаешь жениться; четвертый же догадывается, что 
ты составляешь авангард Олениных, которые собираются в Москву.
      Бар. А. А. ДЕЛЬВИГ -- ПУШКИНУ, 3 дек. 1828 г.  Переп. Пушнина,  II, 82.

      Здесь  (в Москве)  Александр Пушкин, я его совсем не ожидал. Он привез 
славную новую поэму Мазепу. Приехал он недели на три, как сказывает; еще ни в 
кого не влюбился, а старые любви его немного отшатнулись. Вчера должен он был 
быть у Корсаковой; не знаю еще, как была встреча. Я его все подзываю с собою в 
Пензу; он не прочь, но не надеюсь, тем более, что к тому времени, вероятно, он 
влюбится. Он вовсе не переменился, хотя, кажется, не так весел.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ -- А. И. ТУРГЕНЕВУ, 12 дек. 1828 г., из Москвы, Собр. 
соч. кн. П. П. Вяземского, 518.

      В первый раз Пушкин читал нам "Полтаву" в Москве у Сергея Киселева при 
Американце Толстом, сыне Башилова, который за обедом нарезался и которого во 
время чтения вырвало чуть ли не на Толстого.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ. Полн. собр. соч., X, 3.

      К Пушкину. -- Написал "Чернь". -- Отдал Мазепу переписать для государя. -- 
Слушал его восклицания за буйными рассказами Голохвастова.
      М. П. ПОГОДИН. Дневник, 16 дек. 1828 г.  Пушкин и его с-ки,  XIX -- XX, 
92.

       Удивительно  было свойство Александра Пушкина (в такой степени а mille 
lieus//на тысячу лье  (фр.) // мне ни в ком из людей, чем бы то ни было 
знаменитых -- неизвестное):  совершенное отсутствие  зависти du 
metier//профессиональной  (фр.) // и милое, любезное, истинное и даже смешное 
желание видеть дарование во всяком начале, поощрять его словом и делом и 
радоваться ему.
      С. А. СОБОЛЕВСКИЙ -- М. Н. ЛОНГИНОВУ, 1855.  Пушкин и его с-ки,  XXXI -- 
XXXII, 40.

      В обращении Пушкин был добродушен, неизменен в своих чувствах к людям: 
часто в светских отношениях не смел отказаться от приглашения к какому-нибудь 
балу. Восприимчивость его была такова, что стоило ему что-либо прочесть, чтобы 
потом навсегда помнить. Особенная страсть Пушкина была поощрять и хвалить труды 
своих близких друзей. Про Баратынского стихи при нем нельзя было и говорить 
ничего дурного... Будучи откровенен с друзьями своими, не скрывая своих 
литературных трудов и планов, радушно сообщая о своих занятиях людям, 
интересующимся поэзией, Пушкин терпеть не мог, когда с ним говорили о стихах его 
и просили что-нибудь прочесть в большом свете. У княгини Зинаиды Волконской 
бывали литературные собрания понедельничные; на одном из них пристали к Пушкину, 
чтобы прочесть. В досаде он прочел "Чернь" и, кончив, с сердцем сказал: "В 
другой раз не станут просить".
      С. П. ШЕВЫРЕВ по записи П. В. АННЕНКОВА.  Л. Майков,  331.

      Вообще Пушкин чрезвычайно редко читал свои произведения в большом 
обществе, отличаясь в этом отношении скромностью и даже застенчивостью. Он читал 
только людям более или менее близким, мнением которых дорожил и от которых 
надеялся услышать дельное замечание, а не безусловную похвалу, и при том читал 
как-нибудь невзначай.
      П. И. БАРТЕНЕВ,  Рус. Арх.,  1865, 391.

      Баратынский не был с Пушкиным искренен, завидовал ему, радовался клевете 
на него, думал ставить себя выше его глубокомыслием, чего Пушкин в простоте и 
высоте своей не замечал.
      П. В. НАЩОКИН по записи БАРТЕНЕВА. Рассказы о Пушкине, 28.

      "Я всякий раз чувствую жестокое угрызение совести, -- сказал мне однажды 
Пушкин в откровенном со мною разговоре, -- когда вспоминаю, что я, может быть, 
первый из русских начал  торговать  поэзией. Я, конечно, выгодно продал свой  
Бахчисарайский Фонтан  и  Евгения Онегина,  но к чему это поведет нашу поэзию, а 
может быть, и всю нашу литературу? Уж, конечно, не к добру. Признаюсь, я завидую 
Державину, Дмитриеву, Карамзину: они бескорыстно и безукоризненно для совести 
подвизались на благородном своем поприще, на поприще словесности, а я?" -- Тут 
он тяжело вздохнул и замолчал.
      (С. Е. РАИЧ). Галатея, 1839, ч. IV, • 29, стр. 197<1.

      <1Раич был плохой поэт, но восторженный почитатель поэзии, считавший 
великим позором для поэта брать за свои произведения деньги. Однажды один 
издатель предложил ему гонорар за его стихи. Раич гордо поднял голову и ответил: 
"Я -- поэт и не продаю своих вдохновений!"

      Шевырев как был слаб перед всяким сильным влиянием нравственно, так был 
физически слаб перед вином, и как немного охмелеет, то сейчас растает и начнет 
говорить с любви, о согласии, братстве и о всякого рода сладостях: сначала, в 
молодости, и это у него выходило иногда хорошо, так что однажды Пушкин, слушая 
пьяного оратора, проповедующего довольно складно о любви, закричал: "Ах, 
Шевырев! Зачем ты не всегда пьян!"
      С. М. СОЛОВЬЕВ. Записки. Книг-во "Прометей" Н. Н. Михайлова, Пг., 1915, 
стр. 48.

      В 1828 году я часто встречался с Пушкиным и однажды предложил ему вписать 
что-нибудь из своих стихов в мой альбом. Он при мне же вписал известные стихи:  
Муза.  На вопрос мой: от чего эти пришли ему на память прежде всяких других? -- 
"Я их люблю, -- отвечал Пушкин, -- они отзываются стихами Батюшкова".
      Н. Д. ИВАНЧИН-ПИСАРЕВ, Альбомные памяти.  Москвитянин,  1842, • 3,147.

      К Пушкину. Бог всем дал орехи, а ему ядра. Слушал его суждения о 
Батюшкове.
      М. П. ПОГОДИН. Дневник, 22 дек. 1828 г.  Пушкин и его с-ка,  XIX -- XX, 
92.

      Пушкин поражен был красотою Н. Н. Гончаровой с зимы 1828 -- 1829 года. Он, 
как сам говорил, начал помышлять о женитьбе, желая покончить жизнь молодого 
человека и выйти из того положения, при котором какой-нибудь юноша мог трепать 
его по плечу на бале и звать в неприличное общество... Холостая жизнь и 
несоответствующее летам положение в свете надоели Пушкину с зимы 1828 -- 1829 г. 
Устраняя напускной цинизм самого Пушкина и судя по-человечески, следует 
полагать, что Пушкин влюбился не на шутку около начала 1829 г.
      Кн. ПАВ. П. ВЯЗЕМСКИЙ. Собр. соч., 520.

      Нат. Ник. Гончаровой только минуло шестнадцать лет, когда они впервые 
встретились с Пушкиным на балу в Москве. В белом воздушном платье, с золотым 
обручем на голове, она в этот знаменательный вечер поражала всех своей 
классической, царственной красотой. Ал. Сер. не мог оторвать от нее глаз. Слава 
его уж тогда прогремела на всю Россию. Он всюду являлся желанным гостем; толпы 
ценителей и восторженных поклонниц окружали его, ловя всякое слово, драгоценно 
сохраняя его в памяти. Наталья Николаевна была скромна до болезненности; при 
первом знакомстве их его знаменитость, властность, присущие гению, -- не то что 
сконфузили, а как-то придавили ее. Она стыдливо отвечала на восторженные фразы, 
но эта врожденная скромность только возвысила ее в глазах поэта.
      А. П. АРАПОВА (урожд. Ланская, дочь Нат. Ник-ны от второго брака). Н. Н. 
Пушкина-Ланская. Новое Время, 1907, •11409, стр. 7.

      Пушкин познакомился с семейством Н. Н. Гончаровой в 1828 году, когда 
будущей супруге его едва наступила шестнадцатая весна. Он был представлен ей на 
бале и тогда же сказал, что участь его будет навеки связана с молодой особой, 
обращавшей на себя общее внимание.
      П. В. АННЕНКОВ. Материалы, 270.

      Когда Пушкин принес стихи  (Е. Н. У-вой "Вы избалованы природой")  
матушке, они были без подписи; на вопрос матушки: зачем он не подписал своего 
имени, он ответил: "Так вы находите, что под стихами Пушкина нужна подпись? 
Проститесь с этим листком: он недостоин чести быть в вашем альбоме". И Пушкин 
уже был готов уничтожить его; тут началась борьба, кончившаяся тем, что 
драгоценный листок остался в руках матушки, совершенно измятый и с оторванным 
углом. Пушкин был побежден и должен был подписать свое имя под трофеем, который 
матушка еще держала обеими руками.
      Н. С. КИСЕЛЕВ (сын Ел. Ник. Ушаковой) по записи Л. Н. МАЙКОВА.  Л. Майков.  
371.

      Он что-то во все время был не совсем по себе. Не умею объяснить, ни 
угадать, что с ним было, mais il n`etait pas en verve (но  он не был в ударе).  
Постояннейшие его посещения были у Корсаковых и у цыганок; и в том и в другом 
месте видел я его редко, но видал с теми и другими и все не узнавал прежнего 
Пушкина.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ -- А. И. ТУРГЕНЕВУ, 9 янв. 1829 г. Собр. соч. кн. П. 
П. Вяземского, 518.

      Мария Ивановна Римская-Корсакова должна иметь почетное место в преданиях 
хлебосольной и гостеприимной Москвы. Она жила открытым домом, давала часто 
обеды, вечера, балы, маскарады, разные увеселения, зимою санные катания за 
городом, импровизированные завтраки. Красавицы-дочери ее, и особенно одна из 
них, намеками воспетая Пушкиным в Онегине<1, были душою и прелестью этих 
собраний. Сама Мария Ивановна была тип московской барыни в хорошем и лучшем 
значении этого слова. Старый век и новый век сливались в ней в разнообразной 
стройности и придавали личности ее особенное и привлекательное значение.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ. Заметка из воспоминаний. Полн. собр. соч., VII, 171.

      <1Александра Александровна Корсакова, в седьмой главе "Онегина"; "у ночи 
много звезд прелестных, красавиц много на Москве"...

      Здесь  (в Старице, Тверской губ.)  я нашел две молодых красавицы: Катиньку 
Вельяшеву, мою двоюродную сестру, в один год, который я ее не видал, из 14-
летнего ребенка расцветшую прекрасною девушкою, лицом, хотя не красавицею, но 
стройною, увлекательною в каждом движении, прелестною, как непорочность, милую и 
добродушную, как ее лета<1. Другая, Машенька Борисова, теперь тоже заслуживала 
мое внимание. Не будучи красавицею, она имела хорошенькие глазки и для меня 
весьма приятно картавила. Пушкин, бывший здесь осенью, очень ввел ее в славу<2. 
Первые два дня я провел очень приятно, слегка волочившись за двумя 
красавицами... В Крещение (6 янв. 1829 г.) приехал к нам в Старицу Пушкин. Он 
принес в наше общество немного разнообразия. Его светский блестящий ум очень 
приятен в обществе, особенно женском. С ним я заключил оборонительный и 
наступательный союз против красавиц, отчего его и прозвали сестры Мефистофелем, 
а меня Фаустом. Но Гретхен (Катин В. --  Катенька Вельяшева),  несмотря ни на 
советы Мефистофеля, ни на волокитство Фауста, осталась холодною: все старания 
были напрасны. Мы имели одно только удовольствие бесить Ивана Петровича  
(Вульфа, двоюродного брата Алексея Вульфа, тридцатилетнего местного помещика, 
влюбленного в Катеньку Вельяшеву)  ; образ мыслей наших оттого он назвал 
американским. -- Мне жаль, что из-за таких пустяков он, вероятно, теперь меня не 
очень жалует: он очень добрый и благородный малый. Если еще сведет нас бог, то я 
уже не стану волокитством его бесить.
      В Старице Машенька Борисова и Наталья Кознакова прошли у меня между 
пальцев. Дай бог мне быть впредь умнее, а то "дурно, дурно, брат Александр 
Андреевич", -- как говорил Пушкин.
      После праздников поехали все по деревням; я с Пушкиным, взяв по бутылке 
шампанского, которое морозили, держа на коленях, поехали к Павлу Ивановичу  
(Вульфу, одному из дядей Алексея). --  За обедом мы напоили люнелем, привезенным 
Пушкиным из Москвы, Фрициньку (гамбургскую красавицу, которую дядя привез из 
похода и после женился на ней), немку из Риги, полугувернантку, полуслужанку, 
обрученную невесту его управителя, и молодую, довольно смешную девочку, дочь 
прежнего берновского попа, тоже жившую под покровительством Фридерики. Я 
упоминаю об ней потому, что имел после довольно смешную с ней историю. Мы 
танцовали и дурачились с ними много, и молодая селянка вовсе не двухсмысленно 
показывала свою благосклонность ко мне. Это обратило мое внимание на нее, потому 
что прежде, в кругу первостатейных красавиц, я ее совсем и не заметил. Я 
вообразил себе, что очень легко можно будет с ней утешиться за неудачи с 
другими, почему через несколько дней, приехав опять в Павловское, я сделал 
посещение ей в роде графа Нулина, с тою только разницею, что не получил 
пощечины. -- В таких занятиях, в охоте и в поездках то в Берново, то к Петру 
Ивановичу  (другой дядя Алексея Вульфа)  или в Павловское, где вечера мы играли 
в вист, -- провел я еще с неделю до отъезда с Пушкиным в Петербург.
      АЛ. Н. ВУЛЬФ. Дневник.  Пушкин и его совр-ки,  XXI -- XXII.

      <1К ней обращено стихотворение Пушкина "Подъезжая под Ижоры".
      <2Ср. письмо Пушкина к Ал. Вульфу от 27 окт. 1828 г. из Малинников: 
"доношу вам, что Марья Васильевна Борисова есть цветок в пустыне, соловей в дичи 
лесной, перло в море и что я намерен на днях в нее влюбиться".

      В Старице, на семейном бале у тогдашнего старицкого исправника В. И. 
Вельяшева, я встретила в первый раз Пушкина. Я до этого времени ничего про 
Пушкина не слыхала, но он прямо бросился мне в глаза. Показался он мне 
иностранцем, танцует, ходит как-то по-особому, как-то особенно легко, как будто 
летает: весь какой-то воздушный, с большими ногтями на руках. -- "Это не 
русский?" -- спросила я у матери Вельяшева, Катерины Петровны. -- "Ах, матушка! 
Это Пушкин, сочинитель, прекрасные стихи пишет", -- отвечала она. Здесь мне не 
пришлось познакомиться с Александром Сергеевичем. Заметила я только, что Пушкин 
с другим молодым человеком постоянно вертелись около Кат. Вас. Вельяшевой. Она 
была очень миленькая девушка; особенно чудные у нее были глаза. Как говорили 
после, они старались не оставлять ее наедине с Алексеем Николаевичем Вульфом, 
который любил влюблять в себя молодых барышень и мучить их.
      Через два дня поехали мы в Павловское. Следом за нами к вечеру приехал и 
Ал.Серг-ч вместе с Ал. Н. Вульфом и пробыли в Павловском две недели. Тут мы с 
Александром Сергеевичем сошлись поближе. На другой день сели за обед. Подали 
картофельный клюквенный кисель. Я и вскрикнула на весь стол: -- "Ах, боже мой! 
Клюквенный кисель!" -- "Павел Иванович! Позвольте мне ее поцеловать!" -- 
проговорил Пушкин, вскочив со стула. -- "Ну, брат, это уж ее дело", -- отвечал 
тот. -- "Позвольте поцеловать вас", -- обратился он ко мне. -- "Я не намерена 
целовать вас", -- отвечала я, как вполне благовоспитанная барышня. -- "Ну, 
позвольте хоть в голову", -- и, взяв голову руками, пригнул и поцеловал. П. А. 
Осипова, вместе с своей семьей бывшая в одно время с Пушкиным в Малинниках или 
Бернове, высказала неудовольствие на то, что тут, наравне с ее дочерьми, 
вращается в обществе какая-то поповна. "Павел Иванович, -- говорила она, -- всем 
открывает в своем доме дорогу, вот какую-то поповну поставил на одной ноге с 
нашими дочерьми". Все это говорилось по-французски, я ничего и не знала, и 
только после уже Фредерика Ивановна  (жена хозяина. Пав. Ив. Вульфа)  рассказала 
мне все это. -- "Прасковья Александровна осталась очень недовольна, -- говорила 
она, -- но спасибо Александру Сергеевичу, он поддержал нас". Когда вслед за этим 
пошли мы к обеду, Ал. Серг-ч предложил одну руку мне, а другую дочери Прасковьи 
Александровны, Евпраксии Николаевне, бывшей в одних летах со мною. За столом он 
сел между нами и угощал с одинаковою ласковостью как меня, так и ее. Когда 
вечером начались танцы, то он стал танцовать с нами по очереди, -- протанцует с 
ней, потом со мною и т. д. Осипова рассердилась и уехала. Евпраксия Николаевна 
почему-то в этот день ходила с заплаканными глазами. Может быть, и потому, что 
Ал. С-ч после обеда вынес портрет какой-то женщины и восхвалял ее за красоту; 
все рассматривали его и хвалили. Может быть, и это тронуло ее, -- она на него 
все глаза проглядела. Вообще Ал.Серг. был со всеми всегда ласков, приветлив и

 в высшей степени прост в обращении. Часто вертелись мы с ним и в неурочное 
время. -- "Ну, Катерина Евграфовна, нельзя ли нам с вами для аппетита 
протанцовать вальс-казак". -- "Ну, вальс-казак-то мы с вами, Катерина 
Евграфовна, уж протанцуем!" -- говаривал он до обеда или во время обеда или 
ужина.
      Вставал он по утрам часов в девять-десять и прямо в спальне пил кофе, 
потом выходил в общие комнаты иногда с книгой в руках, хотя ни разу не читал 
стихов. После он обыкновенно или отправлялся к соседним помещикам, или, если 
оставался дома, играл с Павлом Ивановичем в шахматы. Павла Ивановича он за это 
время сам и выучил играть в шахматы, раньше он не умел, но только очень скоро 
тот стал его обыгрывать. Ал. С-ч сильно горячился при этом. Однажды он даже 
вскочил на стул и закричал: "Ну, разве можно так обыгрывать учителя?" А Павел 
Иванович начнет играть снова, да опять с первых же ходов и обыгрывает его. -- 
"Никогда не буду играть с вами... Это ни на что не похоже", -- загорячится 
обыкновенно при этом Пушкин.
      Много играл Пушкин также и в вист. По вечерам часто угощали Ал. С-ча 
клюквой, которую он особенно любил. Клюкву с сахаром обыкновенно ставили ему на 
блюдечке.
      Пушкин был очень красив: рот у него был очень прелестный, с тонко и 
красиво очерченными губами и чудные голубые глаза. Волосы у него были блестящие, 
густые и кудрявые, как у мерлушки, немного только подлиннее. Ходил он в черном 
сюртуке. На туалет обращал он большое внимание. В комнате, которая служила ему 
кабинетом, у него было множество туалетных принадлежностей, ногточисток, разных 
щеточек и т. п.
      Павел Иванович был в это время много старше его, но отношения их были 
добродушные и искренние. -- "На Павла Ивановича упади стена, он не подвинется, 
право, не подвинется", -- неоднократно, шутя, говаривал Пушкин. Павел Иванович, 
действительно, был очень добрый, но флегматичный человек, и Александр Сергеевич 
обыкновенно старался расшевелить его и бывал в большом восторге, когда это 
удавалось ему.
      Был со мной в это время и такой случай. Один из родственников Павла 
Ивановича  (Алексей Вульф)  пробрался ночью ко мне в спальню, где я спала с 
одной старушкой-прислугой. Только просыпаюсь я, у моей кровати стоит этот 
молодой человек на коленях и голову прижал к моей голове. -- "Ай! Что вы?" -- 
закричала я в ужасе. -- "Молчите, молчите, я сейчас уйду", -- проговорил он и 
ушел. Пушкин, узнав это, остался особенно доволен этим и после еще с большим 
сочувствием относился ко мне. -- "Молодец вы, Катерина Евграфовна, он думал, что 
ему везде двери отворены, что нечего и предупреждать, а вышло не то", -- 
несколько раз повторял Александр Сергеевич. Задал этому молодцу нагоняй и Павел 
Иванович. -- "Ты нанес оскорбление мне, убирайся из моего дома!" -- говорил он 
ему. Узналось это так. Загадала Фредерика Ивановна мне на картах... "Ты 
оскорблена, говорит, трефовым королем", я и заплакала, и рассказала все.
      Все относились к Александру Сергеевичу с благоговением. Все барышни были 
от него без ума.
      ЕК. ЕВГР. СИНИЦЫНА, урожд. СМИРНОВА (дочь бывш. берновского священника) по 
записи В. И. КОЛОСОВА, Пушкин в Тверской губ.  Рус. Стар.,  1888, т. 60, стр. 50 
-- 51,90 -- 93, 96<1.

      Пребывание Пушкина в Берновской волости было великим событием. Все 
съезжались, чтобы увидать его, побыть с ним, рассмотреть его, как 
необыкновенного человека; но талантом его, как мне казалось из рассказов, все 
эти пожилые люди мало восхищались, мало ценили, не понимали всю силу его 
творчества.
      Совсем другое впечатление оставило на моих, тогда еще совсем юных 
тетушках, пребывание Пушкина и знакомство с ним. Все они были влюблены в его 
произведения, а может быть, и в него самого, переписывали его стихотворения и 
его поэмы в свои альбомы, перечитывали их и до старости лет любили их 
декламировать на память и чуть не со слезами на глазах. Многие очень робкие и 
наивные девушки, несмотря на страстное желание и благоговение к Пушкину, боялись 
встречи с ним, зная, что он обладал насмешливостью и острым языком.
      Как особенность его, рассказывали, что он очень любил общество женской 
прислуги -- экономок, приживалок и горничных. Одна почтенная старушка, некая 
Наталья Филипповна, прислуга дяди, Алексея Николаевича Вульфа, рассказывала мне, 
как Пушкин любил вставать рано, и зимой, когда девушки топили печи и в доме еще 
была тишина, приходил к ним, шутил с ними и пугал. В обращении с ними он был так 
прост, что они отвечали ему шутками, называли его "фармазоном" и, глядя на его 
длинные, выхоленные ногти, называли его "дьяволом с когтями".
      АН. НИК. ПАНАФИДИНА. Воспоминания.  Материалы Общ-ва Изуч. Тверск. Края.  
Вып. 6, апрель 1828, стр. 22.

      <1Синицына относит рассказанные события к 1827 г. Но после опубликования 
дневника Вульфа совершенно несомненно, что все это происходило в январе 1829 г.

      В Старицком уезде  (Тверской губ.),  по берегам быстрой, мелководной Тьмы, 
на пространстве десяти верст находились три помещичьи усадьбы: Берново  (Ив. Ив. 
Вульфа)  и Малинники  (Пр. А. Осиповой)  по краям, Павловское  (Пав. Ив. Вульфа)  
в середине. Берново отстоит от Старицы в 25 в., Малинники -- в 35.
      Теперь Малинники очень скучное место, и думается, что оно всегда таким и 
было. Там нет ни парка, ни сада. Старый помещичий одноэтажный дом времен Пушкина 
отлично сохранился; он выстроен из корабельного леса. Посредине широкое, 
открытое крыльцо поддерживается колоннами из толстых сосновых бревен, комнаты 
низкие, глубокие и мрачные; кое-где остались еще потолки с матицами; окна 
небольшие, и их мало (не очень давно подъемные рамы заменены обыкновенными 
створчатыми); мебель старинная, красного дерева, кресла жесткие, неудобные, с 
закругленными цельными деревянными спинками; на стенах висят два-три зеркала в 
старинных красивых рамах красного дерева.
      Берново. Барскую усадьбу отделяет от села обширный сад, раскинувшийся на 
12 десятин. Сад делится на две части, -- собственно сад из правильно разбитых 
липовых аллей и парк, похожий на лес. Прочно выстроенный каменный дом потерпел 
мало изменений; в нем теперь до тридцати комнат, но в пушкинские времена верхний 
этаж и мезонин были почему-то неотделаны; средняя комната нижнего этажа с дверью 
в сад была гостиной... В Берновском парке есть курган, названный, вероятно, в 
честь Пушкина, Парнасом; вблизи его высятся вековые деревья, -- есть ели и 
березы в два обхвата.
      В Павловском барского дома теперь не существует. Имение купили крестьяне и 
распорядились с усадьбою по-своему.
      И. А. ИВАНОВ. О пребывании А. С. Пушкина в Тверской губ.  Изд. Тверск. 
Общ. Любит. истории, археол. и ест-знания.  Тверь, 1899, стр. 1 -- 11.

      В Бернове до сих пор существует прежний помещичий дом, выстроенный в стиле 
русского ампира. В прошлом году он находился в ведении совхоза "Берново". 
Дранка, которой покрыт дом, износилась и уже не может служить защитой от дождя; 
провалившаяся местами крыша и упавшие в некоторых комнатах потолки 
свидетельствовали о происходящем разрушении здания. Дом производит впечатление 
заброшенности и запустения: из тридцати его комнат лишь незначительная часть 
занята рабочими и служащими совхоза; везде грязь, обломки мебели, в некоторых 
комнатах содержатся кролики. При доме до сих пор находится парк с отлично 
сохранившимися липовыми аллеями времен Пушкина. В парке имеется небольшой 
курган, который называется Парнасом,
      В Бернове, кроме того, обращают на себя внимание остатки сгоревшей в июне 
1922 г. мельницы. Уцелело ее основание, сложенное из крупного известняка. Про 
эту часть мельницы в Бернове говорят, что она существовала уже в те времена, 
когда Пушкин посещал Берново, и с ней связывают легенду о том, что будто бы один 
из приезжавших к Вульфам князей полюбил дочь мельника; она ответила ему 
взаимностью; князь обманул девушку, и она утопилась в омуте, который находится 
неподалеку от мельницы, вниз по течению. Существует предание, что под влиянием 
этой легенды Пушкиным написана "Русалка". Не менее легендарным является и 
распространенный в Бернове рассказ о трех соснах на левом берегу Тьмы, 
посаженных, по преданию, самим Пушкиным. Сохранившиеся две сосны (третья сгорела 
летом 1916 г.), по-видимому, моложе ста лет.
      В Павловском от времени Пушкина ничего не сохранилось. Еще в конце 
прошлого столетия последний владелец имения продал его крестьянам. К 1923 году 
от поместья уцелели лишь остатки скотных дворов да колонны от бывшего барского 
дома, находившиеся на фасаде одного из сельских домов.
      В Малинниках наибольший интерес представлял еще совсем недавно деревянный 
дом с оберегавшейся в нем Пушкинской комнатой, которая отводилась поэту при его 
приездах в Малинники. Дом этот, незадолго до приезда экспедиции, рухнул; 
обрушились крыша, потолок и некоторые стены; часть стен держится еще до сих пор. 
Бывший владелец дома, желая сохранить его на возможно долгое время, обложил 
снаружи стены дома кирпичом; вследствие прекращения доступа воздуха стены начали 
преть. Это значительно ускорило разрушение старинного Малинниковского дома. Все 
имущество и мебель из рухнувшего здания перенесены в соседнее здание.
      С. ФЕССАЛОНИЦКИЙ. Уголок Пушкина в Старицком уезде в 1923 г. (По 
материалам экспедиции студентов Тверского педагогического института).  
Материалы. Общества Изучения Тверского Края.  Вып. 3, Апрель 1925 г., стр. 22 -- 
23.

      И Пушкина я так живо вспоминаю, и refrain его:
      Хоть малиной не корми,
      Да в Малинники возьми!
      АННА НИК. ВУЛЬФ -- бар. ЕВПР. Н. ВРЕВСКОЙ, 12 окт. 1847 г.  Пушкин и его 
с-ки.  XXI -- XXII, 351.

      Ник. Ив. Вульф  (владелец с. Бернова, сын И. И. Вульфа)  неоднократно 
видал Пушкина в с. Бернове, где он не один раз гостил по одному, по два дня, но 
ему было в то время только 12 лет и поэтому только немногое сохранилось в его 
памяти. По его словам, Пушкин писал свои стихотворения обыкновенно утром, лежа в 
постели, положив бумагу на подогнутые колена. В постели же он пил и кофе. Не 
один раз писал так А. С-ч тут свои произведения, но никогда не любил их читать 
вслух, для других. Однажды мать Ник. Ив-ча долго и сильно упрашивала Пушкина 
прочесть вслух что-нибудь из своих стихов. После долгих отказов Пушкин, по-
видимому, согласился и пошел за книгой; придя с книгой, он уселся и начал, к ее 
удивлению и разочарованию, читать по стихам псалтырь. Не один раз видал Ник. Ив-
ч, как Пушкин большими шагами ходил по гостиной, обыкновенно вполголоса 
разговаривая с своим собеседником, чаще, впрочем, с собеседницей.
      В. И. КОЛОСОВ. Пушкин в Тверской губернии.  Рус. Стар.,  1888, т. 60, стр. 
99.

      Путешествие мое в Петербург с Пушкиным было довольно приятно, довольно 
скоро и благополучно, исключая некоторых прижимок от ямщиков. Мы понадеялись на 
честность их, не брали подорожной, а этим они хотели пользоваться, чтобы взять с 
нас более. На станциях, во время перепрягания лошадей, играли мы в шахматы, а 
дорогою говорили про современные отечественные события, про литературу, про 
женщин, любовь и пр. Пушкин говорит очень хорошо; пылкий, проницательный ум 
обнимает быстро предметы; но эти же самые качества причиною, что его суждения об 
вещах иногда поверхностны и односторонни. Нравы людей, с которыми встречается, 
узнает он чрезвычайно быстро; женщин он знает, как никто. От того, не пользуясь 
никакими наружными преимуществами, всегда имеющими большое влияние на прекрасный 
пол, одним блестящим своим умом он приобретает благосклонность оного. -- 
Пользовавшись всем достопримечательным по дороге от Торжка до Петербурга, 
приехали мы на третий день вечером в Петербург прямо к Андри° (где обедают все 
люди лучшего  тону).  Вкусный обед, нам еще более показавшийся таким после 
трехдневного путешествия, в продолжение которого, несмотря на все, мы порядочно 
не ели, запили мы каким-то, не помню, новым родом шампанского (Bourgogne 
mousseux, которое одно только месяц назад там пили, уже потеряло славу у его 
гастрономов). Я остановился у Пушкина в Демутовой гостинице, где он всегда 
живет, несмотря на то, что его постоянное пребывание -- Петербург.
      АЛ. Н. ВУЛЬФ. Дневник, 16 янв. 1829 г.  Пушкин и его с-ки,  XXI -- XXII, 
51.

      Я в Петербурге с неделю, не больше. Нашел здесь все общество в волнении 
удивительном. Веселятся до упаду и в стойку, т. е. раутах, которые входят здесь 
в большую моду. Давно бы нам догадаться: мы сотворены для раутов, ибо в них не 
нужно ни ума, ни веселости, ни общего разговора, ни политики, ни литературы. 
Ходишь по ногам, как по ковру, извиняешься, -- вот уж и замена разговору. С моей 
стороны, я от раутов в восхищении и отдыхаю от проклятых обедов Зинаиды  (кн. 3. 
А. Волконской).
      ПУШКИН -- КН. П. А. ВЯЗЕМСКОМУ, в 20-х числах января 1829 г., из 
Петербурга.

      Тотчас по приезде в Петербург, Гоголь, движимый потребностью видеть поэта, 
который занимал все его воображение еще на школьной скамье, прямо из дома 
отправился к нему. Чем ближе подходил он к квартире Пушкина, тем более 
овладевала им робость и, наконец, у самых дверей квартиры развилась до того, что 
он убежал в кондитерскую и потребовал рюмку ликера... Подкрепленный им, он снова 
возвратился на приступ, смело позвонил и на вопрос свой: "Дома ли хозяин?", 
услыхал ответ слуги: "Почивают!" Было уже поздно на дворе. Гоголь с великим 
участием спросил: "Верно, всю ночь работал?" -- "Как же, работал, -- отвечал 
слуга. -- В картишки играл". Гоголь признавался, что это был первый удар, 
нанесенный школьной идеализации его. Он иначе не представлял себе Пушкина до тех 
пор, как окруженного постоянно облаком вдохновения.
      П. В. АННЕНКОВ со слов ГОГОЛЯ.  Материалы,  стр. 360.

      В Филармонической зале давали всякую субботу концерты: Requiem Моцарта, 
Creation Гайдна, симфонии Бетховена, одним словом, серьезную немецкую музыку. 
Пушкин всегда их посещал.
      А. О. СМИРНОВА. Записки. Рус. Арх., 1895, II, стр. 191.

      У А. Н. Оленина нередко бывал А. С. Пушкин, которому, видимо, отчасти 
нравилось общество А. Н-ча. Он даже сватался за Анну Алексеевну. Однако же брак 
этот не состоялся, так как против него была Елизавета Марковна  (жена А. Н-ча).  
По этому случаю Пушкин говорил, что недаром же ему светила луна с левой стороны, 
когда он приезжал в Приютино  (имение Олениных) <1.
      Ф. Г. СОЛНЦЕВ. Моя жизнь и худож.-археология, труды.  Рус. Стар.,  1876, 
т. 15, стр. 633.

      <1Если Пушкин действительно сватался за Оленину, то это, всего вероятнее, 
произошло за время пребывания Пушкина в Петербурге в январе -- марте 1829 года. 
Н. О. Лернер высказывает догадку, не на неудачное ли сватовство Пушкина намекал 
Вяземский, когда, придравшись к словам поэта: "я пустился в свет, потому что 
бесприютен", писал ему в сентябре 1828 года: "ты говоришь, что ты бесприютен, -- 
разве уже тебя не пускают в Приютино?"  (Пушкин, Брокгауз-Ефрон, IV т., с. LXX).  
Мы думаем, в каламбуре Вяземского не было никакой задней мысли. Еще 3 дек. 1828 
г. Дельвиг писал Пушкину в деревню, что, по мнению некоторых, Пушкин составляет 
"авангард Олениных, которые собираются в Москву"  (Переписка Пушкина, II, 82).  
Навряд ли мог бы писать так Дельвиг, если бы Пушкин уже получил отказ. Еще 
невероятнее предположить, чтобы Пушкин сватался за Оленину позже указанного 
времени: позже все матримониальные стремления Пушкина направлены уже на Москву.

      Рассказ профессора Солнцева  (о сватовстве Пушкина),  лица весьма близкого 
семейству Олениных, вполне верен, хотя Анна Алексеевна никогда при жизни не 
говорила о таком сватовстве Пушкина.
      П. М. УСТИМОВИЧ. А. А. Андро.  Рус. Стар.,  1890, т. 67, стр. 390.

       (В связи с делом о Гаврилиаде).  А. А. Оленина, на которой Пушкин думал 
жениться, отказала ему по приказанию своих родителей.
      П. И. БАРТЕНЕВ.  Рус. Арх.,  1908, 1, 545.

      Пушкин посватался к Олениной и не был отвергнут. Старик Оленин созвал к 
себе на обед своих родных и приятелей, чтобы за шампанским объявить им о 
помолвке своей дочери за Пушкина. Гости явились на зов; но жених не явился. 
Оленин долго ждал Пушкина и, наконец, предложил гостям сесть за стол без него. 
Александр Сергеевич приехал после обеда, довольно поздно. Оленин взял его под 
руку и отправился с ним в кабинет для объяснений, окончившихся тем, что Анна 
Алексеевна осталась без жениха.
      Н. Д. БЫКОВ по записи художника Железнова в воспоминаниях о К. П. 
Брюллове.  Сборник Пушкинского Дома на 1923 год.  Петроград, 1922, стр. 33.

       (На балу у Ел. Мих. Хитрово).  Элиза  (Хитрово)  гнусила, была в белом 
платье, очень декольте; ее пухленькие плечи вылезали из платья. Пушкин был на 
этом вечере и стоял в уголке за другими кавалерами. Мы все были в черных 
платьях. Я сказала Стефани  (фрейлина княжна Радзивил, подруга Россет по 
институту):  "Мне ужасно хочется танцовать с Пушкиным". -- "Хорошо, я его выберу 
в мазурке", и точно, подошла к нему. Он бросил шляпу и пошел за ней. Танцовать 
он не умел. Потом я его выбрала и спросила: "Quelle fleur?" -- "Celle de votre 
couleur", -- был ответ, от которого все были в восторге  ("Какой цветок?" -- 
"Вашего цвета").  Элиза пошла в гостиную, грациозно легла на кушетку и позвала 
Пушкина<1.
      А. О. СМИРНОВА (урожд. РОССЕТ). Записки.  Рус. Арх.,  1895, II, 190.

      <1Смирнова отмечает, что это происходило в конце 1828 г., после похорон 
императрицы Марии Федоровны (умерла 24 окт. 1828 г.). Но в то время Пушкина не 
было в Петербурге, -- он туда приехал только 18 янв. 1829 г. Навряд ли 
описываемый случай мог произойти раньше 24 января, до миновения первого, 
наиболее строгого квартала годового траура, наложенного при дворе по случаю 
смерти императрицы-матери. (См. Объявление верховного маршала графа Мусина-
Пушкина-Брюса в прилож. к • 131  "Северной Пчелы" за 1828 г.)  Навряд ли до 
этого срока возможны были танцы и белое платье Элизы.

      "Ни я не ценила Пушкина, ни он меня. Я смотрела на него слегка, он много 
говорит пустяков, мы жили в обществе ветреном. Я была глупа и не обращала на 
него особенного внимания". -- В первый раз<1 Смирнова встретила Пушкина на бале 
у Е. М. Хитровой и уговорилась с своей приятельницей княжною Радзивил как-нибудь 
с ним познакомиться. Они выбрали его в мазурке, и хотя Пушкин обыкновенно не 
танцовал, но тут прошелся с каждой из них. Потом он сам пожелал, чтобы ее 
пригласили Карамзины слушать "Полтаву". Он читал плохо. Смирнова нарочно 
молчала, и он не получил о ней хорошего понятия. Как-то во дворце (у А. В. 
Сенявина) были живые картины, а с них она проехала к Карамзиным, где были танцы. 
Она застала его уже уходящим и, проходя мимо, сказала: "Пойдемте со мною 
танцовать, но так как я не особенно люблю танцы, то в промежутках мы поболтаем". 
Пушкину понравилось, что посреди высшего круга Смирнова хорошо и выразительно 
говорила по-русски. Тут началось их сближение.
      А. О. СМИРНОВА по записи БАРТЕНЕВА.  "Ветвь". Сборник клуба московских 
писателей.  М., 1917, стр. 303.

      <1По-видимому, память изменила старухе Смирновой, -- знакомство с Пушкиным 
произошло у нее раньше. Когда, -- мы не можем определить. В. И. Шенрок, по-
видимому, со слов пресловутой Ольги Николаевны Смирновой (дочери Ал. Ос-ны), 
сообщает: "Пушкина Жуковский поспешил представить Александре Осиповне, когда он, 
освобожденный из своего заточения в Михайловском и уже побывавший в Москве, 
только что приехал в Петербург" ("Материалы для биографин Гоголя". М_ 1892, т. 
I, с. 310). Фальсифицированные тою же Ольгою Николаевною "Записки" ее. матери, 
изданные "Северным Вестником", сообщают, что знакомство Смирновой с Пушкиным 
произошло на вечере у Карамзиных, -- по-видимому, осенью 1828 г. (ч. 1, 1895, с. 
17). Если же они действительно познакомились на описываемом балу у Хитрово, то 
совершенно спутывается общепринятая хронология некоторых пушкинских 
стихотворений, как, напр., "Ее глаза", "За Нетти сердцем я летаю".

      С живых картин у Сенявиных мы в костюмах отправились к Карамзиным на 
вечер. Я знала, что они будут танцевать с тапером. Все кавалеры были заняты. 
Один Пушкин стоял у двери и предложил мне танцовать мазурку. Мы разговорились, и 
он мне сказал: -- "Как вы хорошо говорите по-русски". -- "Еще бы, в институте 
всегда говорили по-русски. Нас наказывали, когда мы в дежурный день говорили по-
французски, а на немецкий махнули рукой... Плетнев нам читал вашего "Евгения 
Онегина", мы были в восторге, некогда он сказал: "Панталоны, фрак, жилет", -- мы 
сказали: "Какой, однако, Пушкин индеса (indecent -- непристойный)". Он 
разразился громким, веселым смехом.
      А. О. СМИРНОВА. Автобиография, 120.

      Ее красота, столько раз воспетая поэтами, -- не величавая и блестящая 
красота форм (она была очень невысокого роста), а южная красота тонких, 
правильных линий смуглого лица и черных, бодрых, проницательных глаз, вся 
оживленная блеском острой мысли, ее пытливый, свободный ум и искреннее влечение 
к интересам высшего строя, -- искусства, поэзии, знания, -- скоро создали ей при 
дворе и в свете исключительное положение. Дружба с Плетневым и Жуковским свела 
ее с Пушкиным, и скромная фрейлинская келия на четвертом этаже Зимнего дворца 
сделалась местом постоянного сборища всех знаменитостей тогдашнего литературного 
мира. Она и пред лицом императора Николая, который очень ценил и любил ее 
беседу, являлась представительницею, а иногда и смелой защитницей лучших в ту 
пору стремлений русского общества и своих непридворных друзей.
      И. С. АКСАКОВ. Некролог А. О. СМИРНОВОЙ,  Русь.  1882, • 37, стр. 10.

      В то время расцветала в Петербурге одна девица, и все мы, более или менее, 
были военнопленными красавицы. Кто-то из нас прозвал смуглую, южную, черноокую 
девицу Donna Sol, главною действующею личностью драмы В. Гюго "Эрнани". 
Жуковский прозвал ее  небесным дьяволенком.  Кто хвалил ее черные глаза, иногда 
улыбающиеся, иногда огнестрельные; кто -- стройное и маленькое ушко, кто 
любовался ее красивою и своеобразною миловидностью. Несмотря на светскость свою, 
она любила русскую поэзию и обладала тонким и верным поэтическим чутьем. Она 
угадывала (более того, она верно понимала) и все высокое, и все смешное. 
Обыкновенно женщины худо понимают плоскости и пошлости; она понимала их и 
радовалась им, разумеется, когда они были не плоско-плоски и не пошло-пошлы. 
Вообще увлекала она всех живостью своею, чуткостью впечатлений, остроумием, 
нередко поэтическим настроением. Прибавьте к этому, в противоположность не 
лишенную прелести, какую-то южную ленивость, усталость. Вдруг она расшевелится 
или теплым сочувствием всему прекрасному, доброму, возвышенному, или ощетинится 
скептическим и язвительным отзывом на жизнь и людей. Она была смесь 
противоречий, но эти противоречия были, как музыкальное разнозвучие, которые, 
под рукою художника, сливаются в странное, но увлекательное созвучие. -- 
Сведения ее были разнообразные, чтения поучительные и серьезные, впрочем, не в 
ущерб романам и газетам. Даже богословские вопросы, богословские прения были для 
нее заманчивы... Прямо от беседы с Григорием Назианзином или Иоанном Златоустом 
влетала она в свой салон и говорила о делах парижских с старым дипломатом, о 
петербургских сплетнях, не без некоторого оттенка дозволенного и всегда 
остроумного злословия, с приятельницею, или обменивалась с одним из своих 
поклонников загадочными полусловами, т. е, по-английски flirtation.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ. Полн. собр. соч., т. VIII, стр. 233.

      А. О. Смирнова была небольшого роста, брюнетка, с непотухающей искрой 
остроумия в ее черных и добрых глазах. Высокое ее положение в свете и изящество 
манер не помешали многим находить, что наружностью она походила на красивую 
молодую цыганку.
      Кн. А. В. МЕЩЕРСКИЙ. Воспоминания. М., 1901, стр. 154.

      Недоступная атмосфера целомудрия, скромности, это благоухание, окружающее 
прекрасную женщину, никогда ее не окружало, даже в цветущей молодости.
      С. Т. АКСАКОВ -- И. С. АКСАКОВУ, 3 дек. 1845 г. И. С. Аксаков в его 
письмах. Ч. I. M., 1888, стр. 299.

      Я не верю никаким клеветам на ее счет, но от нее иногда веет атмосферою 
разврата, посреди которого она жила. Она показывала мне свой портфель, где лежат 
письма, начиная от государя до всех почти известностей включительно. Есть такие 
письма, писанные к ней чуть ли не тогда, когда она была еще фрейлиной, которые 
она даже посовестилась читать вслух... Столько мерзостей и непристойностей. 
Много рассказывала про всех своих знакомых, про Петербург, об их образе жизни, и 
толковала про их гнусный разврат и подлую жизнь таким равнодушным тоном 
привычки, не возмущаясь этим.
      И. С. АКСАКОВ -- С. Т. АКСАКОВУ, из Калуги, 14 января 1847 г. И. С. 
Аксаков в его письмах, I, 410.

       (В середине пятидесятых годов).  Я застал Смирнову далеко уже не первой 
молодости... Сухое, бледное лицо ее, черные строгие глаза и правильный тонкий 
профиль, может быть, и сохраняли еще слабые следы прежней молодой красоты, -- но 
все же, глядя на них, мне не верилось, чтобы она была так хороша, что 
обвораживала всех, кто случайно попадал в ту атмосферу, где цвела ее молодость. 
Мне казалась она больной, нервной, беспрестанно собирающейся умереть и чем-то 
глубоко разочарованной, удрученной женщиной... Иногда при гостях она вдруг как 
бы оживала. Самым добродушным тоном говорила колкости, -- она же умела говорить, 
-- но так, что сердиться на нее никто не мог, даже и те немногие, которые очень 
хорошо понимали, в чей огород она бросает камешки, -- словом, бывали минуты, 
когда она была неузнаваема. Я не раз удивлялся ей, в особенности ее колоссальной 
памяти, -- выучиться по-гречески ей ничего не стоило... Я уважал ее за ум, но, 
по правде сказать, не очень любил ее...
      Из-под маски простоты и демократизма просвечивался аристократизм самого 
утонченного и вонючего свойства, под видом кротости скрывался нравственный 
деспотизм, не терпящий свободомыслия, разумеется, только в тех случаях, когда 
эта свобода не облечена в ту блистательную, поэтическую дерзость, которая 
приятно озадачивает светских женщин и о которой они сами любят всем 
рассказывать, как о чем-то оригинальном и приятном, великодушно прощать врагам 
своим. Несмотря на эти недостатки, я все готов был простить Смирновой за ее ум, 
правда, парадоксальный, но все-таки ум, и за ее колоссальную память. Чего она не 
знала? На каких языках не говорила? Теперь, когда я пишу эти строки, я не прощаю 
ей даже этого ума, от этого ума никому ни тепло, ни холодно. Он хорош для 
гостиной, для разговоров с литераторами, с учеными; но для жизни он лишняя, 
бесполезная роскошь.
      Я. П. ПОЛОНСКИЙ (поэт; в 1855 -- 1857 гг. был учителем сына Смирновой).  
Голос Минувшего,  1917, • 11 -- 12, стр. 143,199.

      Вот пример, который мне стыдно рассказывать теперь, когда я понимаю 
неприличие того, что я тогда выпалила. Говорили (у Карамзиных) о горах в 
Швейцарии, и я сказала: "Никто не всходил на Мон-Роз". Я не знаю, как мне пришло 
в голову сказать, что я вулкан под ледяным покровом, и, торопясь, клянусь, не 
понимая, что говорю, я сказала: "Я, как Мон-Роз, на которую никто не всходил". 
Тут раздался безумный смех, я глупо спросила, отчего все рассмеялись? Карамзина 
погрозила Пушкину пальцем. Три Тизенгаузен были там и, как я, не понимали, 
конечно, в чем дело".
      А. О. СМИРНОВА. Автобиография, 191.

      Пушкин живет у Демута. Он помышляет о напечатании "Мазепы", но игра 
занимает его более, и один приезд твой может обратить его на путь истины.
      С. Д. КИСЕЛЕВ -- Н. М. ЯЗЫКОВУ (поэту), 29 февраля 1929 г.  Истор. Вестн.,  
1883, XIV, 158.

      В 1829 году, находясь в Петербурге, я, посредством Шевырева, отъезжавшего 
за границу, познакомился с Пушкиным, жившим тогда в гостинице Демута, • 33... 
Очень хорошо помню первое впечатление, сделанное Пушкиным. Тотчас можно было 
приметить в нем беспокойную, порывистую природу гения, -- сына наших времен, 
который не находит в себе центра тяжести между противоположностями нашего 
внутреннего дуализма. Почти каждое движение его было страстное, от избытка 
жизненной силы его существа;  ею  он еще более пленял и увлекал, нежели своими 
сочинениями; личность его довершала очаровательность его музы, в особенности, 
когда, бывало, беседуешь с ним наедине в его кабинете. В обществе же, при 
обыкновенном разговоре, он казался уже слишком порывистым и странным, даже 
бесхарактерным: он там будто страдал душою.
      Пушкин всегда советовал не пренебрегать, при серьезном, продолжительном 
занятии драмою, и минутами лирического вдохновения. "Помните, -- сказал он мне 
однажды, -- что только до 35 лет можно быть истинно-лирическим поэтом, а драмы 
можно писать до 70 лет и далее!"
      Однажды передаю Дельвигу критическое замечание, сделанное мне Пушкиным, 
когда я читал ему в рукописи одно из моих стихотворений. Дельвиг удивился. -- 
"Неужели Пушкин сделал вам критическое замечание?" -- "Что же тут мудреного? 
Кому же, как не ему, учить новобранца?" -- "Поздравляю вас: это значит, что вы 
будете не в числе его обычных знакомств! Пушкин в этом отношении чрезвычайно 
осторожен и скрытен, всегда отделывается светскою вежливостью. Я вместе с ним 
воспитан -- и только недавно начал он делать мне критические замечания: это 
вернейший признак приятельского расположения к автору".
      Бар. Е Ф. РОЗЕН. Ссылка на мертвых.  Сын Отечества.  1847, кн. 6, отд. 3, 
стр. 12, 13, 16.

      В эту зиму Пушкин часто бывал по вечерам у Дельвига, где собирались два 
раза в неделю лицейские товарищи его: Лангер, князь Эристов, Яковлев, Комовский 
и Илличевский. Кроме этих приходили на вечера Подолинский, Щастный, молодые 
поэты, которых выслушивал и благословлял Дельвиг, как патриарх. Иногда также 
являлся Мих. Ив. Глинка, гений музыки, добрый и любезный человек, как и 
свойственно гениальному существу, Тут кстати заметить, что Пушкин говорил часто: 
"злы только дураки и дети". Несмотря, однако ж, на это убеждение, и он бывал 
часто зол на словах, но всегда раскаивался. В поступках он всегда был добр и 
великодушен. На вечера к Дельвигу являлся и Мицкевич.
      Пушкин в эту зиму бывал часто мрачным, рассеянным и апатичным. В минуты 
рассеянности он напевал какой-нибудь стих и раз был очень забавен, когда 
повторял беспрестанно стих барона Розена:
      Неумолимая, ты не хотела жить,
      передразнивая его и голос, и выговор.
      А. П. КЕРН. Воспоминания.  Л. Майков,  253 -- 255.

      Однажды у Дельвига, проходя в гостиную, я был остановлен словами Пушкина, 
подле которого сидел Шевырев: "Помогите нам состряпать эпиграмму". Но я спешил в 
соседнюю комнату. Возвратясь к Пушкину, я застал дело уже оконченным. Это была 
эпиграмма: "В Элизии Василий Тредьяковский". Насколько помог Шевырев, я, 
конечно, не знаю. -- На этих же вечерах Дельвига мне неоднократно случалось 
слышать продолжительные и упорные прения Пушкина с Мицкевичем то на русском, то 
на французском языке. Первый говорил с жаром, часто остроумно, но с запинками, 
второй тихо, плавно и всегда очень логично.
      А. И. ПОДОЛИНСКИЙ. Воспоминания.  Рус. Арх.,  1872,1,859 -- 860.

      Весь кружок даровитых писателей и друзей, группировавшихся около Пушкина, 
носил на себе характер беспечности любящего пображничать русского барина, быть 
может, еще в большей степени, нежели современное ему общество. В этом молодом 
кружке преобладала любезность и раздольная, игривая веселость, блестело 
неистощимое остроумие, высшим образцом которого был Пушкин. Но душою всей этой 
счастливой семьи поэтов был Дельвиг, у которого в доме чаще всего они 
собирались... Дельвиг шутил всегда остроумно, не оскорбляя никого. В этом 
отношении Пушкин резко от него отличался: у Пушкина часто проглядывало 
беспокойное расположение духа. Великий поэт не был чужд странных выходок, 
нередко напоминавших фразу Фигаро: "ах, как глупы эти умные люди!", и его шутка 
часто превращалась в сарказм, который, вероятно, имел основание в глубоко 
возмущенном действительностью духе поэта. -- Это маленькое сравнение может 
объяснить, почему Пушкин не был хозяином кружка, увлекавшегося его гением... 
Пушкин был так опрометчив и самонадеян, что, несмотря на всю его гениальность, 
он не всегда был благоразумен, а иногда даже не умен. Дельвиг же, могу 
утвердительно сказать, был всегда умен!
      А. П. КЕРН. Воспоминания.  Изд. "Academia".  Ленинград, 1929, стр. 
227,280.

      Через два месяца по приезде в Петербург, утомление и какая-то нравственная 
усталость нападают на Пушкина. Он начинает томиться жаждой физической 
деятельности, которая всегда являлась у него, как верный признак отсутствия 
деятельности духовной.
      П. В. АННЕНКОВ.  Материалы.  208.

      В бумагах Пушкина сохранился вид, даный ему от СПб. Почтдиректора 4 марта 
1829 г., на получение лошадей, по подорожной, без задержания, до Тифлиса и 
обратно.
      П. В. АННЕНКОВ.  Материалы,  209.

       (Пушкин выехал из Петербурга в Москву 9 марта 1829 года).
      По словам Н. С. Киселева, Пушкин питал к Екат. Ник. Ушаковой нежное 
чувство; но, уехав в Петербург в исходе 1827 года, он увлекся там другой 
красавицей -- Анной Алексеевной Олениной. Есть известие, что он даже сватался за 
нее, но получил отказ. Затем, когда Пушкин возвратился в Москву (вероятно, уже в 
марте 1829 года), то "при первом посещении Пресненского дома он узнал плоды 
своего непостоянства: Екатерина Николаевна помолвлена за князя Д-го. -- "С чем 
же я остался?" -- вскрикивает Пушкин. -- "С оленьими рогами", -- отвечает ему 
невеста. Впрочем, этим не кончились отношения Пушкина к бывшему своему предмету. 
Собрав сведения о Д-ом, он упрашивает Н. В. Ушакова расстроить эту свадьбу. 
Доказательства о поведении жениха, вероятно, были слишком явны, потому что 
упрямство старика было побеждено, а Пушкин остался прежним другом дома".
      Л. Н. МАЙКОВ. Пушкин, 364.

      В альбоме Ек. Ник. Ушаковой есть рисунки, но не руки Пушкина, а другой, 
еще менее искусной, по крайней мере, менее твердой, и сопровождаются они 
надписями, которые сделаны почти все женским почерком, едва ли не Екат. Ник. 
Ушаковой. На одном из этих рисунков изображен пруд, на берегу которого стоит 
нарядная молодая особа и удит; на поверхности воды видно несколько мужских 
голов; вдали, на берегу стоит молодой человек в круглой шляпе, с тростью в руке. 
Против мужской фигуры написано: "Madame, il est temps de finir",//Мадам, пора 
кончать  (фр.) // а против женской:
      Как поймаю рыбочку
      Я себе на удочку,
      То-то буду рада,
      То-то позабавлюсь,
      То-то разгуляюсь!
      По объяснению Н. С. Киселева, представленная здесь молодая особа есть Анна 
Алексеевна Оленина. В мужчине, стоящем на берегу, следует угадывать Пушкина, 
хотя изображение и не отличается сходством. Барышню с тем же профилем, какой мы 
видим на сейчас описанной картине, можно узнать и на другом рисунке: тут она 
протягивает руку молодому человеку, который ее почтительно целует. Здесь мужская 
фигура, с лицом, обрамленным бакенбардами, уже гораздо более напоминает портреты 
Пушкина. К этой картинке относится следующая подпись:
      Прочь, прочь, отойди!
      Какой беспокойный!
      Прочь, прочь! Отвяжись,
      Руки недостойный!
      Л. Н. МАЙКОВ. Пушкин, 337 -- 374.

      Между Ек. Ник. Ушаковой и Пушкиным завязывается тесная сердечная дружба, 
и, наконец, после продолжительной переписки, Екатерина Ушакова соглашается выйти 
за него замуж. В это время в Москве жила известная гадальщица, у которой некогда 
был или бывал даже государь Александр Павлович. Пушкин не раз высказывал желание 
побывать у этой гадальщицы; но Е. Н. Ушакова постоянно отговаривала его. Однажды 
Пушкин пришел к Ушаковым и в разговоре сообщил, что он был у гадальщицы, которая 
предсказала ему, что он "умрет от своей жены". Хотя это сказано было как бы в 
шутку, как нелепое вранье гадальщицы однако Е, Н. Ушакова взглянула на это 
предсказание заботливо и объявила Пушкину, что, так как он не послушался ее и 
был у гадальщицы, то она сомневается в силе его любви к ней; а с другой стороны, 
предвещание, хотя и несбыточное, все-таки заставило бы ее постоянно думать и 
опасаться за себя и за жизнь человека, которого она безгранично полюбит, если 
сделается его женою; поэтому она и решается отказать ему для него же самого. 
Дело разошлось... Когда Екатерина Николаевна умирала, то приказала дочери подать 
шкатулку с письмами Пушкина и сожгла их. Несмотря на просьбы дочери, она никак 
не желала оставить их, говоря: "мы любили друг друга горячо, это была наша 
сердечная тайна: пусть она и умрет с нами".
      П. И. БАРТЕНЕВ. Из записной книжки.  Рус. Арх.,  1912, III, 300.

      Давно к нам просится поэт Пушкин в дом; я болезнию отговаривался, теперь 
он напал на Вигеля, чтобы непременно его к нам ввести. Я видал его всегда очень 
maussade  (угрюмый, скучный)  у Вяземского, где он, как дома, а вчера был очень 
любезен, ужинал и пробыл до 2 час. -- Восхищался детьми и пением Кати  (дочь 
Булгакова),  которая пела ему два его стихотворения, положенные на музыку 
Геништою и Титовым. Он едет в армию Паскевича узнать ужасы войны, послужить 
волонтером, может быть, и воспеть это все. -- Ах, не ездите! -- сказала ему 
Катя: -- там убили Грибоедова. -- "Будьте покойны, сударыня: неужели в одном 
году убьют двух Александров Сергеевичев? Будет и одного!" Но Лелька  (другая 
дочь Булгакова)  ему сделала комплимент хоть куда. "Байрон поехал в Грецию и там 
умер; не ездите в Персию, довольно вам и одного сходства с Байроном". Какова 
Курноска! Пушкина поразило это рассуждение. Ему очень понравилось, что дети, да 
и мы вообще все, говорили более по-русски, т. е. как всегда. Наташа  (жена 
Булгакова)  все твердила ему, чтобы избрал большой, исторический отечественный 
сюжет и написал бы что-нибудь достойное его пера; но Пушкин уверял, что никогда 
не напишет эпической поэмы.
      А. Я. БУЛГАКОВ -- К. Я. БУЛГАКОВУ, из Москвы, 21 марта 1829 г.  Рус. Арх.,  
1901, III, 298.

      В какой-то элегии находятся следующие два стиха, с которыми поэт 
обращается к своей возлюбленной:
      Все неприятности по службе
      С тобой, мой друг, я забывал.
      Пушкин, отыскавши эту элегию, говорил, что изо всей русской поэзии эти два 
стиха самые чисто русские и самые глубоко и верно прочувствованные.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ. Полн. собр. соч., VIII, 82.

      Не уступавший никому, Пушкин за малейшую против него неосторожность готов 
был отплатить эпиграммой или вызовом на дуэль. В самой наружности его было много 
особенного: он то отпускал кудри до плеч, то держал в беспорядке свою курчавую 
голову; носил бакенбарды большие и всклокоченные; одевался небрежно; ходил 
скоро, повертывал тросточкой или хлыстиком, насвистывая или напевая песню. В 
свое время многие подражали ему, и эти люди назывались а la Пушкин... Он был 
первым поэтом своего времени и первым шалуном.
      Молодость Пушкина продолжалась во всю его жизнь, и в тридцать лет он 
казался хоть менее мальчиком, чем был прежде, но все-таки мальчиком, лицейским 
воспитанником. Между прочим, в нем оставалась студенческая привычка, -- не 
выставлять ни знаний, ни трудов своих. От этого многие в нем обманывались и 
считали его талантом природы, не купленным ни размышлением, ни ученостью, и не 
ожидали от него ничего великого. Но в тишине кабинета своего он работал более, 
нежели думали другие... В обществах на него смотрели, как на человека, который 
ни о чем не думал и ничего не замечал; в самом деле, он постоянно терялся в 
мелочах товарищеской беседы и равно был готов вести бездельный разговор с умным 
и глупцом, с людьми почтенными и самыми пошлыми; но он все видел, глубоко 
понимал вещи, замечал каждую черту характеров и видел насквозь людей. Чего 
другие достигали долгим учением и упорным трудом, то он светлым своим умом 
схватывал на лету. Не показываясь важным и глубокомысленным, слывя ленивым и 
праздным, он собирал опыты жизни и в уме своем скопил неистощимые запасы 
человеческого сердца.
      Ветреность была главным, основным свойством характера Пушкина. Он имел от 
природы душу благородную, любящую и добрую. Ветреность препятствовала ему 
сделаться человеком нравственным, и от той же ветрености пороки неглубоко 
пускали корни в его сердце.
      (М. М. ПОПОВ). А. С. Пушкин.  Рус. Стар.,  1874, • 8, стр. 684 -- 685.

      Господин поэт столь же опасен для государства, как неочиненное перо. Ни он 
не затеет ничего в своей ветреной голове, ни его не возьмет никто в свои затеи. 
Это верно! Предоставьте ему слоняться по свету, искать девиц, поэтических 
вдохновений и игры. Можно сильно утверждать, что это путешествие (на  Кавказ)  
устроено игроками, у коих он в тисках. Ему верно обещают золотые горы на 
Кавказе, а когда увидят деньги или поэму, то выиграют -- и конец. Пушкин 
пробудет, как уверяют его здешние друзья, несколько времени в Москве, и как он 
из тех людей, у которых семь пятниц на неделе, то, может быть, или вовсе 
останется в Москве, или прикатит сюда  (в Петербург)  назад.
      А. Н. МОРДВИНОВ (?) -- гр. А. X. БЕНКЕНДОРФУ, 21 марта 1829 г. Соч. 
Пушкина, ред. Ефремова, 1903, т. VII, стр. 317  (рус.-фр.).

      Поездка Пушкина на Кавказ и в Малую Азию могла быть устроена, 
действительно, игроками. Они, по связям в штабе Паскевича, могли выхлопотать ему 
разрешение отправиться в действующую армию, угощать его живыми стерлядями и 
замороженным шампанским, проиграв ему безрасчетно деньги на его путевые 
издержки. Устройство поездки могло быть придумано игроками в простом расчете, 
что они на Кавказе и Закавказьи встретят скучающих богатых людей, которые с 
игроками не сели бы играть и которые охотно будут целыми днями играть с 
Пушкиным, а с ним вместе и со встречными и поперечными его спутниками. Рассказ 
без подробностей, без комментариев, есть тяжелое согрешение против памяти 
Пушкина. В голом намеке слышится как будто заподозривание сообщничества Пушкина 
в игрецком плане. Пушкин до кончины своей был ребенком в игре и в последние дни 
жизни проигрывал даже таким людям, которых, кроме него, обыгрывали все.
      Кн. ПАВ. П. ВЯЗЕМСКИЙ. Собр. соч., 515.

      В полицейском списке московских картежных игроков за 1829 год в числе 93 
номеров значится: "1. Граф Федор Толстой -- тонкий игрок и планист. -- 22. 
Нащокин -- отставной гвардии офицер. Игрок и буян. Всеизвестный по делам, об нем 
производившимся. -- 36. Пушкин -- известный в Москве банкомет".
      П.А. ЕФРЕМОВ. Соч. Пушкина, изд. 1903, т. VII, стр. 677.

      В числе коротко знакомых, не коренных москвичей, а заезжих, бывали у нас 
Сергей Львович Пушкин и сын его Александр Сергеевич. Внешность первого не 
допускала и мысли о присутствии в жилах его даже капли африканской, 
"ганнибаловской" крови, которой так гордился знаменитый сын его. это был человек 
небольшого роста, с проворными движениями, с носиком вроде клюва попугая. Он 
постоянно петушился, считал себя, неизвестно почему, аристократом, хвастал своим 
сыном (всегда в отсутствии последнего), которого  не любил.  Когда, бывало, 
батюшка столкнется у нас с сынком, у них непременно начнутся пререкания, споры, 
даже ссоры, если Сергей Львович вздумает сделать сыну какое-нибудь замечание о 
необходимости поддержания родственных связей и связей света. Ссоры эти заходили 
иногда так далеко, что отец мой находил нужным останавливать ссорившихся и, 
пользуясь почтенными своими годами, давал крепкую нотацию отцу и сыну, говоря 
первому, что он некстати чопорен, а второму, что "порядочному человеку, хотя бы 
даже гению стихотворства, следует всегда уважать своего отца".
      Я должен сознаться, что великий наш поэт оставил во мне, как ребенке, 
самое неприятное впечатление; бывало, приедет к нам и тотчас отправится в 
столовую, где я с братом занимался рисованием глаз и носов или складыванием 
вырезных географических карт. Пушкин, первым делом, находил нужным испортить нам 
наши рисунки, нарисовав очки на глазах, нами нарисованных, а под носами черные 
пятна, говоря, что теперь у всех насморк, а потому без этих "капель" (черных 
пятен) носы не будут натуральны. Если мы занимались складными картами, Александр 
Сергеевич непременно переломает, бывало, кусочки и в заключение ущипнет меня или 
брата довольно больно, что заставляло нас кричать. За нас обыкновенно 
заступалась "девица из дворян" Ольга Алексеевна Борисова, заведывавшая в доме 
чайным хозяйством и необыкновенно хорошо приготовлявшая ягодные наливки. Она 
говорила Пушкину, что так поступать с детьми нельзя и что пожалуется на него 
"господам".
      Тут Пушкин принимался льстить Ольге Алексеевне, целовал у нее ручки, 
превозносил искусство ее приготовлять наливки чуть не до небес, и дело кончалось 
тем, что старуха смягчалась, прощала "шалопуту", как она его называла, и, 
обратив гнев на милость, угощала Пушкина смородиновкой, которую он очень любил.
      Ни один приезд к нам Александра Сергеевича не проходил без какой-нибудь с 
его стороны злой шалости<1.
      И. А. АРСЕНЬЕВ. Слово живое о неживых (Из моих воспоминаний).  Истор. 
Вестник,  1887, янв., 78.

      <1Точная датировка рассказа представляет трудности. Нам неизвестно время, 
когда бы взрослый Пушкин проживал в Москве одновременно со своим отцом. Автор 
воспоминаний родился в 1820 г., описываемое могло происходить приблизительно 
между 1826 и 1832 гг.

      В прошедшем году я встретился в театре с одним из первоклассных наших 
поэтов и узнал из его разговоров, что он намерен отправиться в Грузию. -- "О 
боже мой, -- сказал я горестно, -- не говорите мне о поездке в Грузию. Этот край 
может назваться врагом нашей литературы. Он лишил нас Грибоедова!" -- "Так что 
же? -- ответил поэт. -- Ведь Грибоедов сделал свое. Он уже написал "Горе от 
ума".
      В. У. (В. А. УШАКОВ).  Моск. Телеграф,  1830, • 12, стр. 515.

      Бенкендорф и его помощник фон-Фок ошибочно стали смотреть на Пушкина не 
как на ветреного мальчика, а как на опасного вольнодумца, постоянно следили за 
ним и приходили в тревожное положение от каждого его действия, выходившего из 
общей колеи. Не восхищавшиеся ничем в литературе и не считавшие поэзию делом 
важным, они передавали царскую волю Пушкину всегда пополам со строгостью, хотя в 
самых вежливых выражениях. Они как бы беспрестанно ожидали, что вольнодумец или 
предпримет какой-либо вредный замысел, или сделается коноводом возмутителей. 
Между тем Пушкин беспрестанно впадал в проступки, выслушивал замечания, приносил 
извинения и опять проступался. Он был в полном смысле дитя и, как дитя, никого 
не боялся. Зато люди, которые должны бы быть прозорливыми, его боялись. Отсюда 
начался ряд, с одной стороны, напоминаний, выговоров, а с другой -- извинений, 
обещаний и вечных проступков.
      (М. М. ПОПОВ, чиновник III Отделения).  Рус. Стар..  1874, т. 10, стр. 
694.

      С неделю тому назад завтракал я с Пушкиным, Мицкевичем и другими у Мих. 
Петровича  (Погодина).  Первый держал себя ужасно гадко, отвратительно; второй -
- прекрасно. Посудите, каковы были разговоры, что  второй  два раза принужден 
был сказать: "гг., порядочные люди и наедине и сами с собою не говорят о таких 
вещах!"
      С. Т. АКСАКОВ -- С. П. ШЕВЫРЕВУ, 26 марта 1829 г., из Москвы.  Рус. Арх.,  
1878, II, 50.

      27 марта 1829 г. Завтрак у меня: представители русской общественности и 
просвещения: Пушкин, Мицкевич, Хомяков, Щепкин, Венелин, Аксаков, Верстовский, 
Веневитинов. -- Разговор от  (неразборчиво)  до евангелия, без всякой 
последовательности, как и обыкновенно. -- Ничего не удержал, потому что не было 
ничего для меня нового, а надо бы помнить все пушкинское. Верстовскому и 
Аксакову не понравилось. -- Нечего было сказать о разговоре Пушкина и Мицкевича, 
кроме: предрассудок холоден, а вера горяча.
      M П. ПОГОДИН. Дневник.  Пушкин и его с-ки,  XIX -- XX, 94.

      Пушкин написал и напечатал две преругательные эпиграммы на Каченовского. 
Пушкин бесится на него за то, что помещает статьи Надеждина, где колют его 
нравственность... Пушкин собирается писать историю Малороссии; но я не думаю, 
чтобы он был способен к труду медленному и часто мелочному по необходимости. -- 
Он теперь увивается в Москве около Ушак.
      У меня обедали: Пушкин, Мицкевич, Аксаков, Верстовский etc. Разговор был 
занимателен от... до евангелия. Но много было сального, которое не понравилось.
      М. П. ПОГОДИН -- С. П. ШЕВЫРЕВУ, 28 апр. 1829 г., из Москвы.  Рус. Арх.,  
1882, III, 81.

      (А. О.Смирнова): -- "Пушкин -- любитель непристойного". (Н. Д. Киселев): -
- "К несчастью, я это знаю и никогда не мог себе объяснить эту антитезу перехода 
от непристойного к возвышенному".
      А. О. СМИРНОВА. Автобиография, 224.

      Пушкин увлекал, изумлял слушателей живостью, тонкостью и ясностью ума 
своего, был одарен необыкновенною памятью, суждением верным, вкусом утонченным и 
превосходным. Когда говорил он о политике внешней и отечественной, можно было 
думать, что слушаешь человека, заматеревшего в государственных делах и 
пропитанного ежедневным чтением парламентарных прений. Я довольно близко и 
довольно долго знал русского поэта; находил я в нем характер слишком 
впечатлительный, а иногда легкомысленный, но всегда искренний, благородный и 
способный к сердечным излияниям. Погрешности его казались плодами обстоятельств, 
среди которых он жил: все, что было в нем хорошего, вытекало из сердца. В этой 
эпохе он прошел только часть того поприща, на которое был призван, ему было 
тридцать лет. Те, которые знали его в это время, замечали в нем значительную 
перемену. Вместо того, чтобы с жадностью пожирать романы и заграничные журналы, 
которые некогда занимали его исключительно, он ныне более любил вслушиваться в 
рассказы народных былин и песней и углубляться в изучение отечественной истории. 
Казалось, он окончательно покидал чуждые области и пускал корни в родную почву. 
Одновременно разговор его, в котором часто прорывались задатки будущих творений 
его, становился обдуманнее и степеннее. Он любил обращать рассуждения на высокие 
вопросы религиозные и общественные, о существовании коих соотечественники его, 
казалось, и понятия не имели. Очевидно, поддавался он внутреннему 
преобразованию.
      АДАМ МИЦКЕВИЧ. Биографическое и литературное известие о Пушкине. Le Globe, 
25 мая 1837 г. Перевод кн. П. А. Вяземского. Кн. П. А. Вяземский. Соч., т. VII, 
315.

      Когда П. В. Нащокин был еще холост, Пушкин, проездом через Москву, 
остановившись у него, слушал, как какой-то господин, живший в мезонине против 
квартиры Нащокина, целый день пиликал на скрипке одно и то же. Это надоело 
поэту, и он послал лакея сказать незнакомому музыканту: "Нельзя ли сыграть 
второе колено?" Конечно, тот вломился в амбицию<1.
      В. А. НАЩОКИНА. Воспоминания.  Нов. Время,  1898, • 8122, илл. прилож.

      <У холостого Нащокина Пушкин останавливался в Москве в марте -- апреле 
1829 г. и в декабре 1831 г. Навряд ли в декабре, при закрытых окнах, Пушкин мог 
слышать музыканта из противоположной квартиры.

      Пушкин, после бурных годов своей молодости, был страстно влюблен в 
московскую красавицу Гончарову, которая действительно могла служить идеалом 
греческой правильной красоты.
      A. H. МУРАВЬЕВ. Знакомство с русскими поэтами. Киев, 1871, стр. 10.

      Пушкин, влюбившись в Гончарову, просил Американца графа Толстого, 
старинного знакомого Гончаровых, чтобы он съездил к ним и испросил позволения 
привезти Пушкина. На первых порах Пушкин был очень застенчив, тем более, что вся 
семья обращала на него большое внимание. Пушкину позволили ездить. Он 
беспрестанно бывал. А. П. Малиновская (супруга известного археолога) по его 
просьбе уговаривала в его пользу, но с Натальей Ивановной (матерью) у них бывали 
частые размолвки, потому что Пушкину случалось проговариваться о проявлениях 
благочестия и об императоре Александре Павловиче, а у Натальи Ивановны была 
особая молельня со множеством образов, и про покойного государя она выражалась 
не иначе, как с благоговением. Пушкину напрямик не отказали, но отозвались, что 
надо подождать и посмотреть, что дочь еще слишком молода и пр.
      С. Н. ГОНЧАРОВ (брат буд. жены Пушкина) по записи БАРТЕНЕВА.  Рус. Арх.,  
1881, II, 497.

      Когда я увидел ее в первый раз, красоту ее только что начинали замечать в 
обществе. Я ее полюбил, голова у меня закружилась, я просил ее руки. Ответ ваш, 
при всей его неопределенности, едва не свел меня с ума; в ту же ночь я уехал в 
армию. Спросите, -- зачем? Клянусь, сам не умею сказать; но тоска непроизвольная 
гнала меня из Москвы: я бы не мог в ней вынести присутствия вашего и ее.
      ПУШКИН -- НАТ. ИВ. ГОНЧАРОВОЙ (матери будущей его жены) в перв. полов. 
апреля 1830 г.  (фр.).

      На коленях, проливая слезы благодарности, -- вот как должен бы я писать 
вам теперь, когда граф Толстой привез мне ваш ответ: этот ответ -- не отказ, вы 
мне позволяете надеяться. Тем не менее, если я еще ропщу, если грусть и горечь 
примешиваются к чувству счастья, -- не обвиняйте меня в неблагодарности. 
Простите нетерпение сердца больного и пьяного от счастья. Я еду сейчас, я увожу 
в глубине души образ небесного существа, обязанного вам своим существованием.
      ПУШКИН -- НАТ. ИВ. ГОНЧАРОВОЙ, 1 мая 1829 г.  (фр.) .



В. Вересаев.
Пушкин в жизни.

      Путешествие в Арзрум
      (Май -- сентябрь 1829)

      Не спрашивая разрешения властей, 5 марта 1829 года Пушкин берет из 
Петербурга подорожную в Тифлис. В то время путешествие было одним из самых 
популярных жанров литературы и жизни. Байрон, заманчивым примером, ввел 
скитания, особенно по Востоку, в биографию поэтов; убегая от "надменной" 
(Гончаровой), от шпионов и властей, Пушкин направлялся по традиционному 
маршруту. Желание повидаться с братом, друзьями, надежда встретиться с 
сосланными на Кавказ декабристами -- все это влекло его в дорогу. Дар, 
руководивший исподволь его поступками, также требовал живых впечатлений, новые 
источники вдохновения нужны были его душе. К тому же здесь когда-то протекли 
счастливейшие минуты его первой молодости, вместе с Раевскими, с Марией 
Раевской. Кавказ и всегда играл особую роль в жизни русских поэтов. Тут был 
другой мир. Разворачивавшаяся на фоне величественных гор-исполинов жизнь была 
полна реальных опасностей, бивуачной простоты и той естественной свободы, без 
которой творческий человек скоро перестает быть самим собой.
      Возможно, был в этом путешествии и еще один мотив. Вскоре после отказа 
Пушкину в разрешении ехать за границу Вяземский сообщал жене (7 мая 1828 года, 
за год до арзрумской поездки) : "Пушкин едет на Кавказ и далее, если удастся".
      Пушкин выезжает в Грузию только 1 мая, не зная, что уже 22 марта 
Бенкендорф сообщил о его поездке санкт-петербургскому военному губернатору и 
сделал распоряжение о слежке. По-видимому, удобством непосредственного 
наблюдения за опальным поэтом объясняется то, что Паскевич разрешил ему прибыть 
в действующий корпус; другой причиной была, без сомнения, самолюбивая надежда 
новоиспеченного графа, что Пушкин воспоет его подвиги. Подобные же надежды -- и 
разочарование -- правительственных кругов со всей отчетливостью выразил в своей 
газете Булгарин (вскоре после возвращения автора "Полтавы"): "Мы думали, что 
великие события на Востоке, удивившие мир и стяжавшие России уважение 
просвещенных народов, возбудят гений наших поэтов, -- мы ошиблись. Лиры 
знаменитые остались безмолвными, и в пустыне нашей поэзии появился опять Онегин, 
бледный, слабый... сердцу больно, когда взглянешь на эту бесцветную картину". 
Особенно больно было, конечно, сердцу Паскевича, который даже в 1831 году, 
когда, казалось бы, он должен был быть удовлетворен "Бородинской годовщиной", 
жаловался в письме к Жуковскому: "Заря достопамятных событий Персидской и 
Турецкой войн осталась невоспетою". Однако Пушкин явно не хотел петь в унисон с 
официальными трубами и барабанами.
      Между тем во все время поездки поэт не переставал творчески работать. Эта 
глава его биографии изложена им самим в "Путешествии в Арзрум". Помимо путевого 
дневника и лирики, он был занят в это время замыслом новой поэмы. Его увлекает 
образ черкеса -- христианина по образу чувств и поэта по своим поступкам 
("Тазит"). Здесь должны были найти отражения путевые впечатления, быт, обряды, 
нравы черкесов, пейзажи Кавказа. Поэма должна была завершать линию, открытую 
"Кавказским пленником". Судьба героя, согласно плану, кончалась трагически -- он 
погибает. Одновременно Пушкин задумывался и над кавказской главой "Евгения 
Онегина" как финалом романа. Судя по всему, путешествие в Арзрум было для него 
временем подведения итогов. Это -- последняя глава пушкинской молодости ..

      Из Москвы поехал я на Калугу, Белев и Орел, и сделал таким образом двести 
верст лишних, зато увидел Ермолова.
      ПУШКИН. Путешествие в Арзрум, гл. I.

      (Начало мая 1829 г.). Был у меня Пушкин. Я в первый раз видел его и, как 
можешь себе вообразить, смотрел на него с живейшим любопытством. В первый раз не 
знакомятся коротко, но какая власть высокого таланта! Я нашел в себе чувство, 
кроме невольного уважения.
      Генерал А. П. ЕРМОЛОВ -- ДЕНИСУ ВАС. ДАВЫДОВУ.  Старина и Новизна,  XXII, 
стр. 38.

      Мне предстоял путь через Курск и Харьков, но я своротил на прямую 
Тифлисскую дорогу. Несколько раз коляска моя вязла в грязи, достойной грязи 
Одесской. Мне случалось в целые сутки проехать не более пятидесяти верст. 
Наконец, увидел я Воронежские степи, свободно покатился по зеленой равнине и 
благополучно прибыл в Новочеркасск, где нашел гр. Вл. Пушкина, тоже едущего в 
Тифлис. Я сердечно ему обрадовался, и мы согласились путешествовать вместе. Он 
едет в огромной бричке. Это род укрепленного местечка; мы ее прозвали  Отрадною.  
В северной ее части хранятся вина и съестные припасы; в южной -- книги, мундиры, 
шляпы, etc, etc. С западной и восточной стороны она защищена ружьями, 
пистолетами, мушкетонами, саблями и проч. На каждой станции выгружается часть 
северных запасов, и таким образом мы проводим время как нельзя лучше.
      Переход от Европы к Азии делается час от часу чувствительнее: леса 
исчезают, холмы сглаживаются, трава густеет... Калмыки располагаются около 
станционных хат. У кибиток их пасутся уродливые, косматые козы. На днях посетил 
я калмыцкую кибитку (клетчатый плетень, обтянутый белым войлоком). Все семейство 
собиралось завтракать; котел варился посредине, и дым выходил в отверстие, 
сделанное в верху кибитки. Молодая калмычка, собою очень недурная, шила, куря 
табак. Я сел подле нее. Как тебя зовут? -- ***. -- Сколько тебе лет? -- Десять и 
восемь. -- Что ты шьешь? -- Портка. -- Кому? -- Себя  (В черновике: --  Поцелуй 
меня. -- Неможна, стыдно. -- Голос ее был чрезвычайно приятен). Она подала мне 
свою трубку и стала завтракать. В котле варился чай с бараньим жиром и солью. 
Она предложила мне свой ковшик. Я не хотел отказаться и хлебнул, стараясь не 
перевести духа. Не думаю, чтобы другая народная кухня могла произвести что-
нибудь гаже. Я попросил чем-нибудь заесть. Мне дали кусочек сушеной кобылятины; 
я был и тому рад.  (В черновике: --  После сего подвига я думал, что имею право 
на некоторое вознаграждение, но моя гордая красавица ударила меня балалайкой по 
голове). Калмыцкое кокетство испугало меня: я поскорее выбрался из кибитки и 
поехал от степной цирцеи.
      С Екатеринограда начинается военная Грузинская дорога; почтовый тракт 
прекращается. Нанимают лошадей до Владикавказа. Дается конвой казачий и пехотный 
и одна пушка. Почта отправляется два раза в неделю, и проезжие к ней 
присоединяются: это называется  оказией.
      ПУШКИН. Путешествие в Арзрум, гл. I.

      Известный стихотворец, отставной чиновник Х класса Александр Пушкин 
отправился в марте месяце из С.-Петербурга в Тифлис, а как по высочайшему его 
имп. величества повелению состоит он под секретным надзором, то по приказанию 
его сиятельства  (графа И. Ф. Паскевича)  имея честь донести о том вашему 
превосходительству, покорнейше прошу не оставить распоряжением вашим о 
надлежащем надзоре за ним по прибытии его в Грузию.
      Генерал-майор бар.  Д. Е. ОСТЕН-САКЕН  в донесении военному губернатору 
Грузии генерал-адъютанту СТРЕКАЛОВУ от 12 мая 1829 г. за • 28.  Акты, собранные 
Кавказской Археографической комиссией,  т. VII.  Тифлис,  1878, стр. 954.

      *В Екатериноградской станице встретил я Пушкина... Все начало принимать 
воинственный вид, в ожидании скорого отправления. Пушкин из первых оделся в 
черкесский костюм, вооружился шашкой, кинжалом, пистолетом; подражая ему, многие 
из мирных людей накупили у казаков кавказских нарядов и оружия. Наконец, 
наступило раннее утро, и под звуки барабана все зашевелилось, и колонна 
выступила длинною вереницей; чтобы пехоту не утомлять, двигались очень медленно; 
но все-таки без привалов дело не обходилось. Палящее солнце днем, тихая езда, -- 
все это очень нам надоедало. Пушкин затевал скачки, другие, тоже подражая ему, 
далеко удалялись за цепь, но всегда были возвращаемы обратно командовавшим 
транспортом офицером, предупреждавшим об опасности быть захваченным или 
подстреленным хищниками. Тогда Пушкин, подъезжая к офицеру, брал под козырек и 
произносил: "слушаем, отец командир!" Переходы в длинные летние дни верст 20 и 
более тоже надоедали; в каждом укреплении располагались на ночлег. На ночлегах 
начиналось чаепитие, ужины, веселые разговоры, песни, иногда продолжавшиеся до 
рассвета. Пушкин очень любил расписывать двери и стены мелом и углем в 
отводившихся для ночлега казенных домиках. Его рисунки и стихи очень забавляли 
публику, но вместе с тем возбуждали неудовольствие и ворчание старых инвалидов-
сторожей, которые немедленно стирали все тряпкой; когда же их останавливали, 
говоря: "братцы, не троньте, ведь это писал Пушкин", то раз один из старых 
ветеранов ответил: "Пушкин или Кукушкин -- все равно, но зачем же казенные стены 
пачкать, комендант за это с нашего брата строго взыскивает". А. С-ч, подойдя к 
старику-инвалиду, просил не сердиться, потрепал его по плечу и дал на водку 
серебряную монету.
      Н. Б. ПОТОКСКИЙ.  Рус. Стар.,  1880, т. 28, стр. 577.

       (Между Владикавказом и Тифлисом).  Скоро притупляются впечатления. Едва 
прошли сутки, и уже рев Терека и его безобразные водопады, уже утесы и пропасти 
не привлекали моего внимания. Нетерпенье доехать до Тифлиса исключительно 
овладело мною. Я столь же равнодушно ехал мимо Казбека, как некогда плыл мимо 
Чатырдага. Правда то, что дождливая и туманная погода мешала мне видеть его 
снеговую груду, по выражению поэта,  подпирающую небосклон.
      ПУШКИН. Путешествие в Арзрум, гл. I.

      *Около заката солнца прибыли в Коби. В ожидании чая и ужина наше общество 
разбрелось по окрестностям поста, любоваться окружавшими его скалами. В двух 
верстах находится довольно большой аул. Пушкину пришла мысль осмотреть его; нас 
человек 20 отправились в путь. Ал. С-ч набросил на плечи плащ и на голову надел 
красную турецкую фесс, захватив по дороге толстую, суковатую палку, и, так, 
выступая впереди публики, открыл шествие. У самого аула толпа мальчишек 
встретила нас и робко начала отступать, но тут появилось множество горцев, 
взрослых мужчин и женщин с малютками на руках. Началось осматриванием 
внутренностей саклей, которые охотно отворялись, но, конечно, ничего не было в 
них привлекательного; разумеется, при этом дарились мелкие серебряные деньги, 
принимаемые с видимым удовольствием; наконец, мы обошли весь аул и, собравшись 
вместе, располагали вернуться на пост к чаю. Густая толпа все-таки нас не 
оставляла. Осетины, обыватели аула, расспрашивали нашего переводчика о красном 
человеке; тот отвечал им, что это "большой господин". Ал. С-ч вышел вперед и 
приказал переводчику сказать им, что "красный -- не человек, а шайтан (черт); 
что его поймали еще маленьким в горах русские; между ними он привык, вырос и 
теперь живет подобно им". И когда тот передал им все это, толпа начала понемногу 
отступать, видимо, испуганная; в это время Ал. С-ч поднял руки вверх, состроил 
сатирическую гримасу и бросился в толпу. Поднялся страшный шум, визг, писк 
детей, -- горцы бросились врассыпную, но, отбежав, начали бросать в нас камнями, 
а потом и приближаться все ближе, так что камни засвистели над нашими головами. 
Эта шутка Ал. С-ча могла кончиться для нас очень печально, если бы постовой 
начальник не поспешил к нам с казаками; к счастью, он увидал густую толпу 
горцев, окружившую нас с шумом и гамом, и подумал о чем-то недобром. Известно, 
насколько суеверный, дикий горец верит в существование злых духов в Кавказских 
горах. Итак, мы отретировались благополучно.
      Н Б. ПОТОКСКИЙ. Воспоминания.  Рус. Стар.,  1880, т. 28, стр. 579.

       (В Грузии).  В Пайсанауре остановился я для перемены лошадей... Я пошел 
пешком, не дождавшись лошадей... Я дошел до Ананура, не чувствуя усталости. 
Лошади мои не приходили. Мне сказали, что до города Душета осталось не более как 
десять верст, и я опять отправился пешком. Но я не знал, что дорога шла в гору. 
Наступил вечер; я шел вперед, подымаясь все выше и выше. Местами глинистая 
грязь, образуемая источниками, доходила мне до колена. Я совершенно утомился. 
Темнота увеличивалась... Наконец, увидел я огни и около полуночи очутился у 
домов, осененных деревьями. Первый встречный вызвался провести меня к 
городничему и требовал за то с меня  абаз.  Появление мое у городничего, старого 
офицера из грузин, произвело большое действие. Я требовал, во-первых, комнаты, 
где бы мог раздеться, во-вторых, стакан вина, в-третьих, абаза для моего 
провожатого. Городничий не знал, как меня принять, и посматривал на меня с 
недоумением. Видя, что он не торопится исполнить мои просьбы, я стал перед ним 
раздеваться, прося извинения de la liberte grande. К счастью, нашел я в кармане 
подорожную, доказывающую, что я мирный путешественник, а не Ринальдо-Ринальдини. 
Благословенная хартия возымела тотчас свое действие: комната была мне отведена, 
стакан вина принесен и абаз выдан моему проводнику, с отеческим выговором за его 
корыстолюбие, оскорбительное для грузинского гостеприимства. Я бросился на 
диван, надеясь после моего подвига заснуть богатырским сном, -- не тут-то было! 
Блохи напали на меня и во всю ночь не дали мне покою. По утру явился ко мне 
человек и объявил, что граф Пушкин благополучно переправился на волах через 
снеговые горы и прибыл в Душет. Нужно было мне торопиться! Граф Пушкин и 
Шернваль посетили меня и предложили опять отправиться вместе в дорогу. Я оставил 
Душет с приятною мыслью, что ночую в Тифлисе.
      ПУШКИН. Путешествие в Арзрум, гл. I.

       (Пушкин приехал в Тифлис 27 мая, пробыл в нем около двух недель, до 10 
июня).  Ежедневно производил он странности и шалости, ни на кого и ни на что не 
обращая внимания. Всего больше любил он армянский базар, -- торговую улицу, 
узенькую, грязную и шумную... Отсюда шли о Пушкине самые поражающие вещи: там 
видели его, как он шел обнявшись с татарином, в другом месте он переносил в 
открытую целую стопку чурехов.
      На Эриванскую площадь выходил в шинели, накинутой прямо на ночное белье, 
покупая груши, и тут же, в открытую и не стесняясь никем, поедал их... 
Перебегает с места на место, минуты не посидит на одном, смешит и смеется, 
якшается на базарах с грязным рабочим муштаидом и только что не прыгает в 
чехарду с уличными мальчишками. Пушкин в то время пробыл в Тифлисе, в общей 
сложности дней, всего лишь одну неделю, а заставил говорить о себе и покачивать 
многодумно головами не один год потом<1.
      Кн. Е. О. ПАЛАВАНДОВ по записи С. В. МАКСИМОВА. С. Максимов. Год на 
севере. 4-е изд. М_ 1890, стр. 408 -- 409.

      <1Для характеристики легенд, творившихся о Пушкине, приводим еще отрывок 
из этих же воспоминаний. "Наша грузинская аристократия приготовила в Тифлисе 
роскошный пир в честь нового наместника, графа Паскевича. За почетным обедом, 
между прочим, для парада прислуживали сыновья самых родовитых фамилий в качестве 
пажей. Так как и я числился в таких же, то также присутствовал тут. Я был 
поражен и не могу забыть испытанного изумления: резко бросилось мне в глаза на 
этом обеде лицо одного молодого человека. Он показался мне с растрепанной 
головой, непричесанным, долгоносым. Он был во фраке и белом жилете. Последний 
был испачкан так, что мне казалось, что он нюхал табак (кн. Палавандов особенно 
настаивал на этом предположении). Он за стол не садился, закусывал на ходу. То 
подойдет к графу, то обратится к графине, скажет им что-нибудь на ухо, те 
рассмеются, а графиня просто прыскала от смеха. Эти шутки составляли потом 
предмет толков и разговоров во всех аристократических кружках: откуда взялся он, 
в каком звании состоит и кто он такой, смелый, веселый, безбоязненный? Все это 
казалось тем более поразительным и загадочным, что даже генерал-адъютанты, 
состоявшие при кавказской армии, выбирали время и добрый час, чтобы ходить к 
главнокомандующему с докладами, и опрашивали адъютантов, в каком духе на этот 
раз находится Паскевич. А тут -- помилуйте! -- какой-то господин безнаказанно 
заигрывает с этим зверем и даже смешит его. Когда указали, что он русский поэт, 
начали смотреть на него, по нашему обычаю, с большею снисходительностью. Готовы 
были отдать ему должное почтение, как отмеченному божьим перстом, если бы только 
могли примириться с теми странностями и шалостями, какие ежедневно производил 
он... Не вяжется представление, не к таким видам привыкли. Наши поэты степеннее 
и важнее самих ученых"  (там же). --  Пушкин приехал в Тифлис 27 мая. Между тем, 
уже 19 мая Паскевич со штабом прибыл из Тифлиса на фронт, оставив в Тифлисе 
вновь назначенного военным губернатором Грузии ген.-адъютанта Стрекалова  ¦0_0

_1_0¦(Кн. Щербатов. Генерал-фельдмаршал кн. Паскевич.  Том III: СПб., 1891, с. 
177). И за все время пребывания Пушкина в Закавказье Паскевич оставался на 
фронте и не приезжал в Тифлис.

      Однажды, это было в Тифлисе, за обедом у издателя Тифлисской газеты 
Санковского, когда разговор коснулся до оды Пушкина "Наполеон", я, по младости и 
живости моего характера, необдуманно позволил себе заметить А. С. Пушкину, что 
он весьма слабо изобразил великого полководца, назвавши его баловнем побед, 
тогда как Наполеон по своим гениальным воинским способностям побеждал не 
случайно, а по расчету. Пушкин, взглянувши на меня не совсем благосклонно, 
принял мою выходку строптиво: быстро перервал разговор и замолчал. Впоследствии 
времени, когда уже мы сошлись ближе, он один раз, бывши в самом веселом 
расположении духа, напомнил мне об этом с извинением передо мною, что он круто 
принял мое замечание, а я, в свою очередь, со всем чистосердечием, сознался ему, 
что и я не имел права так резко произнести мой приговор в присутствии его, не 
бывши знаком с ним коротко. Так это и кончилось общим смехом.
      В бытность Пушкина в Тифлисе, общество молодых людей, бывших на службе, 
было весьма образованное и обратило особенное внимание Пушкина, который встретил 
в среде их некоторых из своих лицейских товарищей. Всякий, кто только имел 
возможность, давал ему частный праздник или обед, или вечер, или завтрак, и, 
конечно, всякий жаждал беседы с ним. Наконец, все общество, соединившись в одну 
мысль, положило сделать в честь его общий праздник, устройство которого было 
возложено на меня. Из живописных окрестностей Тифлиса не трудно было выбрать 
клочок земли для приветствия русского поэта. Выбор мой пал на один из прекрасных 
загородных виноградных садов за рекою Кур. В нем я устроил праздник нашему 
дорогому гостю в европейско-восточном вкусе. Тут собрано было: разная музыка, 
песельники, танцовщики, баядерки, трубадуры всех азиатских народов, бывших тогда 
в Грузии. Весь сад был освещен разноцветными фонарями и восковыми свечами на 
листьях дерев, а в средине сада возвышалось вензелевое имя виновника праздника. 
Более 30 единодушных хозяев праздника заранее столпились у входа сада 
восторженно встретить своего дорогого гостя.
      Едва показался Пушкин, как все бросились приветствовать его громким ура с 
выражением привета, как кто умел. Весь вечер пролетел незаметно в разговорах о 
разных предметах, рассказах, смешных анекдотах и пр. Одушевление всех было 
общее. Тут была и зурна, и тамаша, и лезгинка, и заунылая персидская песня, и 
Ахало, и Алаверды (грузинские песни), и Якшиол, и Байрон был на сцене, и все 
европейское, западное смешалось с восточноазиатским разнообразием в устах 
образованной молодежи, и скромный Пушкин наш приводил в восторг всех, забавлял, 
восхищал своими милыми рассказами и каламбурами. -- Действительно, Пушкин в этот 
вечер был в апотезе душевного веселия, как никогда и никто его не видел в таком 
счастливом расположении духа; он был не только говорлив, но даже красноречив, 
между тем как обыкновенно он бывал более молчалив и мрачен. Как оригинально 
Пушкин предавался этой смеси азиатских увеселений! Как часто он вскакивал с 
места, после перехода томной персидской песни в плясовую лезгинку, как это 
пестрое разнообразие европейского с восточным ему нравилось и как он от души 
предался ребячей веселости! Несколько раз повторялось, что общий серьезный 
разговор останавливался при какой-нибудь азиатской фарсе, и Пушкин, прерывая 
речь, бросался слушать или видеть какую-нибудь тамашу грузинскую или 
имеретинского импровизатора с волынкой. Вечер начинал уже сменяться утром. Небо 
начало уже румяниться, и все засуетилось приготовлением русского радушного 
хлеба-соли нашему незабвенному гостю. Мигом закрасовался ужинный стол, 
установленный серебряными вазами с цветами и фруктами и чашами, и все собрались 
в теснейший кружок еще поближе к Пушкину, чтобы наслушаться побольше его речей и 
наглядеться на него. Все опять заговорило, завеселилось, запело. Когда 
торжественно провозглашен был тост Пушкина, снова застонало новое ура при искрах 
шампанского. Крики ура, все оркестры, музыка и пение, чокание бокалов и 
дружеские поцелуи смешались в воздухе. Когда европейский оркестр во время 
заздравного тоста Пушкина заиграл марш из La dame blanch


e, на русского Торквато надели венок из цветов и начали его поднимать на плечах 
своих при беспрерывном ура, заглушавшем гром музыки. Потом посадили его на 
возвышение, украшенное цветами и растениями, и всякий из нас подходил к нему с 
заздравным бокалом и выражали ему, как кто умел, свои чувства, свою радость 
видеть его среди себя. На все эти приветы Пушкин молчал до времени, и одни 
теплые слезы высказывали то глубокое приятное чувство, которым он тогда был 
проникнут. Наконец, когда умолкли несколько голоса восторженных, Пушкин в своей 
стройной благоуханной речи излил перед нами душу свою, благодаря всех нас за 
торжество, которым мы его почтили, заключивши словами: "Я не помню дня, в 
который бы я был веселее нынешнего; я вижу, как меня любят, понимают и ценят, -- 
и как это делает меня счастливым!" Когда он перестал говорить, -- от избытка 
чувств бросился ко всем с самыми горячими объятиями и задушевно благодарил за 
эти незабвенные для него приветы. До самого утра пировали мы с Пушкиным.
      К. И. САВОСТЬЯНОВ. Письмо к  Вл.  П. Горчакову.  Пушкин и его совр-ки,  
XXXVII, 146 -- 148.

      Генерал Стрекалов, известный гастроном, позвал однажды меня обедать; по 
несчастию, у него разносили кушанья по чинам, а за столом сидели английские 
офицеры в генеральских эполетах. Слуги так усердно меня обносили, что я встал 
из-за стола голодный. Чорт побери тифлисского гастронома!
      ПУШКИН. Путешествие в Арзрум, гл. II.

      Я с нетерпением ожидал разрешения моей участи  (разрешения приехать на 
фронт).  Наконец, получил я записку от Раевского  (Ник. Ник-ча младшего, 
старинного приятеля Пушкина, в то время командовавшего Нижегородским драгунским 
полком).  Он писал мне, чтобы я спешил к Карсу, потому что через несколько дней 
войско должно было идти дальше. Я выехал на другой же день  (10 июня). 
(Действующие войска уже выступили из Карса и стояли за 25 верст от него.)  Я 
взъехал на отлогое возвышение и вдруг увидел наш лагерь, расположенный на берегу 
Карс-чая; через несколько минут я был уже в палатке Раевского. Я приехал 
вовремя. В тот же день  (13 июня)  войско получило повеление идти вперед.
      ПУШКИН. Путешествие в Арзрум, гл. II -- III.

      Я жил  (в одной палатке)  с братом Пушкина Львом, бок о бок с нашим 
двадцатисемилетним генералом  (Н. Н. Раевским),  при котором мы оба были 
адъютантами, но не в адъютантских, а дружеских отношениях, Я лежал в пароксизме 
лихорадки, бившей меня по-азиатски; вдруг я слышу, что кто-то подошел к палатке 
и спрашивает: дома ли? На этот вопрос Василий, слуга Льва Пушкина, отвечает, 
открывая палатку: "Пожалуйте, Александр Сергеевич!" При этом имени я понял, что 
Пушкин, которого мы ждали, приехал. Когда он вошел, я приподнялся на кровати и 
стал, со стуком зубов, выражать сожаление, что лихорадка мешает мне принять его, 
как бы я желал, в отсутствие его брата. Пушкин пустился, с своей стороны, в 
извинения и, по выходе, стал выговаривать Василию, что он впустил его, ничего не 
сказавши о больном. После пароксизма я отправился к Раевскому, где и 
познакомился с поэтом.
      Как теперь вижу его, живого, простого в обращении, хохотуна, очень 
подвижного, даже вертлявого, с великолепными, большими, чистыми и ясными 
глазами, в которых, казалось, отражалось все прекрасное в природе, с белыми, 
блестящими зубами, о которых он очень заботился, как Байрон. Он вовсе не был 
смугл, ни черноволос, как уверяют некоторые, а был вполне белокож и с вьющимися 
волосами каштанового цвета. В детстве он был совсем белокур, каким и остался 
брат его Лев. В его облике было что-то родное африканскому типу; но не было 
того, что оправдывало бы его стих о самом себе: "Потомок негров  безобразный".  
Напротив того, черты лица у него были приятные, и общее выражение очень 
симпатичное. Его портрет, работы Кипренского, похож безукоризненно. В одежде и 
во всей его наружности была заметна светская заботливость о себе.
      М. В. ЮЗЕФОВИЧ. Воспоминания о Пушкине.  Рус. Арх.,  1880, III, стр. 434.

      Лев Сергеевич Пушкин похож лицом на своего брата; тот же африканский тип, 
те же толстые губы  (большой нос),  умные глаза; но он блондин, хотя волоса его 
так же вьются, как черные кудри Александра Сергеевича<1.
      Н. И. ЛОРЕР. Записки.  Рус. Арх.,  1874, I, стр. 384.

      <1Слова "большой нос", находящиеся в рукописи, Бартеневым выпущены. Слова 
эти в рукописи неизвестною рукою зачеркнуты карандашом, и над ними написано: 
"плоский, широкий нос", а на полях тою же рукою: "Что вы, Николай Иванович! 
Откуда у Левушки взялся большой нос? У обоих братьев носы, напротив, были очень 
небольшие". Дальше на полях, против слов: "черные кудри Ал. С-ча": "И это не 
так: у Ал. С-ча волосы были довольно светлого каштанового цвета".  (Рукопись, 
находящаяся в библиотеке Коммун. Академии, I, 417 -- 418).  Из других пометок 
неизвестного можно заключить, что он лично знавал Ал. С. Пушкина.

      В пятом часу войско выступило. Я ехал с Нижегородским драгунским полком, 
разговаривая с Раевским, с которым уже несколько лет не видался. Настала ночь. 
Мы остановились в долине, где все войско имело привал. Здесь имел я честь быть 
представлен графу Паскевичу. Я нашел графа дома, перед бивачным огнем, 
окруженного своим штабом. Он был весел и принял меня ласково. Здесь увидел я 
нашего Вальховского  (обер-квартирмейстер армии Паскевича, лицейский товарищ 
Пушкина),  запыленного с ног до головы, обросшего бородой, изнуренного заботами. 
Он нашел, однако, время побеседовать со мною, как старый товарищ. Здесь увидел я 
и Михаила Пущина, раненного в прошлом году  (разжалованный декабрист, брат Ивана 
Пущина, лицейского товарища Пушкина).  Многие из старых моих приятелей окружили 
меня. Я воротился к Раевскому и ночевал в его палатке. На заре войско двинулось. 
Мы благополучно прошли опасное ущелие и стали на высотах Саган-лу, в десяти 
верстах от неприятельского лагеря. Только успели мы отдохнуть и отобедать, как 
услышали ружейные выстрелы. Раевский послал осведомиться. Ему донесли, что турки 
завязали перестрелку на передовых наших пикетах. Я поехал с Семичевым посмотреть 
новую для меня картину.
      ПУШКИН. Путешествие в Арзрум, гл. III.

      Однажды, возвращаясь из разъезда, я сошел с лошади прямо в палатку Николая 
Раевского, чтобы первого его порадовать скорою неминуемою встречею с 
неприятелем, которой все в отряде с нетерпением ожидали. Не могу описать моего 
удивления и радости, когда тут А. С. Пушкин бросился меня целовать, и первый его 
вопрос был: ну, скажи, Пущин: где турки, и увижу ли я их; я говорю о тех турках, 
которые бросаются с криком и оружием в руках. Дай, пожалуйста, мне видеть то, за 
чем сюда с такими препятствиями приехал!" -- "Могу тебя порадовать: турки не 
замедлят представиться тебе на смотр, полагаю даже, что они сегодня вызовут нас 
из нашего бездействия". Живые разговоры с Пушкиным, Раевским и Сакеном 
(начальником штаба, вошедшим в палатку, когда узнал, что я возвратился) за 
стаканом чая приготовили нас встретить турок грудью. Пушкин радовался, как 
ребенок, тому ощущению, которое его ожидает. Я просил его не отделяться от меня 
при встрече с неприятелем, обещал ему быть там, где более опасности, между тем 
как не желал бы его видеть ни раненым, ни убитым. Раевский не хотел его 
отпускать от себя, а сам на этот раз, по своему высокому положению, хотел 
держать себя как можно дальше от выстрела турецкого, особенно же от их сабли или 
курдинской пики. Пушкину же мое предложение более улыбалось. В это время вошел 
Семичев (майор Нижегородского драгунского полка, сосланный на Кавказ из 
Ахтырского гусарского полка) и предложил Пушкину находиться при нем, когда он 
выедет вперед с фланкерами полка.
      Еще мы не кончили обеда у Раевского с Пушкиным, его братом Львом и 
Семичевым, как пришли сказать, что неприятель показался у аванпостов. Все мы 
бросились к лошадям, с утра оседланным... Не успел я выехать, как уже попал в 
схватку казаков с наездниками турецкими, и тут же встречаю Семичева, который 
спрашивает меня, не видал ли я Пушкина? Вместе с ним мы поскакали его искать и 
нашли отделившегося от фланкирующих драгун, скачущего с саблею наголо, против 
турок, на него летящих. Приближение наше, а за нами улан с Юзефовичем, скакавшим 
нас выручать, заставило турок в этом пункте удалиться, -- и Пушкину не удалось 
попробовать своей сабли над турецкою башкою, и он, хотя с неудовольствием, но 
нас более не покидал, тем более, что нападение турок со всех сторон было 
отражено, и кавалерия наша, преследовав их до самого укрепленного их лагеря, 
возвратилась на прежнюю позицию до наступления ночи.
      М. И. ПУЩИН. Встреча с Пушкиным за Кавказом.  Л. Майков,  387 -- 389.

      Перестрелка 14 июня 1829 г. замечательна потому, что в ней участвовал 
славный поэт наш А. С. Пушкин... Когда войска, совершив трудный переход, 
отдыхали в долине Инжа-Су, неприятель внезапно атаковал передовую цепь нашу. 
Поэт, в первый раз услышав около себя столь близкие звуки войны, не мог не 
уступить чувству энтузиазма. В поэтическом порыве он тотчас выскочил из ставки, 
сел на лошадь и мгновенно очутился на аванпостах. Опытный майор Семичев, 
посланный генералом Раевским вслед за поэтом, едва настигнул его и вывел 
насильно из передовой цепи казаков в ту минуту, когда Пушкин, одушевленный 
отвагою, столь свойственною новобранцу-воину, схватив пику после одного из 
убитых казаков, устремился против неприятельских всадников. Можно поверить, что 
Донцы наши были чрезвычайно изумлены, увидев перед собою незнакомого героя в 
круглой шляпе и в бурке. Это был первый и последний военный дебют любимца Муз на 
Кавказе.
      Н. И. УШАКОВ. История военных действий в Азиатской Турции в 1828 и 1829 
гг. Часть вторая. Варшава, 1843, стр. 303.

      С Раевским Пушкин занимал палатку в лагере его полка, от него не отставал 
и при битвах с неприятелем. Так было между прочим в большом Саганлугском деле. 
Мы, пионеры, оставались в прикрытии штаба и занимали высоту, с которой, не сходя 
с коня, Паскевич наблюдал за ходом сражения. Когда главная масса турок была 
опрокинута и Раевский с кавалерией стал их преследовать, мы завидели скачущего к 
нам во весь опор всадника: это был Пушкин, в кургузом пиджаке и маленьком 
цилиндре на голове. Осадив лошадь в двух-трех шагах от Паскевича, он снял свою 
шляпу, передал ему несколько слов Раевского и, получив ответ, опять понесся к 
нему же, Раевскому. Во время пребывания в отряде Пушкин держал себя серьезно, 
избегал новых встреч и сходился только с прежними своими знакомыми, при 
посторонних же всегда был молчалив и казался задумчивым.
      А. С. ГАНГЕБЛОВ. Воспоминания декабриста. М., 1888, стр. 188.

      М. В. Юзефович рассказывал о Пушкине, с которым познакомился на Кавказе и 
был с ним под Эрзерумом. Он говорил, что Пушкину очень хотелось побывать под 
ядрами неприятельских пушек и, особенно, слышать их свист. Желание его 
исполнилось, ядра, однако, не испугали его, несмотря на то, что одно из них 
упало очень близко.
      НИКИТЕНКО, II, 403,

      Александр очень весел, судя по письму... По-видимому, он в восторге от 
своего путешествия. В письме к Плетневу он дает подробную картину своего образа 
жизни в походе. Он ездит на казацкой лошади, с нагайкой в руке.
      С. Л. ПУШКИН (отец поэта) -- О. С. ПАВЛИЩЕВОЙ, 22 авг. 1829 г. Пушкин. 
Письма,  Гос. изд.,  т. II, 344  (фр.) .

      Лагерная жизнь очень мне нравилась. Пушка подымала нас на заре. Сон в 
палатке удивительно здоров. За обедом запивали мы азиатский шашлык английским 
пивом и шампанским, застывшим в снегах Таврийских.
      ПУШКИН. Путешествие в Арзрум, гл. III.

      Пушкин писал письма Нащокину и с Кавказа во второе свое путешествие. В 
одном из таких писем, сколько помнил Нащокин, Пушкин говорит, что путешествовал 
с особым денщиком, и солдаты, видя его, может быть, одного из русских в тех 
местах разъезжающим в статском платье, почитали его немецким попом.
      П. И. БАРТЕНЕВ. Девятнадцатый век, кн. первая, 402.

      Пушкин носил и у нас щегольской черный сюртук, с блестящим цилиндром на 
голове, а потому солдаты, не зная, кто он такой, и видя его постоянно при 
Нижегородском драгунском полку, которым командовал Раевский, принимали его за 
полкового священника и звали драгунским батюшкой. Он был чрезвычайно добр и 
сердечен. Надо было видеть нежное участие, какое он оказывал Донцу Сухорукову, 
умному, образованному и чрезвычайно скромному литературному собрату, который 
имел несчастие возбудить против себя гонение тогдашнего военного министра 
Чернышева, по подозрению в какой-то интриге по делу о преобразовании войска 
донского. У него, между прочими преследованиями, отняты были все выписки, 
относившиеся к истории Дона, собранные им в то время, когда он рылся .в архивах 
по поручению Карамзина. Пушкин, узнав об этом, чуть не плакал и все думал, как 
бы по возвращении в Петербург выхлопотать Сухорукову эти документы. -- Во всех 
речах и поступках Пушкина не было уже и следа прежнего разнузданного повесы. Он 
даже оказывался, к нашему сожалению, слишком воздержным застольным 
собутыльником. Он отстал уже окончательно от всех излишеств... Я помню, как 
однажды один болтун, думая, конечно, ему угодить, напомнил ему об одной его 
библейской поэме и стал было читать из нее отрывок; Пушкин вспыхнул, на лице его 
выразилась такая боль, что тот понял и замолчал. После Пушкин, коснувшись этой 
глупой выходки, говорил, как он дорого бы дал, чтоб взять назад некоторые 
стихотворения, написанные им в первой легкомысленной молодости. И ежели в нем 
еще иногда прорывались наружу неумеренные страсти, то мировоззрение его 
изменилось уже вполне и бесповоротно. Он был уже глубоко верующим человеком и 
одумавшимся гражданином, понявшим требования русской жизни и отрешившимся от 
утопических иллюзий.
      В своем тесном кругу бывали у нас с Пушкиным откровенные споры. Я был ярый 
спорщик, он тоже. Раевский любил нас подзадоривать и стравливать. Однажды Пушкин 
коснулся аристократического начала, как необходимого в развитии всех народов; я 
же щеголял тогда демократизмом. Пушкин, наконец, с жаром воскликнул: "Я не 
понимаю, как можно не гордиться своими историческими предками! Я горжусь тем, 
что под выборною грамотой Михаила Федоровича есть пять подписей Пушкиных".
      Тут Раевский очень смешным сарказмом обдал его, как ушатом воды, и спор 
наш кончился. Уже после я узнал, по нескольким подобным случаям, об одной 
замечательной черте в характере Пушкина: об его почти невероятной 
чувствительности ко всякой насмешке, хотя бы самой невинной и даже пошлой. 
Против насмешки он оказывался всегда почти безоружным и безответным. Ее 
впечатление поражало его иногда так глубоко, что оно не сглаживалось в нем во 
всю жизнь.
      "Бориса Годунова" и отрывки последней части "Онегина" Пушкин читал нам 
сам. Он, по-моему, не был чтецом-мастером: его декламация впадала в 
искусственность. Лев Сергеевич читал его стихи лучше, чем он. При чтении "Бориса 
Годунова" случился забавный эпизод. Между присутствующими был генерал М. 
(Муравьев?), известный прежде всего своим колоссальным педантизмом. Во время 
сцены, когда самозванец, в увлечении, признается Марине, что он не настоящий 
Дмитрий, М. не выдержал и остановил Пушкина: "Позвольте, Александр Сергеевич, 
как же такая неосторожность со стороны самозванца? Ну, а если она его выдаст?" 
Пушкин с заметною досадой: "Подождите, увидите, что не выдаст". После этой 
выходки Пушкин объявил решительно, что при М. он больше ничего читать не станет; 
и когда, потом, он собрался читать нам "Онегина", то поставлены были маховые, 
чтоб дать знать, если будет к нам идти М. Он и шел, но, по данному сигналу, все 
мы разбежались из палатки Раевского. М. пришел, нашел палатку пустою и 
возвратился восвояси. Тогда мы собрались опять, и чтение состоялось.
      В бывших у нас литературных беседах я раз сделал Пушкину вопрос, всегда 
меня занимавший, как он не поддался тогдашнему обаянию Жуковского и Батюшкова и, 
даже в самых первых своих опытах, не сделался подражателем ни того, ни другого? 
Пушкин мне ответил, что этим он обязан Денису Давыдову, который дал ему 
почувствовать еще в лицее возможность быть оригинальным. Пушкин имел хорошее 
общее образование. Кроме основательного знакомства с иностранной литературой, он 
знал хорошо нашу историю и вообще для своего серьезного образования 
воспользовался ссылкой. Так, между прочим, он выучился по-английски. С ним было 
несколько книг, и в том числе Шекспир. Однажды он, в нашей палатке, переводил 
брату и мне некоторые из него сцены. Я когда-то учился английскому языку, но, не 
доучившись как следует, забыл его впоследствии. Однако ж все-таки мне остались 
знакомы его звуки. В чтении же Пушкина английское произношение было до того 
уродливо, что я заподозрил его знание языка и решил подвергнуть его экспертизе. 
Для этого, на другой день, я зазвал к себе его родственника Захара Чернышева, 
знавшего английский язык, как свой родной, и, предупредив его, в чем было дело, 
позвал к себе и Пушкина с Шекспиром. Он охотно принялся переводить нам его. 
Чернышев при первых же словах, прочитанных Пушкиным по-английски, расхохотался: 
"Ты скажи прежде, на каком языке читаешь?" Расхохотался в свою очередь и Пушкин, 
объяснив, что он выучился по-английски самоучкой, а потому читает английскую 
грамоту, как латинскую. Но дело в том, что Чернышев нашел перевод его правильным 
и понимание языка безукоризненным.
      М. В. ЮЗЕФОВИЧ. Воспоминания о Пушкине.  Рус. Арх.,  1880, III, 435 -- 
445.

      Мы стали подвигаться вперед, но с большою осторожностью. Через несколько 
дней, в ночном своем разъезде, я наткнулся на все войско сераскира, выступившее 
из Гассан-Кале нам навстречу. По сообщении известия об этом Пушкину, в нем 
разыгралась африканская кровь, и он стал прыгать и бить в ладоши, говоря, что на 
этот раз он непременно схватится с турком; но схватиться опять ему не удалось, 
потому что он не мог из вежливости оставить Паскевича, который не хотел его 
отпускать от себя не только во время сражения, но на привалах, в лагере, и 
вообще всегда, на всех repos и в свободное от занятий время за ним посылал и 
порядочно -- по словам Пушкина -- ему надоел. Правду сказать, со всем желанием 
Пушкина убить или побить турка, ему уже на то не было возможности, потому что 
неприятель уже более нас не атаковал, а везде до самой сдачи без оглядки бежал, 
и все сражения, громкие .в реляциях, были только преследования неприятеля, 
который бросал на дороге орудия, обозы, лагери и отсталых своих людей. Всегда, 
когда мы сходились с Пушкиным у меня или Раевского, он бесился на турок, которые 
не хотят принимать столь желанного им сражения.
      М. И. ПУЩИН.  Л. Майков,  389.

       (26 июня 1829 г., под Эрзерумом).  Вокруг всего города были выстроены 
батареи, которые открыли по нас почти безвредный огонь. Тут я припоминаю немного 
смешной случай. Когда батарейная рота стала на позицию и снялась с передков, я 
со своею ротою следовал, чтобы занять подле нее место. Главнокомандующий  
(Паскевич)  со штабом, верхом на сером трухменском коне, стоял тут же; несколько 
офицеров были пешие, Пушкин стоял перед главнокомандующим на чистом месте один. 
Вдруг первый выстрел из батареи 21-й бригады. Пушкин вскрикивает: "славно!" 
Главнокомандующий спрашивает: "Куда попало?" Пушкин, обернувшись к нему: "Прямо 
в город!" -- "Гадко, а не славно", -- сказал Ив. Фед-вич  (Паскевич).
      Э. В. БРИММЕР. Служба артиллерийского офицера.  Кавказский сборник,  т. 
XVI, 1895, стр. 83.

      Мы получили от Пушкина письмо из Арзерума, в котором, пишет он, ему очень 
весело. Дела делает он там довольно: ест, пьет и ездит с нагайкой на казацкой 
лошади.
      Бар. А. А. ДЕЛЬВИГ -- кн. П. А. ВЯЗЕМСКОМУ, 30 авг. 1829 г.  Старина и 
Новизна,  1902, кн. V, стр. 38.

      От В. Д. Вальховского я узнал некоторые подробности о ссоре Паскевича с 
Пушкиным. Мне передавали, что когда Александр Сергеевич прибыл в армию, Паскевич 
принял его очень радушно и даже велел поставить ему палатку возле своей ставки. 
Разумеется, Пушкина более влекла к себе задушевная беседа с Вальховским и 
Раевским. У них-то он проводил все свободное время и редко посещал свою палатку. 
До того он рыскал по лагерю, что иногда посланные от главнокомандующего звать 
Пушкина к обеду не находили его. При всякой же перестрелке с неприятелем, во 
время движения войск вперед, Пушкина видели всегда впереди скачущих казаков или 
драгун прямо под выстрелы. Паскевич неоднократно предупреждал Пушкина, что ему 
опасно зарываться так далеко, и советовал находиться во время дела неотлучно при 
себе, точь-в-точь как будто адъютанту. Это всегда возмущало пылкость характера и 
нетерпение Пушкина -- стоять сложа руки и бездействовать. Он, как будто нарочно, 
дразнил главнокомандующего и, не слушая его советов, при первой возможности, 
скрывался от него и являлся где-нибудь впереди в самой свалке сражения. После 
всего этого вышла открытая ссора между Паскевичем и Пушкиным. Наконец, 
главнокомандующий, видя, что Пушкин явно удаляется от него, призвал к себе в 
палатку (во время доклада бумаг Вальховского) и резко объявил:
      -- Господин Пушкин! Мне вас жаль, жизнь ваша дорога для России; вам здесь 
делать нечего, а потому я советую немедленно уехать из армии обратно, и я уже 
велел приготовить для вас благонадежный конвой.
      Вальховский передал мне, что Пушкин порывисто поклонился Паскевичу и 
выбежал из палатки, немедленно собрался в путь, попрощавшись с знакомыми и 
друзьями, и в тот же день уехал. Вальховский передавал мне под секретом еще то, 
что одною из главных причин неудовольствия главнокомандующего было нередкое 
свидание Пушкина с некоторыми из декабристов, находившимися в армии рядовыми. 
Говорили потом, что некоторые личности шпионили за поведением Пушкина и 
передавали свои наблюдения Паскевичу, разумеется, с прибавлениями, желая тем 
выслужиться .
      Н. Б. ПОТОКСКИЙ.  Рус. Стар.,  1880, т. 28, стр. 583.

      Возвращаясь во дворец, узнал я, что в Арзруме открылась чума. Мне тотчас 
представились ужасы карантина, и я в тот же день решился оставить армию. Мысль о 
присутствии чумы очень неприятна с непривычки. Желая изгладить это впечатление, 
я пошел гулять по базару. Остановясь перед лавкою оружейного мастера, я стал 
рассматривать какой-то кинжал, как вдруг ударили меня по плечу. Я оглянулся: за 
мной стоял ужасный нищий. Он был бледен, как смерть; из красных загноенных глаз 
его текли слезы. Мысль о чуме опять мелькнула в моем воображении. Я оттолкнул 
нищего с чувством отвращения неизъяснимого и воротился домой очень недовольный 
своею прогулкою.
      Любопытство, однако же, превозмогло: на другой день я отправился с лекарем 
в лагерь, где находились зачумленные. Я не сошел с лошади и взял 
предосторожность встать по ветру. Из палатки вывели нам больного; он был 
чрезвычайно бледен и шатался, как пьяный. Другой больной лежал без памяти. 
Осмотрев чумного и обещав несчастному скорое выздоровление, я обратил внимание 
на двух турков, которые выводили его под руки, раздевали, щупали, как будто чума 
была не что иное, как насморк. Признаюсь, я устыдился моей европейской робости в 
присутствии такого равнодушия и поскорее возвратился в город.
      19 июля пришел я проститься с графом Паскевичем. Он предлагал мне быть 
свидетелем дальнейших предприятий; но я спешил в Россию... Граф подарил мне на 
память турецкую саблю. В тот же день я оставил Арзрум.
      ПУШКИН. Путешествие в Арзрум, гл. V.

       (М. И. Пущин из Тифлиса в Пятигорск поехал с Дороховым, поставив ему 
условием ни с кем не драться по дороге. В Душете Дорохов избил по щекам своего и 
пущинского денщиков, после чего Пушкин уехал один).  Во Владикавказе неожиданно 
прибегает ко мне Пушкин, объявляя, что он меня догонял, чтобы вместе ехать на 
воды. Он приехал вместе с Дороховым (который боялся ко мне идти), просил меня 
простить его и ручался за него, что он не будет более нарушать условие, а между 
тем в нем так много цинической грации, что сообщество его очень будет для нас 
приятно. Я согласился на просьбу Пушкина, он привел ко мне Дорохова с повинною, 
вытянутою фигурою, до того комическою, что мы с Пушкиным расхохотались, и я 
сделал с обоими новый договор -- во все время нашего следования в товариществе 
до вод в карты между собой не играть. Оба на это согласились. Пушкин приказал 
притащить ко мне свои и Дорохова вещи и, между прочим, ящик отличного рейнвейна, 
который ему Раевский дал на дорогу. Мы тут же распили несколько бутылок. -- 
Ехали мы втроем в коляске; иногда Пушкин садился на казачью лошадь и ускакивал 
от отряда, отыскивая приключений или встречи с горцами, встретив которых 
намеревался, ускакивая от них, навести их на наш конвой и орудие; но ни 
приключений, ни горцев он во всю дорогу не нашел. Тяжело было обоим во время 
привалов и ночлегов; один не смел бить своего денщика, а другой не смел 
заикнуться о картах, пытаясь, однако, у меня несколько раз о сложении тягостного 
для него уговора. Один рейнвейн услаждал общую нашу скуку.
      Приехали в Пятигорск. Я пошел осматривать источники. По возвращении домой 
я застал Пушкина с Дороховым и еще Павловского полка офицером Астафьевым, 
играющих в банк. На замечание мое, что они не исполняют условия, Пушкин отвечал, 
что условие ими свято выполнено, потому что оно дано было на время переезда к 
водам. Он был прав, и мне оставалось только присоединиться к их игре. Астафьев 
порядочно всех нас на первый же раз облупил. Пушкин в этот вечер выиграл 
несколько червонцев; Дорохов проиграл, кажется, более, чем желал проиграть; 
Астафьев и Пушкин кончили игру в веселом расположении духа, а Дорохов отошел 
угрюмый от стола. Когда Астафьев ушел, я спросил Пушкина, как случилось, что, не 
будучи никогда знаком с Астафьевым, я нашел его у себя с ним играющего. "Очень 
просто, -- отвечал Пушкин, -- мы, как ты ушел, послали за картами и начали 
играть с Дороховым; Астафьев, проходя мимо, зашел познакомиться; мы ему 
предложили поставить карточку, и оказалось, что он -- добрый малый и любит в 
карты играть". -- "Как бы я желал, Пушкин, чтобы ты скорее приехал в Кисловодск 
и дал мне обещание с Астафьевым в карты не играть". -- "Нет, брат, дудки! 
Обещания не даю, Астафьева не боюсь и в Кисловодск приеду скорей, чем ты 
думаешь". Но на поверку вышло не так: более недели Пушкин и Дорохов не являлись 
в Кисловодск, наконец, приехали вместе, оба продувшиеся до копейки. Пушкин 
проиграл тысячу червонцев, взятых им на дорогу у Раевского. Приехал ко мне с 
твердым намерением вести жизнь правильную и много заниматься; приказал моему 
денщику приводить ему по утрам одну из лошадей моих и ездил кататься верхом. Мне 
странна показалась эта новая прихоть; но скоро узнал я, что в Солдатской 
слободке около Кисловодска поселился Астафьев, и Пушкин каждое утро к нему 
заезжал. Однажды, возвратившись с прогулки, он высыпал при мне несколько 
червонцев на стол. "Откуда, Пушкин, такое богатство?" -- "Должен тебе 
признаться, что я всякое утро заезжаю к Астафьеву и довольствуюсь каждый раз 
выигрышем у него нескольких червонцев. Я его мелким огнем бью


, и вот сколько уже вытащил у него моих денег". Всего было им наиграно червонцев 
двадцать, Я ему предсказывал, что весь свой выигрыш он разом оставит в один 
прекрасный день. Узнал я это тогда, когда он попросил у меня 50 червонцев, 
ехавши на игру... Несмотря на намерение свое много заниматься, Пушкин, живя со 
мною, мало чем занимался. Вообще мы вели жизнь разгульную, часто обедали у 
Шереметева, Петра Васильевича, жившего с нами в доме Реброва. Шереметев кормил 
нас отлично и к обеду своему собирал всегда довольно большое общество. 
Разумеется, после обеда "в ненастные дни занимались они делом: и приписывали и 
отписывали мелом". Тут явилась замечательная личность, которая очень была 
привлекательна для Пушкина, сарапульский городничий Дуров  (брат "девицы-
кавалериста" Дуровой).  Цинизм Дурова восхищал и удивлял Пушкина, забота его 
была постоянная -- заставлять Дурова что-нибудь рассказывать из своих 
приключений, которые заставляли Пушкина хохотать от души; с утра он отыскивал 
Дурова и поздно вечером расставался с ним.
      М. И. ПУЩИН. Встреча с Пушкиным на Кавказе.  Л. Майков,  391 -- 393. -- ОН 
ЖЕ. Записки.  Рус. Арх.,  1908, III, 546 -- 548.  (Тексты "Встречи" и "Записок" 
значительно разнятся друг от друга: нами выбрано из обоих наиболее характерное.)

      Лицейский твой товарищ Пушкин, который с пикою в руках следил турок перед 
Арзерумом, по взятии оного возвратился оттуда и приехал ко мне на воды, -- мы 
вместе пьем по нескольку стаканов кислой воды и по две ванны принимаем в день.
      М. И. ПУЩИН -- И. И. ПУЩИНУ, 25 авг. 1829 г., из Кисловодска.  Щукинский 
Сборник,  вып. III, стр. 324.

      Здание старой казенной гостиницы в Кисловодске выстроено в самом парке в 
20-х годах из корабельных сосен, срубленных под Эльбрусом. Пушкин приехал в 
Кисловодск вместе с Дороховым и М. Пущиным, жил в этой, тогда только что 
отстроенной гостинице, а потом в доме доктора Реброва, в компании с П. В. 
Шереметевым... Дом, описанный Лермонтовым в рассказе "Княжна Мэри", цел до сих 
пор; это тот самый дом, бывший д-ра Реброва, в котором жил Пушкин, о чем, 
конечно, хорошо знал Лермонтов, а потому, может быть, и увековечил описание 
этого дома. Дом -- деревянный, старой постройки и архитектуры, с мезонином и 
деревянными же толстыми колоннами. Из этого-то мезонина, в рассказе Лермонтова, 
и спускался по привязанной наверху шали Печорин.
      И. Н. ЗАХАРЬИН. Кавказские минеральные воды.  Истор. Вестн.,  1903, • 9, 
стр. 1019.

      Приближалось время отъезда; Пушкин условился ехать с Дуровым до Москвы; но 
ни у того, ни у другого не было денег на дорогу. Я снабдил ими Пушкина на 
путевые издержки; Дуров приютился к нему. Из Новочеркасска Пушкин мне писал, что 
Дуров оказался chevalier d`industrie, //мошенник  (фр.) // выиграл у него пять 
тысяч рублей, которые Пушкин достал у наказного атамана Иловайского, и, 
заплативши Дурову, в Новочеркасске с ним разъехался и поскакал один в Москву.
      М. И. ПУЩИН.  Л. Майков,  394.

      Я познакомился с Дуровым на Кавказе в 1829 г., возвращаясь. из Арзрума. Он 
лечился от какой-то удивительной болезни, вроде каталепсии, и играл с утра до 
ночи в карты. Наконец, он проигрался, и я довез его до Москвы в моей коляске.
      ПУШКИН. Заметка о Дурове  ("Дуров -- брат той Дуровой...").



В. Вересаев.
Пушкин в жизни.

      Перед женитьбой
      (Сентябрь 1829 -- февраль 1831)

      Два важнейших события отмечают рубеж 30-х годов в творчестве Пушкина: 
полный переход, давно обдуманный, к тому, что позднее стали называть реализмом и 
что тогда еще не имело имени (Пушкин называл это "истинным романтизмом"), и 
решительное изменение жанровой системы -- поэт обращается к прозе, к народным 
песням, к сказкам, записанным еще в Михайловском. Отсюда начинается новый этап в 
развитии русской литературы. Мысль и слово Пушкина владели умами не одного 
поколения русских писателей; творчество Достоевского, Толстого, Некрасова, 
Тургенева, Гончарова, Бунина и других вырастало из семян, посеянных Пушкиным 
именно в эти годы. В 30-м году в Болдине написаны "Повести Белкина", с их сжатой 
и легкой, как рисунок пером, манерой, "Маленькие трагедии", исполненные 
исключительного сценического и философского напряжения и необычной мощи 
выражения. Поразительная виртуозность "Домика в Коломне" сочетается с 
разнообразием тем, настроений и форм лирики. В Болдине завершен в основном 
"Евгений Онегин". Русская культура приобрела сокровище, которому не знала и по 
сей день не знает равных. Талант Пушкина достиг высшей зрелости.
      В 1830 году под редакцией Дельвига в Петербурге начинает выходить 
"Литературная газета" -- орган писателей пушкинского круга. Разражается одна из 
самых яростных войн в истории русской журналистики; обвинения приобрели скоро 
очень конкретный, личный характер. Поэта обвиняли в раболепии и заискивании 
перед сильными мира сего (Н. Полевой), чудовищной безнравственности, соединенной 
с противоестественными наклонностями к либерализму (Ф. Булгарин), в 
исключительно пародийном значении его творчества, вершиной которого следует 
считать "Графа Нулина" (Н. Надеждин). Еще больше доставалось его друзьям, менее 
знаменитым и любимым публикой, особенно Дельвигу как редактору. При этом 
печатные доносы Булгарин, сотрудничавший в III отделении, подкреплял 
рукописными. Литературная битва кончилась резким вмешательством правительства, 
газета была временно закрыта, Дельвиг отстранен от ее руководства. Суровые 
объяснения с Бенкендорфом, оскорбительные и пугающие, привели к тому, что 
Дельвиг заболел, и вскоре случайная простуда унесла его из жизни.
      Пушкин прекрасно понимал, что значит все это и куда клонится. Не случайно 
произведения болдинской осени исполнены грозных предчувствий, мотивов смерти и 
трагедии. Дело было, конечно, не в одних внешних обстоятельствах. Усталой 
неудовлетворенностью и даже чувством горького разочарования в жизни звучат 
лирические создания этого периода "Брожу ли я вдоль улиц шумных...", "Безумных 
лет угасшее веселье..." и др. Воздух времени, изменившийся после воцарения 
Николая I, становился все более душным. Чуть позднее Пушкин писал по поводу 
кончины Дельвига: "И мнится, очередь за мной..."
      А счастье было так близко... Решение жениться было вызвано не одним только 
чувством к Наталье Николаевне Гончаровой. Были и другие увлечения, вместе с тем 
Пушкин искал семейного счастья, тепла домашнего очага, он устал от вечной жизни 
"на больших дорогах", беспорядочного холостого существования; кроме того, его 
творчество, тот новый путь, на который он выводил отечественную литературу, 
требовали внутренней свободы и отказа от внешней вольности поэтического 
поведения. Все это он надеялся найти в союзе с первой красавицей московской 
"ярмарки невест" Наташей Гончаровой; добиться этого брака ему стоило большого 
труда. В сущности, Пушкин искал спасения. Будущее виделось ему грозным. И грозы 
скоро загремели.

       Секретно.  Честь имею сим донести, что известный поэт, отставной чиновник 
10 класса, Александр Пушкин прибыл в Москву и остановился Тверской части, 1-го 
квартала, в доме Обера, гостинице "Англия", за коим секретный надзор учрежден.
      Полицмейстер МИЛЛЕР в рапорте обер-полицмейстеру г. Москвы, 20 сент. 1829 
г.  Красный Архив,  т. XXXVII, стр. 239.

      По записи П. В. Анненкова со слов Н. Н. Ланской  (Гончаровой-Пушкиной),  
Пушкин, приехав в Москву по возвращении с Кавказа, "только проехал по Никитской, 
где был дом Гончаровых, и тотчас же отправился в Малинники к Вульфовым".
      Б. Л. МОДЗАЛЕВСКИЙ.  Пушкин. Письма,  т. II,  Гос. изд.  стр. 345.

      С. Н. Гончаров помнит хорошо приезд Пушкина с Кавказа. Было утро; мать еще 
спала, а дети сидели в столовой за чаем. Вдруг стук на крыльце, и вслед за тем в 
самую столовую влетает из прихожей калоша. Это Пушкин, торопливо раздевавшийся. 
Войдя, он тотчас спрашивает про Наталью Николаевну. За нею пошли, но она не 
смела выйти, не спросившись матери, которую разбудили. Будущая теща приняла 
Пушкина в постели.
      С. Н. ГОНЧАРОВ по записи БАРТЕНЕВА.  Рус. Арх.,  1881, II, 498.

      Однажды мы сидели в кабинете Василия Львовича  (Пушкина):  он, М. А. 
Салтыков, Шаликов и я; отворилась дверь, и вошел А. С. Пушкин. Поэт обнял дядю, 
подал руку Салтыкову и Шаликову; Вас. Л-вич назвал ему меня, мы раскланялись... 
А. С. рассказывал о своей поездке в Арзрум. Между тем, кн. Шаликов присел к 
столу и писал. "Недавно был день вашего рождения, Ал. С-ч, -- сказал он поэту. -
- Я подумал, что никто не воспел такого знаменитого дня, и написал вот что". Он 
подал бумагу Пушкину, тот прочитал, пожал руку и положил записку в карман, не 
делая нас участниками в высказанных ему похвалах<1.
      А. А. КОНОНОВ. Из записок.  Библиографии. Записки,  1859, • 10, стр. 307.

      <1В  "Дамском журнале"  кн. Шаликова (1829, • 41, с. 27) помещено 
стихотворение без подписи:
      К А. С. ПУШКИНУ
      В  день рождения.

      Когда рождался ты, -- хор в Олимпийском мире
      Средь небожителей пророчески воспел:
      Младенца славный ждет удел --
      Пленять сердца игрой на лире.
      (Цензурная помета -- 30 сент. 1829 г.)

      О "Полтаве" Пушкина я первый (1829) писал, как о поэме народной и 
исторической. Незабвенно мне, как благодарил меня потом за мою статью Пушкин, 
возвратясь из своего закавказского странствия, где набирался он впечатлений 
войны под руководством своего друга Н. Раевского. Тогда же, узнав от Пушкина, 
что он написал "Полтаву" не читавши еще Конисского, я познакомил его с нашим 
малороссийским историком и подарил ему случившийся у меня список "Истории 
Руссов", об которой он написал потом прекрасные страницы.
      М. А. МАКСИМОВИЧ. Собр. соч., т. III. Киев, 1880, стр. 491.

      Сохранился альбом младшей из девиц Ушаковых, Елизаветы Николаевны. 
Первоначально это был чистенький альбом, который разные неизвестные в литературе 
лица украшали своими русскими и французскими стихами; но потом тетрадка была 
предоставлена в распоряжение Пушкина, и он испестрил ее своими рисунками, Видно, 
что все это набрасывалось в течение долгих бесцеремонных бесед в домашнем кругу. 
Рисунки Пушкина изображают то мужские лица, то женские головки, то мужские и 
женские фигуры большею частью в восточных костюмах, -- без сомнения, 
воспоминания из его кавказской поездки 1829 года. На одной картинке изображен 
человек верхом на лошади, в бурке и круглой шляпе, с пикой на перевес в руке -- 
это Пушкин во время одной из схваток с турками (14 июня 1829 года).
      К числу кавказских воспоминаний относится и вид восточного города, с 
плоскими крышами домов и минаретами; набросав этот вид, Пушкин подписал над ним: 
"Арзрум, взятый помощью божией и молитвами Екатерины Николаевны 27 июня 1829 г. 
от Р. X.", а другая, по-видимому, женская рука вставила в эту подпись, после 
слов "взятый", еще следующее:  мною А. П.
      Альбом Елизаветы Николаевны хранит многие следы шалостей Пушкина. К числу 
их относятся те рисунки, в которых можно видеть намеки на расположение 
обладательницы альбома к С. Д. Киселеву. Своими набросками Пушкин как бы 
предсказывает их супружество. Он несколько раз рисует профиль Елизаветы 
Николаевны, и притом всегда изображает барышню уже в чепчике, в костюме молодой 
дамы. Один из рисунков представляет ее с кошкой на руках, и под ним стоит 
подпись: "Al. Pouch. pinxit. //Ал. Пушкин рисовал  (лат.) // 5 октября 1829". 
Дважды рисует он и самого С. Д. Киселева, в очках и придавая ему вид пожилого 
толстяка. Еще одна картинка изображает Елизавету Николаевну, опять в чепчике, 
окруженную котятами и устремляющую свои вооруженные очками глаза на жирного 
кота, тоже в очках, который сидит перед нею с поднятою лапкою. Под этой 
картинкой подпись: "Елизавета Миколавна в день ангела Д. Жуана". Понятно, кто в 
данном случае разумелся под этим именем. Дело в том, что обладательница 
прекрасных черных глаз Елизавета Николаевна была очень близорука и, когда пела, 
должна была надевать очки, чтобы видеть ноты, положенные на высоком пюпитре. В 
таком виде и нарисовал ее Пушкин, а перед нею -- поместившегося на том же 
пюпитре кота, который дирижирует лапкой. Она поет одну из трех арий, исполнением 
которых особенно восхищался С. Д. Киселев. Рисунок, сейчас описанный, Пушкин 
называл: "Будущее семейное счастие Лизаветы Миколавны". Случалось, что, желая 
сконфузить ее намеком на того, кто ей нравился, Пушкин неожиданно принимался 
мяукать или звать кошку: "кис, кис, кис", как бы произнося начальные звуки 
фамилии Сергея Дмитриевича. Иногда Пушкин называл Елизавету Николаевну 
"кисанькой" и, согласно с таким названием, нарисовал на одном листке альбома 
кошку, которой придан профиль его обладательницы, у ее ног лежат трупы двух 
крыс, а вдали победоносно шествует очень маленького роста Дон-Жуан, на которого 
"кисанька" ласково поглядывает. По преданию, сохранившемуся в семье Киселевых, 
кошки были вообще любимым произведением пу

шкинского карандаша; он рисовал их всегда и везде, -- в альбоме знакомой 
барышни, на случайно подвернувшемся клочке бумаги, на зеленом сукне ломберного 
стола, рисовал их всегда одним и тем же приемом, в одном и том же виде, то есть 
свернутыми калачиком, -- и этими рисунками, в которых заключался известный 
намек, немало досаждал Елизавете Николаевне. Зато "Пушкинская кошка" и получила 
в ее семействе особенное, заветное значение.
      Но если Пушкин не стеснялся там в шутках и шалостях, то в свою очередь 
молодые хозяйки нередко обращали на него свое остроумие. В особенности корили 
его за непостоянство его сердца, и Пушкин откровенно винился в обилии своих 
сердечных увлечений; в альбоме Елизаветы Николаевны он собственноручно написал 
имена женщин, которыми в течение своей жизни, с ранней юности, он увлекался. 
Одной молодой особе женского пола посвящены в том же альбоме три наброска. На 
одном она изображена en face с протянутою рукой, на другом -- спиной, с 
обращенною влево головой и тоже с протянутою правою рукой; к этой женской руке 
тянутся с края листка две мужские (самой мужской фигуры не нарисовано за 
недостатком места); в левой руке письмо, а правая украшена очень длинными 
ногтями. Известно, что у Пушкина была привычка носить длинные ногти. На обеих 
картинках у барышни нарисованы большие ноги и на втором рисунке написаны 
произносимые ею слова: "Как вы жестоки! Мне в эдаких башмаках нельзя ходить: они 
мне слишком узки, жмут ноги; мозоли будут". Кроме этих надписей, на обоих 
рисунках есть еще по приписке, сделанной неизвестным почерком: на первом -- 
"Kars, Kars", и на втором -- "Карс, Карс, брат! Брат, Карс!" Та же особа 
представлена еще на одной картинке, о чем можно заключить по надписи на ней, 
сделанной женским почерком: "О горе мне! Карс! Карс! Прощай, бел свет! Умру!" 
Здесь изображена обращенная спиною женская фигура в пестром платье, с шляпой на 
голове и с веером в руке, на котором написано: "Stabat Mater dolorosa"<1. 
Дополнением к этим трем рисункам является еще четвертый, изображающий очень 
отчетливо нарисованное, быть может, Пушкиным лицо пожилой женщины сурового вида, 
в чепце, с подписью (неизвестного почерка): "Маменька Карса".
      Предание, сохраненное Н. С. Киселевым, дает ключ к объяснению этих 
рисунков: Пушкин называл Карсом Наталью Николаевну Гончарову, которая уже 
нравилась ему в то время, но казалась столь же неприступною, как знаменитая 
турецкая крепость. "Маменька Карса", как известно, долго держала влюбленного 
поэта на искусе, и, по свидетельству Н. С. Киселева, Пушкин намекал на это 
испытание, когда в альбоме Ушаковой рисовал себя облаченным в монашескую рясу и 
клобук.
      По словам Н. С. Киселева, Пушкин носил на левой руке, между плечом и 
локтем, золотой браслет с зеленою яшмой с турецкою надписью. Браслет этот был 
подарен им Е. Н. Ушаковой.
      Л. Н. МАЙКОВ. Пушкин, 365 -- 377.

      <1Стояла Мать Скорбящая  (лат.) -- начало знаменитого католического 
песнопения, посвященного Богородице.

      Всякое даяние благо, всяк дар совершен свыше есть, Катерине Николаевне 
Ушаковой. От А. П. 21 сентября 1829 г. Москва. Nec femina nec puer  (ни женщина, 
ни мальчик).
      ПУШКИН. Надпись на обложке "Стихотворений Ал. Пушкина". I ч.,_ СПб., 1829.  
Материалы Об-ва Изучения Тверского Края.  Вып. 3. Апрель 1925 г., Тверь, стр. 
17.

      Сколько мучений ждало меня при моем возвращении! Ваше молчание, ваш 
холодный вид, прием mademoiselle N.  (Нат. Ник-ны),  такой равнодушный, такой 
невнимательный... У меня не хватило смелости объясниться, я уехал в Петербург со 
смертью в душе. Я чувствовал, что я играл роль довольно смешную, я был робок в 
первый раз в моей жизни, а в людях моих лет может нравиться молодой особе в 
возрасте вашей дочери не робость.
      ПУШКИН -- Н. И. ГОНЧАРОВОЙ, перв. пол. апр. 1830 г.  (фр.).

      Государь император, узнав, по публичным известиям, что вы, милостивый 
государь, странствовали за Кавказом и посещали Арзерум, высочайше повелеть мне 
изволил спросить вас, по чьему позволению предприняли вы сие путешествие. Я же с 
своей стороны покорнейше прошу вас уведомить меня, по каким причинам не изволили 
вы сдержать данного мне слова и отправились в закавказские страны, не 
предуведомив меня о намерении вашем сделать сие путешествие.
      А. X. БЕНКЕНДОРФ -- ПУШКИНУ, 14 окт. 1829 г., из Петербурга.  Переписка 
Пушкина,  II, 96.

       Секретно.  Квартировавший Тверской части в гостинице "Англии" чиновник 10 
класса Александр Сергеев Пушкин, за коим был учрежден секретный полицейский 
надзор, 12-го числа сего октября выехал в С.-Петербург, о чем имею честь вашему 
превосходительству сим донести и присовокупить, что в поведении его ничего 
предосудительного не замечено.
      Полицмейстер МИЛЛЕР в рапорте московскому обер-полицмейстеру, 15 октября 
1829 г.  Красн. Арх.,  т. 37, стр. 239.

      Проезжая из Арзрума в Петербург, я своротил вправо и прибыл в Старицкий 
уезд для сбора некоторых недоимок. Как жаль, любезный Ловлас Николаевич, что мы 
здесь не встретились! То-то побесили бы баронов и простых дворян... В Бернове я 
не застал уже толсто...ую Минерву. Зато Netty, нежная, томная, истерическая,  
потолстевшая  Netty, здесь. Вот уже третий день, как я в нее влюблен. Поповна 
(ваша Клариса) в Твери.... Ив. Ив. на строгой диэте (.......... своих одалисок 
раз в неделю). Недавно узнали мы, что Netty, отходя ко сну, имеет привычку 
крестить все предметы, окружающие ее постелю... Постараюсь достать (как памятник 
непорочной моей любви) сосуд, ею освященный. Сим позвольте заключить 
трогательное мое послание.
      ПУШКИН -- АЛЕКСЕЮ НИК. ВУЛЬФУ, 16 окт. 1829 года, из Малинников.

      В одном из сестриных писем... приписка от Пушкина, в то время бывшего у 
них в Старице проездом из Москвы в Петербург. Как прошлого года в это же время 
писал он ко мне в Петерб. о тамошних красавицах, так и теперь, величая меня 
именем Ловласа, сообщает он известия очень смешные об них, доказывающие, что он 
не переменяется с летами и возвратился из Арзрума точно таким, каким туда 
поехал, -- весьма циническим волокидою... Во втором письме сестра пишет только о 
Пушкине, его волокидствах за Netty.
      АЛ. Н. ВУЛЬФ. Дневник.  Пушкин и его с-ки,  XXI -- XXII, стр. 115 -- 116.

      Александр Сергеевич сообщает мне известия о тверских красавицах. Кажется, 
самое время не имеет власти над ним, он не переменяется: везде и всегда один и 
тот же. Возвращение наших барышень, вероятно, отвлекло его от Netty, которой он 
говорит нежности, или относя их к другой, или от нечего делать. В следующих 
твоих письмах я верно узнаю, как продолжится и чем окончится любопытный его  
заезд из Арзерума в Павловсков.  По происхождению его, азиатские вкусы не должны 
быть чужды; не привез ли он какого-нибудь молодого  Чубукчи-Пашу  (податель 
трубки)? -- Это было бы нужно для оправдания его слов. По письму Анны Петровны  
(Керн)  он уже в Петербурге; она одного мнения с тобой в том, что цинизм его 
увеличивается.
      АЛ. Н. ВУЛЬФ -- сестре своей АННЕ Н. ВУЛЬФ.  Пушкин и его с-ки,  I, 86.

      Я чувствую, насколько положение мое было ложно и поведение -- 
легкомысленно. Мысль, что это можно приписать другим мотивам, была бы для меня 
невыносима. Я предпочитаю подвергнуться самой строгой немилости, чем показаться 
неблагодарным в глазах того, кому я обязан всем, для кого я готов пожертвовать 
своим существованием, и это не фраза.
      ПУШКИН -- БЕНКЕНДОРФУ, 10 ноября 1829 г., из Петербурга  (фр.).

      По возвращении Пушкина в Петербург, государь спросил его, как он смел 
приехать в армию. Пушкин отвечал, что главнокомандующий позволил ему. Государь 
возразил: "Надобно было проситься у меня. Разве не знаете, что  армия моя?"  
Слышал я все это тогда же от самого Пушкина.
      Н. В. ПУТЯТА. Из записной книжки.  Рус. Арх.,  1899, II, 351.

      На днях приехал я в Петербург... Адрес мой: у Демута. Что ты? Что наши? В 
Петербурге тоска, тоска... Кланяйся неотъемлемым нашим Ушаковым. Скоро ли, боже 
мой, приеду из Петербурга в Hotel d`Angleterre мимо Карса? по крайней мере мочи 
нет -- хочется<1.
      ПУШКИН -- С. Д. КИСЕЛЕВУ, 15 ноября 1829 г.

      <1M. А. Цявловский  ("Рассказы о Пушкине",  примеч., с. 74), перечисляя 
московские квартиры Пушкина, пишет: "Где жил Пушкин в Москве в сентябре -- 
октябре 1829 г., по возвращении с Кавказа, сказать невозможно, по неимению 
данных". Цитируемое письмо Пушкина, мне кажется, указывает ясно, что Пушкин жил 
тогда в гостинице "Англия" (на Тверской).

      Тяжело мне быть перед тобою виноватым, тяжело и извиняться... Ты едешь на 
днях, а я все еще в долгу. Должники мои мне не платят, и дай бог, чтоб они вовсе 
не были банкроты, а я (между нами) проиграл уже около 20 тыс. Во всяком случае 
ты первый получишь свои деньги.
      ПУШКИН -- И. А. ЯКОВЛЕВУ (московскому богачу), из Петербурга, во второй 
пол. ноября 1829 г.

       (На "четверге" у Греча).  Вдруг неожиданно и неприметно вошел в комнату 
небольшого роста господин, с длинными, курчавыми, растрепанными темно-русыми 
волосами, с бледно-темноватым лицом, окаймленным огромными бакенбардами, 
падавшими вниз. Господин этот был в коричневом сюртуке и держал мягкую, измятую 
шляпу в левой руке. В лице его было что-то необыкновенное, будто напоминавшее 
наружность мулата: нос несколько приплющенный, губы очень красные и широкие, а 
обнаруженные веселой улыбкою зубы -- белизны необыкновенной. То был А. С. 
Пушкин, которого ожидал Греч (стр. 23).
      Пушкин, по роду своего воспитания, часто и охотно употреблял французский 
язык в разговоре даже с соотечественниками (25).
      В. Б. (В. П. БУРНАШЕВ). Из воспоминаний петербургского старожила.  Заря,  
1871, • 4.

      В числе посетителей гречевских четвергов появлялся изредка и Пушкин. Он 
вел себя очень сдержанно, редко принимал участие в разговорах, больше молчал и 
рано уходил, не простившись.
      П. И. ЮРКЕВИЧ. Воспоминания старожила.  Ист. Вестн.,  1882, • 10, стр. 
159.

      Вскоре после моего выпуска из царскосельского лицея (в 1829 году) я 
встретил Пушкина на Невском проспекте, который, увидав на мне лицейский мундир, 
подошел и спросил: "Вы верно только что выпущены из лицея?" -- "Только что 
выпущен с прикомандированием к гвардейскому полку, -- ответил я. -- А позвольте 
спросить вас, где вы теперь служите?" -- "Я числюсь по России", -- был ответ 
Пушкина.
      СТАРЫЙ ЛИЦЕИСТ.  Новое время.  1880, • 1521.

      В последние годы Пушкин выучился английскому языку, -- кто поверит тому? -
- в четыре месяца! Он хотел читать Байрона и Шекспира в подлиннике, и через 
четыре месяца читал их по-английски, как на своем родном языке .
      (Н. А. ПОЛЕВОЙ?).  Московский Телеграф,  1829, ч. 28, • 11, стр. 390.

      Авр. С. Норов рассказал мне следующий анекдот о Пушкине. Норов встретился 
с ним за год или за полтора до его женитьбы. Пушкин очень любезно с ним 
поздоровался и обнял его. При этом был приятель Пушкина  (В. И.)  Туманский. Он 
сказал поэту: "Знаешь ли, Александр Сергеевич, кого ты обнимаешь? Ведь это твой 
противник. В бытность свою в Одессе, он при мне сжег твою рукописную поэму". 
Дело в том, что Туманский дал Норову прочесть в рукописи известную непристойную 
поэму Пушкина. В комнате тогда топился камин, и Норов, по прочтении пьесы, тут 
же бросил ее в огонь. "Нет, -- сказал Пушкин, -- я этого не знал, а узнав 
теперь, вижу, что Авраам Сергеич не противник мне, а друг, а вот ты, 
восхищавшийся такою гадостью, настоящий мой враг".
      А. НИКИТЕНКО, II, 240.

      Я помню, как Пушкин глубоко горевал и сердился при всяком, даже нечаянном 
напоминании об этой прелестной пакости  ("Гаврилиаде").
      С. А. СОБОЛЕВСКИЙ -- М. Н. ЛОНГИНОВУ, в 1885 г. П-н  и его сов-ки, XXXI -- 
XXXII,  39.

      Я встретил прошлым вечером у барона Реханзена  (Розена?)  русского Байрона 
-- Пушкина, знаменитого и вместе с тем единственного поэта в этой стране... Я не 
заметил ничего особенного в его личности и в его манерах, внешность его 
неряшлива, этот недостаток является иногда у талантливых людей, и он откровенно 
сознается в своем пристрастии к игре; единственное примечательное выражение, 
которое вырвалось у него во время вечера, было такое: "я бы предпочел умереть, 
чем не играть".
      ТОМАС РЭЙКС. 24 дек. 1829 г. Т. Rakes. A Visit to St. Petersburg in the 
winter of 1829 -- 1830. London, 1838.  Пушкин и его с-ки,  XXXI -- XXX II, 105 -
- 106  (англ.).

      Пушкин был неутомимый ходок и иногда делал прогулки пешком из Петербурга в 
Царское Село. Он выходил из города рано по утру, выпивал стакан вина на Средней 
Рогатке и к обеду являлся в Царское Село. После прогулки в его садах, он тем же 
путем возвращался назад. Может быть, в одно из таких путешествий задуманы были  
Воспоминания в Царском Селе,  помеченные в тетради его: "Декабря 1829 года, 
СПБ".
      П. В. АННЕНКОВ.  Материалы,  225.

      Так как я еще не женат и не связан службой, я желал бы сделать путешествие 
либо во Францию, либо в Италию. Однако, если мне это не будет дозволено, я 
просил бы разрешения посетить Китай с отправляющейся туда миссией.
      ПУШКИН -- А. X. БЕНКЕНДОРФУ, 7 янв. 1830 г.  (фр.) .

      К первым числам февраля мы будем в Петербурге. Муж спешит туда: он кроме 
"Северных Цветов" начал с 1 января издавать "Литературную Газету", которая 
выходит каждые пять дней; без себя он препоручил хлопоты А. Пушкину, но все-таки 
лучше скорее самому ехать смотреть за своим делом.
      Бар-сса С. М. ДЕЛЬВИГ -- А. Н. КАРЕЛИНОЙ, 13 янв. 1830 г_ из Москвы,  Б. 
Модзалевский. Пушкин,  240.

      Пушкин был у нас вчера... Жуковский читал ему детский журнал, и Пушкин 
смеялся на каждом слове. Он удивлялся, ахал и прыгал.
      И. В. КИРЕЕВСКИЙ -- А. П. ЕЛАГИНОЙ, 15 янв. 1830 г.  Рус. Арх.,  1906, 
III, 586.

      Пушкин дал мне в альманах "Царское Село" антологическое стихотворение свое  
"Загадка.  При посылке бронзового сфинкса",
      Кто на снегах возрастил Феокритовы нежные розы?
      В веке железном, скажи, кто золотой угадал?
      Кто, славянин молодой, грек духом, а родом германец?
      Вот загадка моя: хитрый Эдип, разреши!
      Оказалось -- просодическая неправильность; у Пушкина было так:
      Кто, славянин молодой, духом грек, родом германец?
      Я заметил это Дельвигу, указал, как легко исправить погрешности 
перестановкою двух слов и прибавлением союза  а,  и попросил Дельвига сделать 
эту поправку или принять ее на себя. Он не согласился. -- "Или покажите самому 
Пушкину, или напечатайте так, как есть! Что за беда? Пушкину простительно 
ошибаться в древних размерах: он ими не пишет". С этим последним доводом я уже 
не согласился, однако не посмел и указать Пушкину: я боялся, что он отнимет у 
меня стихотворение под предлогом, что он сам придумает поправку. До последней 
корректуры я несколько раз заводил с ним речь об этой пьесе: не сказал ли ему 
Дельвиг о погрешности? Нет! В последней корректуре я не утерпел, понадеялся, что 
Пушкин и не заметит такой безделицы, -- и сделал гекзаметр правильным. Тиснул, 
послал ему свой альманах и, несколько дней спустя, сам прихожу. А он, впрочем 
довольно веселый, встречает меня замечанием, что я изменил один из его стихов. Я 
прикинулся незнающим. Он, действительно, указал на поправку. Я возражал, 
улыбаясь, что дивная память его в этом случае ему не изменила:  так  не было у 
вас и быть не могло! -- Почему? -- Потому что гекзаметр был бы и неполный, и 
неправильный: у третьей стопы недоставало бы половины, а слово "грек" ни в каком 
случае не может быть коротким слогом! -- Он призадумался: "Потому-то вы и 
поправили стих. Благодарю вас!" Тут мне уже нельзя было не признаться в 
переделке, но я горько жаловался на Дельвига, который не хотел снять на себя 
такой неважной для него ответственности перед своим лицейским товарищем. Пушкин 
не только не рассердился, но и налюбоваться не мог, что перестановка двух его 
слов составила, в третьей стопе,  чистый спондей,  который так редок в 
гекзаметрах на новейших языках. Эта поправка осталась у него в памяти. Долго 
после того, во время холеры, когда он, уже женатый, жил в Царском Селе, я с ним 
нечаянно сошелся у П. А. Плетнева, который готовил к печати новый том его 
стихотворений. Пушкин перебирал их в рукописи, читал иные вслух, в т

ом числе и "Загадку", и, указывая на меня, сказал при всех: "Этот стих барон мне 
поправил!"
      Бар. Е. Ф. РОЗЕН. Ссылка на мертвых.  Сын Отечества,  1847, кн. 6, Рус. 
словесность, стр. 16 -- 18.

      В ответ на ваше письмо 7 января, спешу известить вас, что Е. В. Государь 
Император не удостоил снизойти на вашу просьбу посетить заграничные страны, 
полагая, что это слишком расстроит ваши денежные дела и в то же время отвлечет 
вас от ваших занятий. Ваше желание сопровождать нашу миссию в Китай так же не 
может быть удовлетворено, так как все служащие уже назначены.
      А. X. БЕНКЕНДОРФ -- ПУШКИНУ, 17 янв. 1830 г.  Переписка П-на,  II, 100  
(фр.).

      Здесь у нас, мочи нет, скучно; игры нет, а я все-таки проигрываюсь... 
Покамест умираю со скуки.
      ПУШКИН -- М. О. СУДИЕНКЕ из П-рга 22 янв. 1830.

      Кстати об этом бале  (у французского посланника).  Вы могли бы сказать 
Пушкину, что неприлично ему одному быть во фраке, когда мы все были в мундирах, 
и что он мог бы завести себе по крайней мере дворянский мундир; впоследствии, в 
подобном случае пусть так и сделает.
      Имп. НИКОЛАЙ I в пометке на письме к нему Бенкендорфа.  Старина и Новизна,  
VI, 7. Ср. письмо Бенкендорфа Пушкину от 28 янв. 1830 г.  Переписка Пушкина,  
II, 113.

      Правда ли, что моя Гончарова выходит за архивного Мещерского? Что делает 
Ушакова, моя же? Я собираюсь в Москву.
      ПУШКИН -- кн. П. А. ВЯЗЕМСКОМУ, в конце янв -- в начале февр. 1830.

      Я вижу мало людей, но те, кого я вижу, очень мне приятны. Сомов и Пушкин -
- наши завсегдатаи, они приходят ежедневно, так как это -- главнейшие сотрудники 
моего мужа.
      Бар-сса С. М. ДЕЛЬВИГ -- А. Н. КАРЕЛИНОЙ, в феврале 1830 г.  Б. 
Модзалевский. Пушкин,  стр. 242  (фр.).

      В 1830 году прибытие части высочайшего двора в Москву оживило столицу и 
сделало ее средоточием веселий и празднеств. Наталья Николаевна Гончарова 
принадлежала к тому созвездию красоты, которое в это время обращало внимание и 
удивление общества. Она участвовала во всех удовольствиях, которыми встретила 
древняя столица августейших своих посетителей, и между прочим в великолепных 
живых картинах, данных московским генерал-губернатором кн. Дм. Вл. Голицыным<1. 
Молва об ее красоте и успехах достигла Петербурга, где в то время жил Пушкин. По 
обыкновению своему, он стремительно уехал в Москву, не объяснив никому своих 
намерений, и возобновил прежние свои искания.
      П. В. АННЕНКОВ.  Материалы,  270.

      <1Празднество у Голицына было на святках, в конце 3829 года. 30 дек. А. Я. 
Булгаков писал об этих живых картинах брату К. Я-чу: "Все в восхищении от 
картин. Их заставили повторить несколько раз. Картина, изображавшая Дидону, была 
великолепна. Лазарева была бесподобна, но ее бесконечно длинные ниспадавшие 
волосы придавали ей скорее вид прекрасной Магдалины. Но кто была очаровательна, 
это -- маленькая Алябьева, она -- красавица; маленькая Гончарова в роли сестры 
Дидоны была восхитительна".  (Рус. Арх., 1901, III, 382, фр.).

      Зная, что Пушкин давно влюблен в Гончарову, и увидав ее на балу у кн. Д. 
В. Голицына, Вяземский поручил И. Д. Лужину, который должен был танцовать с 
Гончаровой, заговорить с нею и ее матерью мимоходом о Пушкине с тем, чтобы по их 
отзыву доведаться, как они о нем думают. Мать и дочь отозвались благосклонно и 
велели кланяться Пушкину. Лужин поехал в Петербург, часто бывал у Карамзиных и 
передал Пушкину этот поклон.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ -- по записи БАРТЕНЕВА.  Рус. Арх.,  1888, II, 307.

       Секретно.  Чиновник 10 класса Александр Сергеев Пушкин 13-го числа сего 
месяца прибыл из С.-Петербурга и остановился в доме г. Черткова в гостинице 
Коппа, за коим учрежден секретный полицейский надзор.
      Полицмейстер МИЛЛЕР в рапорте моск. обер-полицмейстеру, 15 марта 1830 г.  
Красн. Арх.,  т. 37, стр. 240.

      13 марта 1830 года г. Пушкин возвратился из Петербурга в Москву и 
остановился Тверской части в доме Черткова, в гостинице Коппа (нынешнем доме 
Обидина, в Глинищенском пер., между Тверской и Б. Дмитровкою. --  Прим. 
Бартенева).
      А. С. ШУЛЬГИН (московский обер-полицмейстер) в донесении моск. военному 
генерал-губернатору.  Рус. Арх.,  1876, II, 236.

      Третьего дня приехал я в Москву и прямо из кибитки попал в концерт, где 
находилась вся Москва. Первые лица, попавшиеся мне навстречу, были N. Гончарова 
и княгиня Вера  (жена Вяземского)...  Киселев женится на Л.  (Елизавете)  
Ушаковой, и Катерина (Ушакова) говорит, что они щастливы до гадости.
      ПУШКИН -- кн. П. А. ВЯЗЕМСКОМУ, 14 марта 1830 г., из Москвы.

      К крайнему моему удивлению услышал я, что внезапно рассудили уехать в 
Москву, не предваря меня, согласно с сделанным между нами условием, о сей вашей 
поездке. Поступок сей принуждает меня вас просить о уведомлении меня, какие 
причины могли вас заставить изменить данному мне слову? Мне весьма приятно 
будет, если причины, вас побудившие к сему поступку, будут довольно 
уважительными, чтобы извинить оный; но я вменяю себе в обязанность вас 
предуведомить, что все неприятности, коим вы можете подвергнуться, должны сами 
быть приписаны собственному вашему поведению.
      Гр. А. X. БЕНКЕНДОРФ -- ПУШКИНУ, 17 марта 1830 г., из Петербурга.  Переп. 
Пушкина,  II, 121.

      Великий князь Михаил Павлович приехал провести вечер с нами, и при виде 
вашего портрета он сказал мне: "Знаете ли, что я никогда не видал Пушкина 
близко; у меня были против него большие предубеждения; но по всему, что до меня 
доходит, я весьма желаю его узнать, и особенно желаю иметь с ним продолжительный 
разговор". Он кончил тем, что попросил у меня "Полтаву".
      Е. М. ХИТРОВО -- ПУШКИНУ, 18 марта 1830 г.  Пушкин. Переп., акад.  изд., 
II, 123  (фр.).

      Письмо мое доставит тебе Гончаров, брат Красавицы; теперь ты угадаешь, что 
тревожит меня в Москве... Распутица, лень и Гончарова не выпускают меня из 
Москвы... наше житье-бытье сносно.
      ПУШКИН -- кн. П. А. ВЯЗЕМСКОМУ, во второй половине марта 1830 г., из 
Москвы.

      Из университета к Пушкину. "Я думал, что вы сердитесь на меня", обещал 
исходатайствовать все, что хочу. -- Вот разве при путешествии. -- Рассказывал о 
скверности Булгарина. Полевого хочет в грязь втоптать и пр. Давал статью о 
Видоке и догадался, что мне не хочется помещать ее (о доносах, о фискальстве 
Булгарина), и взял. -- Советовал писать роман.
      М. П. ПОГОДИН. Дневник, 18 марта 1830 г.  П-н и его совр-ка,  XXIII -- 
XXIV, стр. 103.

      К Пушкину. "Московский Вестник и Литературная Газета одно и то же". 
Толковали о нашей литературе. -- Пушкин сердится ужасно, что на него напали все.
      М П ПОГОДИН. Дневник, 21 марта 1830 г.  П-н и его совр-ки.  XXIII -- XXIV, 
стр. 103.

      В 1826 году получил я от государя-императора позволение жить в Москве, а 
на следующий год от вашего высокопревосходительства дозволение приехать в 
Петербург. С тех пор я каждую зиму проводил в Москве, осень в деревне, никогда 
не испрашивая предварительного дозволения и не получая никакого замечания. Это 
отчасти было причиною невольного моего проступка: поездки в Арзрум, за которую 
имел я несчастие заслужить неудовольствие начальства. В Москву я намеревался 
приехать еще в начале зимы и, встретив вас однажды на гулянии, на вопрос вашего 
высокопревосходительства, что намерен делать, имел я щастие о том вас уведомить. 
Вы даже изволили мне заметить: "вы всегда на больших дорогах". Надеюсь, что 
поведение мое не подало правительству повода быть мною недовольным.
      ПУШКИН -- А. X. БЕНКЕНДОРФУ, 21 марта 1830 г., из Москвы.

      Пьеска Пушкина, так как вообще все, что пишет он о зиме, превосходна; это 
истинно-русская часть года Пушкину с плеча; не то, что весна, которой он не 
любит... Я ужасаюсь, как он мало пишет. Если бы что-нибудь у него было большого, 
поновее после Мазепы и 7 главы  (Онегина)  (а он мне то и другое читал тому 16 
месяцев назад), то верно бы сообщил образчик, ибо Пушкин любит похвастаться.
      С. А. СОБОЛЕВСКИЙ -- С. П. ШЕВЫРЕВУ, 22 марта 1830 г., из Парижа.  Рус. 
Арх.,  1909, II, 481.

      Поздно уж было, час двенадцатый, и все мы собрались спать ложиться, как 
вдруг к нам в ворота постучались, -- жили мы тогда на Садовой, в доме Чухина. 
Бежит ко мне Лукерья, кричит: "Ступай, Таня, гости приехали, слушать хотят". Я 
только косу расплела и повязала голову белым платком. Такой и выскочила. А в 
зале у нас четверо приехало, -- трое знакомых (потому, наш хор очень любили, и 
много к нам езжало). Голохвастов, Протасьев-господин и Павел Войнович Нащокин, -
- очень был он влюблен в Ольгу, которая в нашем же хоре пела. А с ним еще один, 
небольшой ростом, губы толстые и кудлатый такой... И только он меня увидал, так 
и помер со смеху, зубы-то белые, большие, так и сверкают. Показывает на меня 
господам: "поваренок, поваренок!" А на мне, точно, платье красное ситцевое было 
и платок белый на голове, колпаком, как у поваров. Засмеялась и я, только он мне 
очень некрасив показался. И сказала я своим подругам по-нашему, по-цыгански: 
"дыка, дыка, на не лачо, таки вашескери! -- Гляди, гляди, как нехорош, точно 
обезьяна!" Они так и залились. А он приставать: "что ты сказала? что ты 
сказала?" -- "Ничего, -- говорю, -- сказала, что вы надо мною смеетесь, 
поваренком зовете". А Павел Войнович Нащокин говорит ему: "а вот, Пушкин, 
послушай, как этот поваренок поет!" А наши все в это время собрались; весь-то 
наш хор был небольшой, всего семь человек, только голоса отличные были... 
Главный романс был у меня: "Друг милый, друг милый, сдалека поспеши". Как я его 
пропела, Пушкин с лежанки скок, -- он, как приехал, так и взобрался на лежанку, 
потому, на дворе холодно было, -- и ко мне. Кричит: "радость ты моя, радость 
моя, извини, что я тебя поваренком назвал, ты бесценная прелесть: не поваренок!"
      И стал он с тех пор часто к нам ездить, один даже частенько езжал и как 
ему вздумается, вечером, а то утром приедет. И все мною. одной занимается, петь 
заставит, а то просто так болтать начнет, и помирает он, хохочет, по-цыгански 
учится. А мы все читали, как он в стихах цыган кочевых описал. И я много помнила 
наизусть и раз прочла ему оттуда и говорю: "как это вы хорошо про нашу сестру 
цыганку написали!" А он опять в смех: "я, говорит, на тебя новую поэму сочиню!" 
А это утром было, на маслянице, и мороз опять лютый, и он опять на лежанку 
взобрался. "Хорошо, говорит, тут, -- тепло, только есть хочется". А я ему 
говорю: "тут поблизости харчевня одна есть, отличные блины там пекут, -- хотите, 
пошлю за блинами?" Он с первого раза побрезгал, поморщился. "Харчевня, говорит, 
грязь". -- "Чисто, будьте благонадежны, говорю, сама не стала бы есть". -- "Ну, 
хорошо, посылай, -- вынул две красненькие, -- да вели кстати бутылку шампанского 
купить". Дядя побежал, все в минуту спроворил, принес блинов, бутылку. Сбежались 
подруги, и стал нас Пушкин потчевать: на лежанке сидит, на коленях тарелка с 
блинами -- смешной такой, ест да похваливает: "нигде, говорит, таких вкусных 
блинов не едал!" -- шампанское разливает нам по стаканам... Только в это время в 
приходе к вечерне зазвонили. Он как схватится с лежанки: "ахти мне, кричит, 
радость моя, из-за тебя забыл, что меня жид-кредитор ждет!" Схватил шляпу и 
выбежал, как сумасшедший.
      ЦЫГАНКА ТАНЯ (ТАТЬЯНА ДЕМЬЯНОВНА) в передаче Б. М. МАРКЕВИЧА.  Соч. Б. М. 
Маркевича.  СПб., 1885, т. XI, стр. 132 -- 134.

      Чрезвычайно любопытны рассказы Нащокина об образе жизни Пушкина в приезды 
его в Москву, в последние годы его холостой жизни и все годы женатой. Из них 
видим, как изменились привычки Пушкина, как страсть к светским развлечениям, к 
разноречивому говору многолюдства, смягчилась в нем потребностями своего угла и 
семейной жизни. Пушкин казался домоседом. Целые дни проводил он в кругу домашних 
своего друга на диване, с трубкою во рту и прислушиваясь к простому разговору, в 
котором дела хозяйственного быта стояли часто на первом плане. Надобны были даже 
усилия со стороны Нащокина, чтоб заставить Пушкина не прерывать своих знакомств 
и выезжать. Пушкин следовал советам Нащокина нехотя.
      П. В. АННЕНКОВ.  Материалы,  209.

      Пушкин здесь. Как бы ты думал, -- его ругают наповал во всех почти 
журналах. "Северная Пчела" говорит даже, что. он картежник, чванится 
вольнодумством пред чернью, а у знатных ползает, чтобы получить шитый кафтан и 
проч. Мои отношения к нему прежние, т. е. очень хорошие. Он зовет тебя в Москву: 
"что не летит этот к нам ворон, здесь для него столько трупов". Мне очень жаль, 
что эти площадные брани его слишком трогают, как бывало тебя. О, irritabile 
genus! <1
      Говорят, что он женится на Ушаковой-старшей и заметно степенничает.
      М. П. ПОГОДИН -- С. П. ШЕВЫРЕВУ, 23 марта 1830 г., из Москвы.  Рус. Арх.,  
1882, III, стр. 161,

      <1О раздражительное племя!  (лат.). Имеется в виду латинская поговорка: О 
раздражительное племя гениев!

      Хомякова научал завести речь с Надоумкой  (Н. И. Надеждиным) о  романтизме 
и т. п., чтоб заманить в разговор Пушкина с Надоумкой и внушить ему лучшее 
мнение; и наоборот, чтоб заставить Надоумку уважать более Пушкина. Вечер был у 
меня. Говорили более об естественнословных предметах. Смеялись много: "Полевой  
не сам  пишет романы, а Ушаков", -- сказал Максимович. План романа Полевой отдал 
Свиньину. -- "А историю-то не от него ли получил?" -- сказал Языков. Свиньин 
вывел в люди Полевого. "Да это не беда", -- возразил Максимович. "Как не беда?" 
-- закричали все. Я показывал зверей друг другу весь вечер. -- Пушкин 
кокетничал, как юноша, вышедший только что из пансиона.
      М. П. ПОГОДИН. Дневник, 23 марта 1830 г.  П-н и его совр-ки,  XXIII -- 
XXIV, стр. 105.

      Я встретился с Надеждиным у Погодина. Он показался мне весьма 
простонародным, vulgar, //вульгарным  (англ.) // скучен, заносчив, и без всякого 
приличия. Например, он поднял платок, мною уроненный.
      ПУШКИН. Анекдоты и Table Talk"<1, XXVIII.

      <1Застольные беседы  (англ.). (Название задуманного и начатого Пушкиным 
прозаического произведения.)

      Письмо, которым вы удостоили меня, доставило мне истинное горе; я умоляю 
вас дать мне минуту снисхождения. Несмотря на четыре года ровного поведения, я 
не смог получить доверия власти! Я с огорчением вижу, что малейший из моих 
поступков возбуждает подозрение и недоброжелательство. Во имя неба, удостойте на 
минуту войти в мое положение и посмотрите, как оно затруднительно. Оно так 
непрочно, что я каждую минуту вижу себя накануне несчастья, которого я не могу 
ни предвидеть, ни избегнуть. Если до сей поры я не подвергся какой-нибудь 
немилости, то я этим обязан не сознанию своих прав, своей обязанности, а 
единственно вашему личному благоволению. Но если завтра вы больше не будете 
министром, то послезавтра я буду в тюрьме .
      Я рассчитывал из Москвы поехать в псковскую деревню; однако, если Николай 
Раевский приедет в Полтаву, я умоляю ваше превосходительство разрешить мне 
поехать туда, чтобы повидаться с ним.
      ПУШКИН -- БЕНКЕНДОРФУ, 24 марта 1830 г., из Москвы  (фр.).

      Ушакова меньшая  (Ел. Ник.)  идет за Киселева... О старшей  (Ек. Ник.)  не 
слышно ничего, хотя Пушкин бывает у них всякий день почти.
      В. А. МУХАНОВ -- Н. А. МУХАНОВУ, из Москвы, 27 марта 1830 г.  Рус. Арх.,  
1899, II, 356.

      Все думали, что Пушкин влюблен в Ушакову; но он ездил, как после сам 
говорил, всякий день к сей последней, чтоб два раза в день проезжать мимо окон 
Гончаровой.
      Н. М. СМИРНОВ. Памятные заметки.  Рус. Арх.,  1882, 1,232.

      Пушкин говаривал, что, как скоро ему понравится женщина, то, уходя или 
уезжая от нее, он долго продолжает быть мысленно с нею и в воображении увозит ее 
с собою, сажает ее в экипаж, предупреждает, что в таком-то месте будет толчок, 
одевает ей плечи, целует у нее руки и пр.
      Кн. В. Ф. ВЯЗЕМСКАЯ по записи БАРТЕНЕВА,  Рус. Арх.,  1888, II, 312.

       (Весна 1830 г.).  Пушкин у Весселя  (поэта Языкова)  часто бывает, он -- 
большой забавник и доставляет нам много удовольствия.
      А. М. ЯЗЫКОВ, в письме к своей сестре.  Ист. Вестн.,  1883, XIV, 529.

      Я не совсем понимаю, почему вам угодно находить ваше положение непрочным; 
я его таким не нахожу, и мне кажется, только от вашего собственного поведения 
будет зависеть сделать его еще более устойчивым... Что касается вашего вопроса, 
ко мне обращенного, можете ли вы поехать в Полтаву, чтобы повидаться с Николаем 
Раевским, то я должен вас уведомить, что я представил этот вопрос на 
рассмотрение Императора, и Его Величество изволили мне ответить, что Он 
решительно запрещает вам это путешествие, потому что у Него есть основание быть 
недовольным последним поведением г-на Раевского. Из этого самого обстоятельства 
вы, между прочим, можете убедиться, что мои добрые советы предотвратят вас от 
ложных шагов, которые вы делали так часто, не прибегая к моему руководству.
      А. X. БЕНКЕНДОРФ -- ПУШКИНУ, 3 апреля 1830 г.  Переписка Пушкина,  II, 129  
(фр.).

       (В Грузинах, в Тишинском переулке, где жил, под надзором д-ра Дитриха, 
сумасшедший поэт К. Н. Батюшков).  Всенощная, отслуженная в доме Батюшкова  (3 
апр. 1830 г.),  по желанию его тетки Е. Ф. Муравьевой, произвела на него сильное 
впечатление; но когда, после службы, присутствовавший при ней А. С. Пушкин вошел 
в комнату больного, последний не узнал его, как, впрочем, не узнавал обыкновенно 
и других лиц, хорошо ему знакомых в прежнее время.
      Л. Н. МАЙКОВ на основании дневниковых записей д-ра Дитриха.  Л. Майков. 
Батюшков, его жизнь и сочинения.  Изд. 2-е. СПб., 1896, стр. 230, Ср.  Л. 
Майков. Пушкин,  289.

      Один из моих друзей привозит мне из Москвы благосклонное слово, которое 
возвращает мне жизнь, и теперь, когда несколько ласковых слов, которыми вы 
удостоили меня, должны бы меня наполнить радостью, -- я более несчастлив, чем 
когда-либо. Постараюсь объясниться. Только привычка и продолжительная близость 
могут доставить мне привязанность вашей дочери; я могу надеяться со временем 
привязать ее к себе, но во мне нет ничего, что могло бы ей нравиться; если она 
согласится отдать мне свою руку, то я буду видеть в этом только свидетельство 
спокойного равнодушия ее сердца. Но сохранит ли она это спокойствие среди 
окружающего ее удивления, поклонения, искушений? Ей станут говорить, что только 
несчастная случайность помешала ей вступить в другой союз, более равный, более 
блестящий, более достойный ее, -- может быть, эти речи будут искренни, и во 
всяком случае она сочтет их такими. Не явится ли у нее сожаление? не будет ли 
она смотреть на меня, как на препятствие, как на человека, обманом ее 
захватившего? Не почувствует ли она отвращения ко мне? Бог свидетель, -- я готов 
умереть ради нее, но умереть для того, чтобы оставить ее блестящей вдовой, 
свободной хоть завтра же выбрать себе нового мужа, -- эта мысль -- адское 
мучение! -- Поговорим о средствах; я этому не придаю особенного значения. Моего 
состояния мне было достаточно. Хватит ли мне его, когда я женюсь? Я ни за что не 
потерплю, чтобы моя жена чувствовала какие-либо лишения, чтобы она не бывала 
там, куда она призвана блистать и развлекаться. Она имеет право этого требовать. 
В угоду ей я готов пожертвовать всеми своими привычками и страстями, всем своим 
вольным существованием. Но, все-таки, -- не станет ли она роптать, если ее 
положение в свете окажется не столь блестящим, как она заслуживает и как я желал 
бы этого?.. Таковы, отчасти, мои сомнения -- я трепещу, как бы вы не нашли их 
слишком основательными. Есть еще одно -- я не могу решиться доверить его 
бумаге... <1
      ПУШКИН -- Н. И. ГОНЧАРОВОЙ (матери) в перв. полов. апреля 1830 г.  (фр.).

      <1Пушкин имеет в виду, по справедливому объяснению П. О. Морозова, свое 
"ложное и сомнительное" положение по отношению к правительству.  Пушкин, изд. 
Брокгауза-Ефрона, IV, 205.

      В самый день Светлого Христова Воскресения, 6-го апреля 1830 г., Пушкин 
сделал предложение семейству Натальи Николаевны, которое и было принято.
      П. В. АННЕНКОВ.  Материалы,  271. Ср.  Н. О. Лернер. Труды и дни Пушкина,  
2 изд., стр. 209.

      Пушкин приехал в Москву с намерением сделать предложение Н. Н. Гончаровой. 
Собираясь ехать к Гончаровым, поэт заметил, что у него нет фрака. -- "Дай мне, 
пожалуйста, твой фрак, -- обратился он к Нащокину. -- Я свой не захватил, да, 
кажется, у меня и нет его". Друзья были одинакового роста и сложения, а потому 
фрак Нащокина как нельзя лучше пришелся на Пушкина. Сватовство на этот раз было 
удачное, что поэт в значительной мере приписывал "счастливому" фраку. Нащокин 
подарил этот фрак другу, и с тех пор Пушкин, по его собственному признанию, в 
важных случаях жизни надевал счастливый "нащокинский" фрак.
      В. А. НАЩОКИНА.  Новое Время,  1898, • 8115, иллюстр. прил.

      Я хочу жениться на молодой особе, которую люблю уже год.
      ПУШКИН -- родителям, в первой полов. апреля 1830 г.  (фр.) .

      Я должен жениться на rn-lle Гончаровой, которую вы должны были видеть в 
Москве, у меня есть ее согласие и согласие ее матери. Два указания мне были 
сделаны: на мое имущественное положение и на положение мое относительно 
правительства. Что касается имущественного положения, я мог ответить, что оно в 
удовлетворительном состоянии благодаря Его Величеству, давшему мне возможность 
честно жить своим трудом. Что же касается моего положения в отношении к 
правительству, я не мог скрыть, что оно было ложно и сомнительно.
      Я был исключен из службы в 1824 г., и это пятно остается лежать на мне. 
Вышедши из лицея в 1817 г. с чином 10 класса, я не получил двух чинов, 
следовавших мне по праву, так как начальство мое по небрежности не представляло 
меня к чинам, а я не заботился им об этом напоминать. Теперь мне трудно было бы 
поступить на службу, несмотря на все мое желание. Место совершенно подчиненное, 
соответствующее моему чину, не может мне подойти. Оно отвлекало бы меня от моих 
литературных занятий, дающих мне средства к жизни, и доставило бы бесцельные и 
бесполезные хлопоты. Мне об этом больше не приходится думать. Г-жа Гончарова 
боится отдать свою дочь за человека, имеющего несчастие пользоваться дурной 
репутацией в глазах государя. -- Мое счастие зависит от одного слова 
благоволения того, к которому моя преданность и благодарность уже и теперь чисты 
и безграничны.
      ПУШКИН -- А. X. БЕНКЕНДОРФУ, 16 апр. 1830 г., из Москвы  (фр.).

      Я сейчас с обеда Сергея Львовича, и твои письма, которые я там прочел, 
убедили меня, что жена меня не мистифирует, и что ты точно жених. Гряди, жених, 
в мои объятия! А более всего убедила меня в истине женитьбы твоей вторая 
экстренная бутылка шампанского, которую отец твой розлил нам при получении 
твоего последнего письма. Я тут ясно увидел, что дело не на шутку. Я мог не 
верить письмам твоим, слезам его, но не мог не поверить его шампанскому. 
Поздравляю тебя от всей души... Я помню, что сравнивал я Алябьеву avec une 
beaute classique, а невесту твою avec une beaute romantique //с красотой 
классической... с красотой романтической  (фр.) //. Тебе, первому нашему 
романтическому поэту, и следовало жениться на первой романтической красавице 
нынешнего поколения.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ -- ПУШКИНУ, 26 апреля 1830 г., из Петербурга.  Переп. 
Пушкина,  II, 138.

      Я имел счастье представить Императору письмо, которое вам угодно было мне 
написать 16 числа сего месяца. Его Императорское Величество, с благосклонным 
удовлетворением приняв известие о вашей предстоящей женитьбе, удостоил заметить 
по сему случаю, что Он надеется, что вы, конечно, хорошо допросили себя раньше, 
чем сделать этот шаг, и нашли в себе качества сердца и характера, какие 
необходимы для того, чтобы составить счастье женщины, -- и в особенности такой 
милой, интересной женщины, как m-lle Гончарова.
      Что касается вашего личного положения по отношению к правительству, -- я 
могу вам только повторить то, что уже говорил вам столько раз; я нахожу его 
совершенно соответствующим вашим интересам; в нем не может быть ничего ложного 
или сомнительного, если, разумеется, вы сами не пожелаете сделать его таковым. 
Его Величество Император, в совершенном отеческом попечении о вас, милостивый 
государь, удостоил поручить мне, генералу Бенкендорфу, -- не как шефу жандармов, 
а как человеку, к которому Ему угодно относиться с доверием, -- наблюдать за 
вами и руководительствовать своими советами; никогда никакая полиция не получала 
распоряжения следить за вами. Советы, которые я вам от времени до времени давал, 
как друг, могли вам быть только полезны, -- я надеюсь, что вы всегда и впредь 
будете в этом убеждаться. -- В чем же то недоверие, которое будто бы можно в 
этом отношении найти в вашем положении? Я уполномочиваю вас, милостивый 
государь, показать это письмо всем тем, кому, по вашему мнению, должно его 
показать.
      А. X. БЕНКЕНДОРФ -- ПУШКИНУ, 28 апреля 1830 г., из Петербурга.  Переп. 
Пушкина,  II, 140  (фр.).

      Первая любовь всегда есть дело чувства. Вторая -- дело сладострастия, -- 
видите ли! Моя женитьба на Натали (которая, в скобках, моя сто тринадцатая 
любовь) решена. Отец мне дает двести душ, которые я закладываю в ломбарде.
      ПУШКИН -- кн. В. Ф. ВЯЗЕМСКОЙ, в конце апр. -- начале мая 1830 г.  (фр.).

      Пожалей о первой красавице здешней, Гончаровой... Она идет за Пушкина. Это 
верно.
      В А МУХАНОВ -- брату Н. А. МУХАНОВУ, из Москвы, 1 мая 1830 г.  Рус. Арх.,  
1899, II, 356.

      Сказывал ты Катерине Андреевне  (Карамзиной) о  моей помолвке? Я уверен в 
ее участии -- но передай мне ее слова -- они нужны моему сердцу, и теперь не 
совсем щастливому.
      ПУШКИН -- кн. П. А. ВЯЗЕМСКОМУ, 2 мая 1830 г.

      (3  мая 1830 года).  Мы ездили смотреть Семенову. Эта пьеса Коцебу  
("Ненависть к людям и раскаяние")  меня замучила своей длиннотой и нелепостями; 
в собрании было только 600 человек, и зала была довольно пуста. В числе 
интересных знакомых была Гончарова с Пушкиным. Судя по его физиономии, можно 
подумать, что он досадует на то, что ему не отказали, как он предполагал. 
Уверяют, что они уже помолвлены, но никто не знает, от кого это известно; 
утверждают кроме того, что Гончарова-мать сильно противилась свадьбе своей 
дочери, но что молодая девушка ее склонила. Она кажется очень увлеченной своим 
женихом, а он с виду так же холоден, как и прежде, хотя разыгрывает из себя 
сантиментального.
      Н. П. ОЗЕРОВА -- С. Л. ЭНГЕЛЬГАРДТ, из Москвы.  П-н и его совр-ки,  
XXXVII, 153  (фр.).

      Николай Афанасьевич и Наталья Ивановна Гончаровы имеют честь объявить о 
помолвке дочери своей Наталии Николаевны с Александром Сергеевичем Пушкиным, 
сего мая 6 дня 1830 года.
      ПРИГЛАСИТЕЛЬНЫЙ БИЛЕТ НА ПОМОЛВКУ ПУШКИНА.  Девятнадцатый век,  кн. I, 
383.

      С лекции к Пушкину, долгий и очень занимательный разговор об русской 
истории, -- "Как рву я на себе волосы часто, -- говорит он, -- что у меня нет 
классического образования, есть мысли, но на чем их поставить".
      М. П. ПОГОДИН. Дневник, 10 мая 1830 г.  П-н и его совр-ки,  XXIII -- XXIV, 
107.

      Участь моя решена. Я женюсь... Та, которую любил я целых два года, которую 
везде первую отыскивали глаза мои, с которой встреча казалась мне блаженством, -
- боже мой, она почти моя.
      Ожидание решительного ответа было самым болезненным чувством жизни моей. 
Ожидание последней замешкавшейся карты, угрызение совести, сон перед поединком -
- все это в сравнении с ним ничего не значит. Дело в том, что я боялся не одного 
отказа. Один из моих приятелей говорил: не понимаю, каким образом можно 
свататься, если знаешь наверное, что не будет отказа.
      Жениться! Легко сказать!.. Я женюсь, т. е. я жертвую независимостью, моей 
беспечной, прихотливой независимостью, моими роскошными привычками, 
странствованиями без цели, уединением, непостоянством. Итак, я удвоиваю жизнь и 
без того неполную, стану думать: мы. Я никогда не хлопотал о щастии: я мог 
обойтись без него. Теперь мне нужно его на двоих, а где мне взять его?
      Пока я не женат, что значат мои обязанности? Есть у меня больной дядя, 
которого почти никогда не вижу. Заеду к нему -- он очень рад; нет -- так он 
извинит меня: "повеса мой молод, ему не до меня". Утром встаю, когда хочу, 
принимаю, кого хочу; вздумаю гулять -- мне седлают мою умную, славную Женни; еду 
переулками, смотрю в окна низеньких домов... Приеду домой, разбираю книги, 
бумаги, привожу в порядок мой туалетный столик; одеваюсь небрежно, если еду в 
гости; со всевозможною старательностью, если обедаю в ресторации, где читаю или 
новый роман, или журналы. Если же Вальтер-Скотт и Купер ничего не написали, а в 
газетах нет какого-нибудь уголовного процесса -- то требую бутылку шампанского 
во льду, смотрю, как рюмка стынет от холода, пью медленно, радуясь, что обед 
стоит мне семнадцать рублей и что могу позволить себе эту шалость. Еду в театр; 
-- отыскиваю в какой-нибудь ложе замечательный убор, черные глаза; между нами 
начинается сношение -- я занят до самого разъезда. Вечер провожу или в мужском 
обществе, где теснится весь город, где я вижу всех и все и где меня никто не 
замечает, или в любезном избранном кругу, где я говорю про себя и где меня 
слушают. Возвращаюсь поздно -- засыпаю, читая хорошую книгу. Вот моя холостая 
жизнь.
      Но если мне откажут, думал я, поеду в чужие края -- и уже воображал себя 
на пироскафе  (пароходе).  Морской, свежий воздух веет мне в лицо; я долго 
смотрю на убегающий берег. Подле меня молодую женщину начинает тошнить: это 
придает ее бледному лицу выражение томной нежности. Она просит у меня воды. 
Слава богу, до Кронштадта есть для меня занятие.
      В эту минуту подали мне записочку, ответ на мое письмо. Отец невесты моей 
ласково звал меня к себе... Нет сомнения, предложение мое принято. Наденька -- 
мой ангел -- она моя!.. Все печальные сомнения исчезли перед этой райской 
мыслью. Бросаюсь в карету, скачу -- вот их дом -- вхожу в переднюю, -- уже по 
торопливому приему слуг вижу, что я жених. Я смутился: эти люди знают мое 
сердце! Говорят о моей любви на своем холопском языке!.. Отец и мать сидели в 
гостиной. Первый встретил меня с отверстыми объятиями. Он вынул из кармана 
платок. Он хотел быть тронутым, заплакать -- но не мог и решился высморкаться. У 
матери глаза были красны. Позвали Наденьку -- она вышла бледная, неловкая. Отец 
вышел и вынес образ Николая чудотворца и Казанской Богоматери. Нас благословили. 
Наденька подала мне холодную, безответную руку. Мать заговорила о приданом, отец 
о саратовской деревне -- и я жених.
      Молодые люди начинают со мною чиниться, уважают во мне уже не приятеля; 
обхождение молодых девиц сделалось проще. Дамы в глаза хвалят мой выбор, а 
заочно жалеют о бедной моей невесте. -- "Бедная! Она так молода, так невинна, а 
он такой ветренный, безнравственный". Признаюсь, это начинает мне надоедать.
      ПУШКИН. С французского, 12 -- 13 мая 1830 г.<1

      <1Набросок озаглавлен  "С французского",  но носит столь явно и столь 
признанно автобиографический характер, что мы сочли возможным в данном случае 
нарушить наше правило -- не пользоваться для этой книги художественными 
произведениями Пушкина.

       14 мая 1830 г.  Прочитал два действия  (трагедии Погодина "Марфа-
Посадница").  Пушкин заплакал: "Я не плакал с тех пор, как сам сочиняю, мои 
сцены народные ничто перед вашими. Как бы напечатать ее", и целовал, и жал мне 
руку. Да не слишком ли он воображает сам здесь, как алхимик?
      М. П. ПОГОДИН. Дневник.  П-н и его совр-ки,  XXIII -- XXIV, 107.

      Присоединяю к моему посланию письмо нашего пресловутого Пушкина<1. Эти 
строки великолепно его характеризуют во всем его легкомыслии, во всей его 
беззаботной ветренности. К несчастью, это человек, не думающий ни о чем, но 
готовый на все. Лишь минутное настроение руководит им в его действиях.
      М. Я. фон-ФОК -- генералу А. X. БЕНКЕНДОРФУ, 13 мая 1830 г.  Б. 
Модзалевский,  53.

      <1Благодарственное письмо Пушкину к Бенкендорфу от 7 мая 1830 г., см.:  
Цявловский М. Письма Пушкина и к. Пушкину.  М., 1925.

      Что касается моего брака, то ваши размышления о нем были бы вполне 
справедливы, если бы обо мне судили менее поэтически. На самом деле я просто 
добрый малый, который желает только растолстеть и быть счастливым. Первое легче 
второго .
      С вашей стороны очень любезно, что вы принимаете участие в моем положении 
по отношению к хозяину  (царю).  Но какое же место, по вашему, я могу занять при 
нем? Я, по крайней мере, не вижу ни одного, которое могло бы мне подойти. У меня 
отвращение к делам и бумагам. Быть камер-юнкером в моем возрасте уже поздно. Да 
и что бы я стал делать при дворе? Ни мои средства, ни мои занятия не позволяют 
мне этого.
      Родным моей будущей жены очень мало дела как до нее, так и до меня. Я от 
всего сердца плачу им тем же. Такие отношения очень приятны, и я их никогда не 
изменю.
      ПУШКИН -- Е. М. ХИТРОВО, 19 -- 24 мая 1830 г., из Москвы.  Письма Пушкина 
к Хитрово, 8 (фр.).

      Разве Пушкин, женившись, приедет сюда  (в Петербург)  и думает здесь жить? 
Не желаю. Ему здесь нельзя будет за всеми тянуться, а я уверен, что в любви его 
к жене будет много тщеславия. Женившись, ехать бы ему в чужие края, разумеется, 
с женою, и я уверен, что в таком случае разрешили бы ему границу.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ -- жене, 30 мая 1830 г.  Литер. Наследство,  т. 16 -- 
18, стр. 806.

      Пушкин недавно возвратился из деревни кн. Вяземского... Он очень жалеет, 
что женитьба отдаляет его от литературных занятий и мешает поприлежнее приняться 
за издаваемую Дельвигом и Сомовым газету.
      М. П. РОЗБЕРГ -- В. Г. ТЕПЛЯКОВУ, 8 июня 1830 г., из Москвы.  Истор. 
Вестн.,  1887, июль, стр. 19.

      В 1826 -- -1830 годах Пушкин проигрывал в Москве значительные суммы, 
преимущественно профессиональным игрокам: Догановскому и Жемчужникову, надавал 
векселей.
      П. А. ЕФРЕМОВ.  Соч. Пушкина,  т. VII, 1903, стр. 348.

      В 1830 г. Пушкин, кажется, проигрался в Москве, и ему понадобились деньги. 
Он обратился ко мне, но у меня их не было, и я обещался ему перехватить у кого-
нибудь из знакомых, начиная с Надеждина, который собирался тогда издавать 
"Телескоп".
      М. П. ПОГОДИН.  Утро. Литературный и политический сборник, издаваемый М. 
Погодиным.  М_ 1868, стр. 435.

      Собрал мозаические деньги Пушкину и набрал около 2.000 руб. -- С 
торжеством послал.
      М. П. ПОГОДИН. Дневник, 8 июня 1830 г.  П-н и его совр-ки,  XXIII -- XXIV, 
107.

      Как ищу я денег Пушкину: как собака!
      М. П. ПОГОДИН. Дневник, 13 июня 1830 г.  П-н и его совр-ки,  XXIII -- 
XXIV, 108.

      Пушкин говорил М. А. Максимовичу, что князю Юсупову хотелось от него 
стихов, и затем только он угощал его в своем Архангельском. -- "Но ведь вы его 
изобразили пустым человеком!" -- Ничего! Не догадается!" Пушкин смеялся над 
Полевым, который в известном послании "К вельможе" видел низкопоклонство.
      П. И. БАРТЕНЕВ.  Рус. Арх.,  1887, III, 454.

      По записи С. Л. Пушкина, совершенной 27 июня 1830 г. в С.-Петербурге, дал 
он сыну своему, дворянину кол. секр. Ал. Сер. Пушкину, из собственного своего 
недвижимого имущества, состоящего Нижегородской губернии, Сергачского уезда, в 
сельце Кистеневе -- всего 474 души муж. п., -- из свободных (за залогом 200 душ) 
274 душ в вечное и потомственное владение 200 душ муж. п. с женами и детьми.
      Б. Л. МОДЗАЛЕВСКИЙ. Архив Опеки над детьми и имущ. Пушкина.  П-н и его 
совр-ки,  XIII, 99.

      Сестра сообщает мне любопытную новость, -- свадьбу Пушкина на Гончаровой, 
первостатейной московской красавице. Желаю ему быть щастливому, но не знаю, 
возможно ли надеяться этого с его нравами и с его образом мыслей. Если  круговая 
порука  есть в порядке вещей, то сколько ему бедному носить рогов... -- Желаю, 
чтоб я во всем ошибся.
      АЛ. Н. ВУЛЬФ. Дневник, 28 июня 1830 г.  П-н и его совр-ки,  XXI -- XXII, 
124.

      Мне рассказали анекдот о поэте Пушкине. Кто-то, увидав его после долгого 
отсутствия, спрашивает его: "что это, дорогой мой, мне говорят, что вы 
женитесь?" -- "Конечно, -- ответил тот. -- И не думайте, что это будет последняя 
глупость, которую я совершу в своей жизни". Каков молодец! Приятно это должно 
быть для невесты. Охота идти за него!
      А. Я. БУЛГАКОВ -- К. Я. БУЛГАКОВУ, из Москвы, 2 июля 1830 г.  Рус. Арх.,  
1901, III, 482  (фр.-рус.).

      "Мадонна", по общему отзыву, относится к Наталье Николаевне, жене поэта.
      П. В. НАЩОКИН по записи БАРТЕНЕВА.  Рассказы о П-не,  29.

      Напускной цинизм Пушкина доходил до того, что он хвалился тем, что стихи, 
им посвященные Н. Н. Гончаровой  ("Мадонна"),  были сочинены им для другой 
женщины.
      Кн. ПАВ. П. ВЯЗЕМСКИЙ, Собр. соч., 521.

      Гончаровы жили на углу Скарятинского переулка и Большой Никитской.
      П. И. БАРТЕНЕВ.  Рус. Арх.,  1882, I, 232.

      Будучи женихом, из дома невесты своей на Б. Никитской Пушкин глядел на 
гробовую лавку (помещавшуюся в доме ныне кн. А. А. Щербатова) и написал свою 
повесть "Гробовщик".
      П. И. БАРТЕНЕВ.  Рус. Арх.,  1870, стр. 1388.

      Знаменитый поэт Пушкин, вернувшийся осенью прошлого года с Кавказа, был в 
Москве в этом месяце и останавливался тоже  (как сама Каталани)  в "Англии". Мне 
очень хотелось с ним познакомиться, и я не знала, как это сделать, пока меня не 
выручил Кокошкин. Поэт был очень мил и наговорил мне много комплиментов. 
Говорят, что он очень увлечен Гончаровой и женится на ней.
      АНДЖЕЛИКА КАТАЛАНИ (знаменитая итальянская певица) -- ЭЛЕОНОРЕ БОМЕ, 15 
июля 1830 г., из Москвы, (Из одесской коллекции Ремондини).  Наша Старина, 1915,  
• 6, стр. 542.

      В сельце Захарове  (где в детстве проводил лето Пушкин)  до сих пор живет 
женщина Марья, дочь знаменитой няни Пушкина, выданная за здешнего крестьянина. 
Эта Марья рассказывает между прочим об одном замечательном обстоятельстве: перед 
женитьбой Пушкин приехал в деревню (которая была уже перепродана) на тройке, 
быстро обежал всю местность и, кончив, заметил Марье, что все теперь здесь идет 
не по-прежнему. Ему, может быть, хотелось возобновить перед решительным делом 
жизни впечатления детства... Деревня эта не имеет церкви, и жители ходят в село 
Вяземы, в двух верстах. Пушкин ездил сюда к обедне. Село Вяземы принадлежало 
Годунову; там доселе пруды, ему приписываемые; старая церковь тоже с 
воспоминаниями о Годунове; стало быть, Пушкин в детстве мог слышать о нем.
      С. П. ШЕВЫРЕВ. Воспоминания о Пушкине.  Л. Майков,  324.

      Приезжал он ко мне  (в Захарово)  сам, перед тем, как вздумал жениться. Я, 
говорит, Марья, невесту сосватал, жениться хочу... И приехал это прямо не по 
большой дороге, а задами, другому бы оттуда не приехать: куда он поедет? -- в 
воду на дно! А он знал... Уж оброс это волосками тут (показывая на щеки); вот в 
этой избе у меня сидел... Хлеб уж убрали, так это под осень, надо-быть, он 
приезжал-то... Я сижу, смотрю, -- тройка! Я эдак... А он уже ко мне в избу-то и 
бежит... Чем, мол, вас, батюшка, угощать я стану? Сем, мол, яишенку сделаю! -- 
Ну, сделай, Марья! Пока он пошел это по саду, я ему яишенку-то и сварила. Он 
пришел, покушал... Все наше решилося, говорит, Марья; все, говорит, поломали, 
все заросло! Побыл еще часика два, -- прощай, говорит, Марья, приходи ко мне в 
Москву! А я, говорит, к тебе еще побываю. Сели и уехали.
      МАРЬЯ ФЕДОРОВНА, крестьянка сельца Захарова. Н. Б. Сельцо Захарово.  
Москвитянин,  1851, • 9 -- 10 32.

      Пушкин ускакал в Питер печатать "Годунова". Свадьба его будет в сентябре.
      Н. М. ЯЗЫКОВ -- А. М. ЯЗЫКОВУ, 23 июня 1830 г., из Москвы.  Истор. Вестн.,  
1883 г., дек., стр. 530.

       Секретно.  Квартировавший в гостинице "Англия" чиновник 10 класса 
Александр Сергеев Пушкин, за коим был учрежден секретный полицейский надзор, 
сего июля 16 числа выехал в С.-Петербург. Во время же проживания его здесь 
ничего предосудительного замечено не было.
      Полицмейстер МИЛЛЕР в рапорте и. д. моск. обер-полицмейстера, 18 июля 1830 
г.  Красн. Арх.,  т. 37, стр. 241.

      Александр Сергеевич приехал третьего дня. Говорят, он влюблен больше, чем 
когда-нибудь. Тем не менее он почти не говорит о ней. Вчера он цитировал фразу, 
-- кажется мне, г-жи де Виллуа, которая говорила своему сыну: "о себе говори 
только с царем, а о своей жене ни с кем, потому что всегда рискуешь говорить о 
ней с кем-нибудь, кто знает ее лучше, чем ты..." Свадьба будет в сентябре.
      Баронесса С. М. ДЕЛЬВИГ (жена А. А. Дельвига) -- А. П. КЕРН, 21 (?) июля 
1830 г., из Петербурга.  П-н и его совр-ки,  V, 150  (фр.).

      В этот приезд Пушкин казался совсем другим человеком: он был серьезен, 
важен, как следовало человеку с душою, принимавшему на себя обязанность 
счастливить другое существо.
      А. П. КЕРН. Письмо к П. В. Анненкову.  П-н и его совр-ки,  V, 150.

      Петербург мне кажется уже довольно скучным, и я рассчитываю сократить мое 
пребывание здесь, насколько могу.
      ПУШКИН -- Н. Н. ГОНЧАРОВОЙ (невесте), 20 июля 1830 г.

      Он в восторге от своей Натали, -- он говорит о ней, как о божестве. Он 
рассчитывает приехать с нею в Петербург в октябре месяце. Представь себе, он 
сделал этим летом сантиментальную поездку в Захарово, совсем один, -- 
единственно для того, чтобы увидеть места, где он провел несколько лет своего 
детства.
      Н. О. ПУШКИНА (мать поэта) -- О. С. Павлищевой, 22 июля 1830 г.. из 
Петербурга.  Пушкин. Письма. Гос. изд.,  т. II, 447  (фр.).

      Я мало езжу в свет. Вас там ожидают с нетерпением. Прекрасные дамы 
спрашивают у меня ваш портрет и не прощают мне того, что у меня его нет. Я 
утешаю себя, проводя целые часы перед белокурой мадонной, похожей на вас как две 
капли воды; я купил бы ее, если бы она не стоила 40.000 рублей.
      ПУШКИН _ Н. Н. ГОНЧАРОВОЙ, 30 июля 1830 г., из Петербурга.

      К стыду своему сознаюсь, что я веселюсь в Петербурге, и не знаю, когда и 
как возвращусь.
      ПУШКИН -- кн. В. Ф. ВЯЗЕМСКОЙ, 4 авг. 1830 г.

      Лето 1830 г. Дельвиги жили на берегу Невы, у самого Крестовского перевоза. 
У них было постоянно много посетителей. Французская июльская революция тогда 
всех занимала, а так как о ней ничего не печатали, то единственным средством 
узнать что-либо было посещение знати. Пушкин, большой охотник до этих посещений, 
но постоянно от них удерживаемый Дельвигом, которого он во многом слушался, 
получил по вышеозначенной причине дозволение посещать знать хотя ежедневно и 
привозить вести о ходе дел в Париже. Нечего и говорить, что Пушкин пользовался 
этим дозволением и был постоянно весел, как говорят, в своей тарелке. Посетивши 
те дома, где могли знать о ходе означенных дел, он почти каждый день бывал у 
Дельвигов, у которых проводил по нескольку часов. Пушкин был в это время уже 
женихом. Общество Дельвига было оживлено в это лето приездом Льва Пушкина, -- 
офицера Нижегородского драгунского полка, -- проводившего почти все время у 
Дельвигов. Время проводили тогда очень весело. Слушали великолепную роговую 
музыку Дм. Льв. Нарышкина, игравшую на реке против самой дачи, занимаемой 
Дельвигами.
      Чтение, музыка и рассказы Дельвига, а когда не бывало посторонних, -- и 
Пушкина, занимали нас днем. Вечером, на заре, закидывали невод, а позже ходили 
гулять по Крестовскому острову. Прогулки эти были тихие и спокойные. Раз только 
вздумалось Пушкину, Дельвигу, Яковлеву и нескольким другим их сверстникам по 
летам показать младшему поколению, т. е. мне 17-летнему и брату моему Александру 
20-летнему, как они вели себя в наши годы, и до какой степени молодежь сделалась 
вялою сравнительно с прежней.
      Была уже темная августовская ночь. Мы все зашли в трактир на Крестовском 
острове; с нами была и жена Дельвига. На террасе трактира сидел какой-то 
господин совершенно одиноким. Вдруг Дельвигу вздумалось, что это сидит шпион и 
что его надо прогнать. Когда на это требование не поддались ни брат, ни я, 
Дельвиг сам пошел заглядывать на тихо сидевшего господина то с правой, то с 
левой стороны, возвращался к нам с остротами насчет того же господина и снова 
отправлялся к нему. Брат и я всячески упрашивали Дельвига перестать этот маневр. 
Что, ежели этот господин даст пощечину? Но наши благоразумные уговоры ни к чему 
не повели. Дельвиг довел сидевшего на террасе господина своим приставаньем до 
того, что последний ушел. Если бы Дельвиг послушался нас, то, конечно, Пушкин 
или кто-либо другой из бывших с нами их сверстников по возрасту заменили бы его. 
Тем страннее покажется эта сцена, что она происходила в присутствии жены 
Дельвига, которую надо было беречь, тем более, что она кормила своею грудью 
трехмесячную дочь. Прогнав неизвестного господина с террасы трактира, мы пошли 
гурьбою по дорожкам Крестовского острова, и некоторые из гурьбы приставали 
разными способами к проходящим мужчинам, а когда брат Александр и я старались их 
остановить, Пушкин и Дельвиг нам рассказывали о прогулках, которые они по 
выпуске из лицея совершали по петербургским улицам, и об их разных при этом 
проказах, и глумились над нами, юношами, не только ни к кому не придирающимися, 
но даже останавливающими других, которые десятью и более годами нас старее. Я 
решительно удостоверяю, что они не были пьяны, а просто захотелось им встряхнуть 
старинкою и показать ее нам, молодому поколению, как бы в укор нашему более 
серьезному и обдуманному поведению. Я упомянул об этой прогулке собственно для 
того, чтобы дать понять о перемене, обнаружившейся в молодых людях в истекшие 10 
лет.
      Бар. А. И. ДЕЛЬВИГ. Мои воспоминания, 1, 107 -- 108.

      Несмотря на то, что Куницкий только что вышел в свет из-под отеческого 
крова, он очень степенен и рассудителен. Другие называют это недостатком, как 
напр. Пушкин, и хотят в молодости находить и буйность. Но... нониче уже время 
буйства молодежи прошло... Даже и гусары (название, прежде однозначащее с 
буяном) не пьянствуют и не бушуют. Не рассудив этого, многие, так прожившие 
молодость свою, удивляются, что нынешнее поколение не проводит своего времени в 
трактирах и борделях и называют его упадшим.
      АЛ. Н. ВУЛЬФ. Дневник.  П-н и его совр-ки,  XXI -- XXII, 133.

      Известно, что Пушкин очень любил карточную игру и особенно ощущения, ею 
доставляемые, так что по временам довольно сильно предавался этой страсти. 
Однажды, если не ошибаюсь, в 1833 г. летом, когда он жил на Черной речке  (Мат. 
П. В. Анненкова, стр. 359),  на одной из соседних дач вечером собралось довольно 
большое общество, и в том числе Пушкин. Все гости были охотники до карт, а 
потому они вскоре расположились вокруг зеленого стола, и один из них начал 
метать банк. Все игроки совершенно погрузились в свои ставки и расчеты, так что 
внимание их ничем нельзя было отвлечь от стола, на котором решалась участь 
многочисленных понтеров. В это время в калитку палисадника, в который выходили 
открытые окна и балконные двери дачи, вошел молодой человек очень высокого 
роста, закутанный в широкий плащ. Увидя играющую компанию, он незаметно для 
занятых своим делом игроков, не снимая ни шляпы, ни плаща, вошел в комнату и 
остановился за спиною одного из понтеров. Молодой человек этот был кн. С. Г. 
Голицын, хороший приятель Пушкина и прочих лиц, бывших в комнате. В то время он 
был в числе многочисленных почитателей девицы Росетти, принадлежавшей к лучшим 
украшениям петербургского общества по замечательной красоте, пленительной 
любезности и светлому уму. Должно заметить, что дня за два до описываемого 
вечера Голицын находился в том же обществе, которое сошлось теперь на даче 
Черной речки, выиграл около тысячи рублей, именно у банкомета, державшего теперь 
банк, и что выигрыш этот остался за ним в долгу. Голицын, подошедший к столу, 
простоял несколько минут все-таки никем не замеченный, и, наконец, взявши со 
стола какую-то карту, бросил ее и закричал "ва-банк"! Все подняли глаза и 
увидели со смехом и изумлением неожиданного гостя в его странном костюме. 
Начались приветствия, но банкомет, озадаченный ставкою Голицына, встал и, отведя 
его немного в сторону, спросил: "да ты на какие деньги играешь? на  эти  или на  
те?"  Под "этими" он разумел ставку нынешнего вечера, а под "т

еми" свой долг. Голицын ответил ему: "это все равно: и на  эти,  и на  те, те, 
те".  Игра продолжалась, но Пушкин слышал ответ Голицына;  те, те, те  его очень 
забавляло, и он шутя написал стихи:
      Полюбуйтесь же вы, дети,
      Как в сердечной простоте
      Длинный Фирс<1 играет в  эти,
      Те, те, те  и  те, те, те.
      Черноокая Россети
      В самовластной красоте
      Все сердца пленила  эти,
      Те, те, те  и  те, те, те.
      О,  какие же здесь сети
      Рок нам стелет в темноте:
      Рифмы, деньги, дамы  эти,
      Те, те, те  и  те, те, те.
      Рассказанный здесь анекдот и стихи Пушкина сообщены нам самим Голицыным, 
кому они были адресованы<2.
      М. Н. ЛОНГИНОВ, Анекдот о Пушкине.  Библиографические записки,  1858, I, 
494 -- 496.

      <1Прозвище кн. С. Г. Голицына.
      <2Все редакторы сочинений Пушкина, -- Ефремов, Морозов, Венгеров, Брюсов и 
др., -- согласно показанию Лонгинова, относят данное стихотворение и вызвавший 
его эпизод к 1833 г. Положительно непонятно то доверие, которое они оказывают 
лонгиновской датировке. Да, Лонгинов говорит -- в 1833 году, но оговаривается: 
"если не ошибаюсь"; сообщает, что Пушкин в то время жил на Черной речке, но 
ссылается при этом на "Материалы" Анненкова, а не на показания кн. Голицына. Со 
слов. же Голицына сообщает, что он в то время был почитателем  девицы  Россети, 
Пушкин в стихах своих тоже говорит о Россети. В 1833 же году девица Россет давно 
уже была г-жею Смирновой. Лонгинов в 50-х годах, когда Смирнова была еще жива, и 
даже называть ее можно было только под инициалами, конечно, не мог знать, когда 
именно Смирнова вышла замуж. Но ведь мы теперь это знаем. Больше того. Мы знаем, 
что осенью 1832 г. Смирнова перенесла очень тяжелые роды, -- по словам 
Вяземского, "делали ей несколько операций и, наконец, должны были раздавить в 
ней голову ребенка и вытащить его мертвого". Тяжело больную Смирнову после этого 
увезли для лечения за границу, откуда она воротилась только к осени 1833 г. Все 
это вместе делает совершенно невероятным, чтобы Пушкин летом 1833 г. мог писать: 
"черноокая Россети в самовластной красоте все сердца пленяет"... Ясно, 
стихотворение написано до ее замужества. Но когда именно? Лето 1828 г. Россет 
жила в Ревеле, и навряд ли Пушкин в то время был с нею знаком. Лето 1829 года 
Пушкин провел на Кавказе. Лето 1831 г. провел с молодою женою в Царском, в 1832 
г. Pocceт была уже г-жею Смирновой. Ясно, -- описанный случай мог произойти 
только за время пребывания Пушкина в Петербурге летом 1830 г., когда он писал 
кн. Вяземской, что "веселится в Петербурге", и когда часто бывал он на островах 
у Дельвига.

      Я ехал с Вяземским из Петербурга в Москву. Дельвиг хотел проводить меня до 
Царского Села. 10 августа (1830) поутру мы вышли из города. Вяземский должен был 
нас нагнать на дороге. Дельвиг обыкновенно просыпался очень поздно. В этот день 
встал он в восьмом часу, и у него с непривычки кружилась и болела голова. Мы 
принуждены были зайти в низенький трактир. Дельвиг позавтракал. Мы пошли далее. 
Ему стало легче; головная боль прошла. Он стал весел и говорлив.
      ПУШКИН. О Дельвиге, 1831 г.

      10 авг. 1830 г. Выехали мы из Петербурга с Пушкиным в дилижансе. Обедали в 
Царском Селе у Жуковского. В Твери виделись с Глинкою, 14-го числа утром 
приехали в Москву.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ. Полное собрание соч., IX, 137.

      Пушкин вовсе не был лакомка. Он даже, думаю, не ценил и нехорошо постигал 
тайн поваренного искусства, но на иные вещи был он ужасный прожора. Помню, как в 
дороге съел он почти одним духом двадцать персиков, купленных в Торжке. Моченым 
яблокам также доставалось от него нередко.
      Кн. П. А, ВЯЗЕМСКИЙ. Поли. собр. соч., VIII, 372.

      Пушкин в городе живет у меня, и, если вы будете ему писать, то вот мой 
адрес:  (Москва)  в доме князя Вяземского, в Чернышевском переулке.
      Кн. П, А. ВЯЗЕМСКИЙ -- Е. М. ХИТРОВО, 2 сент. 1830 г.  Рус. Арх.,  1899, 
II, 86.

       Князь Вл. Голицын.
      Никитушка! скажи, где Пушкин Царь-поэт?
       Никита.
      Давным-давно, сударь, его уж дома нет,
      Не усидит никак приятель ваш на месте,
      То к дяде на поклон, то полетит к невесте.
       Князь Влад. Г.
      А скоро ль женится твой мудрый господин?
       Никита.
      Осталось месяц лишь гулять ему один.
      Вот мой разговор с вашим камердинером.
      Кн. В. С. ГОЛИЦЫН -- ПУШКИНУ, летом 1830 г. Москва,  Переп. Пушкина,  II, 
205.

      Бедный Василий Львович Пушкин скончался 20 августа (1830). Накануне был 
уже он совсем изнемогающий, но, увидя Александра, племянника, сказал ему: "как 
скучен Катенин!" Перед этим читал он его в "Литературной Газете". Пушкин 
говорит, что он при этих словах и вышел из комнаты, чтобы дать дяде умереть 
исторически. Пушкин был, однако же, очень тронут всем этим зрелищем и во все 
время вел себя, как нельзя приличнее.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ. Полн. собр. соч., IX, 139.

      Нам передавали современники, что, услышав эти слова от умиравшего Василия 
Львовича, Пушкин направился на цыпочках к двери и шепнул собравшимся родным и 
друзьям его: "Господа, выдемте; пусть это будут последние его слова".
      П. И. БАРТЕНЕВ.  Рус. Арх.,  1870, стр. 1369.

      Бедный дядя Василий! Знаешь ли его последние слова? Приезжаю к нему, 
нахожу его в забытьи, очнувшись, он узнал меня, погоревал, потом, помолчав: "как 
скучны статьи Катенина!" и более ни слова. Каково? Вот что значит умереть 
честным воином, на щите, с боевым кликом на устах!
      ПУШКИН -- П. А. ПЛЕТНЕВУ, 9 сентября 1830 г.

      И. И. Дмитриев, подозревая причиною кончины Вас. Львовича холеру, не 
входил в ту комнату, где отпевали покойника. Ал. Серг. Пушкин уверял, что холера 
не имеет прилипчивости и, отнесясь ко мне, спросил: "да не боитесь ли и вы 
холеры?" Я ответил, что боялся бы, но этой болезни еще не понимаю. "Не мудрено, 
вы служите подле медиков. Знаете ли, что даже и медики не скоро поймут холеру. 
Тут все лекарство один courage, courage//смелость, смелость  (фр.) // и больше 
ничего". Я указал ему на словесное мнение Ф. А. Гильтебранта, который почти то 
же говорил. -- "О, да! Гильтебрантов немного", -- заметил Пушкин.
      М. Н. МАКАРОВ. Пушкин в детстве.  Современник,  1843, т. XXIX, 384.

      На похоронах у Вас. Львовича Пушкина с Языковым и потом в карете с 
Данзасом в Донской монастырь. С Пушкиным на могиле Сумарокова.
      М. П. ПОГОДИН. Дневник, 23 августа 1830 г.  П-н и его совр-ки,  XXIII -- 
XXIV, 108.

      В августе 1830 г. Пушкин приехал в Остафьево к князю Вяземскому и не успел 
еще расплатиться, как домовый слуга стал гнать ямщика от большого подъезда. 
Пушкин крикнул: "Оставь его! Оставь его!"
      П. И. БАРТЕНЕВ.  Рус. Арх.,  1911, II, 553.

      Я отправляюсь в Нижний, без уверенности в своей судьбе. Если ваша мать 
решилась расторгнуть нашу свадьбу, и вы согласны повиноваться ей, я подпишусь 
подо всеми мотивами, какие ей будет угодно привести своему решению, даже и в том 
случае, если они будут настолько основательны, как сцена, сделанная ею мне 
вчера, и оскорбления, которыми ей угодно было осыпать меня. Может быть, она 
права и я был неправ, думая одну минуту, что я был создан для счастья. Во всяком 
случае, вы совершенно свободны; что же до меня, то я .даю вам честное слово 
принадлежать только вам, или никогда не жениться.
      ПУШКИН -- Н. Н. ГОНЧАРОВОЙ, конец августа 1830 г. Москва  (фр.).

      Я уезжаю, рассорившись с г-жей Гончаровой. На другой день после бала она 
сделала мне самую смешную сцену, какую только можно себе представить. Она мне 
наговорила вещей, которых я, по совести, не мог равнодушно слушать. Я еще не 
знаю, расстроилась ли моя свадьба, но повод к этому налицо, и я оставляю двери 
широко открытыми... Эх, проклятая штука -- счастье!
      ПУШКИН -- кн. В. Ф. ВЯЗЕМСКОЙ, конец авг. 1830 г. Москва  (фр.).

      Сейчас еду в Нижний, т. е. в Лукьянов, в село Болдино. Милый мой, расскажу 
тебе все, что у меня на душе: грустно, тоска, тоска. Жизнь жениха 30-летнего 
хуже 30-ти лет жизни игрока. Дела будущей тещи моей расстроены. Свадьба моя 
отлагается день ото дня далее. Между тем я хладею, думаю о заботах женатого 
человека, о прелести холостой жизни. К тому же московские сплетни доходят до 
ушей невесты и ее матери -- отселе размолвки, колкие обиняки, ненадежные 
примирения, -- словом, если я и не нещастлив, по крайней мере не щастлив. Осень 
подходит. Это любимое мое время -- здоровье мое обыкновенно крепнет -- пора моих 
литературных трудов настает, -- а я должен хлопотать о приданом, да о свадьбе, 
которую сыграем бог весть когда. Все это не очень утешно. Еду в деревню. Бог 
весть, буду ли там иметь время заниматься, и душевное спокойствие, без которого 
ничего не произведешь, кроме эпиграмм на Каченовского. Так-то, душа моя. От 
добра добра не ищут. Черт меня догадал бредить о щастии, как будто я для него 
создан. Должно было мне довольствоваться независимостью.
      ПУШКИН -- П. А. ПЛЕТНЕВУ, 31 авг. 1830 г. Москва.

      Перед моим отъездом Вяземский показал мне письмо, только что им 
полученное: ему писали о холере, уже перелетевшей из Астраханской в Саратовскую 
губернию. По всему видно было, что она не минует и Нижегородской (о Москве мы 
еще не беспокоились). Я поехал с равнодушием, коим был обязан пребыванию моему 
между азиатцами. Приятели, у коих дела были в порядке (или в привычном 
беспорядке, что совершенно одно), упрекали меня за то и важно говорили, что 
легкомысленное бесчувствие не есть еще истинное мужество. На дороге встретил я 
Макарьевскую ярмарку, прогнанную холерой. Воротиться в Москву казалось мне 
малодушием; я поехал далее, как, может быть, случалось вам ехать на поединок, с 
досадой и большой неохотой.
      ПУШКИН. Заметка о холере, 1831 г.

      Если бы я не был в дурном расположении, едучи в деревню, я вернулся бы в 
Москву со второй станции, где я уже узнал, что холера опустошает Нижний. Но 
тогда я и не думал поворачивать назад, и главным образом я тогда готов был 
радоваться чуме.
      ПУШКИН -- Н. Н. ГОНЧАРОВОЙ, 26 ноября 1830 г.

      Село Большое или Базарное Болдино, при речке Азане или Сазанке, находится 
на северной полосе Лукояновского уезда, в юго-восточном углу Нижегородской 
губернии. Оно расположено на пригорке, с пологим скатом по направлению к 
соседнему селу Ларионову. Избы, как и в большинстве селений этой полосы, крыты 
соломой, и самое село, благодаря этому, имеет вид бедной глухой деревушки. На 
горе, среди села, широкая площадь, на которой живописно выделяется помещичья 
усадьба, вся в зелени, обнесенная красивою оградою; рядом с усадьбой высится 
церковь. Против усадьбы -- волостное правление, а за ним, замыкая площадь, 
тянутся крестьянские избы. Верхнюю часть села можно считать старейшим жилищным 
пунктом Болдина вместе с примыкающими к ней по склону базарною площадью и 
улицей. Вокруг Болдина местность степная, безлесная, встречаются лишь небольшие 
рощицы из дубняка и осинника. В прежнее время на месте нынешней усадебной ограды 
близ церкви лепились крестьянские избы, снесенные уже в конце тридцатых или 
сороковых годов. -- Старый барский дом, в котором жил Пушкин, по показанию 
старожилов, находился на том же месте, где и теперь стоит господская усадьба 
(стр. 4)... Это был небольшой одноэтажный дом, с деревянною крышей, с черным 
двором и службами, обнесенный мелким дубовым частоколом. Кругом дома был 
пустырь: ни цветников, ни сада; невдалеке от дома находился только небольшой 
пруд, известный ныне под названием "Пильники", да виднелись два-три деревца, из 
которых теперь сохранилось разве одно -- огромный, могучий, многолетний вяз. За 
оградою усадьбы, невдалеке (на месте нынешних пожарных сараев), стояла вотчинная 
контора; против нее на площади высилась церковь... Из окон дома открывался 
унылый вид на крестьянские соломенные избы (13)... Все население села Болдина -- 
русское, православного вероисповедания; занимались хлебопашеством. Почва здесь 
черноземная и отчасти суглинок (8). Кроме хлебопашества, жители Болдина 
занимались, приготовлением черного поташа из золы сорных трав и соломы (до 20 
домов). Главный промысел болдинских кре


стьян был санный. Зимой почти все село работало крестьянские сани (9).
      Во владении С. Л. Пушкина в Нижегородской губернии к 1830 г. состояло: 
сельцо Кистенево, где было 476 душ, и половина села Болдина в 564 души; другая 
половина Болдина находилась во владении брата его, Василия Львовича (11).
      Сельцо Кистенево (Темяшево тож), соседнее с Болдиным,  в  пограничном 
Сергачском уезде, при р. Чеке, впадающей в Пьяну, расположено улицами, которые 
носили особые названия: Самодуровка, Кривулица, Стрелецкая и Бунтовка. Уже 
наружный вид жилых построек ясно говорил постороннему взору, что кистеневские 
крестьяне жили в большой нужде, черно и грязно, только 1/4 крестьянских домов 
были покрыты тесом на два ската и топились "по-белому", а остальные 3/4 
представляли из себя подслеповатые курные избенки, крытые соломой... В 30-х гг. 
(по 8-й ревизии) здесь жило 523 мужчины и 538 женского пола крестьян. В "Списке 
населенных мест" Кистенево показано, как часть прихода с. Болдина. Вероятно, оно 
было выселено сюда "по господскому велению" за самодурство и бунты; недаром 
улицы Кистенева получили столь характерные наименования, как Самодуровка и 
Бунтовка (9)... Все население Кистенева, как и в Болдине, было русское, 
православное; кроме хлебопашества, крестьяне были заняты выделкою рогож. Весною 
значительная часть уходила на Волгу в бурлаки, в Оренбургские степи гуртовщиками 
и в Самарскую -- жать пшеницу (9).
      А. И. ЗВЕЗДИН. О Болдинском имении А, С. Пушкина. Н.-Новгород, 1912.

      По "Экономическим примечаниям"  (относящимся к 1789 году)  "село Болдино -
- всего 243 двора: 1.336 муж., 1.385 женщ., 4.538 десятин пашни, 544 -- покосу, 
1.965 -- лесу строевого и дровяного, 162 -- под усадьбой, 72 -- неудобной. 
Расположено Болдино при речке Азанке, по течению на правой стороне. Господский 
дом деревянный, сада нет. На речке Азанке (на ее правом берегу расположена и 
деревня) -- сажень ширины и четверть сажени глубины в жаркое время -- запружен 
пруд и при нем состоит ручная (? --  речная?)  мельница о двух поставах, 
действие имеет во весь год, которая мелет для крестьянского обихода; в речке 
рыба: щуки, окуни, язи, плотва. Земля грунт имеет серо-глинистый, лучше родится 
рожь, овес, греча, горох и полба, а прочие семена средственны. Сенные покосы 
против других мест средственны. Лес строевой и дровяной: березовый, липовый, 
осиновый, ольховый и ивовый; в нем звери: волки, лисицы, зайцы, горностаи; 
птицы: тетерева, рябчики, скворцы, чижи, щеглы, соловьи".
      П. Е. ЩЕГОЛЕВ. Пушкин и мужики.  Изд. "Федерация".  М_ 1928, стр. 63.

      Едва успел я приехать, как узнаю, что около меня оцепляются деревни, 
учреждаются карантины. Народ ропщет, мятежи вспыхивают то там, то здесь нелепые. 
Я занялся моими делами, перечитывая Кольриджа, сочиняя сказочки и не ездя по 
соседям.
      ПУШКИН. Заметка о холере (1831).

      Моя дорогая, моя милая Наталья Николаевна, -- я у ваших ног, чтобы 
благодарить и просить вас о прощении за беспокойство, которое я вам причинил. 
Ваше письмо прелестно и вполне меня успокоило. Мое пребывание здесь может 
продолжиться вследствие обстоятельства, совершенно непредвиденного. Я думал, что 
земля, которую мой отец дал мне, составляет особое имение; но она -- часть 
деревни из 500 душ, и нужно приступить к разделу. Я постараюсь устроить все это 
как можно скорее. Еще больше я боюсь карантинов, которые начинают 
устанавливаться здесь. В окрестностях у нас cholera morbus (очень миленькая 
персона). И она может удержать меня дней двадцать лишних.
      ПУШКИН -- Н. Н. ГОНЧАРОВОЙ, 9 сент, 1830 г., из Болдина.

      Теперь мрачные мысли мои порассеялись; приехал я в деревню и отдыхаю. 
Около меня холера морбус. Ты не можешь вообразить, как весело удрать от невесты, 
да и засесть стихи писать. Жена не то, что невеста. Куда! Жена свой брат. При 
ней пиши, сколько хошь. А невеста пуще Цензора Щеглова язык и руки связывает... 
Сегодня от своей получил я премиленькое письмо: обещает выдти за меня и без 
приданого. Приданое не уйдет. Зовет меня в Москву -- я приеду не прежде 
месяца... Ах, мой милый! что за прелесть здешняя деревня! вообрази: .степь да 
степь; соседей ни души; езди верхом, сколько душе угодно, пиши дома, сколько 
вздумается, никто не помешает. Уж я тебе наготовлю всячины, и прозы и стихов .
      ПУШКИН -- П. А. ПЛЕТНЕВУ, 9 сент. 1830 г., Болдино.

      Г. Пушкин введен во владение  (крестьянами с-ца Кистенева)  через 
дворянского заседателя Григорьева 1830 г. сентября 16 дня, в получении коих 
крестьян во владение и дана самым помещиком тому заседателю Григорьеву расписка.
      ПОМЕТА СЕРГАЧСКОГО ЗЕМСКОГО СУДА на дарственной записи С. Л. Пушкина от 25 
июня 1830 г.  П-н и его совр-ки.,  XIII, 99.

      Вот в чем было дело: теща моя отлагала свадьбу за приданым, а уж, конечно, 
не я. Я бесился. Теща начинала меня дурно принимать и заводить со мною глупые 
ссоры; и это бесило меня. Хандра схватила меня, и черные мысли мной овладели. 
Неужто я хотел или думал отказаться? Но я видел уж отказ и утешался чем ни 
попало. Все, что ты говоришь о свете, справедливо; тем справедливее опасения 
мои, чтобы тетушки, да бабушки, да сестрицы не стали кружить голову молодой жене 
моей пустяками. Она меня любит, но посмотри, Алеко Плетнев, как гуляет вольная 
луна etc. Баратынский говорит, что в женихах щастлив только дурак; а человек 
мыслящий беспокоен и волнуем будущим. Доселе он один я -- а тут он будет мы. 
Шутка! От того-то я тещу и торопил; а она, как баба, у которой долог лишь волос, 
меня не понимала да хлопотала о приданом, черт ее побери. Оконча дела мои, еду в 
Москву сквозь целую цепь карантинов. -- Месяц буду в дороге по крайней мере. 
Месяц здесь я прожил, не видя ни души, не читая журналов; я бы хотел переслать 
тебе проповедь мою здешним мужикам о холере; ты бы со смеху умер, да не стоишь 
ты этого подарка.
      ПУШКИН -- П. А. ПЛЕТНЕВУ, 29 сент. 1830 г., из Болдина.

      Дядя П. П. Григорьев любил передавать мне разговор Пушкина с тогдашней  
(нижегородской)  губернаторшей Бутурлиной<1. Это было в холерный год. -- "Что же 
вы делали в деревне, А. С-ч? -- спрашивала Бутурлина. -- Скучали?" -- "Некогда 
было, Анна Петровна. Я даже говорил проповеди". -- "Проповеди?" -- "Да, в 
церкви, с амвона, по случаю холеры. Увещевал их. -- И холера послана вам, 
братцы, оттого, что вы оброка не платите, пьянствуете. А если вы будете 
продолжать так же, то вас будут сечь. Аминь!"
      П. Д. БОБОРЫКИН. За полвека.  Рус. Мысль,  1906 г., • 2, стр. 24,

      <1Мих. Петр. Бутурлин вступил в должность нижегородского губернатора 
только в 1831 г. В 1830 г. нижегородским губернатором был действ. статск. 
советник Ил. Мих. Бибиков (см.  "Памятную книжку Нижегородской губернии на 1865 
год".  Изд. Нижегородского Губ. Статистич. Комитета. Нижний Новгород, 1864).

      Вот я и совсем готов почти сесть в экипаж, хотя мои дела не кончены, и я 
совершенно пал духом. Мне объявили, что устроено пять карантинов отсюда до 
Москвы, и в каждом мне придется провести четырнадцать дней; сосчитайте 
хорошенько и притом представьте себе, в каком я должен быть сквернейшем 
настроении! К довершению благополучия, начался дождь, с тем, конечно, чтобы не 
перестать до самого санного пути... Будь проклят тот час, когда я решился 
оставить вас и пуститься в эту прелестную страну грязи, чумы и пожаров -- мы 
только и видим это. Я бешусь. Наша свадьба, по-видимому, все убегает от меня, и 
эта чума, с ее карантинами, -- разве это не самая дрянная шутка, какую судьба 
могла придумать?
      ПУШКИН -- Н. Н. ГОНЧАРОВОЙ, 30 сент. 1830 г., Болдино.

      Из расспросов болдинских старожилов об образе жизни Пушкина мы узнали 
немного. Один из них, столетний старик, Михей Иванович Сивохин, хорошо помнит, 
что курчавый барин, Александр Сергеевич, каждый день ездил верхом в соседние 
Казаринские кусты и в Кистеневскую рощу и записывал "какие местам звания, какие 
леса, какие травы растут"; каждый день, по словам Сивохина, барину готовили 
кадушку теплой воды; это была импровизированная ванна.
      А. И. ЗВЕЗДИН.  Действия Ниж. Губ. Уч. Арх. Комиссии,  IV, 62.

      Курчавый, невысокого роста... Веселый барин, ласковый... Случалось мне ему 
один раз лошадь седлать. На карауле я был да и зашел на барский двор. Слышу, 
кто-то зовет... Я думал, что конторщик, ан это сам барин из дому вышел. -- "Эй, 
человек, пойди ко мне". -- "Чего изволите, ваше благородие?" -- "Пойдем со мной 
в конюшню, пособи лошадь седлать". Вывел я ему лошадь, он сел и говорит; 
"Отвори, -- говорит, -- мне ворота, проводи со двора". Проводил я его, -- он и 
поскакал трусцой в Казаринские кусты... Все туда ездил верхом; почесть каждый 
вечер, и все один.
      МИХЕЙ ИВ. СИВОХИН, 100-летний старик, болдинский крестьянин, в передаче А. 
И. ЗВЕЗДИНА. "О болдинском имении А. С. Пушкина". Н.-Новгород, 1912, стр. 4-5.

      Когда Пушкин жил в деревне, Наталья Ивановна  (Гончарова, мать невесты)  
не позволяла дочери самой писать к нему письма, а приказывала ей писать всякую 
глупость и между прочим делать ему наставления, чтобы он соблюдал посты, молился 
богу и пр. Наталья Николаевна плакала от этого.
      Кн. Е. А. ДОЛГОРУКОВА по записи БАРТЕНЕВА.  Рассказы о Пушкине,  63.

      Имение, где Пушкин жил в Нижнем, находится в нескольких верстах от села 
Апраксина, принадлежавшего семейству Новосильцевых, которых поэт очень любил, в 
особенности хозяйку дома, милую и добрую старушку. Она его часто журила за его 
суеверие, которое доходило, действительно, до невероятной степени. Г-жа 
Новосильцева праздновала свои именины, и Пушкин обещал приехать к обеду, но его 
долго ждали напрасно и решились, наконец, сесть за стол без него. Подавали уже 
шампанское, когда он явился, подошел к имениннице и стал перед ней на колени: -- 
"Наталья Алексеевна, -- сказал он, -- не сердитесь на меня: я выехал из дома и 
был уже недалеко отсюда, когда проклятый заяц пробежал поперек дороги. Ведь вы 
знаете, что я юродивый: вернулся домой, вышел из коляски, а потом сел в нее 
опять и приехал, чтобы вы меня выдрали за уши".
      ТОЛЫЧЕВА (Е. В. НОВОСИЛЬЦЕВА).  Рус. Арх.,  1877, II, 99.

      Приехал в Апраксино Пушкин, сидел с барышнями, был скучен и чем-то 
недоволен. Разговор не клеился, он все отмалчивался, а мы болтали. Перед ним 
лежал мой альбом, говорили мы об "Евгении Онегине", Пушкин молча рисовал что-то 
на листочке. Я говорю ему: "Зачем вы убили Ленского? Варя весь день вчера 
плакала!" Варваре Петровне тогда было лет шестнадцать, собой была недурна. -- 
"Ну, а вы, Варвара Петровна, как бы кончили эту дуэль?" -- "Я бы только ранила 
Ленского в руку или плечо, и тогда Ольга ходила бы за ним, перевязывала бы рану, 
и они друг друга еще больше бы полюбили". -- "А знаете, где я его убил? Вот 
где", -- протянул он к ней свой рисунок и показал место у опушки леса. "А вы как 
бы кончили дуэль?" -- обратился Пушкин ко мне. "Я ранила бы Онегина; Татьяна бы 
за ним ходила, и он оценил бы ее и полюбил ее". -- "Ну, нет, он Татьяны не 
стоил", -- ответил Пушкин.
      А. П. НОВОСИЛЬЦЕВА по записи Н. КР.  Курские Губ. Вед.,  1899, • 29. Цит. 
по  "Разговоры Пушкина" изд. "Федерации",  1929, стр. 154,

      Между тем начинаю думать о возвращении и беспокоиться о карантине. Вдруг 
получаю известие, что холера в Москве. Я попался в западню, как-то мне будет 
вырваться на волю. Страх меня пронял: в Москве!.. Я тотчас собрался в дорогу и 
поскакал. Проехав 20 верст, ямщик мой останавливается; застава! Несколько 
мужиков с дубинами охраняли переправу через какую-то речку. Я стал расспрашивать 
их (выведывать о карантине, .о начальнике) : ни они, ни я хорошенько не 
понимали, зачем они стояли тут с дубинами и с повелением никого не пускать. Я 
доказывал им, что вероятно где-нибудь да учрежден карантин, что не сегодня, так 
завтра на него наеду, и в доказательство предложил им серебряный рубль. Мужики 
со мной согласились, перевезли меня и пожелали многие лета.
      ПУШКИН, Заметка о холере, 1831 г.

      В 1830 году, во время холеры, С. Я. Ползиков был писцом у моего отца А. А. 
Крылова. Во время эпидемии мой отец был сделан окружным комиссаром, и в его 
округ входило село Болдино, в котором жил тогда А. С. Пушкин. Отец вместе с 
Ползиковым несколько раз бывал в Болдине у Пушкина и, кроме того, часто виделся 
с ним в с. Апраксине у Новосильцевых и в с. Черновском у Топорниной. Ползиков 
рассказывал эпизод бегства Пушкина из Болдина с большими подробностями, чем это 
описал сам Пушкин. -- По словам Ползикова, холера надвигалась к Болдину с 
востока, от Волги, но еще не доходила до Болдина и его окрестностей. Карантины 
были расставлены по московской дороге и по р. Пьяне. От нижегородского 
губернатора было объявлено, что, как только холера дойдет до р. Пьяны, то 
карантин усилить и никого не пропускать за Пьяну. -- Усердие же карантинных 
мужиков стало притеснять приезжающих еще до появления холеры. И вот в это-то 
время Пушкин, боясь попасть в карантин, поторопился уехать в Москву, и очень 
понятно, что мужики воспользовались тароватостью Пушкина, -- взяли с него 
целковый за перевоз; но Ползиков об этом целковом не рассказывал.
      Н. А. КРЫЛОВ. Очерки из далекого прошлого.  Вестник. Европы,  1900, кн. 5, 
стр. 174.

      1 октября я получаю известие, что холера распространилась до Москвы и что 
жители все оставили город. Это последнее известие меня успокоило несколько. 
Узнав, между тем, что выдавали свидетельства на свободный проезд, или, по 
крайней мере, на сокращенный срок карантина, я написал по этому предмету в 
Нижний. Мне отвечают, что свидетельство будет мне выдано в Лукоянове (так как 
Болдино не заражено): в то же время меня извещают, что вход и выход из Москвы 
запрещены. Эта последняя новость и в особенности неизвестность вашего пребывания 
останавливают меня в Болдине. Приехав в Москву, я мог опасаться, или, лучше 
сказать, я надеялся не найти вас там. Между тем, слух, что Москва опустела, 
подтверждался и успокаивал меня. Вдруг я получаю от вас маленькую записку, из 
которой узнаю, что вы вовсе и не думали выезжать. Я беру почтовых лошадей, 
приезжаю в Лукоянов; мне отказывают в выдаче паспорта под тем предлогом, что я 
выбран для надзора за карантинами моего округа. Я решился продолжать мой путь, 
послав жалобу в Нижний. Переехав во Владимирскую губернию, я вижу, что проезд по 
большой дороге запрещен, и никто об этом ничего не знал; такой здесь порядок!
      ПУШКИН -- Н. Н. ГОНЧАРОВОЙ, 26 ноября 1830 г., из Болдина.

      В минуту моего выезда, в начале октября, меня назначают окружным 
инспектором. Я непременно принял бы эту должность, если бы в то же время не 
узнал, что холера появилась в Москве. Мне стоило большого труда отделаться от 
инспекторства. Потом приходит известие, что Москва оцеплена и въезд запрещен. 
Затем мои несчастные попытки убраться; потом известие, что вы не покидали 
Москвы.
      ПУШКИН -- Н. Н. ГОНЧАРОВОЙ, 2 декабря 1830 г., Платово.

      Явился г. Ульянинов  (бывш. лукояновский уездный предводитель дворянства).  
Во время холеры, рассказывал он между прочим, мне поручен был надзор за всеми 
заставами со стороны Пензенской и Симбирской губ. А. С. Пушкин в это самое 
время, будучи женихом, находился в поместьи отца своего в селе Болдине. Я 
отношусь к нему учтиво, предлагая принять самую легкую должность. Он отвечает 
мне, что, не будучи помещиком здешней губернии, он не обязан принимать 
должность. Я опять пишу к нему и прилагаю министерское распоряжение, по коему 
никто не мог отказаться от выполнения должностей. И за тем он не согласился и 
просил меня выдать ему свидетельство на проезд в Москву. Я отвечал, что, за 
невыполнением первых моих отношений, свидетельства выдать не могу. Он отправился 
так, наудалую; но во Владимирской губ. был остановлен и возвратился назад в 
Болдино. Между тем в Лукоянов приехал министр  (гр. А. А. Закревский). --  "Нет 
ли у вас из дворян таких, кои уклонились бы от должностей?" -- "Все действовали 
усердно за исключением нашего стихотворца А. С. Пушкина". -- "Как он смел это 
сделать?" -- Пушкин получил строгое предписание министра и принял должность. Г. 
Ульянинов прибавил: позднее, в бытность мою в Петербурге, я познакомился с 
Пушкиным в Английском клубе, где он подошел ко мне, говоря: "Кажется, это вы 
меня так притеснили во время холеры?"
      П. М. ЯЗЫКОВ (брат поэта, Н. М-ча). Из записок.  Рус. Арх:,  1874,I,799.

      Въезд в Москву запрещен, и вот я заперт в Болдине. Я совсем потерял 
мужество и не знаю в самом деле, что делать? Ясное дело, что в этом году (будь 
он проклят) нашей свадьбе не бывать. Мы окружены карантинами, но эпидемия еще не 
проникла сюда. Болдино имеет вид острова, окруженного скалами. Ни соседа, ни 
книги. Погода ужасная. Я провожу мое время в том, что мараю бумагу и злюсь. Не 
знаю, что делается на белом свете. Я становлюсь совершенным идиотом; как 
говорится, до святости.
      ПУШКИН -- Н. Н. ГОНЧАРОВОЙ, 11 октября 1830 г. Болдино.

      19 окт., сожж. (епа)  Х песнь  (Евгения Онегина).
      ПУШКИН. Пометка в черновой тетради.  Рус. Старина,  1884 г., т. 44, стр. 
339.

      Я сунулся было в Москву, да, узнав, что туда никого не пускают, воротился 
в Болдино да жду погоды. -- Ну уж погода! Знаю, что не так страшен черт, як его 
малюют; знаю, что холера не опаснее турецкой перестрелки, -- да отдаленность -- 
да неизвестность -- вот что мучительно. Хоть я и не из иных прочих, так сказать 
-- но до того доходит, что хоть в петлю. -- Мне и стихи в голову не лезут, хоть 
осень чудная, и дождь и снег и по колено грязь.
      ПУШКИН -- П. А. ПЛЕТНЕВУ, конец октября 1830 г. Болдино.

      Посылаю тебе, барон, вассальскую мою подать, именуемую цветочною, по той 
причине, что платится она в ноябре, в самую пору цветов. Доношу тебе, моему 
владельцу, что нынешняя осень была детородна, и что коли твой смиренный вассал 
не околеет от сарацинского падежа, Холерой именуемого, то в замке твоем, 
Литературной Газете, песни трубадуров не умолкнут круглый год. Отец мне ничего 
про тебя не пишет, а это беспокоит меня, ибо я все-таки его сын, -- т. е. 
мнителен и хандрлив (каково словечко?). Скажи Плетневу, что он расцеловал бы 
меня, видя мое осеннее прилежание.
      ПУШКИН -- бар. А. А. ДЕЛЬВИГУ, 4 ноября 1830 г. Болдино.

      В Болдине, все еще в Болдине! Узнав, что вы не оставили Москвы, я взял 
почтовых лошадей и отправился. Выехав на большую дорогу, я увидел, что настоящих 
карантинов только три. Я храбро явился в первый (Сиваслейка, губ. Владимирская); 
инспектор спрашивает мою подорожную, сообщив, что мне предстоит всего шесть дней 
остановки. Потом он бросает взгляд на подорожную: -- Вы не по казенной 
надобности изволите ехать? -- Нет, по собственной самонужнейшей. -- Так извольте 
ехать назад, на другой тракт, здесь не пропускают. -- Давно ли? -- Да уж около 
3-х недель. -- И эти свиньи, губернаторы, не дают этого знать? -- Мы не 
виноваты-с. -- Не виноваты! а мне разве от этого легче? Нечего делать -- еду 
назад в Лукоянов, требую свидетельства, что еду не из зачумленного места. 
Предводитель здешний не знает, может ли, после поездки моей, дать мне это 
свидетельство. Я пишу губернатору, а сам, в ожидании его ответа, свидетельства и 
новой подорожной, -- сижу в Болдине, да кисну. Вот каким образом я проделал 400 
верст, не сделав шагу от моей берлоги.
      Я совсем потерял мужество, и так как у нас теперь пост (скажите матушке, 
что этого поста я долго не забуду), то я не хочу больше торопиться; предоставляю 
вещам идти по своей воле, а сам останусь ждать, сложив руки. Мой отец все мне 
пишет, что моя свадьба расстроилась. На днях он уведомит меня, может быть, что 
вы вышли замуж. Есть от чего потерять голову.
      ПУШКИН -- Н. Н. ГОНЧАРОВОЙ, 18 ноября 1830 г. Болдино.

      Вот я и в карантине, с перспективою оставаться в плену четырнадцать дней -
- после чего надеюсь быть у ваших ног... Я в карантине и в эту минуту не желаю 
ничего больше. Вот до чего мы дожили -- что рады, когда нас на две недели 
посадят под арест в грязной избе к ткачу, на хлеб и на воду!
      ПУШКИН -- Н. Н. ГОНЧАРОВОЙ, 2 декабря 1830 г. Платово.

      Милый! я в Москве 5 декабря. Нашел тещу озлобленную на меня, и на силу с 
нею сладил, -- но слава богу -- сладил. На силу прорвался я и сквозь карантины -
- два раза выезжал из Болдина и возвращался. Но слава богу, сладил и тут. Скажу 
тебе (за тайну), что я в Болдине писал, как давно уже не писал. Вот что я привез 
сюда: 2 последние главы Онегина, 8-ю, 9-ю, совсем готовые в печать. Повесть, 
писанную октавами (стихов 400), которую выдадим Anonyme. Несколько драматических 
сцен, или маленьких трагедий, именно: Скупой Рыцарь, Моцарт и Сальери, Пир во 
время чумы и Д. Жуан. Сверх того, написал около 30 мелких стихотворений. Хорошо? 
Еще не все (весьма секретное): написал я прозою 5 повестей, от которых 
Баратынский ржет и бьется -- и которые напечатаем также Anonyme -- под моим 
именем нельзя будет, ибо Булгарин заругает.
      ПУШКИН -- П. А. ПЛЕТНЕВУ, 9 декабря 1830 г. Москва.

       Секретно.  9 числа сего декабря прибыл из города Лукоянова отставной 
чиновник 10 класса Александр Сергеев Пушкин и остановился Тверской части I 
квартала в гостинице "Англия", за коим надлежащий надзор учрежден.
      Полицмейстер МИЛЛЕР в рапорте и. д. моск. обер-полицмейстера, 11 дек. 1830 
г.  Красн. Арх., т.  37, стр. 242,
      К зиме опять Пушкин в Москву приехал, -- только реже стал езжать к нам в 
хор. Однако, нередко я его видала по-прежнему у Нащокина. Стал он будто 
скучноватый, а все же по-прежнему вдруг оскалит свои большие белые зубы, да как 
примется вдруг хохотать! Иной раз даже испугает просто, право!
      ЦЫГАНКА ТАНЯ (ТАТЬЯНА ДЕМЬЯНОВНА) в передаче Б Маркевича.  Соч. Б. М. 
Маркевича,  т. XI, стр. 135.

      Ты не узнал бы меня: оброс я бакенбардами, остригся под гребешок, 
остепенился, обрюзг.
      ПУШКИН -- Н. С. АЛЕКСЕЕВУ, 26 дек. 1830 г., из Москвы.

      Пушкин женится на Гончаровой, между нами сказать, на бездушной красавице, 
и мне сдается, что он бы с удовольствием заключил отступной трактат.
      С. Д. КИСЕЛЕВ -- Н. С. АЛЕКСЕЕВУ, 26 дек. 1830 г.  Переписка Пушкина,  т. 
II, стр. 204.

      В декабре 1830 или январе 1831 года Пушкин навестил нас в Остафьеве. Я 
живо помню, как он во время семейного вечернего чая расхаживал по комнате, не то 
плавая, не то как бы катаясь на коньках, и, потирая руки, декламировал, сильно 
напирая на: "я мещанин, я мещанин", "я просто русский мещанин!"
      Кн. ПАВЕЛ ВЯЗЕМСКИЙ. Собр. соч., 528.

      Уже при последних издыханиях холеры навестил меня в Остафьеве Пушкин. 
Разумеется, не отпустил я его от себя без прочтения всего написанного мною. Он 
слушал меня с живым сочувствием приятеля и судил о труде моем  (биография фон-
Визина) с  авторитетом писателя опытного и критика меткого, строгого и светлого. 
Вообще более хвалил он, нежели критиковал. Между прочим, находил он, что я 
слишком живо нападаю на фон-Визина за мнения его о французах и слишком горячо 
отстаиваю французских писателей. При всей просвещенной независимости ума 
Пушкина, в нем иногда пробивалась патриотическая щекотливость и ревность в 
отношении суда его над чужестранными писателями. Как бы то ни было, день, 
проведенный у меня Пушкиным, был для меня праздничным днем.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ. Полн. собр. соч., I, с. LI.

      В семи верстах от уездного города Подольска, Московской губернии, недалеко 
от старой калужской дороги, находится село Остафьево. Первым его владельцем был 
князь Андрей Иванович Вяземский. Когда он приехал для осмотра имения, ему 
бросилась в глаза липовая аллея и так ему понравилась, что он решился на покупку 
и тотчас же приступил к постройке нынешнего дома. Это прочный, поместительный, 
удобный каменный дом в два этажа, с фронтоном и колоннами, соединенный крытыми 
галереями-колоннадами с двумя каменными флигелями, также двухэтажными. Под домом 
обширные подвалы и кухня, простенки которой выложены красивыми кафлями. Дом этот 
так построен, что в нем могут поместиться несколько семейств, не стесняя друг 
друга. -- По широким ступеням главного входа подымаемся на окружающую дом 
террасу. Входим в первую комнату, в ней пять дверей. Первая дверь направо -- в 
библиотеку, там ряд комнат с простыми, выкрашенными шпалерами. Влево от входной 
комнаты -- гостиная, увешанная картинами. Далее комната в два окна, кабинет. Тут 
висят семейные портреты. Наконец, спальня в два окна, с двумя колоннами; она 
угловая. Середину дома занимает круглый зал с целым полукружием выходящих в сад 
дверей. Средняя дверь ведет в липовую аллею, разделяющую сад пополам. Середина 
потолка в облаках. Сверху окно коридора верхнего этажа. Когда-то по широкому 
карнизу этой залы ловко проходил старик Губан, один из остафьевских старожилов. 
Другая половина дома обращена в сад. Влево от залы -- старая столовая, с 
буфетными, старинными шкафами, с внутренним окном с разноцветными стеклами. 
Противоположная дверь залы ведет в библиотеку Павла Петровича  (сына кн. Петра 
Андреевича);  большая комната с установленными по стенам шкафами красного дерева 
с бронзой, когда-то бывшими в доме на Почтамтской. Далее ряд комнат с книгами, 
портретами, старою мебелью, что-то вроде кладовой, соединяющейся со старою 
библиотекой. -- Верхний этаж весь состоит из жилых помещений. Низенькие комнаты 
с широкими подоконниками. В этом же этаже и карамзинская комната.
В ней три окна к стороне Десны и одно большое -- в сад. Здесь, у этого 
последнего окна, стоял некогда письменный стол Карамзина, а комната эта была тем 
его рабочим кабинетом, в котором написано им девять томов "Истории Государства 
Российского". Из окна вид на сад. Кругом деревья и часть горизонта. Впечатление 
успокоительное, тихое, располагающее к усидчивому труду. -- Влево от сада поле с 
двумя березовыми рощами; вправо овраг с засохшим руслом Любучи и опять поля. 
Прямо за садом старая березовая роща. Отсюда вид на поля и на извилистую ленту 
реки Десны. На горизонте когда-то тянулись леса, ныне вырубленные. Тут же 
недалеко ряд курганов и сельское кладбище. С другой стороны дома пруд с 
плотиною, за ним церковь, белая, с зеленой крышей, вокруг них березы с обычными 
гнездами и стаей грачей; тут же сейчас крестьянские избы. Это -- село Остафьево.
      Граф С. Д. ШЕРЕМЕТЬЕВ. Село Остафьево.  Русский Вестник,  1903, янв.,_ 
стр. 120 -- 124.

      Я знал Пушкина в 1832 году и лицо его запомнил хорошо, тем более, что лицо 
Пушкина было такое характерное, что оно невольно запечатлевалось в памяти 
каждого, кто его встречал... Когда же мне впервые показали акварель  (П.Ф . )  
Соколова  (рисована в 1830 г.),  я сразу сказал: "это единственный настоящий 
Пушкин".
      ЛЕВИЦКИЙ-отец, фотограф императорского двора, в передаче СИГИЗМУНДА 
ЛИБРОВИЧА.  Пушкин в портретах.  СПб., 1890, стр. 42.

      Сейчас еду богу молиться и взял с собою последнюю сотню. Узнай, 
пожалуйста, где живет мой татарин, и, коли можешь, достань с своей стороны 
тысячи две.
      ПУШКИН -- П. В. НАЩОКИНУ в дек. 1830 г.

      Нат. Ив. Гончарова возила дочь свою и жениха по соборам и к Иверской. 
Пушкин пишет:  мой татарин,  потому что купил у него шаль для своей невесты.
      П. И. БАРТЕНЕВ со слов НАЩОКИНА.  Девятнадцатый век,  I,383.

      Религиозность Наталии Ивановны  (матери Н. Н. Гончаровой)  принимала с 
годами суровый, фанатический склад, а нрав словно ожесточился, и строгость 
относительно детей, а дочерей в особенности, принимала раздражительный, 
придирчивый оттенок. Все свободное время проводила она на своей половине, 
окруженная монахинями и странницами, которые свои душеспасительные рассказы и 
благочестивые размышления пересыпали сплетнями и наговорами на неповинных детей 
или не сумевших им угодить слуг и тем вызывали грозную расправу... В самом 
строгом монастыре молодых послушниц не держали в таком слепом повиновении, как 
сестер Гончаровых. Если, случалось, какую-либо из них призывали к Наталье 
Ивановне не в урочное время, то пусть даже и не чувствовала она никакой вины за 
собой, -- сердце замирало в тревожном опасении, и прежде чем переступлен 
заветный порог, -- рука творила крестное знамение, и язык шептал псалом, 
поминавший царя Давида и всю кротость его.
      А. П. АРАПОВА.  Новое Время,  1907, • 11409, иллюстр. прилож., стр. 7.

      По рассказу Ольги Сергеевны  (сестры Пушкина),  родители невесты дали всем 
своим детям прекрасное домашнее образование, а главное, воспитывали их в страхе 
божием, причем держали трех дочерей непомерно строго, руководствуясь 
относительно их правилом: "в ваши лета не сметь суждение иметь". Наталья 
Ивановна наблюдала тщательно, чтоб дочери никогда не подавали и не возвышали 
голоса, не пускались с посетителями ни в какие серьезные рассуждения, а когда 
заговорят старшие, -- молчали бы и слушали, считая высказываемые этими старшими 
мнения непреложными истинами. Девицы Гончаровы должны были вставать едва ли не с 
восходом солнца, ложиться спать, даже если у родителей случались гости, не позже 
десяти часов вечера, являться всякое воскресение непременно к обедне, а накануне 
праздников слушать всенощную, если не в церкви, то в устроенной Натальей 
Ивановной у себя особой молельне, куда и приглашался отправлять богослужение 
священник местного прихода. Чтение книг с мало-мальски романическим пошибом 
исключалось из воспитательной программы, а потому и удивляться нечего, что 
большая часть произведений Пушкина, сделавшихся в то время достоянием всей 
России, оставались для его суженой неизвестными.
      Л. Н. ПАВЛИЩЕВ, 209.

      Наталья Ивановна была довольно умна и несколько начитана, но имела дурные, 
грубые манеры и какую-то пошлость в правилах. В Ярополче было около двух тысяч 
душ, но, несмотря на то, у нее никогда не было денег, и дела в вечном 
беспорядке. В Москве она жила почти бедно, и, когда Пушкин приходил к ней в дом 
женихом, она всегда старалась выпроводить его до обеда или до завтрака. Дочерей 
своих бивала по щекам. На балы они иногда приезжали в изорванных башмаках и 
старых перчатках. Долгорукая помнит, как на одном балу Наталью Николаевну 
уводили в другую комнату, и Долгорукая давала ей свои новые башмаки, потому что 
ей приходилось танцовать с Пушкиным.
      Кн. Е. А. ДОЛГОРУКОВА по записи БАРТЕНЕВА.  Рассказы о П-не,  63.

      Пушкин настаивал, чтобы поскорее их обвенчали. Но Наталья Ивановна 
напрямик ему объявила, что у нее нет денег. Тогда Пушкин заложил имение, привез 
денег и просил шить приданое. Много денег пошло на разные пустяки и на 
собственные наряды Натальи Ивановны.
      Кн. Е. А. ДОЛГОРУКОВА по записи БАРТЕНЕВА.  Рассказы о П-не,  64.

      12 тысяч рублей были заняты у Пушкина на расходы по свадьбе.
      П. И. БАРТЕНЕВ со слов П. В. НАЩОКИНА,  Девятнадцатый век,  I,392.

      Наталья Николаевна сообщала, что свадьба их беспрестанно была на волоске 
от ссор жениха с тещей, у которой от сумасшествия мужа и неприятностей семейных 
характер испортился. Пушкин ей не уступал и, когда она говорила ему, что он 
должен помнить, что вступает в ее семейство, отвечал: "это дело вашей дочери, -- 
я на ней хочу жениться, а не на вас". Наталья Ивановна диктовала даже дочери 
колкости жениху, но та всегда писала в виде P. S., после нежных писем, и Пушкин 
уже понимал, откуда идут строки.
      П. В. АННЕНКОВ со слов Н. Н. ПУШКИНОЙ-ЛАНСКОЙ (вдовы поэта). Записи.  Б. 
Модзалевский. Пушкин,  стр. 352.

      Пушкин очень внимательно следил .за ходом польского восстания. Еще в 
исходе 1830 г., наскучив тем, что свадьба его оттягивалась вследствие разных 
препятствий со стороны будущей тещи, он говорил Нащокину, что бросит все и уедет 
драться с поляками. -- Там у них есть один Вейскопф (белая голова): он наверное 
убьет меня, и пророчество гадальщицы сбудется.
      П. И. БАРТЕНЕВ.  Девятнадцатый век,  I, 386.

      Нетерпеливость Пушкина, потребность быстрой смены обстоятельств, вообще 
пылкий характер его выражается между прочим и в том, что он хотел было совсем 
оставить женитьбу и уехать в Польшу единственно потому, что свадьба, по денежным 
обстоятельствам, не могла скоро состояться. Нащокин имел с ним горячий разговор 
по этому случаю в доме кн. Вяземского. Намереваясь отправиться в Польшу, Пушкин 
все напевал Нащокину: "Не женись ты, добрый молодец, а на те деньги коня купи".
      П. В. НАЩОКИН по записи П. И. БАРТЕНЕВА.  Рассказы о П-не,  41.

      Новый год встретил я с цыганами и с Танюшей, настоящей Татьяной-пьяной. 
Она пела песню, в таборе сложенную, на голос: приехали сани.
      Давыдов с ноздрями,
      Вяземский с очками,
      Гагарин с усами,
      Девок испугали
      И всех разогнали и пр.
      ПУШКИН -- кн. П. А. ВЯЗЕМСКОМУ, из Москвы, 2 янв. 1831 г.

      К Пушкину, и занимательный разговор, кто русские и не русские. -- Как 
воспламеняется Пушкин, -- и видишь восторженного.
      М. П. ПОГОДИН. Дневник, 7 янв. 1831 г.  П-н и его совр-ки,  XXIII -- XXIV, 
III.

      Пушкин был у меня два раза в деревне, все так же мил и все тот же жених. 
Он много написал у себя в деревне.
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ -- П.А.ПЛЕТНЕВУ, 12 янв. 1831 г., из Остафьева.  Изв. 
Отд. русск, яз. и слов. Имп. Ак. Наук.  1897, т. II, кн. I, стр. 93.

      Душа моя, вот тебе план жизни моей: я женюсь в сем месяце, полгода проживу 
в Москве, летом приеду к вам. Я не люблю московской жизни. Здесь живи не как 
хочешь -- как тетки хотят. Теща моя -- та же тетка. То ли дело в Петербурге! 
Заживу себе мещанином припеваючи, независимо и не думая о том, что скажет Марья 
Алексеевна.
      ПУШКИН -- П. А. ПЛЕТНЕВУ, 13 января 1831 г., из Москвы.

      Вы совершенно правы, упрекая меня за мое пребывание в Москве. Не поглупеть 
в ней невозможно. Вы знаете эпиграмму на общество скучного человека: "On n`est 
pas seul, on n`est pas deux"//Не один, не вдвоем  (фр.) //. Это эпиграф к моему 
существованию.
      ПУШКИН -- E. M. ХИТРОВО, 21 янв. 1831 г., из Москвы.  Письма Пушкина к. 
Хитрово,  14  (фр.).

      Ужасное известие  (о смерти Дельвига)  получил я в воскресение. На другой 
день оно подтвердилось. Вчера ездил я к Салтыкову  (отцу жены Дельвига)  
объявить ему все -- и не имел духу. Грустно, тоска. Вот первая смерть, мною 
оплаканная. Карамзин под конец был мне чужд, я глубоко сожалел о нем, как 
русский, но никто на свете не был мне ближе Дельвига. Изо всех связей детства он 
один оставался на виду -- около него собралась наша бедная кучка. Без него мы 
точно осиротели. Считай по пальцам: сколько нас? ты, я, Баратынский, вот и все. 
Вчера провел я день с Нащокиным, который сильно поражен его смертью -- говорили 
о нем, называя его покойник Дельвиг, и этот эпитет был столь же странен, как и 
страшен. Нечего делать! согласимся. Покойник Дельвиг. Быть так. Баратынский 
болен с огорчения. Меня не так-то легко с ног свалить. Будь здоров -- и 
постараемся быть живы.
      ПУШКИН -- П. А. ПЛЕТНЕВУ, 21 янв. 1831 г., из Москвы.

      Когда известие о смерти барона Дельвига пришло в Москву, тогда мы были 
вместе с Пушкиным, и он, обратясь ко мне, сказал: -- "Ну, Войныч, держись: в 
наши ряды постреливать стали".
      П. В. НАЩОКИН -- Н. М. КОНШИНУ, 21 авг. 1844 г.  Рус. Стар.,  1908, дек., 
стр. 763.

      Вчера обедал в клубе. К нам подсел поэт Пушкин и все время обеда 
проболтал, однако же прозою, а не в стихах. Стол был очень хорош, покурили, 
посмотрели мастеров в биллиард и разъехались.
      А. Я. БУЛГАКОВ -- К. Я. БУЛГАКОВУ, 22 янв. 1831 г.  Рус. Арх.,  1902, I, 
48.

      Вчера совершилась тризна по Дельвиге. Вяземский, Баратынский, Пушкин и я, 
многогрешный, обедали вместе у Яра, и дело обошлось без сильного пьянства.
      Н. М. ЯЗЫКОВ -- А. М. ЯЗЫКОВУ, 28 янв. 1830 г., из Москвы.  Ист. Вестн.,  
1883, • 12, 530.

      Я -- женат. -- Женат -- или почти. Все, что бы ты мог сказать мне в пользу 
холостой жизни противу женитьбы, все уже мною передумано. Я хладнокровно взвесил 
выгоды и невыгоды состояния мною избираемого. Молодость моя прошла шумно и 
бесплодно. До сих пор я жил иначе, как обыкновенно живут. Счастья мне не было. 
"Il n`est de bonheur que dans les voies communes  (счастье -- только на избитых 
дорогах)".  Мне за 30 лет. В тридцать лет люди обыкновенно женятся -- я 
поступаю, как люди, и вероятно не буду в том раскаиваться. К тому же я женюсь 
без упоения, без ребяческого очарования. Будущность является мне не в розах, но 
в строгой наготе своей. Горести не удивят меня: они входили в мои домашние 
расчеты. Всякая радость будет мне неожиданностью. У меня сегодня сплин -- 
прерываю письмо мое, чтоб тебе не передать моей тоски: тебе и своей довольно. 
Пиши мне на Арбат, в дом Хитровой.
      ПУШКИН -- Н. И. КРИВЦОВУ, 10 февраля 1831 г., из Москвы.

       (По поводу письма к Кривцову).  Нам случилось видеть еще одно письмо 
Пушкина, написанное также почти накануне свадьбы и еще более поразительное по 
удивительному самосознанию или вещему предвидению судьбы своей. Там Пушкин прямо 
говорит, что ему вероятно придется погибнуть на поединке.
      П. И. БАРТЕНЕВ.  Рус. Арх.,  1864 стр. 974.

      Через несколько дней женюсь. Заложил я моих 200 душ, взял 38.000, и вот им 
распределение: 11.000 теще, которая непременно хотела, чтобы дочь ее была с 
приданым -- пиши пропало; 10.000 Нащокину, для выручки его из плохих 
обстоятельств: деньги верные. Остается 17.000 на обзаведение и житие годичное. В 
июне буду у вас и начну жить en bourgeois, а здесь с тетками справиться 
невозможно -- требования глупые и смешные, а делать нечего. Теперь понимаешь ли, 
что значит приданое и отчего я сердился? Взять жену без состояния -- я в 
состоянии, но входить в долги для ее тряпок я не в состоянии. Но я упрям и 
должен был настоять по крайней мере на свадьбе.
      ПУШКИН -- П. А. ПЛЕТНЕВУ, первая половина февр. 1831 г., из Москвы.

      В городе Опять начали поговаривать, что Пушкина свадьба расходится; это 
скоро должно открыться: середа последний день, в который можно венчать. Невеста, 
сказывают, нездорова. Он был на бале у наших, отличался, танцовал, после ужина 
скрылся. Где Пушкин? я спросил, а Гриша Корсаков серьезно отвечал: "он ведь был 
здесь весь вечер, а теперь он отправился навестить свою невесту". Хорош визит в 
пять часов утра и к больной! Нечего ждать хорошего, кажется; я думаю, что не для 
ее одной, но и для него лучше было бы, кабы свадьба разошлась.
      А. Я. БУЛГАКОВ -- К. Я. БУЛГАКОВУ, 16 февр. 1831 г.,  Рус. Арх.,  1902, I, 
стр. 52.

      Раз вечерком, -- аккурат два дня до свадьбы его оставалось, -- зашла я к 
Нащокину и Ольге  (цыганке, жившей с Нащокиным).  Не успели мы и поздороваться, 
как под крыльцо сани подкатили, и в сени вошел Пушкин. Увидел меня из саней и 
кричит: -- "Ах, радость моя, как я рад тебе, здорово, моя бесценная!" -- 
поцеловал меня в щеку и уселся на софу. Сел и задумался, да так будто тяжко, 
голову на руку опер, глядит на меня: -- "Спой мне, -- говорит, -- Таня, -- что-
нибудь на счастие; слышала, может быть, я женюсь?" -- "Как не слыхать, -- 
говорю, -- дай вам бог, Александр Сергеевич!" -- "Ну, спой мне, спой!" -- 
"Давай, говорю, Оля, гитару, споем барину?" Она принесла гитару, стала я 
подбирать, да и думаю, что мне спеть... Только на сердце у меня у самой невесело 
было в ту пору; потому, у меня был свой предмет, и жена увезла его от меня в 
деревню, и очень тосковала я от того. И думаючи об этом, запела я Пушкину песню, 
-- она хоть и подблюдною считается, а только не годится было мне ее теперича 
петь, потому она будто, сказывают, не к добру:
      Ах, матушка, что так в поле пыльно?
      Государыня, что так пыльно?
      Кони разыгралися. А чьи то кони, чьи то кони?
      Кони Александра Сергеевича...
      Пою я эту песню, а самой-то грустнехонько, чувствую и голосом тоже 
передаю... Как вдруг слышу, громко зарыдал Пушкин. Подняла я глаза, а он рукой 
за голову схватился, как ребеночек, плачет... Кинулся к нему Павел Войнович  
(Нащокин):  "что с тобой, что с тобой, Пушкин?" -- "Ах, -- говорит, -- эта ее 
песня всю мне внутрь перевернула, она мне не радость, а большую потерю 
предвещает!.." И недолго он после того оставался тут, уехал, ни с кем не 
простился.
      ЦЫГАНКА ТАНЯ (ТАТЬЯНА ДЕМЬЯНОВНА) в передаче Б. М. МАРКЕВИЧА. Полн. собр. 
соч.  Б. М. Маркевича.  СПб., 1885, т. II, стр. 135.

      Накануне свадьбы Пушкин позвал своих приятелей на  мальчишник,  приглашал 
особыми записочками. Собралось обедать человек десять, в том числе был Нащокин, 
Языков, Баратынский, Варламов, кажется Елагин (А. А.) и пасынок его. Ив. Вас. 
Киреевский. По свидетельству последнего, Пушкин был необыкновенно грустен, так 
что гостям было даже неловко. Он читал свои стихи, прощание с молодостью, 
которых после Киреевский не видал в печати. Пушкин уехал перед вечером к 
невесте. Но на другой день, на свадьбе, все любовались веселостью и радостью 
поэта и его молодой супруги, которая была изумительно хороша.
      П. И. БАРТЕНЕВ.  Рассказы о П-не,  53.

      Накануне свадьбы был очень грустен и говорил стихи, прощаясь с молодостью 
(был Варламов), напечатанное. Мальчишник. А закуска (?) из свежей (?) семги (?). 
Обедало у него человек 12, Нащокин, Вяземский, Баратынский, В., Языков. И вот 
Пушкин уехал к невесте; кажется, Елагин. На другой день он был  (два слова не 
разб.)  с откр. рук., он был очень весел, смеялся, был счастлив, любезен с 
друзьями; брат (?) шу ( тил).
      П. И. БАРТЕНЕВ. Запись на обложке тихонравовской тетради.  Рассказы о П-
не,  129.

      Необходимо разыскать стихи... прощание с молодостью и покаяние в грехах 
ее, которые Пушкин читал накануне своей свадьбы, на так наз. мальчишнике, и про 
которые живо вспоминал один из слушателей, И. В. Киреевский.
      П. И. БАРТЕНЕВ.  Рус. Арх.,  1904, • 1, обложка.

      У Пушкина верно нынче холостой обед) а он не позвал меня. Досадно. -- 
Заезжал и пожелал добра. -- Там Баратынский и Вяземский толкуют о нравственной 
пользе.
      М. П. ПОГОДИН. Дневник, 17 февр. 1831 г.  П-н и его совр-ки.  XXIII -- 
XXIV, 112.

      18 числа сего месяца  (февраля)  совершилось бракосочетание. Говорят, 
совершенство красоты. Когда увижу ее, опишу тебе ее с ног до головы. Накануне у 
Пушкина был девишник, так сказать, или лучше сказать, пьянство -- прощальное с 
холостой жизнью.
      Н. М. ЯЗЫКОВ -- А. М. ЯЗЫКОВУ.  В. И. Шенрок, Н. М. Языков,  биогр. очерк.  
Вести. Евр.,  1897, • 12, 603.

      Я пьяный на девишнике Пушкина говорил вам о том, но вы были так пьяны, что 
навряд ли это помните.
      ДЕНИС ВАС. ДАВЫДОВ -- Н. М. ЯЗЫКОВУ.  Рус. Стар..  1884, • 7, стр. 134.

      Сегодня свадьба Пушкина наконец. С .его стороны посажеными Вяземский и 
графиня Потемкина<1, а со стороны невесты Ив. Ал. Нарышкин и А. П. Малиновская. 
Хотели венчать их в домовой церкви кн. Серг. Мих. Голицына, но Филарет  
(Московский митрополит)  не позволяет. Собирались его упрашивать; видно, в 
домовых нельзя, но я помню, что у Обольянинова обвенчали Сабурова.
      А. Я. БУЛГАКОВ -- К. Я. БУЛГАКОВУ, 18 февр. 1831 г., из Москвы.  Рус. 
Арх.,  1902, 1, 53.

      <1Сейчас же после принятия его предложения Гончаровою Пушкин просил быть 
посаженою матерью на его свадьбе княгиню В. Ф. Вяземскую (письмо к ней от конца 
апреля -- нач. мая 1830 г.). 17 янв, 1831 г., за месяц до свадьбы, кн. Вяземский 
писал Пушкину про свою жену: "Посаженая мать спрашивает, когда прикажешь ей 
сесть, и просит дать ей за неделю знать о дне свадьбы". (Переп. Пушкина, II, 
217). Однако Вера Федоровна не только не была посаженою матерью Пушкина, но даже 
не присутствовала на его свадьбе. 4 февраля, прибивая образ, княгиня упала, 
ушиблась, была долго без чувств и выкинула. За четыре дня до свадьбы Пушкина 
Булгаков видел ее лежащею на кровати, точно мертвец: худою, желтою и бледною, 
еле говорящею; еще в марте опасались за ее жизнь, и оправилась она только к 
концу мая (см. письма А. Я. Булгакова. Рус. Арх., 1902, I, стр. 50 и сл.).



В. Вересаев.
Пушкин в жизни.

      Первые годы женатой жизни

      В конце января 1831 года русская армия одиннадцатью колоннами под 
командованием фельдмаршала И. И. Дибича перешла границы Царства Польского. Этому 
движению предшествовали важные события. В июле 1830 года во Франции рухнула 
реставрированная в 1815 году монархия Бурбонов. В августе началась революция в 
Бельгии. В сентябре Бельгия объявила о своем отложении от Голландии (близкой 
России по политическим и династическим связям), приняв над собой военное и 
дипломатическое покровительство Франции. Николай I, считая необходимым исправить 
случившееся, стал готовиться к войне в Европе. 17 ноября восставшие жители 
столицы Польши захватили арсенал и дворец наместника, цесаревича Константина 
(брата Николая); было избрано правительство, которое провозгласило династию 
Романовых низложенной, Польшу независимой. Войска, готовые выступить на помощь 
королю Голландии, пришлось повернуть на Варшаву. Конституционные правительства, 
особенно Париж, понимали, что Польша только их авангард в борьбе с императором 
России: полонофильские настроения грозили вот-вот перейти в открытую военную 
поддержку польским выступлениям. Назревала всеевропейская война.
      Между тем 11 июля 1831 года события начали разворачиваться внутри России. 
В расположенных недалеко от Петербурга новгородских военных поселениях восстали 
расквартированные там батальоны. При соответствующем стечении обстоятельств этот 
русский бунт грозил перейти в новую пугачевщину. В северных губерниях продолжала 
свирепствовать холера. Так начинались 30-е годы.
      В контраст к этим происшествиям личная жизнь Пушкина открылась 
счастливейшим и безмятежным периодом жизни в Царском Селе, а потом и в 
Петербурге. К счастью любящего и горячо любимого мужа прелестной жены вскоре 
присоединилось счастье отцовства. Жена имела ослепительный успех в обществе, 
положение поэта при дворе казалось прочным, нехватка денег не выходила пока за 
обычные рамки. Превратиться, как по волшебству золотой рыбки, из тихой 
московской барышни в жену первого поэта России и первую красавицу "роскошной, 
царственной Невы" было трудным испытанием само по себе. Но этого мало. Наталья 
Николаевна стала и самовластной хозяйкой большого дома -- без денег, с 
ненадежными слугами, болеющими детьми, вечно или после родов, или в ожидании 
ребенка. К тому же избранник ее был, по меньшей мере, необычным человеком. Его 
хватало на то, чтобы течь, подобно большой реке, многими рукавами -- быть 
поэтом, и светским человеком, и ученым, и отцом семейства, и карточным игроком. 
И этого ему еще было мало. Наталье Николаевне приходилось привыкать быть женой 
всех персонажей, таящихся в ее муже. Семейная жизнь принесла и Пушкину немало 
новых для него хлопот. Однако они не заслоняли для поэта острые вопросы 
исторического и общественного характера.
      События в Европе глубоко волновали окружение Пушкина и его самого. Он 
находил, что Россия накануне нового 1812 года. В августе 1831 года он пишет 
стихотворения "Клеветникам России" и "Бородинская годовщина", в которых 
высказывает свою точку зрения на русско-польские отношения как на "домашний 
старый спор" двух народов, связывая при этом сам вопрос о существовании 
славянства с объединением его вокруг России. Стихотворения не носят следов 
вражды против отважно сражавшихся поляков; наоборот, поэт подчеркивает, что они
      Не услышат песнь обиды
      От русского певца.
      Сказать это в условиях войны было не так легко. Острие обоих стихотворений 
направлено против политиков и публицистов Франции, "мутителей палат", 
призывавших к общеевропейской войне против России.
      В это время Пушкин принимает назначение придворным историографом; это дает 
ему возможность широко пользоваться царским архивом. Он предлагает издавать под 
своей редакцией официальную политическую газету, испытывая потребность 
откликнуться на бурные общественные события. К этой идее потянулись ренегаты 
всякого рода, в частности бывшие "арзамасцы" Блудов и Уваров. Было получено и 
разрешение. Однако увидев, кто хочет принять участие в этой работе, поэт отложил 
исполнение замысла на неопределенный срок, по существу отказавшись от него. С 
должностью придворного историка дело обстояло сложнее. Особенности этой службы 
стали проясняться постепенно, вполне определившись только к 1834 году, когда 
поэт писал жене: "Я не должен был вступать в службу, и, что еще хуже, опутывать 
себя денежными обязательствами... Теперь они смотрят на меня как на холопа, с 
которым можно им поступать как им угодно".
      Написано Пушкиным в первые годы женитьбы не так много (но в том числе 
"Сказка о царе Салтане", "Русалка", "Дубровский"). Видимо, в душе его 
совершались важные перемены, строилось новое отношение к жизни, к судьбе, 
которое получит свое воплощение в художественных созданиях второй болдинской 
осени и последовавших за ней высоких творениях.


      В день свадьбы Наталья Ивановна послала сказать Пушкину, что надо еще 
отложить, что у нее нет денег на карету или на что-то другое. Пушкин опять 
послал денег.
      Кн. Е. А. ДОЛГОРУКОВА по записи БАРТЕНЕВА.  Рассказы о П-не,  64.

      Во время обряда Пушкин, задев нечаянно за аналой, уронил крест; говорят, 
при обмене колец, одно из них упало на пол... Поэт изменился в лице и тут же 
шепнул одному из присутствующих: "tous les mauvais augures!" //все это плохие 
знаки!  (фр.) //
       Рус. Стар.,  1880, т. XXVII, 148.

       Во время венчания нечаянно упали с аналоя крест и евангелие, когда 
молодые шли кругом. Пушкин весь побледнел от этого. Потом у него потухла свечка. 
-- "Tous les mauvais augures", -- сказал Пушкин. В день свадьбы большой ужин у 
Пушкина в доме Хитровой, где распоряжался Левушка  (брат Пушкина).
      Кн. Е. А. ДОЛГОРУКОВА по записи БАРТЕНЕВА.  Рассказы о П-не,  64.

      Мать мне рассказывала, как ее брат, во время обряда, неприятно был 
поражен, когда его обручальное кольцо упало неожиданно на ковер, и когда из 
свидетелей первый устал, как ему поспешили сообщить после церемонии, не шафер 
невесты, а его шафер, передавший венец следующему по очереди. Ал. С-вич счел эти 
два обстоятельства недобрыми предвещаниями и произнес, выходя из церкви: "Tous 
les mauvais augures!" О случае с кольцом и шафером говорили мне и посаженый отец 
дяди, кн. П. А. Вяземский, и супруга его, Вера Федоровна, хотя и не 
присутствовавшая тогда на свадьбе, и, наконец, посаженая мать, тогда графиня 
Елиз. Петровна Потемкина (вышедшая вторично замуж за сенатора Ипп. Ив. 
Подчаского). Иконофором при обряде был малолетний сын кн. Вяземского Павел, а 
родитель его и П. В. Нащокин, уехав прежде новобрачных, встретили Пушкиных с 
образом на новой квартире молодой четы.
      Л. Н. ПАВЛИЩЕВ, 241.

      Пушкин женился 18 февраля 1831 года. Я принимал участие в свадьбе и по 
совершении брака в церкви отправился вместе с П. В. Нащокиным на квартиру поэта 
для встречи новобрачных с образом. В щегольской, уютной гостиной Пушкина, 
оклеенной диковинными для меня обоями под лиловый бархат с рельефными набивными 
цветочками, я нашел на одной из полочек, устроенных по обоим бокам дивана, 
собрание стихотворений Кирши Данилова.
      Кн. ПАВЕЛ ВЯЗЕМСКИЙ. Собр. соч., 529.

      Филарет таки поставил на своем: их обвенчали не у кн. Серг. Мих., а у 
Старого Вознесения. Никого не велено было пускать, и полиция была для того у 
дверей. Почему, кажется, нет? И так совершилась эта свадьба, которая так долго 
тянулась. Ну, да как будет хороший муж! то-то всех удивит, никто этого не 
ожидает, и все сожалеют о ней. Я сказал Грише Корсакову, быть ей милэди Байрон. 
Он пересказал Пушкину, который смеялся только. Он жене моей говорил на бале: 
пора мне остепениться; ежели не сделает этого жена моя, то нечего уже ожидать от 
меня.
      А. Я. БУЛГАКОВ -- К. Я. БУЛГАКОВУ, 19 февр. 1831 г.  Рус. Арх..  1902, I, 
54.

      Пушкин был обвенчан с Гончаровой в церкви Святого Вознесения. День его 
рождения был тоже в самый праздник Вознесения господня. Обстоятельство это он не 
приписывал одной случайности. Важнейшие события в его жизни, по собственному его 
признанию, все совпадали с днем Вознесения.
      П. В. АННЕНКОВ.  Материалы.  306.

      Пушкин жил в Москве после свадьбы на Арбате в доме Хитровой во втором 
этаже. Этот дом сохранился до настоящего времени, теперь его номер 53; это 
двухэтажный дом, второй от угла Денежного переулка в сторону Арбатских ворот.
      А. А. ЛАПИН. Книга воспоминаний о Пушкине.  Изд. "Мир",  1931, стр. 13.

      Н. Н. Пушкина сама сказала княгине Вяземской, что муж ее в первый же день 
брака, как встал с постели, так и не видал ее. К нему пришли приятели, с 
которыми он до того заговорился, что забыл про жену и пришел к ней только к 
обеду. Она очутилась одна в чужом доме и заливалась слезами.
      П. И. БАРТЕНЕВ со слов кн. В. Ф. ВЯЗЕМСКОЙ.  Рус Арх..  1888, II, 307.

      Вчера на бале у Щербининой встретил Пушкина. Он очень мне обрадовался. 
Свадьба его была 18-го, т. е. в прошлую среду. Он познакомил меня с своею женою, 
и я от нее без ума. Прелесть как хороша. Сегодня вечером еду к ним.
      А. И. КОШЕЛЕВ -- кн. В. Ф. ОДОЕВСКОМУ, из Москвы, 21 февр. 1831 г.  Рус. 
Стар.,  1904, т. 118 стр. 206.

      На Пушкина всклепали уже какие-то стишки на женитьбу: полагаю, что не мог 
он их написать неделю после венца; не помню их твердо, но вот а peu pres//почти 
дословно  (фр.) // смысл:
      Хочешь быть учтив -- поклонись,
      Хочешь поднять -- нагнись;
      Хочешь быть в раю -- молись,
      Хочешь быть в аду -- женись!
      как-то эдак<1. Он, кажется, очень ухаживает за молодою женою и напоминает 
при ней Вулкана с Венерою.
      А. Я. БУЛГАКОВ -- К. Я. БУЛГАКОВУ, 23 февр. 1831 г.  Рус. Арх.,  1902, I, 
54.

      <1Ср. в черновых набросках "Египетских ночей". "Но главною неприятностью 
платится мой приятель: приписывание множества чужих сочинений, как-то... о 
женитьбе, в котором так остроумно сказано, что, коли хочешь быть умен -- учись, 
коли хочешь быть в аду -- женись".  В. Е. Якушкин. Рукописи Пушкина, хранящ. в 
Румянцевском Музее. Рус. Стар., 1884, т. 44, стр. 533.

      Я женат -- и счастлив. Одно желание мое, -- чтоб ничего в жизни моей не 
изменилось: лучшего не дождусь. Это состояние для меня так ново, что, кажется, я 
переродился.
      ПУШКИН -- ПЛЕТНЕВУ, 24 февр. 1831 г., из Москвы.

      Пушкин славный задал вчера бал. И он, и она прекрасно угощали гостей 
своих. Она прелестна, и они, как два голубка. Дай бог, чтобы всегда так 
продолжалось. Много все танцовали, и так как общество было небольшое, то я также 
потанцовал по просьбе прекрасной хозяйки, которая сама меня ангажировала, и по 
приказанию старика Юсупова: "и я бы танцовал, если бы у меня были силы", -- 
говорил он. Ужин был славный; всем казалось странным, что у Пушкина, который жил 
все по трактирам, такое вдруг завелось хозяйство. Мы уехали почти в три часа. 
Была вьюга и холод.
      А. Я. БУЛГАКОВ -- К. Я. БУЛГАКОВУ, 28 февр. 1831 г.  Рус. Арх.,  1902, I, 
56.

      Веселья у нас очень много, балы и театр всякой день у всех, Пушкина автора 
свадьба была, и у них бал, и у Лазарева, и у общева жениха у Пашкова, катанья 
молодых.
      ВАРВ. БАРАНОВА -- зятю своему П. С. и дочери ПРАСКОВЬЕ ШИШКИНЫМ, 28 
февраля 1831 г., из Москвы.  Из архива Евг. Ник. Опочинина (неизд.).

      Молодые Пушкины, до переезда весною в Царское Село, жили со дня свадьбы во 
втором ярусе большого дома ( Хитровой -- Переп.,  II, 231) на Арбате, между 
церквами Николы в Плотниках и Св. Троицы. Отец позволил Пушкину заложить в 
Опекунском Совете Нижегородскую деревню. Из полученных денег (до 40 тыс.) он 
заплатил долги свои и, живучи около трех месяцев в Москве, до того истратился, 
что пришлось ему заложить у еврея Веера женины бриллианты, которые потом и не 
были выкуплены.
      П. И. БАРТЕНЕВ со слов П. В. НАЩОКИНА,  Рус. Арх.,  1902, I, 56.

      Теща Пушкина, заложив бриллианты и изумруды, предоставила их Пушкину с 
женой с тем, чтобы они их. выкупили. А г. Бартенев в "Рус. Арх." 1902 г. 
уверяет, будто их заложил сам Пушкин.
      П. А. ЕФРЕМОВ. Соч. Пушкина, изд. 1903 г., т. VII, стр. 443.

      Была я у них в Москве, стояли тогда у Смоленской божьей матери, каменный 
двухэтажный дом... Посмотри, говорит, Марья, вот моя жена! Вынесли мне это 
показать ее работу, шелком, надо быть, мелко-мелко, четвероугольчатое, вот как 
то окно.
      МАРЬЯ ФЕДОРОВНА, крестьянка с-ца Захарова.  Москвитянин,  1851, • 9 -- 10, 
стр. 32.

      Марья с особенным чувством вспоминает о Пушкине, рассказывает о его 
доброте, о подарках ей, когда она прихаживала к нему в Москву.
      С. П. ШЕВЫРЕВ.  Л. Майков,  324.

      Пушкин радовался, как ребенок, моему приезду, оставил меня обедать у себя 
и чрезвычайно мило познакомил меня со своею пригожею женою. Не воображайте 
однако же, чтоб это было что-нибудь необыкновенное. Пушкина -- беленькая, 
чистенькая девочка с правильными чертами и лукавыми глазами, как у любой 
гризетки. Видно, что она неловка еще и неразвязна; а все-таки московщина 
отражается на ней довольно заметно. Что у ней нет вкуса, это было видно по 
безобразному ее наряду; что у нее нет ни опрятности, ни порядка, -- о том 
свидетельствовали запачканные салфетки и скатерть и расстройство мебели и 
посуды.
      В. И. ТУМАНСКИЙ -- С. Г. ТУМАНСКОЙ, из Орла, 16 марта 1831 г.  
Стихотворения и письма.  СПб., 1912, стр. 310.

      Месяц, а может и больше, после его свадьбы, пошла я как-то утром к 
Иверской, а оттуда в город, по площади пробираюсь. Гляжу, богатейшая карета, 
новенькая, четвернею едет мне навстречу. Я было свернула в сторону, только слышу 
громко кто-то мне из кареты кричит: "Радость моя, Таня, здорово!" Обернулась я, 
а это Пушкин, окно спустил, высунулся в него сам и оттуда мне ручкой поцелуй 
посылает... А подле него красавица писаная -- жена сидит, голубая на ней шуба 
бархатная, -- глядит на меня, улыбается.
      ЦЫГАНКА ТАНЯ (ТАТЬЯНА ДЕМЬЯНОВНА) в передаче Б. МАРКЕВИЧА.  Соч. Б. М. 
Маркевича,  т. XI, стр. 136.

      Наталья Ивановна была очень довольна. Она полюбила Пушкина, слушалась его. 
Он с нею обращался, как с ребенком. Может быть, она сознательнее и крепче любила 
его, чем сама жена. Но раз у них был крупный разговор, и Пушкин чуть не выгнал 
ее из дому. Она вздумала чересчур заботиться о спасении души своей дочери. У 
Пушкиных она никогда не жила.
      Кн. Е. А. ДОЛГОРУКОВА по записи БАРТЕНЕВА.  Рассказы о П-не,  64.

      Хлопоты и затруднения этого месяца, который у нас не мог быть назван 
медовым, до сих пор мешали мне написать вам.
      ПУШКИН -- ЕЛ. МИХ. ХИТРОВО, 26 марта 1831 г., из Москвы.  Письма Пушкина к 
Хитрово,  18  (фр.).

      В Москве остаться я никак не намерен; причины тому тебе известны, и каждый 
день новые прибывают. После Святой отправляюсь в Петербург. Знаешь ли что? мне 
мочи нет, хотелось бы к вам не доехать, а остановиться в Царск. Селе. Мысль 
благословенная! Лето и осень таким образом провел бы я в уединении 
вдохновительном, вблизи столицы, в кругу милых воспоминаний и тому подобных 
удобностей. А дома, вероятно, ныне там недороги; гусаров нет, двора нет -- 
квартер пустых много. С тобою, душа моя, виделся бы всякую неделю, с Жук. также. 
Петербург под боком, жизнь дешевая, экипажа не нужно. Чего, кажется, лучше? 
Подумай об этом на досуге, да и перешли мне свое решение. Благодаря отца моего, 
который дал мне способ получить 38.000 р.,  я  женился и обзавелся кой-как 
хозяйством, не входя в частные долги. На мою тещу и деда жены моей надеяться 
плохо, частью от того, что их дела расстроены, частью и от того, что на слова 
надеяться не должно. По крайней мере, с своей стороны я поступил честно и более 
нежели бескорыстно. Не хвалюсь и не жалуюсь, ибо женка моя -- прелесть не по 
одной наружности, и не считаю пожертвованием того, что должен был я сделать.
      ПУШКИН -- П. А. ПЛЕТНЕВУ, 26 марта 1831 г., из Москвы.

      Ради Бога найми мне фатерку в Царском Селе -- нас будет: мы двое, 3 или 4 
человека да 3 бабы. Фатерка чем дешевле, тем разумеется лучше, но ведь 200 
рублей лишних нас не разорят. Садика нам не будет нужно, ибо под боком будет у 
нас садище, а нужна кухня, да сарай, вот и все.
      ПУШКИН -- П. А. ПЛЕТНЕВУ, первая половина апр. 1831 г., из Москвы.

       (Во время польского восстания)  Погодину явилась мысль написать о правах 
России на Литву и послать к Бенкендорфу. К апрелю 1831 года статья эта, под 
заглавием "Исторические размышления об отношениях Польши к России", была уже 
готова. Вместе с этим он написал разбор "Истории государства польского" Бандтке. 
В это время Пушкин еще находился в Москве. Когда он выслушал эти статьи, то 
пришел от них в восторг и сказал Погодину: "Никто так не тревожит души моей 
кроме вас", и сам прочел Погодину свои повести.
      Н. П. БАРСУКОВ.  Жизнь и труды М. П. Погодина, кн. третья,  стр. 271.

      Пушкин что-то замолк, женясь... Говорят, жена его красавица, и сумасброд 
так отзывается: я женился, чтобы иметь дома свою Мадонну!
      П. М. де-РОБЕРТИ -- Ф. Н. ГЛИНКЕ, 8 апр. 1831 года, из Москвы  П-н и его 
совр-ки,  XVII -- XVIII, 265.

      С тех пор, как он женился, это совсем другой человек, -- положительный, 
рассудительный, обожающий свою жену. Она достойна этой метаморфозы... Когда я 
встречаю его рядом с его прекрасною супругою, он мне невольно напоминает портрет 
того маленького животного, очень умного и смышленого, которое ты угадаешь без 
того, чтоб мне его назвать.
      Е. Е. КАШКИНА -- своей кузине П. А. ОСИПОВОЙ, 25 апр. 1831 г.  П-н и его 
совр-ки,  I, 65  (фр.).

      Пушкин не любил стоять рядом со своею женою и шутя говаривал, что ему 
подле нее быть унизительно: так мал был он в сравнении с нею ростом.
      П. И. БАРТЕНЕВ со слов кн. В. Ф, ВЯЗЕМСКОЙ.  Рус. Арх.,  1888, II, 311.

      5 мая 1831 года. К Пушкину, прочел ему "Петра"  (новая трагедия Погодина).  
Хвалит, но не так живо, как "Марфу".
      М. П. ПОГОДИН. Дневник.  П-н и его совр-ки,  XXIII -- XXIV, 114.

      Впоследствии Погодин вспоминал, что во время этого чтения Пушкин сделал 
ему следующую поправку. Расстрига-протопоп Иаков, осуждая действия Петра, 
говорит о захваченных им церковных деньгах:
      И не избегнет кары он, в аду
      Истлеет грешник. Всякая копейка
      Церковная падет горячим  углем
      На голову его в последний день.
      "Каплей, каплей", -- воскликнул Пушкин, вскочив и потирая руки. Это была 
любимая его привычка, -- так выражал он свое удовольствие, когда находил 
выражение более точное.
      Н. П. БАРАКОВ.  Жизнь и труды М. П. Погодина,  кн. III, изд. 2, стр. 253.

      Пушкин очень доволен  (октавами Шевырева),  но, решительно не любя Тасса, 
умоляет тебя приняться за Данта. "Мне надо написать к нему умное и большое 
письмо, -- говорит он, -- но кочевой я так не привык еще к оседлой жизни, что не 
знаю, как и когда приниматься за дело".
      М. П. ПОГОДИН -- С. П. ШЕВЫРЕВУ, 11 мая 1831 г., из Москвы.  Рус. Арх.,  
1882, III, стр. 185.

      Я был вынужден оставить Москву во избежание всяких дрязг, которые в конце 
концов могли бы нарушить более чем одно мое спокойствие; меня изображали моей 
жене, как человека ненавистного, жадного, презренного ростовщика; ей говорили: с 
вашей стороны глупо позволять мужу и т. п. Сознайтесь, что это значит 
проповедывать развод. Жена не может, сохраняя приличие, выслушивать, что ее муж 
-- презренный человек, и обязанность моей жены подчиняться тому, что я себе 
позволяю. Не женщине в 18 лет управлять мужчиною 32 лет. Я представил 
доказательства терпения и деликатности; но, по-видимому, я только напрасно 
трудился. Я люблю собственное спокойствие и сумею его обеспечить. При моем 
отъезде из Москвы, вы не сочли нужным говорить со мною о делах; вы предпочли 
отшутиться насчет возможности развода или чего-нибудь в этом роде.
      ПУШКИН -- Н. И. ГОНЧАРОВОЙ (теще), 26 июня 1831 г., из Царского Села  
(фр.).

      Пушкин, получив из Опекунского Совета до 40 тыс., сыграл свадьбу и весною 
1831 г., отъезжая в Петербург, уже нуждался в деньгах, так что Нащокин помогал 
ему в переговорах с закладчиком Веером.
      П. И. БАРТЕНЕВ со слов П, В. НАЩОКИНА.  Девятнадцатый век,  I, 384.

       Секретно.  Живущий в Пречистенской части отставной чиновник 10 класса 
Александр Сергеев Пушкин вчерашнего числа получил из части свидетельство на 
выезд из Москвы в Санкт-Петербург вместе с женою своею, а как он состоит под 
секретным надзором, то я долгом поставляю представить о сем вашему 
высокоблагородию.
      Полицмейстер МИЛЛЕР в рапорте и. д. моск. обер-полицмейстера, 15 мая 1831 
г.  Красн. Арх.,  т. 37, стр. 242.

      Приехали мы благополучно в Демутов трактир и на днях отправляемся в 
Царское Село, где мой домик еще не меблирован.
      ПУШКИН -- П. В. НАЩОКИНУ, конец мая 1831 г., из Петербурга.

      Я была очень счастлива свидеться с нашим общим другом. Я нахожу, что он 
много выиграл в умственном отношении и относительно разговора. Жена очень хороша 
и кажется безобидной.
      ЕЛ. МИХ. ХИТРОВО -- кн. П. А. ВЯЗЕМСКОМУ, 21 мая 1831 г.  Собр. соч. кн. 
П. П. Вяземского,  531.

      Пушкин к нам приехал, к нашей большой радости. Я нахожу, что он в этот раз 
еще любезнее. Мне кажется, что я в уме его отмечаю серьезный отпечаток, который 
ему и подходящ. Жена его прекрасное создание, но это меланхолическое и тихое 
выражение похоже на предчувствие несчастия. Физиономия мужа и жены не 
предсказывают ни спокойствия, ни тихой радости в будущем: у Пушкина видны все 
порывы страстей; у жены вся меланхолия отречения от себя. Впрочем, я видела эту 
красивую женщину всего только один раз.
      Графиня Д. Ф. ФИКЕЛЬМОН -- кн. П. А. ВЯЗЕМСКОМУ, из Петербурга, 25 мая 
1831 г.  Соч. кн. П. П. Вяземского,  532.

      В Петербурге Пушкин остановился, по обыкновению, в Демутовом трактире. 
Довольно долгое время употребил он на выбор и приискание себе дачи. Не желая 
тратить денег на временный наем квартиры в городе, он переехал с супругой своей 
в Царское Село из Демутова трактира.
      П. В. АННЕНКОВ.  Материалы,  307.

      Я живу в Царском Селе в доме Китаевой на большой дороге.
      ПУШКИН -- ВЯЗЕМСКОМУ, 1 июня 1831 г.

      Летом 1831 г. Пушкин жил  (в Царском)  в доме Китаева. Китаев в 20 гг. был 
придворным лакеем; он умер в том же году, в котором Пушкин жил на его даче. 
Наследники Китаева впоследствии слегка расширили дом пристройками. Удалось 
установить, что этот дом принадлежит в настоящее время вдове д. с. с. Ивановой. 
Он находится на углу Колпинской и Кузминской ул. (Колпинская, 2). На 
противоположном углу теперь находится Святотроицкая санатория, а в 1831 г. дом 
этот, как теперь удалось установить, принадлежал семье Олениных  (известного А. 
Н. Оленина)...  С. Н. Вильгковскому недавно удалось найти в архиве 
царскосельского дворцового управления чертежи и рисунки дома Китаева до 
перестройки и после нее. Перестройка заключалась в том, что с обеих сторон фасад 
дома был увеличен на два окна, а четыре колонны в середине дома были заменены 
галереей; таким образом был испорчен типический "ампир" александровской эпохи. 
Но все эти перестройки не слишком нарушили общий наружный вид дома: сравнивая 
рисунок 30-х гг. с тем, что мы видим в настоящее время, сразу узнаешь "дом 
Китаева". Внутреннее расположение комнат осталось, разумеется, тоже прежним.
      И.-P. Дом Пушкина в Царском Селе.  Рус. Ведом.,  1910, • 232.

      Теперь кажется все уладил и стану жить потихоньку без тещи, без экипажа, 
следственно, без больших расходов и без сплетень.
      ПУШКИН -- П. В. НАЩОКИНУ, 1 июня 1831 г., из Царского Села.

      Мой брат и его жена проведут лето в Царском Селе... Они в восхищении друг 
от друга; моя невестка -- очень очаровательная, хорошенькая, красивая и 
остроумная, к тому же и очень славная.
      О. С. ПАВЛИЩЕВА (сестра П-на) -- мужу, 4 июня 1831 г.  П-н и его совр-ки,  
XV, 67  (фр.).

      Мы здесь живем тихо и весело, будто в глуши деревенской; насилу до нас и 
вести доходят.
      ПУШКИН -- П. В. НАЩОКИНУ, 11 июня 1831 г., из Царского Села.

      В 1831 г., когда Пушкин, женившись, проводил лето в Царском Селе, он 
посетил лицей. Никогда не забуду восторга, с которым мы его приняли.. Как всегда 
водилось, когда приезжал кто-нибудь из наших "дедов", мы его окружали всем 
курсом и гурьбой провожали по всему лицею. Обращение его с нами было совершенно 
простое, как со старыми знакомыми; на каждый вопрос он отвечал приветливо, с 
участием расспрашивал о нашем быте, показывал нам свою бывшую комнату и 
передавал подробности о памятных ему местах. После мы не раз встречали его 
гуляющим в царскосельском саду, то с женою, то с Жуковским.
      Я. К. ГРОТ. П-н, его лицейские товарищи и наставники, 45.

      Княгиня Вера Фед. Вяземская рассказывала, как в первые месяцы супружеской 
жизни напугал Пушкин молодую жену свою, ушедши гулять и возвратившись домой 
только на третьи сутки: оказалось, что он встретился с дворцовыми ламповщиками, 
которые отвозили из Царского Села на починку в Петербург подсвечники и лампы, 
разговорился с ними и добрался до Петербурга, где и заночевал.
      П. И. БАРТЕНЕВ.  Рус. Арх., 1899,  III, 616.

      В 1831 г. один знакомый встретил Пушкина в Петербурге на улице задумчивого 
и озабоченного. -- "Что с вами?" "Все читаю газеты". -- "Так что же?" -- "Да 
разве вы не понимаете, что теперешние обстоятельства чуть ли не так же важны, 
как в 1812 году?" -- отвечал Пушкин,
      П. И. БАРТЕНЕВ.  Девятнадцатый век,  I, 386.

      Здесь холера, т. е. в П. Б_ а Царское Село оцеплено. Жду дороговизны, и 
скупость наследственная и благоприобретенная во мне тревожится. О делах жены 
моей не имею никаких известий, и дедушка и теща отмалчиваются, и рады, что бог 
послал их Ташеньке муженька такого смирного.
      ПУШКИН -- П. В. НАЩОКИНУ, вторая половина июня 1831 г., из Царского Села.

      Холера прижала нас, и в Ц. Селе оказалась дороговизна. Я здесь без экипажа 
и без пирожного, а деньги все-таки уходят. Вообрази, что со дня нашего отъезда я 
выпил одну только бутылку шампанского, и ту не вдруг. Жена тебе очень кланяется. 
-- Шитье ее для тебя остановилось за неимением черного шелка. Все холера 
виновата.
      ПУШКИН -- П. В. НАЩОКИНУ, 26 июня 1831 г., из Царского Села.

      Отец мой горюет у меня в соседстве, в Павловском; вообще довольно скучно.
      ПУШКИН -- кн. П. А. ВЯЗЕМСКОМУ, 3 июля 1831 года, из Царского Села.

      Моя невестка очаровательна, она заслуживала бы иметь мужем более милого 
парня, чем Александр, который, при всем уважении моем к его шедеврам, стал 
раздражителен, как беременная женщина; он написал мне письмо такое нахальное и 
глупое, что пусть меня похоронят живою, если оно когда-нибудь дойдет до 
потомства, хотя, по-видимому, он питал эту надежду, судя по старанию, которое он 
приложил к тому, чтоб письмо до меня дошло.
      О. С. ПАВЛИЩЕВА (сестра поэта) -- мужу своему Н. И. ПАВЛИЩЕВУ, 9 июля 1831  
г. П-н и его совр-ки,  XV, 76  (фр.).

      В роде бояр Пушкиных с незапамятных времен хранилась металлическая ладанка 
с довольно грубо гравированным на ней всевидящим оком и наглухо заключенной в 
ней частицей ризы господней. Она -- обязательное достояние старшего сына, и ему 
вменяется в обязанность 10 июля, в день праздника положения ризы, служить перед 
этой святыней молебен. Пушкин всю свою жизнь это исполнял и завещал жене 
соблюдать то же самое, а когда наступит время, вручить ее старшему сыну, взяв с 
него обещание никогда не уклоняться от семейного обета.
      А. П. АРАПОВА (дочь Н. Н. ПУШКИНОЙ-ЛАНСКОЙ от второго брака). 
Воспоминания.  Новое Время,  1908, • 11425.

      Двор приехал, и Царское Село закипело и превратилось в столицу.
      ПУШКИН -- П. А. ПЛЕТНЕВУ, вторая половина июля 1831 г., из Царского Села.

      Я все к тебе собираюсь, да боюсь карантинов. Ныне никак нельзя, пускаясь в 
дорогу, быть уверенным во времени проезда. Вместо трехдневной езды того и гляди 
что высидишь три недели в карантине; шутка! В Царском Селе все тихо; но около 
такая каша, что боже упаси. Нынче осенью займусь литературой, а зимой зароюсь в 
архивы, куда вход дозволен мне царем. Царь со мною очень милостив и любезен. 
Того и гляди, попаду во временщики.
      ПУШКИН -- П. В. НАЩОКИНУ, 21 июля 1831 г., из Царского Села.

      (22 июля 1831 г.). -- Весь двор в восторге от Наташи, императрица хочет, 
чтобы она к ней явилась, и назначит день, когда надо будет прийти.
      (25 -- 26 июля). -- Император и императрица встретили Наташу с 
Александром, они остановились поговорить с ними, и императрица сказала Наташе, 
что она очень рада с нею познакомиться, и тысячу других милых и любезных вещей. 
И вот она теперь принуждена, совсем того не желая, появиться при дворе.
      Н. О. ПУШКИНА -- О. С. ПАВЛИЩЕВОЙ, из Павловска.  Литер. Наследство,  т. 
16 -- 18, стр. 778 -- 779.

      В. Д. Комовский 16 октября 1931 г. пишет, что государь велел Пушкину 
написать историю Петра Великого и рассказывает по этому поводу даже, как это 
случилось. Пушкин встретился с государем в царскосельском саду и на предложенный 
вопрос: "почему он не служит?" отвечал: -- "Я готов, но кроме литературной 
службы не знаю никакой". Тогда государь приказал ему сослужить службу -- 
написать историю Петра Великого.
      Д. Н. САДОВНИКОВ. Отзывы о Пушкине.  Ист. Вестн.,  1883, • 12,553.

      Опять хандришь! Эй, смотри: хандра хуже холеры, одна убивает только тело, 
другая убивает душу. Дельвиг умер, Молчанов умер, погоди -- умрет и Жуковский, 
умрем и мы. Но жизнь все еще богата; мы встретим еще новых знакомцев, новые 
созреют нам друзья, дочь у тебя будет рости, вырастет невестой, мы будем старые 
хрычи, жены наши -- старые хрычовки, а детки будут славные, молодые, веселые 
ребята, мальчики станут повесничать, а девчонки -- сентиментальничать, а нам и 
любо. Вздор, душа моя; не хандри -- холера на днях пройдет, были бы мы живы, 
будем когда-нибудь и веселы. Кстати скажу тебе новость (но да останется это, по 
многим причинам, между нами): Царь взял меня на службу, но не в канцелярскую или 
придворную, или военную -- нет, он дал мне жалование, открыл мне архивы, с тем, 
чтобы я рылся там и ничего не делал. Это очень мило с его стороны, не правда ли? 
Он сказал Puisque il est marie et qu`il n`est pas riche, il faut faire aller sa 
marmite  (так как он женат и не богат, то нужно позаботиться, чтоб у него была 
каша в горшке).  Ей богу, он очень со мною мил.
      ПУШКИН -- П. А. Плетневу, 22 июля 1831 г., из Царского Села.

      В Царскосельском саду, около самого спуска без ступеней, было в том году 
излюбленное царскосельскою публикою местечко, что-то вроде каменной террасы, 
обставленной чугунными стульями, куда по вечерам тамошний beau monde//высший 
свет  (фр.). // собирался посидеть и послушать музыку. В один прекрасный день на 
этой террасе собралось так много народу, что даже не достало стульев двум 
пожилым дамам. Я, как девочка вежливая, приученная всегда услуживать старшим, 
сейчас же сбегала в сад, захватила там еще такие два стула и подала их барыням. 
Папенька  (гр. Ф. П. Толстой)  с Пушкиным в это время стояли недалеко от террасы 
и о чем-то разговаривали. Вдруг А. Серг. схватил отца моего за руку и громко 
воскликнул; -- "Граф, видели вы, что девочка сделала?" -- "Что она сделала?" -- 
"Да вот такие два чугунные стула подхватила, как два перышка, и отнесла на 
террасу". Папенька позвал меня и представил Пушкину; я ему сделала книксен и с 
удивлением стала смотреть на страшной длины ногти на его мизинцах. -- "Очень 
приятно познакомиться, барышня, -- крепко пожимая мне руку, смеясь, сказал Ал. 
Серг-ч: -- а который вам год?" -- Тринадцать, -- ответила я. -- "Удивительно!" И 
они оба с папенькой начали взвешивать на руке тяжелые чугунные стулья, потом 
заставили меня еще раз поднять их. -- "Удивительно!" -- повторил Пушкин. -- 
Такая сила мужчине в пору. Поздравляю вас, граф, это у вас растет Илья-Муромец".
      М. Ф. КАМЕНСКАЯ. Воспоминания.  Истор. Вестн.,  1894, июль, 40.

      По-моему, неоцененный бюст Пушкина вылеплен юным скульптором Теребеневым, 
тем самым, который впоследствии изукрасил Эрмитаж своими кариатидами и статуями 
великих художников. Теребенев как-то особенно поймал в этом бюсте тип и 
выражение лица Пушкина; он точно такой, каким я его помню в Царском Селе во 
время нашего с ним первого знакомства.
      М. Ф. КАМЕНСКАЯ. Воспоминания.  Ист. Вестн.  1894, X, 54.

      Летом 1831 г. в Царском Селе многие ходили нарочно смотреть на Пушкина, 
как он гулял под руку с женою, обыкновенно около озера. Она бывала в белом 
платье, в круглой шляпе, и на плечах свитая по-тогдашнему красная шаль.
      АРК. ОС. РОССЕТ.  Рус. Арх.,  1882, I, 245.

      Пушкин мой сосед, и мы видаемся с ним часто. Женка его очень милое 
творение, И он с нею мне весьма нравится. Я более и более за него радуюсь тому, 
что он женат, И душа, и жизнь, и поэзия в выигрыше.
      В. А. ЖУКОВСКИЙ -- П. А. ВЯЗЕМСКОМУ и А. И. ТУРГЕНЕВУ, в конце июля -- 
начале августа, из Царского Села.  Письма Жуковского к А. И. Тургеневу.  М_ 
1895, стр. 256.

      Когда мы жили в Царском Селе, Пушкин каждое утро ходил купаться, после чая 
ложился у себя в комнате и начинал писать<1. По утрам я заходила к нему. Жена 
его так уж и знала, что я не к ней иду. -- "Ведь ты не ко мне, а к мужу пришла, 
ну, и пойди к нему". -- Конечно, не к тебе, а к мужу. Пошли узнать, можно ли 
войти. -- "Можно". С мокрыми, курчавыми волосами лежит, бывало, Пушкин в 
коричневом сюртуке на диване. На полу вокруг книги, у него в руках карандаш. -- 
"А я вам приготовил кой-что прочесть", -- говорит. -- "Ну, читайте". Пушкин 
начинал читать (в это время он сочинял все сказки), Я делала ему замечания, он 
отмечал и был очень доволен. Читал стихи он плохо. Жена его ревновала ко мне. 
Сколько раз я ей говорила: -- "Что ты ревнуешь ко мне? Право, мне все равны: и 
Жуковский, и Пушкин, и Плетнев, -- разве ты не видишь, что ни я не влюблена в 
него, ни он в меня". -- "Я это хорошо вижу, -- говорит, -- да мне досадно, что 
ему с тобой весело, а со мной он зевает".
      Когда сердце бьется от радости, то, по словам Пушкина оно:
      То так,
      То пятак,
      То денежка!
      Этими словами он хотел выразить биение и тревогу сердца.
      Раз я созналась Пушкину, что мало читаю. Он мне говорит: -- "Послушайте, 
скажу и я вам по секрету, что я читать терпеть не могу, многого не читал, о чем 
говорю. Чужой ум меня стесняет".
      А. О. СМИРНОВА по записи Я. П. ПОЛОНСКОГО.  Гол. Минувшего,  1917, • 11, 
155.

      <1В журнале очевидная опечатка:  потеть.

      Пушкин жил в доме Китаева, придворного камер-фурьера. В столовой красный 
диван, обитый кретоном, два кресла, шесть стульев, овальный стол и ломберный, 
накрываемый для обеда. Хотя летом у нас бывал придворный обед, довольно хороший, 
я все же любила обедать у Пушкиных. У них подавали зеленый суп с крутыми яйцами, 
рубленые большие котлеты со шпинатом или щавелем и на десерт варенье из белого 
крыжовника.
      А. О. СМИРНОВА. Автобиография, 328.

      Наталья Николаевна сидела обыкновенно за книгою внизу. Пушкина кабинет был 
наверху, и он тотчас нас зазывал к себе. Кабинет поэта был в порядке. На большом 
круглом столе, перед диваном, находились бумаги и тетради, часто несшитые, 
простая чернильница и перья; на столике графин с водой, лед и банка с 
кружевниковым вареньем, его любимым. (Он привык в Кишиневе к дульчецам.) Волоса 
его обыкновенно еще были мокры после утренней ванны и вились на висках; книги 
лежали на полу и на всех полках. В этой простой комнате, без гардин, была 
невыносимая жара; но он это любил, сидел в сюртуке, без галстуха. Тут он писал, 
ходил по комнате, пил воду, болтал с нами, выходил на балкон и прибирал всякую 
чепуху насчет своей соседки графини Ламберт. Иногда читал нам отрывки своих 
сказок и очень серьезно спрашивал нашего мнения. Он восхищался заглавием одной: 
"Поп -- толоконный лоб и служитель его Балда". "Это так дома можно, -- говорил 
он, -- а ведь цензура не пропустит!" Он говорил часто: "Ваша критика, мои милые, 
лучше всех; вы просто говорите: этот стих нехорош, мне не нравится". Вечером, в 
5 или 6 часов, он с женой ходил гулять вокруг озера или я заезжала на дрожках за 
его женою; иногда и он садился на перекладину верхом, и тогда был необыкновенно 
весел и забавен. У него была неистощимая mobilite de l`esprit  (подвижность 
ума).  В семь часов Жуковский с Пушкиным заходили ко мне; если случалось, что 
меня дома нет, я их заставала в комфортабельной беседе с моими девушками. -- 
"Марья Савельевна у вас аристократка; а Саша друг мой, из Архангельска, чистая 
демократка. Никого ни в грош не ставит". Они заливались смехом, когда она 
Пушкину говорила: -- "Да что мне, что вы стихи пишете, -- дело самое пустое! Вот 
Василий Андреевич  (Жуковский)  гораздо почтеннее вас". -- "А вот за то, Саша, я 
тебе напишу стихи, что ты так умно рассуждаешь". И точно, он ей раз принес 
стихи, в которых говорилось, что
      Архангельская Саша
      Живет у другой Саши.
      Стихи были довольно длинны и пропали у нее (стр. 1877 -- 1878).
      Когда разговорились о Шатобриане, помню, он говорил: из всего, что он 
написал, только одна вещь понравилась мне. Хотите, я вам ее напишу в ваш 
альбом?. "Если бы я мог еще верить в счастье, я бы искал его в монотонности 
житейских привычек" (стр. 1882).
      А. О. СМИРНОВА (РОССЕТ). Воспоминания,  Рус. Арх.,  1871.

      Пушкин мне сказал:
      -- Придворные лакеи прозвали ее "фрейлинка Россет". Я с нею и с женой 
катались в парных дрожках, которые называли ботиками. Я сидел на перекладных и 
пел им песню, божусь тебе, не моего сочинения;
      Царь наш немец русский...
      Царствует он где же?
      Всякий день в манеже.
      Школы все -- в казармы.
      Судьи все -- жандармы.
      А Закревский, баба,
      Управляет в Або,
      А другая баба
      Начальником штаба.
       (Стих. К. Рылеева.)
      И эти стихи не мои:
      Россия вспрянет ото сна,
      И на обломках самовласть
      Напишут наши имена.
      Н. Д. КИСЕЛЕВ по записи А. О. СМИРНОВОЙ.  Смирнова.  Автобиография. 208.

      Пушкин был ревнив и страстно любил жену свою, что нисколько, однако, не 
мешало ему иногда скучать в ее присутствии. Она его не понимала и, конечно, 
светские успехи его ставила выше литературных. Раз А. О. Смирнова посетила его 
на даче, -- в то время, как он писал свои сказки. По ее словам, Пушкин любил 
писать карандашом, лежа на диване и каждый исписанный им лист опуская па пол. 
Раз у ней зашла речь с Пушкиным об его стихотворении: "Подъезжая под Ижоры". -- 
"Мне это стихотворение не нравится, -- сказала ему Смирнова, -- оно выступает 
как бы подбоченившись". Пушкину это понравилось, и он много смеялся. Когда затем 
Смирнова сошла вниз к жене его, Наталья Николаевна сказала ей: "Вот какая ты 
счастливая, -- я тебе завидую. Когда ты приходишь к моему мужу, он весел и 
смеется, а при мне зевает".
      Я. П. ПОЛОНСКИЙ. Кое-что о Пушкине. Cosmopolis, 1898, март, 201.

      Раз, когда Пушкин читал моей матери стихотворение, которое она должна была 
в тот же вечер передать государю, жена Пушкина воскликнула: "Господи, до чего ты 
мне надоел со своими стихами, Пушкин!" Он сделал вид, что не понял, и отвечал: 
"извини, этих ты не знаешь: я не читал их при тебе". -- "Эти ли, другие ли, все 
равно. Ты вообще надоел мне своими стихами". Несколько смущенный, поэт сказал 
моей матери, которая кусала себе губы от вмешательства: "Натали еще совсем 
ребенок. У нее невозможная откровенность малых ребят". Он передал стихи моей 
матери, не дочитав их, и переменил разговор. В Царскосельском театре затевался 
спектакль, и мать моя сообщила Пушкиной, что она получит приглашение. Это 
привело ее в лучшее настроение, и она сказала моей матери: -- "Пожалуйста, 
продолжайте чтение. Я вижу, что ему этого очень хочется. А я пойду посмотрю мои 
платья. Вы зайдите ко мне потом, чтоб сказать, что мне лучше надеть для 
спектакля?"
      О. Н. СМИРНОВА.  Записки А. О. Смирновой,  I, 181.

      27-го июля, в 7-м часу вечера, я шел к знакомому, жившему во дворце. Я 
пошел парком. Не сделал я двадцати шагов, как вышел из-за деревьев на ту же 
дорогу человек среднего роста, с толстой палкой в руке. Он шел мне навстречу 
скоро, большими шагами. Хотя он был еще далеко от меня, но по походке и 
бакенбардам нетрудно было узнать в нем Александра Сергеевича. Я решился подойти 
к нему. За несколько шагов, сняв фуражку, я сказал ему взволнованным голосом: 
"Извините, что я вас останавливаю, Александр Сергеевич: но я внук вам по лицею, 
желаю вам представиться". -- "Очень рад, -- отвечал он, улыбнувшись и взяв меня 
за руку, -- очень рад", -- Непритворное радушие видно было в его улыбке и 
глазах. Я сказал ему свою фамилию. "Ну, что у вас делается в лицее? Если вы не 
боитесь усталости, -- прибавил он, -- то пойдемте со мной". Мы пошли так же 
скоро и теми же большими шагами. Я не чувствовал ни прежнего волнения, ни 
прежней боязни. При всей своей славе Александр Сергеевич был удивительно прост в 
обхождении. Гордости, важности, резкого тона не было в нем ни тени, оттого и 
нельзя было не полюбить его искренно с первой же минуты. Из парка мы перешли в 
большой сад. -- "Ну, а литература у вас процветает?" -- спросил он. -- "Что ваш 
сад и ваши палисадники? А памятник в саду вы поддерживаете? Видаетесь ли вы с 
вашими старшими? Выпускают ли теперь из лицея в военную службу? Есть ли между 
вами желающие? Какие теперь у вас профессора? Прибавляется ли ваша библиотека? У 
кого она теперь на руках?" На эти вопросы Александра Сергеевича я едва успевал 
отвечать. В свою очередь мне ужасно хотелось расспросить его об нем самом, но он 
решительно не давал мне времени и, конечно, делал это не без намерения. Я 
понимал, что ему не о чем было более говорить с 17-летним юношею, как об его 
заведении, но в этом-то и было все мое горе. Многие расставленные по саду 
часовые ему вытягивались, и если он замечал их, то кивал им головою. Когда я 
спросил: "отчего они ему вытягиваются?", то он отвечал: "право, не знаю; разве 
потому, что я с палкой". Обойд


я кругом озера, он сказал: "Вы раскраснелись, кажется, устали?" -- "Это не от 
усталости, а от эмоции и удовольствия итти с вами". Он улыбнулся и протянул мне 
руку.
      П. И. МИЛЛЕР. Встреча с Пушкиным.  Рус. Арх.  1902, III, 232 -- 234.

      Я часто здесь вижу Пушкина. Он премило живет с своей премиленькой женой, 
любит ее, ласкает и совсем не бесчинствует.
      А. В. ВЕНЕВИТИНОВ -- М. П. ПОГОДИНУ, 28 июля 1831 г., из Царского Села,  
Литературн. Наследство,  т. 16 -- 18, стр. 710.

      Пушкин, живший в Царском Селе, близ Китайского домика, полюбил молодого 
гусара  (графа Васильева)  и частенько утром, когда он возвращался с ученья 
домой, зазывал к себе, шутил, смеялся, рассказывал или сам слушал рассказы о 
новостях дня. Однажды в жаркий летний день граф Васильев, зайдя к нему, застал 
его чуть не в прародительском костюме. "Ну, уж извините, -- засмеялся поэт, 
пожимая ему руку, -- жара стоит африканская, а у нас там, в Африке, ходят в 
таких костюмах".
      П. К. МАРТЬЯНОВ со слов графа А. В. ВАСИЛЬЕВА. Новые сведения о 
Лермонтове.  Истор. Вестн.,  1892, т. 50, стр. 384.

      Граф А. В. Васильев сказывал, что, служа в 1831 г. в лейб-гусарах, однажды 
летом он возвращался часу в четвертом утра в Царское Село, и, когда проезжал 
мимо дома Китаева, Пушкин зазвал его в раскрытое окно к себе. Граф Васильев 
нашел поэта за письменным столом в халате, но без сорочки (так он привык, живучи 
на юге). Пушкин писал тогда свое послание "Клеветникам России" и сказал молодому 
графу, что пишет по желанию государя.
      П. И. БАРТЕНЕВ.  Рус. Арх.,  II, 516,

      Когда Пушкин написал эту оду  ("Клеветникам России"),  он прежде всего 
прочел ее нам.
      Имп. АЛЕКСАНДР II. Е. Д. Из воспоминаний об имп. Ал. II.  Журн. "Ученик",  
1911, • 45, стр. 1087. Цит. по  Броке -- Ефр.,  т. VI, 410.

      Карантины превратили эти 24 версты  (от Петербурга до Царского Села)  в 
дорогу от Петербурга до Камчатки. Знаете ли, что я узнал на днях только, что  
э...  но вы не поверите мне, назовете меня суевером, -- что всему этому виною не 
кто другой, как враг честного креста церквей господних и всего огражденного 
святым знамением. Это черт надел на себя зеленый мундир с гербовыми пуговицами, 
привесил к боку остроконечную шпагу и стал карантинным надзирателем. Но Пушкин, 
как ангел святой, не побоялся сего рогатого чиновника, как дух пронесся его мимо 
и во мгновение ока очутился в Петербурге, на Вознесенском проспекте, и воззвал 
голосом трубным ко мне, лепившемуся по низменному тротуару, под высокими домами. 
Это была радостная минута; она уже прошла. Это случилось 8 августа.
      Н. В. ГОГОЛЬ -- В. А. ЖУКОВСКОМУ, 10 сентября 1831 г.  Письма Гоголя, ред. 
Шенрока,  т. I, 188,

      Пушкина видел я в 1831 г., вместе с его молодою красавицею-женою, в саду 
Александровского дворца, в Царском Селе. Он тогда провел там все лето по случаю 
свирепствовавшей в Петербурге холеры. Однажды он вез оттуда жене своей в подарок 
дорогую турецкую шаль: ее в карантине окурили и всю искололи. Мне, после этой 
единственной встречи с Пушкиным, навсегда остались памятны: его проницательный 
взгляд, его кудрявые волосы и его необыкновенно длинные руки.
      Бар. Ф. А. БЮЛЕР.  Рус. Арх.,  1872, 202,

      Моя невестка очаровательна; она вызывает удивление в Царском, и 
императрица хочет, чтоб она была при дворе. Она от этого в отчаянии, потому что 
неглупа; я не то хотела сказать: хотя она вовсе не глупа, она еще немножко 
робка, но это пройдет, и она, красивая, молодая и любезная женщина, поладит и со 
двором, и с императрицей. Но зато Александр, я думаю, на седьмом небе... 
Физически они -- две полные противоположности: Вулкан и Венера, Кирик и Улита и 
т.д., и т.д.
      О. С. ПАВЛИЩЕВА -- мужу, от середины августа 1831 г.  П-н и его совр-ки,  
XV, 83  (фр.).

      Однажды Пушкин, гуляя по Царскому Селу, встретил коляску, вмещавшую в себе 
ни более ни менее, как Николая Павловича. Царь приказал остановиться и, подозвав 
к себе Пушкина, потолковал с ним о том о сем очень ласково. Пушкин прямо с 
прогулки приходит к Смирновой. -- "Что с вами?" -- спросила Смирнова, 
всматриваясь в его лицо. Пушкин рассказал ей про встречу и прибавил: "Чорт 
возьми, почувствовал подлость во всех жилах" . Я это услышал от самой Смирновой.
      И. С. АКСАКОВ -- Н. С. СОХАНСКОЙ-КОХАНОВСКОЙ.  Н. Барсуков,  XIX, 409.

      Дома у меня произошла перемена министерства. Бюджет Алекс. Григорьева 
оказался ошибочен; я потребовал счетов; заседание было столь же бурное, как и 
то, в коем уничтожен был Иван Григорьев; вследствии сего Алекс. Григорьев сдал 
министерство Василию (за коим блохи другого роду). Забыл я тебе сказать, что 
Алекс. Григорьев при отставке получил от меня в виде аттестата плюху, за что он 
было вздумал произвести возмущение и явился ко мне с военною силою, т. е. 
квартальным; но это обратилось ему же во вред, ибо лавочники, проведав обо всем, 
засадили было его в яму, от коей по своему великодушию избавил я его. Теща моя 
не унимается; ее не переменяет ничто, ni le temps, ni l`absence, ni des lieux la 
longueur. //ни время, ни разлука, ни дальность расстояния  (фр.). //
      ПУШКИН -- П. В. НАЩОКИНУ, 3 сент. 1831 г., из Царского Села.

      Мы большие друзья с Александром и особенно с его женою, но я не хочу жить 
у них, потому что их образ жизни противоречит моим привычкам... Она была 
представлена императрице, которая от нее в восхищении.
      О. С. ПАВЛИЩЕВА -- Н. И. ПАВЛИЩЕВУ, 4 сент. 1831 г.  П-н и его совр-ки,  
XV, 89.

      Александр приехал ко мне вчера, в среду, из Царского; весел, как медный 
грош, забавлял меня остротами, уморительно передразнивал Архарову, Ноденов, 
причем не забыл представить и "дражайшего"  (отца).
      О. С. ПАВЛИЩЕВА -- мужу, 10 сент. 1831 г.  Л. Павлищев,  260.

      15 сент. 1831 г. ...в той атмосфере невидимые силы нашептывают мысли, 
суждения, вдохновения, чувства. Будь у нас гласность печати, никогда Жуковский 
не подумал бы, Пушкин не осмелился бы воспеть победу Паскевича. Во-первых, 
потому что этот род восторгов -- анахронизм... Во-вторых, потому что курам 
насмех быть вне себя от изумления, видя, что льву удалось, наконец, наложить 
лапу на мышь.
       22 сент. --  Пушкин в стихах своих  Клеветникам России  кажет им шиш из 
кармана. Он знает, что они не прочтут стихов его, следовательно, и отвечать не 
будут на  вопросы,  на которые отвечать было бы очень легко, даже самому 
Пушкину. За что  возрождающейся Европе  любить нас?.. Мне также уже надоели эти 
географические фанфаронады наши  "От Перми до Тавриды"  и проч. Что же тут 
хорошего, чему радоваться и чем хвастаться, что у нас от  мысли  до  мысли  пять 
тысяч верст... "Вы грозны на словах, попробуйте на деле"... Зачем же говорить 
нелепости и еще против совести и более всего без пользы ?
      Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ. Старая записная книжка.  Полн. собр. соч.,  т. IX, 
стр.158.

      Вы -- нервны... Г-н Нащокин говорил мне, что вы изумительно ленивы.
      П. Я. ЧААДАЕВ -- ПУШКИНУ, 18 сент. 1831 г.  Соч. и письма Чаадаева, под 
ред. М. Гершензона.  М., 1914, т. 1, 163, 166  (фр.).

      На прошедшей неделе мы обедали в Английском клобе с Чаадаевым, а после мы 
и заспорили и крепко о достоинстве стихов Пушкина и других, кои здесь во всю 
неделю читались всеми, -- "На взятие Варшавы" и "Послание клеветникам России". 
Мы немного нападали на Чаадаева за его мнение о стихах... Александр Пушкин точно 
сделан биографом Петра I и с хорошим окладом.
      А. И. ТУРГЕНЕВ -- Н. И. ТУРГЕНЕВУ, 26 сент. 1831 г., из Москвы.  Журн. 
Мин. нар. просв.,  1913, март, стр. 21.

      Барон Бухгольц пересылал твои письма ко мне в Царское Село Александру  
(Пушкину),  а этот передавал их мне, когда ему заблагорассудится, а иногда не 
передавал вовсе, и я подозреваю, -- прости меня, господи, -- что он ими п......л 
себе з......у, -- конечно, по рассеянности.
      О. С. ПАВЛИЩЕВА -- мужу Н. И. ПАВЛИЩЕВУ, 6 окт. 1831 г., из Петербурга.  
Пушкин и его совр-ки,  XV, 93  (фр.).

      Мне совестно быть неаккуратным, но я совершенно расстроился: женясь, я 
думал издерживать втрое против прежнего, вышло вдесятеро. В Москве говорят, что 
я получаю 10.000 жалования, но я покамест не вижу ни полушки; если буду получать 
и 4.000, так и то слава богу.
      ПУШКИН -- П. В. НАЩОКИНУ, из Царского Села, 7 окт. 1831 г.

      Вскоре по выходе повестей Белкина  (серед. октября 1831 г.)  я на минуту 
зашел к Александру Сергеевичу; они лежали у него на столе. Я и не подозревал, 
что автор их -- он сам. -- "Какие это повести? И кто этот Белкин?" -- спросил я, 
заглядывая в книгу -- "Кто бы он там ни был, а писать повести надо вот этак: 
просто, коротко и ясно".
      П. И. МИЛЛЕР. Встреча с Пушкиным.  Рус. Арх.,  1902, III, 234.

      Праздновали на квартире Яковлева (в казенном доме, на Литейной). 
Собрались: Илличевский, Корнилов, Стевен, Комовский, Данзас, Корф; Пушкина не 
было потому только, что  (тщательно зачеркнуто:  не хотел до 19 октября 
увидеться с кем-либо из лицейских товарищей первого выпуска) не нашел квартиры.
      ПРОТОКОЛ ПРАЗДНОВАНИЯ ЛИЦЕЙСКОЙ ГОДОВЩИНЫ (19 октября),  П-н и его совр-
ки,  XIII, 50.

Первая
<<<<<: >>>>>:

---

новости мира::Поисковичёк:: Магазин рунета:: Базар в рунете:: Софт Ру:: Блог ЖЖ:: Анекдоты:: Миничат

сайт построен на хостинге Агава - лучшие цены, лучшее качество

Хостинг от uCoz